Правда, смешанная с фантазиями, которые друг от друга не оторвать
13 ноября 20хх года, утро
Опять настигло траурное настроение.
Больше не могу держать всё в себе и вынужден рассказать правду. Подумать только! Вчера опять чуть не покончил с собой. Нет, надо что-то делать, только вот что – непонятно. Я не самоубийца, вы не подумайте, но как накатит такое – не можешь ни о чём другом думать, сам себе удивляешься, сам себя не понимаешь, страшно.
Бывали времена, когда унылое состояние полностью брало мной верх, бывали времена, когда отпускало, но сейчас наступило что-то иное, третье, новое; в общем, я думал, что этот кошмар позади.
Кошмар во мне.
Снова я о депрессии…
Так вышло, что эта дамочка вцепилась по самое горло и не намерена отпускать. Видно, или я слишком понравился ей, слишком вкусный, или других авторов нынче нет; второе очень сомнительно. А ещё с депрессией мы знакомы давно, я бы даже сказал, слишком долго.
Очень мрачная дама, да ещё и со скверным характером. Ей угодить невозможно, да и как ей угодить? Что ей нравится? Очень хороший вопрос. Сестра смерти – не лучшая кандидатура для девушки, или жены, да муза из неё тоже очень сомнительная.
Не понимаю, вот не понимаю тех восторженных поэтов, которые днями и ночами пишут ей оды, обожествляют. Кого? Ради чего? Они вообще понимают, кто это на самом деле? Её будешь лелеять – она только станет больше и окончательно затянет вам на шее петлю. Будешь общаться как с нормальным человеком, пытаться увидеть даже во тьме что-то хорошее, хвалить, уважать, она и тогда покажет острые зубы. То-то же, даже когда ты к ней лицом, она обязательно отвернётся и начнёт делать всё по-другому. Трудный у неё характер, за оды и убить может – подумает, вы хотите того… Ну такая она, поверьте и примите, как факт: не нужны ей слова восхищения.
А некоторые ещё говорят: «Зачем она тебе? Зачем ты её нашёл?» Разве я её, не она?!
Моё знакомство с траурной дамочкой началось очень странно. Когда встретились в первый раз – не помню. Когда жил счастливо до неё – тоже, казалось, мы были знакомы всегда; до такой степени давно, что уже съехались, обжились рядом, детей только, к счастью, нет, у неё их и не бывает.
27 ноября 20хх
Кажется, удалось вспомнить, с чего это началось. Тогда странным образом на улице вдруг померк свет и всё постепенно начало сереть и становиться мрачным. Это сейчас я понимаю, почему так, а две недели назад казалось кошмарным сном. Знаете, как бывает, такое состояние: и сон, и не сон, скорее всё же не сон; когда ты в реальности, но что было с тобой вчера вспомнить трудно. Зачитался и мыслями настолько погрузился в сюжет, что уже не воспринимаешь свои проблемы, свои ситуации за реальные, а живёшь теми, придуманными. Но приходится возвращаться.
Так и в тот день, когда это лишь началось, помню, я ничего не понял, только заметил, что еда вдруг вся стала невкусная и на улице потемнело, но сейчас конец ноября, можете возразить и будете правы. Потом все продукты стали чёрного цвета, как и деревья на фоне. Лишь маслины и один из сортов смородины не потеряли вкус – остались такими же, прежними.
Это напоминало наваждение. Даже забавно, что после полностью стёрлось из головы. Думалось уже, во мне развивается какая-то странная и неопознанная ныне болезнь, впрочем, не знаю, не знаю.
Вкус сохранили лишь те продукты, которые изначально были чёрными: и вкус, и запах. Такая маленькая уловка. Жаль, смородина в бабушкином холодильнике тоже не вечна… А чёрной икры у нас нет.
…Потом снова лежал без сил, с болью в груди и потухшим взглядом, вздыхал и смотрел в потолок. Моя милая девушка сидела рядом и гладила мокрые волосы, мокрые от слёз обоих.
- Закрывай глаза, мой любимый, закрывай и посмотри на мир. Что ты видишь, любимый?
Хотелось возразить, я всегда возражал, когда она так говорила, но сегодня сил стало ещё меньше, чем прежде, а ещё эта милая гадина положила свою ручку на грудь и явно таким образом пыталась прижать к спинке дивана. Хорошо, диван вроде на моей стороне. Депрессия удерживала физически, а также давила словами, рассказывая удивительные истории о разных далёких мирах.
Сегодня её история была об одной чёрной планете, затерянной на грани нашего мира и космоса. Где это место? Существует ли оно где-то помимо слов? Выдумала ли она его только что или видела? А кто знает. Только уж больно манящими звучали её слова.
Она говорила, и слова наводили морок. Они убаюкивали, и не хотелось больше сопротивляться. Так и лежал на диване, в странной неестественной позе, мечтал.
А перед глазами мелькали с невиданной силой, то ускоряя движение, то замедляясь почти до нуля, тяжёлые чёрные облака, мрачные, каменные и холодные. Под чёрными гигантами-облаками мелькало чёрное небо, графитовые колонны деревьев, какие-то непонятные и невообразимо высокие, неестественные деревья совсем из чужих миров.
Столбы, обтянутые чёрной корой или кожей, редкие облачка, мелькавшие где-то меж ветками, неестественно тонкие и острые колючки, гладкие, точно металлические, и листья-пластинки. Под ветками с редкими листьями ни единой живой души, гробовая тишина, всюду мёртвое опустошение. И тишина, жуткая звонкая тишина, пугающая буквально до дрожи.
У меня замирало сердце и нередко пропускало удар от одного только взгляда вниз – на эти бездонные ветви. Чёрный, смолисто-угольный и такой насыщенный цвет.
Ноги дрожали, всё тело покрывалось дрожью и потом. Мне казалось, я падаю, проваливаюсь в бесконечную пропасть. А внизу красовался туман, верхушки каких-то других деревьев, местами каменные сооружения.
Кажется, в один момент высота кончилась, и на секунду стало легко и свободно, и сердце чуть-чуть успокоилось, и ноги нащупали твёрдую почву под собой. Тогда я остановился, в неверии прокрутился волчком и сделал шаг, ещё один, два, три, а затем побежал. Куда побежал? В туман.
Туман был без конца и без края. Густой, липкий, с какой-то непонятной жижей, липнущей к рукам, волосам и одежде. Кажется, это даже не туман, нет. Сажа, кусочки пепла. С высокого до безумия неба падал хлопьями прах, как выяснилось потом, это были здесь такие снежинки.
А где-то вдали звучал мелодично-противный голос моей милой спутницы. Она пела и в песне просила называть планету планетой Траура. И в чём-то была права. Дальнейший осмотр окрестностей не показал ничего яркого и примечательного. Жизни здесь также не оказалось.
28 ноября, вечер
…Дурман рассеялся, я снова был дома, не спал. Один. Был один дома, уставший, разбитый, как в гриппе, и мокрый, что говорится, как мышь. Куда делась Она? Нашептала картинки своего мира, пропала. О, как всегда, как всегда, как же это было похоже на чёрную дамочку. Далеко не в первый день мы играли в такую «игру» – она показывала картины якобы реального мира, насылала ужасные сны, и все они сводилось к тому, чтобы показать, как мир ужасен и жалок, что нигде и ни при каком условии нет ни счастья, ни света. А ей виднее, конечно же, только ей.
Потом Депрессия узнала про мою страсть. Всегда хотелось полететь в космос, в детстве это даже стало ненадолго мечтой, но какой космонавт: родился в большой деревне, какие тут перспективы? И потом гуманитарий гуманитарием. О космосе я забыл и давно смирился, это не было больной темой вроде одиночества или неопределённости; любил за чашечкой чая свободным вечером посмотреть какой-нибудь фантастический фильм или почитать книгу. И помечтать, и придумать; меня устраивал вполне и такой космос. Но не устраивал такой космос её!
Чертовка в юбке! Она прознала про это, подсмотрела, наверное, из-за плеча. Увидела и смекнула, и все последующие картины были так же невероятны, как предыдущая. Таинственные миры, неведомые, в определённом смысле манящие и потрясающие, но она показывала их все в чёрном цвете, точно пытаясь даже так показать, что и они безрадостны, или отбить желание. И меркло наслаждение в виде книги за чаем. Она показывала чёрные моря и реки, пустынные горизонты, чёрный слегка светящийся в тумане песок.
Хитро, однако, хитро! Так надеялась убить меня, всего лишь окрасив миры в чёрный цвет, показав, какое всё на самом деле холодное, неприступное, «а тебе казалось, ха-ха, тебе думалось, что ты живёшь в лучшем мире». Только, о дьявол! – как же была убедительна. Могла одним взмахом руки заставить красные розы почернеть, увянуть и рассыпаться в прах. А я лишь утром купил их, только хотел с помощью них скрасить серые будни. Поставил на самое видное место цветы, ненавижу!
29 ноября
Эти записи она не должна найти. Если найдёт – убьёт, даже не знаю, что будет. Я хочу сыграть с ней также в одну игру, поддаться поначалу её словечкам, «как мир ужасен», а после начать искать на Чёрных планетах вороньи перья, чёрные алмазы, обсидианы. И прочие чёрные дары на самом деле прекрасного мира, прекрасные дары. Было бы ещё неплохо отыскать реку, в которой течёт не просто чёрная вода, а нефть, но это уже как получится.
Я хотел обыграть смерть, подшутить над моей милой бестией. И, как знать, может, она даже догадывается, что её хотят обмануть.
Сегодня снова рассказывала про корабль, который летел среди ярких звёзд и разноцветных туманностей, «…а затем провалился в какое-то облако, и всё потеряло цвет». А я молчал, видел всё то, о чём она говорила, представлял в голове, имел ввиду каждое слово, но уже не так наивно верил каждому образу. Убийца тоже делала вид, что всё идёт по расписанию, даже шляпку чёрную небольшую надела – явно в честь моего конца, она же считала, что мечта умирает, а следовательно, потом, потеряв даже призрачную мечту, её поддержку, не останется больше ни единой причины жить. Увы, но для некоторых это опасно по-настоящему.
Недавно сказала одна знакомая, что мы намного сильнее, чем думаем…
Потом я решил прогуляться, как всегда, наглотался таблеток, особо ничего не поел, аппетита не было, в последнее время питался одними лекарствами; и решил погулять. Конец ноября, холодный и мокрый день, серость стояла ещё с утра, давила на всё, что можно. Долго ли я так ходил и сидел на холодных скамейках, а только возникло чувство, которое вряд ли пришло, продолжи я сидеть дальше дома в печали.
Холодный дождь точно остудил голову, и последние кусочки пепла, что запутались в волосах на другой планете, окончательно исчезли и улетели. И стало так легко, так свободно – и целая палитра красок брызнула тотчас в глаза. И они открылись, и увидели яркий свет. И я не смог поверить Депрессии, что это – искусственный мир, и только её – настоящий.
Хотя был момент, когда её слова звучали весьма убедительно. Когда на и без того серое небо наплыла просто невообразимых размеров туча, и лысая гора обнажила свои серые камни (клыки). Когда люди все скрылись по домам, и только один я остался наедине с ураганным ветром. Тогда я вспомнил страшные фразы, но затем увидел другие. Кто-то всего лишь забыл выключить один провод, и маленький магазинчик сиял, точно новогодняя ёлка. Среди серости, грязи и липкой тянущей темноты. Это было, мало сказать, потрясающе!
30 ноября
На следующий день стояла отвратительная погода: очень красивая, но притом крайне мерзкая. Абсолютно чёрно-белый пейзаж, ни одной тебе яркой точечки. Белые сугробы, чёрные ветки деревьев, и всё такое грязное, мёртвое, что страшно даже писать. Ещё и свинцово-серые тучи над горизонтом. Они плыли очень низко, давили, разочаровывали.
Ничего удивительного: скоро декабрь, а снег – это значит зима. Эх, не такой зимы хотелось порой летним вечером… Зато всё, как любила она.
1 декабря
Она – сама Смерть, обманула, наверно, с сестрой, придумала на ходу эту историю. Такие вещи показывает, страшно сказать – не всем способно прийти подобное в голову… Где-то откопала в далях Вселенной ещё одну планету, да не простую, а населённую почти всемогущими существами. Наверно, она смеялась. Нашла лазейку и пустила намёк… Но давайте я расскажу по порядку.
Так, вот, по порядку: есть планета, населённая «не совсем людьми», это я и сам прекрасно давно догадывался. А вот что они совсем не люди, но внешне похожи на нас – не уверен. Такие прекрасные существа, а она и их мучит. Немыслимо!
…Я видел лежащее почти без движения существо очень тонкой фигуры, с крыльями и о четырёх руках. Оно напоминало безвременно увядший прекрасный цветок, полупрозрачный и зеленоватый, местами горящий золотым цветом. Глаза странного существа закрыты, незнакомец дышал тяжело, хрипел, – наверное, был очень болен. А удивительная ткань его неземной одежды смята и запачкана космической пылью. Кстати, где лежало или умирало существо, я до конца не понял. Мы летали в слишком далёких районах космоса, ни одной знакомой звездочки как ориентир.
Потом вмиг погас свет – умолкли все краски. Зелёный, золотой, рыжий, вкрапления розового, и всё, что ещё было там, стало серым, а затем чёрным. Существо предстало в совершенно другом обличии. Большая и мутная тень, тень всё же напоминавшая человека. Возможно, меня, лишившегося крыльев мечты?
В тот же день, дремая, немногим позже, увидел истинную картину происходящего, и это повергло в шок. Мало сказать – шок, ведь я сначала не понял, поддался, поверил дамочке…
Тот же день, вечер
Окончательно проснувшись от марева и немного придя в себя, накатило вдруг так много энергии, точно что-то сломалось и начало работать наоборот – точно ещё чьё-то всеблагое влияние свалилось на мою голову. Но на сей раз хорошее.
Подаренных сил хватило, чтобы сделать хороший чай, сготовить ужин, сесть и спокойно подумать. Перед закрытыми глазами тотчас пронесся ответ. Я сначала ошибся и не понял, что видение являлось продолжением показанной недавно картины. Потому что привиделась только рука. Бледные крепкие пальцы, однозначно, сотворившие очень много за свою жизнь, и искры горящего пламени. Потом были слёзы и боль. И, только увидев всё, сопоставив, стало ясно, что случилось на самом деле.
Это существо было отчасти фениксом. Забавно, если Депрессия показала его мне, желая сказать: «Вот, посмотри! Даже такие, как он, умирают! Даже по нём придётся нести вечный траур. Куда там ты?» Конечно, она всё знала. Но, может, не понимала сама до конца? …Огненные искры начинали плясать вокруг пальцев ещё сильнее. Огня становилось всё больше, но он не жрал, он наоборот согревал многорукое тело. И когда я понял, что огонь служит ему, как мысль, и по сути является наглядным олицетворением его мысли, всё стало ещё интересней.
Феникс фениксом, а этот таинственный муз скорее был повелителем самой опасной стихии, она была в нём, жила и горела, она выходила, просачиваясь сквозь пальцы, но не от большой печали, а от большой любви. Это была его особенность – выпускать пламя вместе с сильными чувствами, но, возможно, порой чувства брали вверх, он не мог до конца контролировать силу, вот тогда огонь обжигал тело человекоподобного феникса.
Может, чувства брали верх, и когда их становилось совсем много, он покрывался огнём, как порой мы, болея, покрываемся липким потом. Но это было не в первый раз, и на самом деле Он уж давно привык. Он знал эту боль, привык к ней, как бы даже сроднился. Он умел справляться с ней, знал, как быстрее заживить раны. А чёрная дамочка лишь представляла всё в выгодной ей манере, в таком свете, что человеку, не знавшему правды, стало бы обязательно страшно.
И мне стало немного не по себе от этой картины ожогов и стонов. С трудом представлялась сила, с помощью которой было возможно такое явление и в целом подобное существо. Возможно, его огонь – это кровь, или огромная жажда, стремление и всемогущество мысли. Деятельность, сопровождаемая таким трепетным отношением и желанием, и человека способна убить. Особенно человека… кризис…
Пока я пил чай и был поглощён новыми мыслями часа полтора или два, и даже не заметил, как пронеслось время, мысли о таинственном существе давали надежду на будущее. С ними стало намного теплей и спокойней, точно гора упала с плеч и расцвела опавшая пелена яркими и большими цветами.
Точно! А ведь всё так и есть! Мысли продолжали идти, наперебой показывая уже совершенно новые картины истории. …Вот, он, действительно, упал, покрывшись огненными языками, но затем встал. Вот он, весь объятый пламенем, лежит, еле дыша, но затем снова встаёт. Снова. Снова. И снова! Конечно, он давно научился управлять этим огнём, и вряд ли найдётся причина, способная превратить огонь в неконтролируемое убийственное создание. Ведь эта сила, хоть и таит в себе смерть, она же смерть отвергает. Не выйдет сжечь того, кто сам огонь.
Перед глазами пронеслось ещё одно цветное виденье.
Опять это многорукое существо, только уже без пламени. Счастливое красное лицо и загадочная полуулыбка. Он выжил. Он снова ожил. Выжил назло, вопреки.
2 декабря
Я, наверное, так много думал над этой историей, что она приснилась и в третий раз, точнее не сама история, а только он – персонаж. Ничего не сказал, однако даже присутствия было больше, чем много. Посидел, хлопнул по плечу, улыбнулся, ушёл.
Я окликнул его:
- Эй! Ты куда?
Нечеловечески огромные голубо-зелёные глаза внимательно остановились, они изучали. Зелёно-оранжевые крылья развивались, как плащ, за спиной.
- Ты намного сильнее, чем она говорит! Не слушай её! – зачем-то крикнул вдогонку, хотя знал, что он уже не услышит. – Намного…
А так много всего хотелось сказать! Уже не вспомнить все подготовленные для записи фразы; а поверьте, их были тысячи. Ещё никогда никому не хотелось так много сказать. Но, может, не ему, себе?
***
Я очень торопился и не мог точно понять, почему. Солнце светило в глаза то огненной, то белоснежно-молочной точкой. Затянутые облака оставались на редкость светлыми. И, нет, так и не настал холод, промозглая погода расступилась, немного уступив место нам, людям.
Я вышел, потому что было настолько светло, настолько радостно и приятно, что не хватало слов; такого давно не бывало. Пожалуйста, только вроде вчера съедал себя мыслями и беспочвенными фантазиями, думал, перебирал и крутил по десять раз всё в голове, только вчера (дурак, знаю!) опять достал из кладовки верёвку, правда, так и не завязал её: набросил на плечо, а потом кинул обратно, но всё же. Только вчера не мог дышать от сдавливающей ужасающей боли, которая в мыслях казалась последней агонией, когда только лежишь, и шевелиться, и даже думать тебе тяжело. Лежишь с закрытыми глазами, сжавшись в клубок, и ждёшь гибели… А она не пришла, какая большая потеря!
Только вчера…
А теперь снег, такая красота всюду! Точно белый фон – белый мир, белая жизнь – с чистого листа жизнь! Так постаралась природа, украсила за ночь городок. И хотя снег давно не лежит на настоящих деревьях, в мыслях и на бумаге они вечны. Плясал хоровод ветер и дождь, и снежинки неслись в рот каждому из проходящих знакомых… А потом такая красота, тишь, снега больше и больше – идёт в основном снег, а не дождь.
И такое солнце, огромное! То золотое, то снова белое, солнце на весь горизонт. Зашёл, вернулся домой, а оно в окно – стучится, надоедает с лучами, слепит, не даёт побыть в радостном настроении, не оставляет и дома.
Ослепило снегом хорошо так: круги в глазах начались, снова иллюзии. Рядом тень. Помотал головой. «Её, определённо, здесь нет, она мне кажется!..» Ещё раз помотал головой. «Это только видение! Успокойся!» На пару секунд показалось, что тень мелькнула в ванную комнату. Вот она пошла туда, вот она там, а затем не выходит – долго.
Ещё на секунду показалось, что-то болтается на верёвке, верёвка – так же иллюзия. В последний раз помотав головой, я понял: нет, наконец, один, нет рядом этой чёрной чертовки и бестии! Нет, слышите, нет! Зима – чистый лист, новый лист… С трудом верилось, что такая малость, как белый снег, снег, настоящий, пушистый, охапками выпавший на всё вокруг, простой снег может стать ключиком и столько всего открыть.
«Не верю. Не ве-рю…»
В ванне кроме меня, удивлённого, с большими от недоверия глазами, больше никого не было…
Севастополь, ноябрь 2021 – июнь 2022, 516