Я этого, конечно, не помню, но мама рассказывала, что я родилась совершенно лысая. Постепенно волосы подрастали, и к году моя головка стала похожа на белый одуванчик. Волосёнки торчали в разные стороны. Ровно в год их подстригли. Вот это я уже помню. Новые волосы были более упругими, и завивались, как шерсть у барашка. Когда их чесали, я кричала от боли и вырывалась. Так и бегала с нечёсаными волосами. Вот и седьмой год пошёл. Пора в школу собираться. Тут и начались проблемы с моей головушкой. Нужно было заплетать косички, да так, чтобы ни одна волосинка не торчала. Представляете теперь, как пришлось повозиться моим бабушкам и маме? Волосы, чтобы расчесать, смачивали водичкой, приглаживали, если не получалось, мазали маслом. Я вопила и вырывалась, кричала, но всё бесполезно. И только когда говорили, что я не пойду в школу, я замолкала и терпеливо переносила эту процедуру, т.к. школу я любила, и свою первую учительницу Мантурову Августу Максимовну просто обожала. Наконец, мои «мышиные хвостики» были заплетены и на концах косичек приплетались огромные банты из атласных ленточек. В класс нужно было обязательно заплетать черные или коричневые ленты в будние дни, а в праздничные – белые или нежно-розовые.
Гладила ленточки всегда сама детским утюжком, нагретым на плите. В пятом классе я уже сама заплетала косички. Росла я, росли и волосы. В подростковом возрасте они были уже до середины спины. Но тут пошла мода – стричь волосы, причёски разные делать с короткими волосами. Насмотревшись картинок в журналах, мы с сестрой, ни с кем не посоветовавшись, устроили парикмахерскую в своей кухне. Я сидела на табурете, она – стригла, тоже в первый раз. Иногда спрашивала: «Может ещё короче?» Я соглашалась с её мнением. Зеркала передо мной не было.
- Короче?
- Может быть, короче.
Наконец, стрижка была окончена. Началась окраска волос. В местном магазине заранее купили «басму», «хны» не оказалось. Но это нас не смутило. Сестра по окончании работы, надела на меня платочек и засекла время, чтобы краска закрепилась. Когда прошло несколько минут, решили подержать ещё немного, чтобы темнее получились волосы. Предполагали, что они будут тёмно-каштановыми. Наконец платок был снят… И я заплакала, посмотрев в зеркало. На меня смотрела Баба Яга с тёмно-зелёными клочьями на голове. Впереди был ответственный момент: мы выступали в клубе. Пришлось надевать платок ещё долго, пока не смылась краска.
После этого случая, мама сама стала стричь мои волосы, иногда я сама, глядя в зеркало, старалась подравнять. Бывало и в парикмахерскую ходила. Но длинными мои волосы уже никогда не были. А вот седыми стали. Теперь без окраски – белые.
Ой, что это я всё про волосы? Расскажу про глаза.
У новорождённой глазки были тёмно-синие. Все удивлялись: в кого это она? Постепенно они посветлели. И к 3-4 годам стали светло-голубыми, как небо в ясный день, как незабудки на поляне. Я улыбалась, смеялись и мои глазки. Я печалилась, и они темнели. Но радовалась я чаще, чем печалилась. Поэтому, солнышки в моих глазах всегда пускали яркие лучики. Вышла замуж, работа, заботы. И стали мои глаза темнеть. И в конце-концов превратились в серые, как беспросветная моя жизнь. Просто, радости стало меньше, работы за одну и ту же зарплату – больше, а с рождением детей и забот стало больше. Мест в детских садах не было. Очередь не двигалась, годами стояла на одном месте. Дети под присмотром моей старенькой бабушки. А ей уже за 90. Как тут глазкам не потемнеть?
О характере постараюсь написать позднее. А пока только познакомила о своём внешнем виде с самого раннего детства.
А теперь познакомимся. Совсем кроху меня называли Галочка, Галенька, Галинка. Позднее – просто Галя; на улице кликали Галькой. Мама сказала,что я уже взрослая,и имя моё должно быть большое – Галина. А когда начала работать в семнадцать лет, в школе и дети и взрослые стали называть Галиной Владимировной. На пенсию вышла – стала просто Владимировной. Теперь только так и называют, а иногда – бабушкой или бабулечкой.
Вот и познакомились!