СТЕРЕГУЩИЙ БАРЖУ (часть III)
ХОЛОДНАЯ ЗИМА 90-ГО
Сезон рыбалки подошёл к концу. А вместе с ним подошла к концу и навигация.
Баржа стояла на приколе у пирса — ходить было некуда, да и незачем.
Начальник нашей водной станции проявил великодушие и выделил нам целый 40-футовый контейнер на своей территории, куда мы стали складировать разного рода принадлежности и запчасти для нашей самоходки.
Здесь же, в контейнере, мы хранили селёдку. Рыбы было столь много, что, снабдив шефа, а также всех своих родственников и знакомых селёдкой, мы решили сделать запасы на предстоящую зиму. Прокоптив рыбу кустарным способом, мы разложили её по картонным мешкам, которые Юра загодя достал по великому блату у своих знакомых в рыбном порту.
На водной станции вовсю шла работа по подготовке к зиме. Из воды на берег вытаскивали катера и яхты. У своих причалов остались зимовать только ВРД да наша самоходка.
Когда все приготовления к зиме были окончены, экипажи катеров поступили в полное распоряжение начальника водной станции.
Поначалу начальник пытался придумать для нас хоть какую-нибудь работу, но все его попытки привлечь катерников к общественно-полезному труду так и не увенчались успехом. И в самом деле, чем можно заняться на водной станции зимой, когда за окнами тёплого вагончика бушует ураганный ветер?
В итоге он распорядился каждое утро собираться всем экипажам в штабном вагончике.
Сей процесс напоминал мне утреннюю поверку в нашей славной мореходке.
Начальник каждое утро отмечал у себя в журнале присутствующих на рабочем месте, после чего мы всем скопом пили чай и играли в покер и подкидного.
Когда выпадал снег, мы брали в руки лопаты и с особым усердием расчищали его, прокладывая тропинки к своим катерам.
По пятницам на водной станции проходили общие собрания, которые, как правило, заканчивались распитием разного рода спиртных напитков.
Пили много и крепко. Излюбленным местом наших возлияний стал флагманский катер с гордым названием «Антей».
Экипаж «Антея» состоял из капитана катера, которого величали Олегом Ивановичем, и механика, которого официально звали Пашей, а за глаза называли Красномордым.
Такое прозвище Паша получил из-за своего лица, которое постоянно имело сизый цвет.
Когда у нас не хватало денег на водку, сии доблестные мужи извлекали на свет медицинский спирт, который хранился как неприкосновенный запас на борту «Антея».
Спирт разбавляли обычной питьевой водой и, не дожидаясь окончания реакции, выпивали.
Безобразий мы не чинили, а ежели и перебирали с выпивкой, что нередко случалось, то оставались на ночлег тут же — на борту «Антея».
Однажды начальник собрал всех нас в вагончике и сообщил нам о том, что весь коллектив водной станции в полном составе направляется на похороны…
Да, да, именно на похороны!
Речь шла о похоронах бабушки, которая когда-то работала в нашем училище.
Поскольку для организации церемонии похорон потребовались люди, и не просто люди, а здоровые мужики, то председатель училищного профсоюза обратился к нашему начальнику с просьбой о помощи в этом деле.
Таким образом, из нашего коллектива была сформирована похоронная команда.
Честно признаюсь, что я с детства питаю страх к мрачному ритуалу похорон.
Ещё мальчишкой, слоняясь по улице и завидев издалека похоронную процессию, сопровождаемую звуками духового оркестра, я старался перейти на другую сторону улицы и оказаться подальше от траурного шествия.
Доселе мне не доводилось присутствовать на похоронах, как говорится, бог миловал!
И вдруг, совершенно неожиданно, явно не по своей воле, я становлюсь членом похоронной команды со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Изначально нас планировали задействовать только на одних похоронах, однако вышло несколько иначе.
Первым делом похоронили бабулю, после чего через неделю умер её дед, которого мы тоже похоронили, причём рядом с ней.
Потом стали умирать другие ветераны, и нас, не особо церемонясь, отправляли их хоронить.
Зима в том году была холодной, морозы стояли лютые, и после возвращения с кладбища мы крепко пили на поминках, чтобы разогреть застывшую на морозе кровь и снять накопившийся стресс.
Когда наконец закончилась похоронная эпопея и мы облегчённо вздохнули, начальник придумал для нас новую работу…
Работа, которую нам предстояло на сей раз выполнить, была связана с событием, о котором судачили во всех уголках нашего славного училища.
Дело в том, что в Польше, в городе Щецине, со стапелей должен был сойти трёхмачтовый фрегат по имени «Надежда». Сие учебное судно строилось специально для курсантов нашего училища по заказу тогдашнего Министерства морского флота СССР.
Начальник водной станции получил указание от своего вышестоящего руководства — составить карту глубин прилегающей к водной станции гавани. Карта потребовалась для сооружения волнолома и пирса, к которому предполагалось швартовать «Надежду».
Таким образом, в один из морозных февральских дней начальник сообщил нам, что поручает новое, чрезвычайно ответственное задание.
Перед экипажем нашей баржи была поставлена задача — промерить глубины в гавани при помощи ручного лота.
А знаете ли вы, что представляет из себя ручной лот?
Парусное учебное судно «Надежда»
Эта такая верёвка с грузилом и кожаными марками различной формы, которые расположены на расстоянии 20 см друг от друга.
Так вот, нам нужно было, облачившись в тулупы и валенки, вооружившись ледобуром и ручным лотом, бурить по всему периметру гавани, прилегающей к водной станции, лунки и промерять лотом глубины. Причём лунки нужно было бурить в определённой последовательности.
Мы распределили обязанности: я, как юнга, был отправлен непосредственно на акваторию с ледобуром и лотом, а Юра должен был оформить на большом листе ватмана результаты наших промеров. В помощь мне начальник выделил одного их своих вахтёров.
Целую неделю мы бурили лунки и промеряли глубины.
Наша работа напоминала мне работу полярников, дрейфующих на льдине в условиях вечной мерзлоты. Преодолевая лютый мороз и ураганный ветер, мы всё бурили и бурили лунки, опуская в них лотлинь и записывая стынущими от мороза руками измеренные глубины.
К концу недели работа была успешно завершена, и я получил от начальника станции отгулы на предстоящую неделю. Однако отдохнуть мне так и не удалось…
Все выходные я пролежал с сильным жаром в постели, а в понедельник был госпитализирован с диагнозом «пневмония».
Говорят, что жизнь пройти — не поле перейти.
Рано или поздно многое приходится испытать на собственной шкуре.
В детстве я никогда серьёзно не болел, во всяком случае, до стационара дело не доходило.
Больниц я боялся не меньше, чем похорон. И, конечно, больше всего боялся туда угодить.
Мальчишкой я старался обойти стороной эти мрачные серые постройки, которые стояли особняком на окраине города. От этих построек как-то по-особенному веяло холодом.
До сих пор не могу понять, почему больницы в России больше походят на тюрьмы, чем на лечебные учреждения?
Однако и на сей раз мне повезло. Больница, в которую меня направили, находилась в пригороде и походила больше на пансионат или, скажем, на санаторий-профилакторий.
Корпуса были хоть и старые, но вполне чистые и ухоженные.
Одним словом, ведомственное медицинское учреждение, а ведомство по тем временам было весьма небедным — Министерство морского флота! И больница имела соответствующее название — Бассейновая.
Словом, поправлял я своё загубленное во льдах Амурского залива здоровье без малого полтора месяца. А когда наконец поправил, в город пришла весна.