Павлуша осматривается. Он в городе, в центре. Вокруг высоко, громко, а еще – жарко. Суетный летний день. Машины катаются, реже – грузовики. Павлуше грузовики нравятся больше всего. Если он будет весь день себя вести так, чтобы мама не расстраивалась и не злилась, наверное, получится ее уговорить зайти в детский. Покажет ей один недорогой (вроде бы недорогой) грузовичок с конфетой. «Вот такой бы мне очень хотелось. Жаль, что у меня нет такого». Мамочка посмотрит на Павлушу устало, но все же по-доброму, вздохнет и скажет: «Ладно, бери да пойдем». Вот! Вот прямо такой грузовик, как проехал только что!
— Паша, не зевай! — прикрикивает мама. — Чуть на дорогу не выскочил!
Павлуша кивает. Понятно, конечно. Конечно, понятно! И не собирался он ни на какую дорогу. Просто засмотрелся. Мама говорит, уже сама себе, что жара какая-то «пидес»? «Пизес»? Потом смотрит на Павлушу и понимает, что сказал вслух. Видимо, что-то плохое сказала. Стискивает губы в узкую полоску. Стыдно, наверное. Нужно запомнить слово. «Жара пи-дец»? Вот, так, наверно, правильно.
Жара правда пидец, но вокруг столько всего – есть, на что отвлечься ребенку. Мимо идет другой малыш с мамой. Показал язык Павлуше. Надеюсь тебе машинку сегодня не купят. И никогда больше не купят. Или ты попадешь под машину и будет тебе… Нет, лучше пусть просто не купят. Плохие мысли покидают голову Павлуши.
Мама тянет две сумки, по лбу у нее катятся капельки, платье на спине потемнело. Усталая и недовольная. Он ее другой уже и не помнит. Павлуша сам не знал, чего это они так много накупили. Какую-то одежду ему на лето, маме что-то надеть. А шипучий лимонад в ларьке не купили, хотя он в такой красивой бутылочке был.
— Так, Павлик. Я сейчас сюда зайду быстро. Ты вот встань под козырек. Ага, так поменьше припекать будет. Вот сумки наши, постой и никуда не уходи. Ни шагу. Понятно, солнце?
Ну, понятно, а чего же. Уже не маленький. Мама знала, что Павлуша парень ответственный. Если бы мы ее спросил, она бы и много другого сказала, что он зевает вечно, переходя дорогу, не очень внимательный к тому, что происходит вокруг. Но она так же сказала бы, что, когда она его серьезно о чем-то просит, он слышит и делает. Ну а сам-то Павлуша и вовсе считает себя умницей без страха и упрека.
Мама заходит в магазин с непонятным названием. Павлуша и русские буквы пока читает не вдруг. А тут другие. Кажется, из других стран буквы. Стоит он недалеко от двери, под навесом. Идет тетя с пёсиком. Смешной такой! И нет шерсти! Куда же она делась? Они с мальчиком встречаются глазами. Песик сообщает, что жить ему тяжело, а без шерсти так и вовсе. Зачем-то хозяйка сбрила. Она хорошая, хозяйка-тётушка, просто зачем-то сбрила шерсть ему. Впрочем, недолго ему уже лапы мять, уже скоро ляжет где-нибудь в чуланчике, в квартире, да и всё, уснет крепко-крепко, навсегда. Но всего этого рассказа Павлуша, конечно, не расслышал и не понял. Поймал только грустный и извиняющийся взгляд маленького песика-старичка. Тяжело дыша, тот семенил своими короткими смешными лапками, поспевал за хозяйкой.
— Па-влу-ша! — сильный мужской голос зовет. Очень добрый. Не узнать невозможно. Всё в Павлуше радуется от него. Папа!
Смотрит вокруг, где же папа. А, вон он! В теньке стоит. Арка, а он в глубине, в самой тени. Машет, улыбается.
Павлуша, глянув на сумки – никуда же не денутся – бросается к папе.
— Папа! — подбегает, и обнимает папу за пояс. Папа присаживается и окружает Павлушу сильными руками. Пахнет от него как всегда – ни с чем не сравнимо, по-родному. Приятно. Может не так сильно пахнет, как раньше, но так. И мама пахнет, но иначе. И тоже по-родному!
— Вот так. Нечего печься там, на жаре. Ну что вы, Павлик, с мамой всё купили? — приветливо говорит отец. Снял с него кепку и ворошит Павлушины волосики.
— Да я не знаю. Много чего набрали. Ух ты, а тут и правда прохлада такая, пап! – приятно очутиться в свежести, когда вокруг такое… Как это мама говорила?
— Мама сказала, что жара, она это… Пизес!
У папы глаза округлились слегка, замер. Подумал. Что-то там понял про себя.
— Сынок, ты лучше за взрослыми не повторяй что попало. Есть слова хорошие, а есть и не очень — мягко, но строго говорит.
— А это не очень? — со скрытой надеждой спросил Павлуша.
— Да, если это то слово, о котором я подумал, то плохое.
Павлуша хотел спросить, как это слово звучит, но понял, что ответа не дождется. Утвердился в мысли, что слово это, хотя бы и с ошибками, но забыть никак нельзя. При папе, конечно, не будет произносить, ведь папа не одабривает. Не одобряет!
— А у тебя, папуля, как дела? Что тут делаешь? — спрашивает и снова отца обнимает. Мимо затененной и прохладной арки проходят люди, обливаются потом, смотрят в телефоны, перебрасываются фразами.
— Да вот, стою, отдыхаю. Гляжу, а тут вы. Павлуша, с мамой. Дай, думаю, позову.
— Пап, я хочу у мамы попросить мне вечером купить одну машинку. Она такая там, с конфеткой. Это грузовик. Еще и моего любимого цвета! Зеленый. И недорогой! — Павлуша увлеченно стал излагать папе свой план.
— И сколько же стоит, Павлик?
Павлуша мало понимал в стоимости, рано еще было. Но игрушки на том прилавке были, по его убеждению, недорогими. То есть такими, которые легко выпросить у родителей. Покупают же, почти без отказа. Это не то, что на других полках. «Ой нет, сынок, это дорого будет». Все дети заговорщически соглашались, что в той части магазина игрушки можно назвать недорогими.
— Ну… Недорого! Не помню, сколько, — заключил Павлуша.
Отец смотрел с хитрой улыбкой, понимая, всю ту детскую игру, что предстоит вечером маме. Павлушу, конечно, интересовал результат, а не детали. Игрушка недорогая, он ведет себя хорошо – ему покупают. Важные хитрости детской жизни.
— Или можем с тобой туда пойти, в тот магазин, пап. Втроем пойдем, и ты сам посмотришь, сколько стоит — кажется, созревает новый план.
— Может и так, Павлуша. Как со временем будем совпадать с мамой.
— А она скоро из магазина выйдет. Ой, там же сумки! – Павлуша смотрит на сумки. Они, привалившись друг к другу, как бы желая выстоять вместе, отдыхали на своих местах. — Вроде, порядок!
Отец не может глаз отвести от сына, не может перестать улыбаться. И хитрый, и ответственный. И искренний, даже когда хитрит.
— Ты уж маму-то не подводи, сынок. Тут дело не только в машинках.
— А я не подвожу. И дело не в подарках, я знаю. Я же вас люблю, поэтому и не подвожу никогда.
— Так уж и никогда?
— Никогда-никогда. И не подведу! — Павлуша стоит, нос задрал, важный.
— Вот он, мой богатырь да добрый молодец, — говорит отец и поднимает Павлушу как пушинку на руки, целует в щёку. — Так и надо. И мы тебя любим, сынок. И я, и мама.
— Сильно хоть любите? — довольный Павлуша хохочет, ему щекотно от папиной бороды и папиных губ.
— А как же? – папа его легонько подбрасывает на руках. — Никого больше так не любим.
— И даже друг друга? — спрашивает Павлуша, наконец отпущенный обратно на землю.
Городские часы бьют два часа дня. Светофоры показывают разные цвета прохожим и водителям. На небе ни облачка, а воздух стоит и не движется. Зажги спичку – пламя будет ровное, не дрогнет. Ведь ни ветерка. Южное лето в зените. А в арке прохлада, даже холодно немного.
— Друг друга, Павлик, мы тоже очень любим, — говорит отец. В голосе его мальчик мог бы заметить сентиментальные нотки, но не замечает.
Павлуша знает, что любят. Конечно, они не всегда перед ним как-то проявляли эту самую любовь, но это же и не нужно детям. Дети и так чувствуют, что происходит между окружающими. Между родителями Павлуша любовь чувствовал. Только в последнее время что-то изменилась как будто бы. Любовь не ушла, но примешалась какая-то… грусть?
— О, гляди-ка, мама в дверях показалась, — разглядел жену, ждущую своей очереди. Многие выходят из магазина, толкутся, не пропускают.
Мама высматривает Павлушу и не видит рядом с сумками. Беспокоится.
— Вместе пойдем дальше, пап?
— Нет, Павлуш, у меня тут дела есть, мама знает. Ты ей уж помоги с сумками как сумеешь.
— Ну, ладно, — немного разочарованный Павлуша. Так здорово гулять всем втроем. Повиснешь у них на руках – справа мама, слева папа. Идут, качают тебя. Ну и перешучиваются по-своему, о своём. Трудно передать, как уютно тогда и легко. — Я тогда побегу, а потом встретимся, папуль.
— Беги, сынок, до встречи, — папа не перестает ни на мгновение улыбаться сыну, добро и лучисто. — И, Паша, когда дорогу переходишь, будь внимательней, это важно.
Да, понятно. Папа это серьезно сказал. Это важно. Павлуша уже давай бежать к магазину, но ту снова оборачивается к папе.
— Папа, а что у тебя с глазами такое?
— А что с ними, Павлик? — спрашивает папа, как будто бы не понимает.
Павлик смотрит в глаза отцу, а потом, и ладно, машет ему и бежит дальше, к маме, которая стоит уже возле сумок – руки в боки – сердится.
— Паша, это что такое? Ты куда бегал? — сердится, ой сердится. Но это недолго, просто переждать нужно.
— К папе бегал! — Павлик поворачивается, указывает на арку. Не видно папы. Ушел уже.
— К папе? — мама смотрит в указанном направлении. Рот раскрыт на полуслове. Руки опускает. Переводит взгляд на Павлушу. И действительно, сердитость ее быстро сходит на нет. Теперь в ее глазах другое что-то. Как будто бы Павлуша ударился, плачет, а она его… жалеет? Ей жалко Павлушу? И тревожно ей.
Мама кладет в одну из сумок какие-то новые покупки, берет обе в руку.
— Пошли, Павлушка, — говорит и вздыхает тяжело, но не от жары. Это уже другое. — Пора и на автобус, домой... Вот, пакет понесешь.
Сколько не пыталась мама объяснить Павлуше, что папа никогда уже, никогда-никогда, даже если бы и сам того хотел (а он бы, конечно, хотел), не будет с ними, у нее не получалось это ему донести. То голос пропадал за слезами и приходилось быстро уходить с глаз сына, чтобы его лишний раз не тревожить, то Павлуша сам смотрел на нее как на дуру и не реагировал на фразы, вроде «Понимаешь, папы больше нет, его нет с нами, нет на этом свете».
«Как это, нет папы? Что это значит? Что за глупости?» — вот, что читалось в глазах Павлуши. Упрямом взгляде, как у отца. А теперь он его еще и видит, там да сям. Бедный мой мальчик. Нормально ли это? Так, возможно, совсем по-своему, Павлуша переживает утрату, отстранившись от нее, не понимая ее, стараясь отказаться от нее. Может так пока и лучше…
— Голодный уже, наверное, сын? — старается унять дрожь в голосе мама.
— Да… Но… Но я хотел тебе еще там, рядом с домом, одну штук показать… Просто показать! — Павлуша видит как проезжает еще один грузовик. Ох, какой классный! Как в магазине. Мысли об игрушке захватывают мальчика.
— Ну, покажешь. Покажешь, конечно, — говорит мама, продолжая с грустью посматривать то на Павлушу, то перед собой. Жарко, уставшая. Взглянула еще раз на темную арку, поправила сынку кепку на голове.
— Пойдем, пойдем...
Центр города такой громадный, громкий, пыльный и такой пустой. Пустой как степь неподалеку от него. Только и еще хуже, ведь там хотя бы воздух и трава. А тут лишь пыль и бессмысленный гул. Она так устала. И нет рядом его. Но есть Павлуша. И пусть он заставил ее понервничать, она ему купит, чего он там хочет в магазине. Конечно купит. Раньше папа баловал, теперь она.