Пушкин 1825 - 1831

      

В конце ноября 1825 года до села Михайловского дошли слухи, что царь Александр I, возвращаясь из Крыма в Петербург, умер в Таганроге. Потом прошел слух, будто бы законный наследник Александра, Константин, которому недавно присягнули, отрёкся от престола и якобы царём будет его младший брат, Николай.

Эти слухи очень взволновали Пушкина. Если они были верны и его гонитель умер, то может быть и его ссылке будет конец? Может быть, новый царь не такой ханжа, как Александр и не будет держать Пушкина в ссылке за две строчки в его частном письме?

Пушкин решил тайно ехать в Петербург, всего на один день, чтобы всё узнать самому, никому не показываясь на глаза, а ночью выехать обратно в Михайловское. В начале декабря Пушкин собрался и выехал, но уже в пути стал сомневаться: а вдруг к нему завтра в имение нагрянет с проверкой настоятель Святогорского монастыря и спросит: «А где Александр Сергеевич?..»

Вдруг дорогу перебежал заяц и его дядька Никита, ехавший с ним, всполошился: «Не к добру это, Александр Сергеевич! Пути нам не будет!», Пушкин, воспользовавшись  этим предлогом, вернулся домой, а в середине декабря до него дошли слухи, что в Петербурге было восстание. 

Члены тайного общества уже давно готовились к свержению в России царского деспотизма. Они намеревались убить царя Александра I в 1826 году во время летних маневров, но вот Александр умер, и все планы заговорщиков расстроились. 14 декабря 1825 года, в день принесения присяги царю Николаю, члены тайного общества вывели войска на Сенатскую площадь, чтобы заставить царя принять конституцию.

Заговорщики мало верили в свою победу. Рылеев прямо говорил: «Предвижу, что не будет успеха, но потрясение необходимо. Тактика революций заключается в одном слове: дерзай! И ежели это будет несчастливо, мы своей неудачей научим других».

Диктатор восстания, князь Трубецкой, на площадь не явился и всё пошло вразброд. Заговорщики проливать кровь не собирались, а Николай, не стесняясь, приказал расстреливать восставших картечью. Было арестовано полторы сотни мятежников, среди них были и близкие друзья Пушкина: Пущин, Рылеев, Бестужев, Муравьёв, Пестель.

Кюхельбекер бежал в Варшаву, но его схватили и привезли в Петропавловскую крепость. Эти события потрясли Пушкина: его друзья и единомышленники поступили как дети и погубили себя. За себя Пушкин был тоже обеспокоен: его близость с декабристами не могла пройти без следа.

Но Пушкин надеялся на великодушие нового царя – ведь в заговоре он не был замешен и Пушкин послал Жуковскому благоразумное и кроткое письмо, чтобы тот похлопотал за него перед царём. Но всё же в конце письма не удержался и насмешливо написал: «Говорят, ты написал стихи на смерть Александра – предмет богатый! Но во время его царствования лира твоя молчала. Это лучший упрёк ему. Никто более тебя не имел права сказать ему: глас лиры – глас народа. Следовательно, я был не совсем виноват, подсвистывая ему до самого гроба».

Время шло, и Пушкина не трогали, тогда он решил попытаться выбраться из ссылки. В мае 1826 года Пушкин представил прошение псковскому губернатору на имя нового царя, надеясь на великодушие Николая I, чтобы тот дал ему «позволение ехать для лечения или в Москву, или в Петербург, или в чужие края», 

13 июля  1826 года вышел царский манифест по делу декабристов. Пятерых самых главных мятежников: Пестеля, Рылеева, Бестужева, Муравьёва и Каховского Николай I приказал повесить, остальных 120 сослать в Сибирь на рудники. Пушкин тяжело переживал потерю друзей. Хотя многие отвернулись от них,  но опальный поэт, презирая страх и подлость трусов и предателей, в своих письмах называл декабристов друзьями, братьями и товарищами.

На прошение Пушкина от царя ответа не было, но Николай не забыл о нём, о Пушкине напомнили ему декабристы: в бумагах многих из них нашлись стихи Пушкина. Но все декабристы показывали, что Пушкин в тайном обществе не состоял и заговоре никакого участия не принимал. Но царь не доверял никому и для проверки благонадёжности Пушкина направил в Михайловское чиновника особых поручений,  Бошняка, под видом учёного – ботаника. Но ничего предосудительного «ботаник» о Пушкине в Михайловском не нашел, а игумен Святогорского монастыря на его вопрос: «Не возмущает ли Пушкин крестьян?» ответил ему: «Он ни во что не мешается и живёт, как красная девка».

3 сентября 1826 года в одиннадцатом часу ночи Пушкин сидел в своём кабинете и писал. Было холодно и сыро, топилась печка. Вдруг он услыхал, как невдалеке загремел колокольчик, и его звук стал приближаться. Вот с грохотом подкатил к крыльцу экипаж. Кто бы это мог быть? Пушкину доложили, что приехал военный от губернатора с письмом. Пушкин встревожился: «Значит жандарм!» Пушкин прочитал письмо:

    «Милостивый государь мой, Александр Сергеевич! Сейчас я получил письмо из Москвы с нарочным фельдъегерем высочайшее разрешение по всеподданнейшему прошению вашему, с коего копию при сем прилагаю. Я не отправляю вам фельдъегеря, который остаётся здесь до прибытия вашего, прошу вас поспешить приехать сюда и прибыть ко мне.
    С совершенным почтением и преданностью пребыть честь имею Милостивого Государя моего покорнейший слуга Борис фон – Адеркас.
               
                3 сентября 1826 г. Псков.

Пушкин быстро собрался и, успокаивая Арину Родионовну, сказал: «Не плачь мама, сыты будем, царь, куда ни пошлёт, а везде хлеба даст», надел шинель и сел в бричку жандарма. В Пскове от губернатора он узнал, что его требует к себе сам Николай и что его ждёт не царский гнев, а милость.

4 сентября на тройке с фельдъегерем по осенним дорогам «фельдъегерским скачем» Пушкин из Пскова помчался в Москву. Кучера нещадно гнали лошадей, станционные смотрители мгновенно давали сменные тройки: тройка мчалась беспрепятственно.  На четвёртые сутки Пушкин уже подъезжал к Москве, фельдъегерь привёз его прямо в Кремль к дежурному генералу Потапову.

Царь Николай приказал доставить Пушкина к нему в Чудов дворец к четырём часам дня.
- Здравствуй Пушкин! Доволен ли ты своим возвращением? – ласково встретил Пушкина царь.  Лицо императора излучало великодушие, искренность и дружеское расположение, но после ласковых слов Николай спросил опального поэта без обиняков:
- Где бы ты был 14 декабря, если бы был в Петербурге?
- Среди мятежников - смело ответил Пушкин.
Почти час Пушкин беседовал с царём один на один, в конце разговора Николай  сказал:
- Ты наделал довольно глупостей, надеюсь, теперь будешь благоразумнее. Присылай ко мне всё, что сочиняешь. В цензуру не посылай, я сам буду твоим цензором.

Пушкин хорошо понимал, что если бы всё то, о чём он говорил с царём в течение часа, он высказал следственной комиссии, то, согласно законам, она была бы  обязана его отправить в Сибирь, на каторгу. Когда – то покойный Александр за две строчки из перехваченного письма Пушкина исключил его из службы и сослал в деревенскую глушь под надзор попа и полиции, а Николай  ему всё простил.

Свобода от цензуры Пушкина сначала очень обрадовала, а главное он был освобожден от ссылки и одиночества! От царя, воспрянув духом, Пушкин отправился в гостиницу на Тверскую, оставил там свои вещи и поехал к дяде Василию Львовичу, на Старую Басманную, чтобы узнать все московские новости.

Царь тоже был доволен разговором с Пушкиным, хотя он не очень ценил его как поэта и считал «опасным шалопаем». Своей царской милостью по отношению к известному поэту России, Николай смягчал неприятное впечатление, какое произвела на многих дворян жестокая расправа с декабристами.

В тот же вечер на балу у французского посла Николай рассказал графу Блудову, что вернул Пушкина из ссылки. Так царь лично сам пустил слух по Москве о своём великодушии. Во всех залах французского посольства сразу заговорили о «добром сердце государя».

Весть о великодушии царя и возвращении Пушкина из ссылки полетела по Москве. Имя Пушкина становится популярным, в честь его стали даже устраивать торжественные банкеты. Это был настоящий триумф поэта. Журналы с его стихами, альманахи, очень быстро раскупались.

Слава, балы, банкеты, всё это Пушкину было приятно, но он уже был в том возрасте, когда люди уже отходят от забав и жаждут общественной деятельности. За годы ссылки Пушкин многое передумал, он теперь ясно видел, что рабство в России не падёт по манию царя. Хотя лучшие просвещённые люди – декабристы были жестоко наказаны, но ещё остались честные люди, которые могли бы оказать своё влияние на русское общество.

После разгрома декабристов зашевелились и литературные ящеры и главный из них Фаддей Булгарин. Пушкин дал этому тайному агенту русской полиции прозвище Видок Фиглярин, по имени известного французского преступника Видока, ставшего затем в Париже шефом жандармов. Этот «Видок Фиглярин» - Булгарин был русским  офицером, но это не помешало ему в 1812 году переметнуться к Наполеону и даже идти на Петербург в корпусе маршала Удино. Он попал в плен, но вывернулся и появился в Петербурге уже в виде русского журналиста, издателя «Северной пчелы», которая была единственной частной политической газетой на всю Россию.

Покойный Рылеев говорил Булгарину: «Когда будет революция, мы тебе на твоей «Северной пчеле» голову отрубим». Прохвост проглатывал обиду, смеялся и лебезил перед свободомыслящими литераторами, хвалил Рылеева, а Пушкина вообще  возносил до небес, но это было только до 14 декабря 1925 года. Булгарин лично сдал Кюхельбекера, мастерски описав его приметы, затем он неоднократно сдавал своих приятелей полиции.

Теперь эта гадина встала поперёк пути Пушкина и его друзей. Пушкин – «литературный Робеспьер»  мечтал в противовес тёмным дельцам от литературы типа Булгарина, Греча и Полевого создать свой журнал, объединив вокруг него  честных поэтов и литераторов.

10 сентября 1826 года, на второй день по приезду в Москву, на квартире Соболевского собралось несколько человек: Чаадаев, Киреевский, поэт Дмитрий Виневитов, который организовал в Москве кружок молодых литераторов и другие. Пушкин прочитал «Бориса Годунова» и, выслушав восторженные похвалы, сказал:
- Друзья давайте издавать свой журнал. От Веневитинова он узнал, что в его литературном кружке уже шли об этом разговоры и есть даже подходящий редактор – Погодин, Пушкин попросил его познакомить с ним.

Но об этом и просить было не надо, вся Москва, особенно молодые поэты и писатели все сами стремились познакомиться с Пушкиным. Погодин вспоминал:  «Пушкин представлялся нам гением, посланным оживить русскую словесность, он обещал прочесть всему нашему кругу «Бориса Годунова»

Утром 12 октября 1826 года у Веневитинова собрались все и с трепещущими сердцами ждали Пушкина, Пушкин явился в 12 часов. Чтение Пушкина произвело на всех огромное впечатление, кого бросало в жар, кого в озноб, у кого были слёзы, у кого улыбка при стихах самозванца:
               
                Тень Грозного меня усыновила
                Дмитрием из гроба нарекла
                Вокруг меня народы возмутила
                И в жертву мне Бориса отдала…

Идеи Пушкина оживили кружок Веневитинова, мечтательные разговоры сменились деловыми, было решено издавать журнал «Московский вестник». В Москве Пушкин прожил два месяца. Сначала всё его радовало и занимало, но потом им  овладела хандра: он остро ощутил пустоту, образовавшуюся после разгрома декабристов, ему так не хватало этих прекрасных людей!

Кроме того, кто - то пустил слух о том, что Пушкин заслужил царскую милость предательством: за милости, полученные от царя, он якобы отрёкся от своих свободолюбивых заблуждений. Эта наглая клевета взбесила Пушкина, Москва ему опостылела и он решил вернуться в Михайловское. Кроме того его туда гнали и важные дела: 30 сентября 1826 года Пушкин получил письмо от шефа жандармов графа Бенкендорфа:

«Его Величество остаётся совершенно уверенным, что Вы употребите отличные способности Ваши на предание потомству славы нашего Отечества, предав вместе бессмертию имя Ваше. В сей уверенности Его Императорскому Величеству благоугодно, чтобы Вы занялись предметом о воспитании юношества. Вы можете употребить весь досуг; Вам предоставляется совершенная и полная свобода, когда и как представить Ваши мысли и соображения; и предмет сей должен представить Вам тем обширнейший круг, что на опыте видели совершенно все пагубные последствия ложной системы воспитания».  (Намёк на восстание декабристов).

Царь точно выполнял советы Булгарина, которые тот дал ему в своих записках «Об Арзамасе» и «О Царскосельском лицее». Сначала Николай обласкал Пушкина, а теперь стал направлять его перо, надеясь лаской и лукавством приручить себе «опасного вольнодумца». Кроме того, царь хотел проверить одумался ли Пушкин, изменилось ли у него отношение к декабристам. Пушкин понял, что ему предстоит ответственный экзамен и на вопросы надо отвечать с умом. Ему была нужна тишина и одиночество, и поэтому в начале ноября Пушкин уехал в Михайловское.

Он тотчас сел за работу и за неделю написал царю записку «о народном воспитании». Зная, что от него требуют, Пушкин взял за основу манифест царя от 13 июля 1826 года о казни и ссылке декабристов и, используя из него казённые фразы,  изменял их по – своему и дипломатично высказал свои взгляды. Он не отрицал необходимости политических изменений, но для них нужны «долговременные приготовления». Пушкин имел в виду Французскую революцию, которой предшествовал век просвещения.

«Одно просвещение, - писал он, - в состоянии удержать новые безумства». Русское общество крайне невежественно, не имеет ни чести, ни человеколюбия. «Чины сделались страстью народа», «в России всё продажно». Пушкин закончил записку и отослал её Бенкендорфу.

Вдруг Пушкин получил новое письмо от Бенкендорфа:

«Милостивый государь, Александр Сергеевич!
При отъезде моем из Москвы, не имея времени лично с Вами переговорить, обратился я к Вам письменно с объявлением высочайшего соизволения, дабы Вы, в случае каких – либо новых Литературных произведений Ваших, до напечатания или распространения оных в рукописях, представляли бы предварительно о рассмотрении оных или через посредство мое или даже прямо Его Императорскому Величеству… Ныне доходят до меня слухи, что Вы изволили читать в некоторых обществах сочинённую вами Трагедию.

Сие меня побуждает Вас покорнейше просить об уведомлении меня, справедливо ли такое известие или нет. Я уверен, впрочем, что Вы слишком благомыслящи, чтобы не чувствовать в полной мере великодушного к Вам монаршего снисхождения и не стремиться учинить себя достойным оного»
 

Это было уже второе письмо Бенкендорфа (на первое он не ответил) и его нельзя было оставить без ответа. Письмо встревожило Пушкина, он видел, что за каждым его шагом по прежнему следят, что он окружен доносчиками и остался таким же поднадзорным, каким был прежде.

А ведь он не только читал, но и без разрешения царя роздал издателям несколько своих стихотворений! Пушкину надо было срочно задержать печатать все произведения, чтобы избежать выговора царя. Вот так царская свобода от цензуры, если без разрешения жандарма нельзя даже друзьям прочитать свои произведения!   

Письмо Бенкендорфа разрушало все планы Пушкина и с «Московским вестником» и он срочно, в конце ноября на перекладных поехал в Москву.
Раскисшие от дождей дороги были ужасны и, не доезжая Пскова, экипаж опрокинулся. Пушкин сильно ушибся, и ему пришлось остановиться в гостинице на несколько дней. Здесь он написал срочное письмо Погодину, чтобы тот остановил печать всех произведений Пушкина, а Бенкендорфу написал, что он  действительно читал трагедию своим друзьям, так как плохо понял волю государя и теперь высылает рукопись трагедии Бенкендорфу с просьбой вернуть её, так как другого списка у него нет.

Прочитав «комедию», царь написал: «Я щитаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал комедию свою в историческую повесть или роман подобие Вальтера Скота».

Переделать «комедию в историческую повесть» кроме крайнего невежества царя, означало, что Николаю хотелось, чтобы Пушкин воспевал, как Вальтер Скотт, царей, монахов, доблестных защитников престола. Цензоры никогда не доходили до такой тупости, чтобы рекомендовать авторам переделывать трагедии в повести, а повести в трагедии.

А в самом конце декабря 1826 года у Пушкина новая неприятность: Бенкендорф уведомил его о том, что царь «изволил» читать его рассуждения о народном воспитании: «…принятое Вами правило, будто просвещение служит основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих на край пропасти и повергшее в оную молодых людей. (Намёк на восстание декабристов).

Царь заявлял, что просвещение ему ненавистно, что оно опасно для государства, что оно ведёт к революции. У царя была философия полковника Скалозуба:

                …Учёностью меня не обморочишь,
                Скликай других, а если хочешь,
                Я князь Григорию и вам
                Фельдфебеля в Вольтеры дам
                Он в три шеренги вас построит
                А пикните, так мигом успокоит.

Не вступая в спор с царём, Пушкин ответил Бенкендорфу по поводу трагедии «Борис Годунов»: «Согласен, что она более сбивается на исторический роман, нежели на трагедию. Жалею, что я не в силах уже переделать мною однажды написанное». Пушкин ясно намекал, что не желает быть Вальтером Скоттом, пусть на него не рассчитывают.

Пушкин, приехав в Москве, жил у Соболевского, богатого хлебосола и кутилы. На квартире у него всегда толпился народ: писатели и поэты из «Московского вестника», карточные игроки и просто повесы. В «Московском вестнике»  молодые «любомудры» кружка Веневитинова писали произведения в духе  философии, сознательно отходили от реальной жизни в мир фантастики. Всё это Пушкину было чуждо и он, находясь среди этих людей, остро чувствовал и здесь такое же  одиночество, как и будучи в Михайловском.

Пушкин тосковал по своим старым друзьям, товарищам и братьям. Будучи в Пскове, в гостинице, Пушкин написал своему другу Пущину к годовщине восстания декабристов:

                Мой первый друг, мой друг бесценный,
                И я судьбу благословил,
                Когда мой двор уединенный,
                Печальным снегом занесённый,
                Твой колокольчик огласил.
                Молю святое провиденье,
                Да голос мой душе твоей
                Дарует то же утешенье!
                Да озарит он заточенье
                Лучом лицейских ясных дней!

Пушкин узнав, что жены декабристов, жертвуя всем, добровольно едут к своим  мужьям в Сибирь, написал стихотворение «В Сибирь»: - Во глубине сибирских руд… Своё стихотворение «В Сибирь» и послание Пущину Пушкин отправил в Сибирь с женой Никиты Муравьёва, Александрой Григорьевной.

Пушкина тревожили бесконечные придирки и выговоры Бенкендорфа, кроме того у одного из арестованных офицеров по делу декабристов нашли его стихи, названные «На 14 декабря»: « …где вольность, где закон? Над нами властвует топор… убийцу с палачами избрали мы в цари…». Пушкину пришлось долго доказывать, что стихи эти он написал давно, и относятся они к Французской революции.

Весной 1827 года Пушкин решил ехать в Петербург: долгих семь лет Пушкин не был в Петербурге. Приехал – в столице всё стало иным, казённым и холодным, из множества бывших друзей у Пушкина здесь остались только Дельвиг и Жуковский. Пушкин поселился в гостинице; он устраивал свои денежные дела у книготорговцев, бывал на балах и в литературных обществах,

Но, как и в Москве, Пушкина повсюду окружала пустота, он хандрил, то мысленно рвался к своим друзьям, томящимся в Сибири, то с грустью вспоминал свою старушку – няню Арину Родионовну:
               
                «Подруга дней моих суровых,
                голубка дряхлая моя,
                одна в глуши лесов сосновых
                давно, давно ты ждёшь меня…
                глядишь в забытые ворота
                на чёрный отдалённый путь,
                тоска, предчувствия заботы
                теснят твою всечасно грудь… ».

И в конце июля Пушкин уехал в Михайловское, здесь, в деревне, он решил   «унизить себя до смиренной прозы» - начал писать роман «Арап Петра Великого». Пушкин быстро написал шесть глав о тех временах так, будто был современником, но, начав седьмую, главу бросил и уже никогда к этому роману не возвращался. В деревне ему тоже долго не сиделось, в середине октября Пушкин вернулся в Петербург. 

И вновь началась канитель с его стихами «На 14 декабря». Его объяснениям не верили, а ответы на вопросы власти посчитали дерзкими. Государственный совет постановил: «иметь за ним в месте его жительства секретный надзор», царь Николай его утвердил. Пушкина душила атмосфера доносов и «царской опеки», его словно подменили, он стал рассеянным,  равнодушным, казалось, что его уже ничто не стало интересовать. Среди шумного  веселья, на балах и дружеских компаниях он чаще скучал. 

В это время шла война с Турцией. Пушкин решил переменить свою жизнь и в апреле 1828 года вместе с Вяземским он подал прошение об определении их в действующую армию. Ответ Бенкендорфа был издевательским: его  императорское величество «не может вас определить в армию, поелику все места в оной заняты».   

Настоящую причину отказа высказал брат царя, Константин Павлович в письме к Бенкендорфу:
- «Неужели вы думаете, что Пушкин и Вяземский руководствуются желанием служить как верноподданные? Ничего подобного, в своей просьбе они не имели другой цели, как найти новое поприще для распространения своих безнравственных принципов».

Получив отказ, Пушкин написал письмо Бенкендорфу с просьбой разрешить ему поездку в Париж, но и тут он получил отказ. Надежда вырваться из этого удушливого мрака пропала, и жизнь Пушкину показалась бессмысленной.  В свой день рождения 26 мая 1828 года он написал:

                Дар напрасный, дар случайный,
                Жизнь, зачем ты мне дана?
                Иль зачем судьбою тайной
                Ты на казнь осуждена?
   
                Кто меня враждебной властью
                Из ничтожества воззвал,
                Душу мне наполнил страстью
                Ум сомненьем взволновал?..

                Цели нет передо мною
                Сердце пусто, празден ум,
                И томит меня тоскою
                Однозвучный жизни шум.

В это время возникло новое дело: дворовые штабс – капитана Митькова донесли митрополиту, что Митьков их развращает, читая развратное сочинение под названием «Гаврилиада»:
               
              "Красавица, никем ещё не зрима
              без прихотей вела спокойно век.
              Её супруг, почтенный человек,
              седой старик...ленивый муж
              своею старой лейкой
              в час утренний её не орошал
              Он как отец жил с молодой еврейкой...
              отец греха, лукавый, Марию соблазнял...
              и томный жар и вздох нетерпеливый
              младую грудь Марии поднимал...
              К лукавому склонив на грудь главу
              вскричала "Ах!" и пала на траву...
             
Митрополит переслал сочинение царским чиновникам, а те доложили об этом царю. Николай приказал разыскать автора этой мерзкой, богохульной поэмы.

Подозрение сразу же пало на Пушкина и особая комиссия вызвала его на допрос. Пушкин очень испугался: если всего за две строчки в личном письме о его безбожии он был сослан в Михайловское! А здесь целая поэма! Пушкин сказал, что эту поэму написал не он, а видел её в Лицее в 1815 – 1816 годах и переписал, но не помнит, куда девал этот список. Но царь приказал ещё раз допросить Пушкина и узнать от кого тот получил эту поэму и сказал, что если будет открыто имя автора, то все подозрения с Пушкина снимут.

Пушкин ответил, что рукопись ходила между гусарами, а у кого он её брал, не помнит. Пушкин ждал, что вот - вот разразится гроза и его уличат во лжи.
               
                «Снова тучи надо мною
                Собралися в тишине
                Рок завистливый бедою
                Угрожает снова мне…»

В письме Вяземскому он писал: «Ты зовёшь меня в Пензу, а я того и гляди, что поеду далее – прямо на восток». Он ждал ссылки в Сибирь. Наконец, в конце августа 1828 года Николай приказал: «Призвать Пушкина и сказать моим именем, что я, зная лично Пушкина, его слову верю: но желаю, чтобы он помог правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина, выпуская оную под его именем».

2 октября Пушкину объявили эту царскую волю. Слова царя: «Я его слову верю» ударили по сердцу честного и прямого Пушкина и он сказал: «Позволено ли мне будет написать прямо государю?»  Ему дали конверт и бумагу и Пушкин написал царю всё откровенно, что написал «Гаврилиаду» он, совершенно не думая о последствиях. 31декабря царь наложил на расследовании резолюцию: «Мне это дело подробно известно и совершенно кончено».

Будучи в Москве Пушкин, как всегда, он поселился у старого друга, знакомого ещё по Лицею Павла Нащёкина, коллекционера, добряка и хлебосола. Пушкину уже надоела его холостая, бездомная жизнь и он с интересом слушал у Нащёкина  хозяйственные разговоры о житейских мелочах. Нащёкин с трудом вытягивал из дома Пушкина на бал или в гости.

В декабре 1828 года Пушкин, будучи на балу в Благородном собрании, впервые увидел юную Наталью Николаевну Гончарову. Весь облик шестнадцатилетней красавицы поразил Пушкина. «Я полюбил её, голова моя закружилась». Павел Нащёкин познакомил Пушкина с семьёй Гончаровых и он стал бывать у них, всё больше привязываясь своим сердцем к юной Наталье. Пушкин прекрасно понимал, что ему уже тридцатилетнему мужчине трудно рассчитывать на взаимность этой шестнадцатилетней девушки. Надежд у него не было почти никаких.

Вскоре Пушкин уехал в Петербург хлопотать об издании своей новой поэмы «Полтава». В эту пору он нигде не мог найти себе места, тоска гнала его  подальше от Петербурга. В начале марта Пушкин решил, не спрашивая разрешения у Бенкендорфа, ехать на Кавказ, в действующую армию к брату Льву и Николаю Раевскому. Он взял подорожную до Тифлиса и ускакал сначала  в Москву.   

В Москве он вновь увидел Наталью Гончарову и застрял там почти на два месяца. В конце апреля 1829 года Пушкин решился через своего друга Нащёкина сделать предложение Наталии Николаевне. Это сватовство Пушкина совершенно  не обрадовало мать Натальи, Наталью Ивановну Гочарову. Не о таком женихе она мечтала для Наташи, она мечтала выдать свою красавицу за богатого человека с положением и связями. Кроме того у неё были ещё две старшие дочери, засидевшиеся в девках Екатерина и Александра. Пораскинув  умом, Наталья Ивановна ответила Пушкину уклончиво – не отказала, но и согласия не дала. 1 мая 1829 года он написал Наталии Ивановне: «Этот ответ не отказ, вы позволяете мне надеяться…» и в тот же день он уехал из Москвы.

26 мая ночью Пушкин приехал в Тифлис. Он поселился в трактире, где прожил две недели, ожидая разрешения командующего графа Паскевича на свидание с Николаем Раевским и братом Львом, которые находились в армии, наступавшей на Арзрум. В Тифлисе знали и любили Пушкина, образованные грузины и русские в честь его устроили праздник в виноградном саду за Курой. Сад осветили фонарями, а в центре сада повесили сверкающий вензель «А. С. Пушкин».

Приехавшего Пушкина у ворот сада встретили музыканты, песельники и танцоры, а хозяева праздника криками «ура». За ужином Пушкин был очень весел. Своих собеседников он восхищал своими рассказами и остроумными  каламбурами. Провозгласили тост в честь великого поэта и, оркестр грянул марш. Все подходили к Пушкину с бокалами и высказывали ему чувства благодарности за прекрасные произведения, которыми он украсил русскую литературу. Пушкин был счастлив: «Я вижу, как меня любят, как понимают и ценят…»

8 июня он получил записку от Раевского, в которой тот писал, что Паскевич разрешает Пушкину приехать на фронт, в Карс. Пушкин выехал верхом в сопровождении казака, на другой день на границе Грузии и Армении у крепости Гергеры, ему встретилась арба, которую сопровождали несколько грузин. Они везли тело, зверски убитого в Тегеране Грибоедова. 13июня Пушкин приехал в Карс, в лагерь русских войск, прямо к палатке своего друга Николая Раевского.

Подбежали друзья и знакомые – декабристы, разжалованные царём в солдаты, они окружили Пушкина, обнимали, радуясь встрече. На другой день лагерь двинулся в поход на Арзрум. Пушкин ехал верхом на казацкой лошади в чёрном сюртуке и цилиндре с нагайкой в руке. Его вид удивлял солдат и они решили, что это немецкий поп.

Когда в долине Инжа – Су войска отдыхали на привале, на них напали турки. Пушкин тоже выбежал из палатки и поскакал к месту боя, схватил пику убитого казака и бросился на конных турок. Он не дорожил своей жизнью, не боясь ни пуль ни кривых турецких сабель. Но его во время догнал майор Семичев и вернул обратно.  Вместе с русскими войсками Пушкин въехал в побеждённую крепость Арзрум.

В Арзруме в это время была чума, которой он сначала боялся, но увидев как в чумном лагере санитары – турки водили под руки чумных, их раздевали, их щупали, словно чума была как простой насморк,  он устыдился своей робости.

В Арзруме Пушкин прожил почти месяц, но 19 июля граф Паскевич призвал Пушкина в свою палатку и решив, под благовидным предлогом, удалить его из армии сказал: «Господин Пушкин, мне вас жаль. Ваша жизнь дорога для России: вам здесь делать нечего, а потому я советую вам немедленно уехать из армии. Я уже велел приготовить для вас благонадёжный конвой». 

Пушкин всё понял, он откланялся Паскевичу и, простившись с друзьями, в тот же день выехал в обратный путь. Он не спешил, по дороге останавливался в Тифлисе, во Владикавказе, почти месяц прожил на Минеральных водах. В Москву Пушкин приехал в конце сентября. Ранним утром он сразу отправился к Гончаровым, они ещё спали. Маленькие дети пили чай в столовой, он спросил про Наталью Николаевну, за ней побежали, но она не вышла.

Вышла хозяйка дома Наталья Ивановна с дочерью Натальей. Пушкина приняли холодно, а его «небесное создание» смотрело на него равнодушно, как на чужого человека и Пушкин оробел, первый раз в жизни. Он собирался снова просить  руки Натальи Николаевны, но понял, что это бессмысленно. Пушкин простился и уехал.

Снова Пушкин захандрил, а тут ещё он получил письмо от Бенкендорфа: «Государь Император, узнав по публичным известиям, что Вы, Милостивый Государь, странствовали за Кавказом и посещали Арзрум, Высочайше повелеть мне изволил спросить Вас, по чьему позволению предприняли Вы сие путешествие?»

А Булгарин, тайный агент Бенкендорфа обнаглел и стал в своей «Северной пчеле» поучать Пушкина, что тому писать. А он писал стихи: «Дон», «Кавказ», «Обвал» и предаваясь мрачным размышлениям, навеянным войной и встречей в горах с телом Грибоедова, написал, как бы в шутку:

                Долго ль мне гулять на свете
                То в коляске, то верхом,
                То в кибитке, то в карете,
                То в телеге, то пешком?

                Не в наследственной берлоге,
                Не средь отеческих могил,
                На большой мне, знать, дороге,
                Умереть господь судил.

                На каменьях под копытом,
                На горе под колесом,
                Иль во рву, водой размытом,
                Под разобранным мостом.
         
                Иль чума меня подцепит,
                Иль мороз окостенит,
                Иль мне в лоб шлагбаум влепит
                Непроворный инвалид.

                Иль в лесу под нож злодею
                Попадуся в стороне,
                Иль со скуки околею
                Где ни будь в карантине…

У Пушкина не было никаких надежд и утешений и он хотел вырваться из этого мрака жизни. 7 января он написал Бенкендорфу, что так как он не женат и не связан службой, то хотел бы совершить путешествие во Францию или в Италию.
Если ему это не позволят, то он просил разрешения вместе с посольством выехать в Китай. Ему царь не позволил ни то ни другое, ссылаясь на то, что это расстроит денежные дела Пушкина.

В эту пору взбеленился на Пушкина Булгарин, в своей «Северной пчеле» он набросился на него с клеветой, что Пушкин чинится перед чернью и тишком ползает у ног сильных, что тот картёжник и безбожник. Булгарин так открыто глумился над Пушкиным, что это возмутило даже царя Николая I. Тот приказал Бенкендорфу: «Призвать Булгарина и запретить ему отныне какие бы то ни было критики на литературные произведения…».

Наталью Николаевну Гончарову Пушкин называл за красоту «Мадонной», а за неприступность «Карс» (Карс - турецкая крепость). В начале апреля 1830 года «Карс» Пушкину наконец сдался: Гончаровы приняли предложение Пушкина, он стал женихом. Пушкин был счастлив, но в тоже время он понимал, что Наталья Николаевна к нему равнодушна и идёт за него только потому, что ей хочется вырваться из семейного ада. Отец Натальи, Николай Афанасьевич, был душевнобольной, а мать Наталья Ивановна, была настоящим домашним деспотом. Наталье Николаевне надоела унизительная жизнь, бедность, надоело бегать к знакомым за туфлями, чтобы поехать на бал.

Конечно, Пушкин был совсем не тот, о каком избраннике она мечтала. Он был намного ниже её ростом, в нём не было ничего такого, что могло бы ей нравиться, но он был всё – таки знаменитость, о нём говорит вся Москва, вся Россия, да, в конце концов, лишь бы вырваться от этой несносной и вздорной  матушки.    

Всё это Пушкин понимал, и его даже одолевали сомнения и мрачные предчувствия: конечно с годами она к нему привыкнет, но не будет ли она сожалеть потом?  Ей станут говорить, что она, такая красавица, могла бы выйти замуж за  молодого, богатого и более достойного человека. Не почувствует ли она тогда к нему отвращения и не станет ли их семейная жизнь адом?

Но он любил свою «Мадонну» и это пересилило все его опасения. Пушкин стал готовиться к свадьбе. Хлопот было много, так маменька, Наталья Ивановна, заявила Пушкину, что у неё денег нет и ей не на что приобретать приданое для Наташи. Её пугало сомнительное положение Пушкина по отношению к правительству. Ведь покойный царь Александр прогнал его со службы, и быть может при нынешним царе он состоит под надзором?

Пушкин написал Бенкендорфу: «Мне предстоит жениться на м-ль Гончаровой, которую вы, вероятно, видели в Москве… я получил согласие её матери. Мне сделаны при этом два возражения: моё имущественное состояние и положение моё по отношению к правительству…Госпожа Гончарова боится отдать дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у императора. Кроме того Пушкин просит у царя ещё об одной милости: ему до крайности были нужны деньги, от которых зависело всё его счастье и он просит разрешения напечатать «Бориса Годунова» в первозданном виде.

Бенкендорф ответил, что в положении Пушкина по отношению правительства нет ничего сомнительного и «полиция никогда не получала приказания следить за ним». «Что касается вашей трагедии «Годунов», Его Величество Император разрешает Вам напечатать её под Вашей личной ответственностью. Пушкин был очень обрадован и написал Плетнёву: Милый, победа! Царь позволяет мне напечатать «Годунова» в первобытной красоте!»

Но пока ещё напечатают «Годунова», а деньги были ему нужны сейчас. Кроме того, Гончаровы взвалили на плечи Пушкина все денежные дела невесты. Ему пришлось ехать в Петербург за ссудой под залог имения Гончаровых «Полотняные заводы». А тут ещё неожиданно умирает в нищете дядя Пушкина, Василий Львович, и Пушкину пришлось хоронить его за свой счёт. По просьбе Пушкина, отец выделил ему часть Болдинского имения в Нижегородской губернии, предстояли большие хлопоты.

«Маменька», Наталья Ивановна, не дорожила женихом дочери и вела себя с ним бесцеремонно. В августе 1830 года, после крупной с ней ссоры, оскорбившей Пушкина, он написал невесте: «Я отправляюсь в Нижний без уверенности в своей судьбе.  Если ваша мать решилась расторгнуть нашу свадьбу и вы согласны повиноваться ей, я подпишусь под всеми мотивами, какие ей будет   угодны. Во всяком случае, вы совершенно свободны; что же до меня, то я даю вам честное слово принадлежать только вам, или никогда не жениться. А. П.» Свадьба расстраивалась.

31 августа 1830 года Пушкин выехал в Болдино и в этот день написал Плетнёву: «Сейчас еду в Нижний, в село Болдино… Милый мой, расскажу тебе всё, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска! Жизнь жениха тридцатилетнего хуже 30 лет жизни игрока. Дела будущей моей тёщи расстроены. Свадьба откладывается день ото дня далее. Между тем я хладею, думаю о заботах женатого человека, о прелести холостой жизни. К тому же московские сплетни доходят до ушей моей невесты и её матери – отселе размолвки, колкие обиняки, ненадёжные примирения, - словом, если я не несчастлив, по крайне мере не счастлив. ..»

В таком мрачном настроении Пушкин ехал в Болдино. Ещё по дороге, в Нижнем он видел, как с Макарьевской ярмарки от холеры разбегались купцы, как оцепляли деревни, устанавливая карантины. Пушкин даже хотел было повернуть назад, в Москву, но это ему показалось малодушием. Опять его, как на Кавказе преследовала смерть, она только что скосила дядю, а сейчас следует за ни по пятам!

Мысли о смерти смешались с печальными размышлениями, и сразу по приезде в Болдино Пушкин написал «Элегию»:

                Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
                Грядущего волнуемое горе.

                Но не хочу, о други, умирать;
                Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
                --------------------------------------------------
                И может быть – на мой закат печальный
                Блеснёт любовь улыбкою прощальной.

Но на следующий день он получил письмо от невесты, она уверяла его, что выйдет за него замуж и без приданного и звала скорее в Москву и Пушкин успокоился. Он писал Плетнёву: Ах, мой милый… что за прелесть здешняя деревня! Вообрази: степь да степь; соседей ни души, езди верхом сколько душе угодно, пиши дома сколько вздумается, никто не помешает. Уж я тебе наготовлю всячины, и прозы и стихов».

Пушкин просыпался рано, часов в шесть утра, мылся ледяной водой, пил кофе и лёжа в постели писал стихи и прозу с такой лёгкостью, словно они слагались сами собой, а он успевал только записывать. 7 сентября Пушкин написал «Бесы», 8-го элегию «Безумных лет угасшее веселье»; 9 закончил повесть «Гробовщик»; 13-го – «Сказку о попе и работнике его Балде», 14-го повесть «Станционный смотритель»; 20-го «Барышню – крестьянку».

Болдинская осень оказалась удивительно плодотворной. Пушкин был доволен собой, но недоволен тем, что холера окружала его тесным кольцом карантинов. 30 сентября Пушкин решил прорваться через карантины, но узнав, что их множество и ему не прорваться, 1 октября он вернулся в Болдино. Смирившись,  он продолжил свою работу.  5 октября начал писать шутливую поэму «Домик в Коломне», 10 окончил. 12 – 14 он написал повесть «Выстрел», 16-го «Мою родословную», 17-го – «Заклинание», 20-го – «Метель», 23-го – трагедию «Скупой рыцарь», 26-го – «Моцарта и Сальери», 1 ноября – «Историю села Горюхина», 4-го – «Каменного гостя», 6-го – «Пир во время чумы». Пушкин работал изо дня в день, без передышки.
 
Так прошли два месяца, Пушкин забеспокоился: когда же, наконец, кончится эта холера? Когда он будет в Москве?  И он в десятых числах ноября снова попытался прорваться через карантины и, вновь ему пришлось вернуться. Забудет его Наталья Гончарова! Да тут ещё от отца пришло письмо, где тот писал, будто Наталья Николаевна выходит замуж. Пушкин  был в отчаянии, но что он мог сделать?

В Москву Пушкин смог вернуться только 5 декабря, «маменька» Натальи Николаевны была крайне озлоблена его отсутствием. Пушкин погрузился в денежные хлопоты, отражая нападки «маменьки». Он дал Гончаровым на придание одиннадцать тысяч, а свадьба всё откладывалась. Подошел Новый,  1831 год, но Пушкину пришлось его встречать не в семейном кругу, с невестой, а с цыганами.

В середине января от потрясений, вызванных жестоким выговором Бенкендорфа за четверостишие французского поэта на памятник жертвам революции и закрытием «Литературной газеты», умер ближайший друг - Дельвиг. Пушкин устал, изнервничался, и его уже не радовала свадьба. 17 февраля Пушкин в новой квартире на Арбате устроил «мальчишник», на котором были самые  близкие друзья: брат Лев, Вяземский, Нащокин, Баратынский, Денис Давыдов…

18 февраля 1831 года Пушкин, в церкви Вознесения Господня на Царицынской улице, обвенчался с Натальей Гончаровой. «Я женат и счастлив – писал он Плетнёву – Одно желание моё, чтобы ничего в жизни моей не изменилось: лучшего не дождусь». Вскоре от назойливых тёщи и тёток, от московских сплетен Пушкину стало невмоготу. «Знаешь ли, что? – писал Плетнёву Пушкин – мне мочи нет, мне хотелось бы остановиться в Царском Селе. Ради бога, найми мне фатерку, нас будет: мы двое, 3 или 4 человека, да 3 бабы».