А вот вам быль.
Знаю, неожиданно.
Дисклеймер: психиатрическую экспертизу прохожу регулярно, не отлыниваю, к работе допускают, из чего смею робко надеяться, что шизофрении у меня действительно нет. Возможно. С такой работой ещё не так крышей уедешь. Хотя, всё может быть.
Пишу не просто так. Может, правда, кто узнает. Не верю в мистику, но мало ли, что.
Дело было несколько лет назад, в июле. Позвонила мне подруга, мол, бросили меня тут одну на даче, скучно, сил нет. Дача в Ботино, что близ подмосковного города Руза. Место красивое — река, леса хвойные. А мне что, у меня выходной, дети в деревне здоровья набираются, запрыгнула в электричку и поехала спасать подругу. Приехала уже ближе к вечеру, спать попросилась в дальнюю комнату, я только так и могу уснуть — лишь бы ото всех подальше забиться в самый угол. Собака некоторое время под одеяло всё мостилась, потом, видимо, сообразила, что дохлый номер, и убежала. Я дверь закрыла за ней и спать.
И ночью вдруг просыпаюсь. Ну, с кем не бывает. Вот только лежу я на полу, кровати никакой нет. Ничего нет, включая потолочную люстру — нету потолка, на месте люстры замечательная дыра в крыше, и сквозь неё только звёзды светят. Дыры в перекошенных стенах, в полу — земляная воронка. Темно, холодно, и запах такой, тревожный — разогретый металл, земля, кровь, и нечто острое, душное, незнакомое.
Я приподнимаюсь и понимаю вдруг, что на руках у меня тело, ещё не остывшее, и горячая кровь заливает руки. Мальчонка лет семи-восьми. Головы нет у него, лежит рядом, в земле, и глаза ещё будто бы живые, карие, ещё не началось высыхание роговицы, и оттого кажется, будто ещё не кончено, ещё можно помочь, спасти. И кровавый железный запах — от меня, от моих рук, от платья. Я машинально обнимаю труп, и меня трясут за плечи — это мужчина, худой, весь в саже, в чужой крови, он всё трясёт меня и повторяет: "Скажи им, скажи Лёша ... погиб, передай, запомни: Лёша ...!" И нет больше никого в разбитом бомбёжкой доме, только мы — я, тело мальчика Лёши, разорванное снарядом, и его плачущий отец на дне земляной воронки.
"Я передам," обещаю мужчине. И просыпаюсь в слезах. Ночь. Собака куда-то убежала.
Возникло отчётливое чувство чего-то важного, необъяснимого. Тогда я ещё помнила фамилию Лёши, она прочно врезалась в память. Но кому я её назову? Куда идти?..
Обошла дом вокруг, спящий посёлок. Вышла на дорогу, постояла у кромки леса. Темно. Никого. Ну, разумеется, никого, на что я рассчитывала, интересно.
Утром спросила у подруги, не знает ли кого в посёлке с такой фамилией. Не знала. Может, знала хозяйка, но с ней я не знакома. Потом вдруг осенило, спрашиваю, здесь же шли бои в Великую Отечественную? Да, отвечают, и шли, и бомбили.
А фамилия из памяти ушла. Так резко, и, похоже, навсегда.
Только помню убитого мальчика Лёшу, и его отца, который очень просил про него рассказать.
Вот я и рассказала про них. А кто они такие, да и были ли они, или просто мне приснились — не знаю.
Подмосковье, Ботино, июль 2019-го.