(Продолжение)
НОВЫЙ ГОРОДОК В КАРАЕВИЧАХ
Мызы олицетворяли Несинскую волость. Нигде более их в таком количестве не найдешь, рассматривая статистический отчет о землевладельцах Лепельского уезда. Старшина Карл Шумский перечислил все семнадцать!
По Википедии, мыза – это «отдельно стоящая усадьба с хозяйством, а по-другому, поместье», характерное для северо-западных регионов. Можно вспомнить Сарскую мызу, ныне – город Пушкин, бывшее Царское Село.
Викисловарь сравнивает мызу с хутором, что более наглядно, и тоже называет усадьбой.
Проступает прибалтийский подтекст. Сказывалось влияние Инфлянтии?
Но в чем отличие? Наряду с мызами в отчете за 1891 год ряд других поместных названий. Усадеб, например, не менее 30. А были еще фольварки, да и застенок отмечался, не говоря уже о деревнях.
За разъяснением я обратился к ученому, кандидату исторических наук Вячеславу Носевичу.
- Как же разобраться в столь разнообразном «ассортименте»?
- В Белой Руси сплошь и рядом усадьбы принадлежали крестьянам и представляли собой отдельно стоящие хозяйства, - пояснил он, - то, что мы обычно именуем хутором. А собственниками мыз выступали помещики – хозяева панских дворов. Во всяком случае, мне неизвестно, когда мыза принадлежала бы крестьянину (если это не был двор, проданный помещиком разбогатевшему мужику).
Похоже, что мыза как разновидность недвижимости появилась в петровские времена. Во всяком случае, в XVII веке, показывает инвентарь Несино за 1684 год, она не упоминалась. А к 1891 году настолько вошла в обиход, что заполонила статистический отчет Карла Шумского. Даже центр волости назывался так. Причем, принципы определения смешались, переплелись. Мыза Чересова, например, принадлежала крестьянам-католикам, а три усадьбы Залесье – как дворянам, так и крестьянам-православным.
Ясно, что новые времена – это новые термины, новый круг собственников. Претенденты расплодились, и правила поменялись.
А Караевичи держали марку «усадебности». Там доминировал уклад, помеченный исконностью - вечевым собранием, коллегиальной формой управления, и это отражалось во внешнем облике.
«Деревня очень разбросанная, занимает большую площадь», - поделился впечатлениями Владимир Шушкевич, посетив Караевичи.
Большинство жителей составляли общество крестьян-собственников. Но был и единственный на волость застенок – им пользовался Петр Плиговка: по люстрационному акту, причем его принадлежность указывалась в приложении к тому же Караевичскому крестьянскому обществу.
Влияние волны, наступавшей с запада, вовлекало людей в иной оборот. Пример должностного лица Великого княжества Литовского канцлера Сапеги, разбогатевшего за счет Нового Лепеля, поощряло подданных. Воздействие «боленских панов», крепивших свое будущее за счет капитала, было необратимым, и последствия проявлялись.
Когда сегодня сравниваешь городскую квартиру с сельской усадьбой, то разница ощутима. Самостоятельный сельский житель богаче и свободнее. Мы, заключенные в изолированные железобетонные "домохозяйства" - послушные "рабы" обстоятельств, имея один квадратный метр "своей" земли в многоэтажном доме. Нас можно обкладывать коммунальными платежами и драть три шкуры, повышая стоимость продуктов и накачивая страну вооружением, что очень выгодно капиталу.
Потому и плодились панские дворы, богатея за счет неимущих. Караевичи держались, но избежать засилья не могли. Берега покорялись в первую очередь, и одна из мыз объявилась в Заозерье (сразу за озером «Корадинец»), вблизи Уллы. Там господствовал дворянин Яншфельд с сестрами. А единственной караевичской мызой владела жена надворного советника Шелепинова. По данным за 1891 год, ее двор включал не только усадьбы Лащино, Прудок и Маланка, но и Новый Городок.
(Продолжение следует)
На снимке: особняк вблизи Караевич сегодня. Фото Владимира Шушкевича.
06.06/22