СТЕРЕГУЩИЙ БАРЖУ (часть III)
ЕГОРЫЧ
Весна — удивительное время года!
Её приближение чувствуется, когда в ещё холодном февральском воздухе появляется еле уловимый особый запах — запах весны.
Матушка-природа просыпается от зимней спячки, и каждая клеточка нашего организма чувствует, что пришла весна. И все невзгоды, и серость, и холод пережитой зимы уходят на задний план, и, пробудившись ото сна, мы снова готовы дышать полной грудью, и с новыми силами бросаемся в горнило жизненных передряг.
Именно весной, в самом начале марта, пережив болезнь и исцелившись от тяжёлого недуга, я вновь оказался в строю.
Моё появление было воспринято нашим «спетым» и «спитым» коллективом с особым одобрением. Всё-таки какой-никакой, а свой, родной юнга!
На водной станции вовсю шли приготовления к предстоящей навигации — отбивали ржавчину, грунтовали, красили, зачищали и шлифовали. Словом, изголодавшись по работе, катерники с удовольствием отдавались любимому занятию — подготовке к спуску на воду своих посудин.
К катерникам присоединились яхтсмены, коих на водной станции было великое множество.
Таким образом, наша водная станция стала походить на огромный муравейник, где каждый муравей знал, а главное — добросовестно, без лишних вопросов, выполнял свою работу.
В один из таких прекрасных мартовских дней на водной станции появился Александр Егорович Стаценко, который впоследствии стал известен на нашей станции как дед Егорыч.
На станцию он пришёл наудачу — искать работу, связанную с морем.
Я стал невольным свидетелем его разговора с нашим начальником в штабном вагончике, куда я зашёл по какой-то очередной надобности.
Из невольно подслушанного мной разговора я понял, что старик пришёл искать место на катере. Он сетовал на то, что всю сознательную жизнь проработал на рыбодобывающем флоте и теперь, находясь на заслуженном отдыхе, не находит себе места на берегу. Переговорив с начальником, он ушёл восвояси.
Однако спустя неделю после появления старика на водной станции Юра вернулся от шефа и сообщил мне о том, что в наших рядах намечается пополнение.
Речь шла о механике, которым на наш борт был назначен тот самый Александр Егорович.
Егорыча мы встретили без особого энтузиазма.
Оно и понятно, ведь у нас не было абсолютного никакого желания работать вместе со стариком-маразматиком. Да и какой прок может быть от немощного старика?
Однако на поверку Егорыч оказался крепким орешком!
Представьте себе 70-летнего старика с душой 15-летнего юноши!
Вот таким удивительным, я бы даже сказал, уникальным человеком и был наш Егорыч.
Прибыв на самоходку, он первым делом спустился в машинное отделение, чтобы осмотреть дизель.
Поначалу мы подумали, что старик старается создать первое впечатление о себе — пустить нам пыль в глаза. Но, внимательно понаблюдав за его действиями, мы вдруг поняли, что с этого момента нашей размеренной жизни на барже пришёл конец.
Этот человек, несмотря на его почтенные годы, обладал огромной внутренней энергетикой. С его приходом мы дружно принялись приводить старушку-баржу в надлежащий порядок.
Егорыч отлично разбирался абсолютно во всех устройствах и механизмах и был, что называется, на все руки мастер. С его помощью мы привели в порядок машинное отделение, отремонтировали дизель, наладили гидравлику. Когда с механической частью было покончено, Егорыч принялся плести гаши (петли) на швартовных канатах, и я с большим удовольствием обучался у него этому ремеслу.
Время от времени Егорыч рассказывал о себе.
Оказалось, что во время Великой Отечественной войны он окончил судоводительские курсы, но к моменту выпуска война уже закончилась, и молодой штурман отправился поднимать народное хозяйство — добывать рыбу для страны.
На пенсию Егорыч вышел в должности старшего помощника капитана.
Егорыч знал множество морских баек и мог их «травить» часами.
В особенности мне запомнилась байка «про якорь».
В память об Егорыче я перескажу в своём повествовании эту замечательную байку.
Дело было так. На одном из рыболовецких судов во время стоянки на рейде был утерян якорь. Как известно, якорей на судне два — левый и правый.
В тот момент, когда обнаружилась утрата правого якоря, смекалистый старпом решил скрыть сей факт от капитана. А посему судовому плотнику он поручил втайне от капитана изготовить якорь, как вы думаете из чего?
Из пенопласта! Плотник был мастером на все руки и за соответствующее вознаграждение в виде ящика водки изготовил точную копию утерянного якоря. Якорь он сработал из пенопласта и окрасил чернью таким образом, чтобы визуально его нельзя было отличить от оригинала. После чего силами палубной команды якорь был водружён на своё штатное место — в правый клюз (отверстие в носовой части судна для якоря). Старпом таким образом надеялся скрыть утерю якоря от капитана и намеревался тем временем по приходу в порт раздобыть настоящий якорь.
Однако, не дойдя до порта назначения из-за сильного шторма, судно было вынуждено укрыться в близлежащей бухте. Когда судно зашло в бухту, капитан отдал приказ становиться на оба якоря. Каково же было его удивление, когда после отдачи правого якоря третий помощник капитана доложил по радиосвязи с бака: «Правый якорь всплыл!»
У капитана случился сердечный приступ, а старпому пришлось списаться с судна сразу же по приходу в порт…
Кроме того, Егорыч в совершенстве обладал искусством выражаться крепким словцом.
А проще говоря, он крыл матом почём зря, да так, что иной раз шокировал всех присутствующих. Правда, мат у него получался особенный, и я бы даже сказал, красивый.
Ведь далеко не секрет, что нецензурной бранью выражаются практически все моряки, только большинство делает это довольно грубо и неумело. А вот обложить «по матушке», да так, чтобы человек всё моментально осознал и при этом не затаил обиды, умеют, увы, немногие.
Егорыч относился как раз к той категории моряков, к которой обычно относят морских боцманов. Ведь боцман на флоте как сержант в армии.
В его непосредственном подчинении находится вся палубная команда, а руководить матросами без мата — невозможно. И делать это нужно грамотно: с чувством, толком, расстановкой. Иначе затаят матросики обиду и выбросят обидчика при первом же удобном случае за борт. Словом, если кроешь по матери, то делай это виртуозно, чтобы комар носу не подточил!
Егорыч знал тысячи присказок, причём главным персонажем этих присказок был, как ни странно, волк.
Почему именно волк, мы могли лишь догадываться…
К примеру, существует же выражение — «морской волк».
Очевидно, это выражение пошло с тех далёких времён, когда на морях и океанах заправляли пираты.
На водной станции наш Егорыч стал притчей во языцех.
Когда во время ремонта у нас чего-то недоставало, Егорыч отправлялся на поиски отсутствующей детали и обязательно её добывал.
Его можно было увидеть в различных уголках водной станции, где он вёл оживлённые беседы с катерниками и яхтсменами.
Внешность у Егорыч была весьма колоритной.
Он носил тельник под офицерской рубахой, а на седой как лунь голове у него красовалось лихо надвинутое набекрень кепи. На пальцах у него были татуировки в виде якорьков, и когда он с кем-нибудь вёл беседу, то обязательно распускал пальцы веером. Делал он это не нарочито, а совершенно естественно, словно родился с этим жестом. Стакан он держал так же — в распущенных пальцах. И было что-то трогательное в том, когда Егорыч поднимал стакан с водкой — водка в стакане колыхалась, а на фалангах его пальцев весело приплясывали синие якорьки!
Свой первый рейс с Егорычем мы сделали на полуостров Песчаный, который расположен на противоположной стороне Амурского залива.
В тот день стояла замечательная погода — был полный штиль, и тёплое весеннее солнышко пригревало старушку-самоходку. У шефа был день рождения, и по этому случаю наша баржа на время превратилась в небольшой круизный лайнер.
На борту у нас находились пассажиры, в числе которых был сам шеф, его секретарша и парочка заместителей. Наш доблестный экипаж, как вы уже догадались, невольно попал в число приглашённых гостей.
В процессе движения на Песчаный мы выпивали за здоровье именинника и закусывали разносолами, которые заботливая секретарша сервировала для нас в ходовой рубке.
Достигнув полуострова, мы высадились на берег и продолжили пикник на лоне природы.
Нужно ли говорить, что когда наступило время возвращаться обратно, то среди всей честной компании, включая наш доблестный экипаж, не было ни одного трезвого человека. Впрочем, самым трезвым был всё-таки я, так как по молодости лет постеснялся выпить лишнего при начальнике.
Юра, вверив управление судном Егорычу, удалился обсуждать с шефом и его замами какие-то рабочие вопросы, связанные с нашим предстоящим ремонтом в Сидеми.
Я стоял у штурвала и правил на водную станцию.
И вдруг в стекло иллюминатора я разглядел, как Егорыч нежно обнимает нашу милашку-секретаршу и что-то нашёптывает ей на ушко, при этом она мило улыбалась ему в ответ.
Честно говоря, я не ожидал от старика такой прыти! Вот уж поистине говорят: седина в бороду — бес в ребро! Однако, пофлиртовав с секретаршей, наш старик-разбойник как ни в чём не бывало вернулся в рубку и принял у меня штурвал.
— Эх, хороша волчица! — крякнул Егорыч, заходя в рубку. — Вот только стар я уже для этих дел!
— Ну ты, Егорыч, и даёшь! — воскликнул я. — Все мужики вповалку лежат, а ты до сих пор на ногах, да ещё и к девкам пристаёшь!
— Спокойно, юнга! Мы ещё и не такое вытворяли на сейнере!
— Да ладно — откуда у вас там женщины?
— Баб, конечно, у нас на борту не было, но когда мы с путины в колхоз возвращались, вот там-то цельный гарем был!
— Слушай, а как же мы швартоваться-то будем? — испуганно спросил я.
— Спокойно, юнга! Я на спор за десять ящиков водки швартовал свой сейнер на полном ходу! Так то — сейнер, а тут — баржа. Что ж, по-твоему, я с сейнером справлялся, а с баржой не справлюсь?
Я промолчал, а про себя подумал: «Будь что будет, может, и вправду сможет пришвартоваться. Всё равно больше некому это сделать, так что тут без вариантов».
Баржа медленно заползла в ковш водной станции.
Егорыч лихо развернул баржу и аккуратно подошёл к пирсу, включил реверс, и баржа встала на месте как вкопанная.
Я готов был аплодировать ему, ведь манёвр был выполнен поистине мастерски.
— Заводи концы, юнга! — выкрикнул он, высунувшись из рубки.
Когда со швартовкой было покончено, мы высадили пассажиров. На берегу их ожидала служебная «Волга».
Когда начальство отбыло, Егорыч убрал со стола всё лишнее, оставив при этом только бутылку водки и парочку малосольных огурцов. После чего он молча разлил водку по трём стаканам, таким образом, чтобы стаканы оказались наполненными до самых краёв.
— Смотри, юнга, и учись, пока я жив! — и с этими словами он в один присест выкушал стакан водки, потом крякнул и опал, как озимые.
Мы с Юрой молча переглянулись, взяли свои стаканы и тоже осушили их до дна. После чего Юра взял со стола огурец и молча протянул его мне. Я закусил и одобрительно кивнул в сторону спящего Егорыча:
— А всё-таки красавец наш дед, правда?!
Юра утвердительно кивнул, подошёл к Егорычу, подложил ему под голову подушку и накрыл его сверху одеялом.
— Вот теперь красавчик! Пусть отдыхает, надо будет бабке его позвонить, чтобы не беспокоилась.
После чего он погасил свет в рубке, и мы отправились по домам.
В автобусе, который вёз меня домой, было тепло и уютно, отчего глаза мои мгновенно сомкнулись, и я увидел удивительный сон, в котором Егорыч, молодой и красивый, стоял на капитанском мостике сейнера в морском кителе и капитанской фуражке. Сейнер уверенно приближался к причалу. А на причале его встречали прекрасные девушки, которые приветствовали Егорыча взмахами платков и посылали в сторону сейнера воздушные поцелуи.
Неподалёку от встречающих наигрывал марш духовой оркестр, а рядом с оркестром, выстроившись в ряд и вытянувшись по струнке, стояли официанты в белых рубахах и чёрных бабочках. Каждый из них держал на вытянутой руке поднос, на котором мелодично позвякивали наполненные до краёв стаканы с водкой.
Фото из архива автора: Александр Егорович Стаценко - старший механик с/б "ВОСТОК-35"/ДВВИМУ. Единственное сохранившееся фото легендарного Егорыча(!)