(Продолжение)
ПЕРЕДЕЛ, С УЧЕТОМ ЧИНША
Осматривая пустынный озерный берег, мы задавали себе вопросы: почему уже три века назад волочанин Алексей Зылёна был единственным на этом пространстве, чарующем природной красотой? Почему в эпоху воеводств полоцкий посад в виде города считался «бывшим селом»?
Приходило на ум Проклятое поле в Лукомле. Согласно легенде, там князья не могли поделить землю и бились, чтобы вселить своих ставленников.
Может, подобное случилось и здесь?
Похоже, что не так. «Город, поставленный литовскими людьми» на большом Лепельском озере, поменял расклад, жизнь сместилась к западу. Улльское правобережье в большей степени отвечало сухопутному потоку, и дороги легли по Лукомльской возвышенности, расширяя сферу деятельности прилегающих окрестностей. Территория, где осели «боленские паны», в большей степени отвечала торговым операциям – прагматической сущности капитализма.
Область многочисленных озер и речек потеряла значение, превратившись на некоторое время в «Богом забытый уголок».
Берега ожили под воздействием спроса на лесные ресурсы - когда открыли беспрепятственный сплав по Березинской водной системе. Появилась возможность обогащаться за счет лесных богатств, что наделила природа Белую Русь. Сосняговская пуща, что лежала на левой стороне Уллы была не чета приэссенским борам, но занимала довольно значительную площадь. А была еще так называемая «казенная лесная дача Рыбинец – Лукашенки», охватывавшая 592 десятины, и отличалась особенной «статью» - строевыми, корабельными соснами. А была еще лесная дача, приписанная к усадьбе Гарновщина коллежского асессора Антона Шелепина.
Эти данные я почерпнул в статистических отчетах о землевладельцах Лепельского уезда за 1891 год.
Мне посчастливилось ознакомиться с ними в Латвийском государственном историческом архиве: Латгалия входила в состав Витебской губернии, а та охватывала регион, покрытый не только Уллой, но и частью Западной Двины.
Отчет по уезду - настоящий «гроссбух», там все собственники: как в виде частного, так и коллективного пользования. Поимененные конкретно, они делились на дворян-католиков, мещан, крестьян-православных, правительственных чиновников и духовных лиц. Отдельным блоком расписывались деревни, объединенные в сельские общества. Владения были разные – в зависимости от количества земли и местоположения, с показом конкретных десятин и расшифровкой кадастра, привязывались к основным маршрутным трассам.
Волость выделялась пространством, начинаясь с границ «стародавнего места Лепельского» и покрывая южное прибрежье вдоль Уллы-Ульянки, упираясь в Сосняговскую пущу. Северная оконечность замыкалась витебским почтовым трактом.
На фоне других волостей Несинская выделялась составом хозяйств - в ней не было владений магнатского типа. Частные поместья соседствовали с общинными и делились примерно поровну: 55 дворовых вотчин и 35 деревень, объединенных в 10 сельских обществ.
Тому способствовал, конечно, ландшафт: большое количество водоемов с сеножатями и увалами и лесистыми промежутками, которые «кроили» территорию, создавая мир уединенности.
И только центральное имение – несинское, расположенное выше других, монументально выступало, удерживая вековые традиции. Будучи двести лет назад в роли воеводческой резиденции Друцких-Соколинских, оно сохраняло прежний «ритуал». В 1714 году Несино облюбовали стражники – люди, наблюдавшие за безопасностью границ.
Сначала имение досталось Николаю Рыпинскому – черниговскому стражнику, а потом обладателем стал Антоний Стефановский, состоявший в смоленской страже. Он сохранил преемственность – несмотря на то, что государственный строй поменялся: на смену Речи Посполитой пришла Российская империя.
В 1785 году предусмотрительный Антоний поделил имущество между наследниками - тремя сыновьями. Дележ был осуществлен территориально. Северная часть, вместе с центральным Несино, досталась старшему сыну, а восточная - среднему. Неколочь (Nieklocz в тексте польского Словника) отошла младшему Винсенту. Ему же достался весь неколочский юго-западный берег, вместе с деревней Мазники.
…Осматривая пространство, мы искали следы бывших владений. Села, зафиксированного землемерами, после наполеоновского вторжения, уже не было. Да и Неколочи как фольварка, учтенного стражником при дележе, тоже не было.
«Как вы думаете, - задавал я вопрос своим спутникам, - почему не Зылёна, бывший княжеский волочанин, вложивший силы в освоение берега, числился хозяином?»
Что они могли ответить? Вечевое правление, которым славился Великий Новгород, не прижилось, его схоронили господа. Зылёна пахал землю, а паны строили дворцы.
- Собственность сдавали в аренду – по частям, и в каждой из них функционировали либо двор, или фольварк, - говорит белорусский ученый, кандидат исторических наук Вячеслав Носевич.
Таков был чинш, введенный в Великом княжестве Литовском. Российская власть не препятствовала ему на селе, и крупные землевладения обрастали новыми волоками.
Магнаты скупали наиболее ценные участки, но Стефановские не повторили ранг радзивиллов и сапег. Пришло время, когда помещики обязаны были выделять часть земли в крестьянский фонд, и разросся круг мелких собственников.
По отчету за 1891 год, многочисленными обладателями несинской земли стали мещане. Появились минимальные частные наделы - площадью от 4-х десятин.
Таков был итог передела. Российская земельная политика стала жесткой в отношении шляхты после вооруженных выступлений. Один из мятежных очагов возник в Поречье – а это рядом с Несино, и даже фамилия одного из молодых участников восстания, Стефанов, будто указывала на хозяев.
Площади земли, которыми распоряжались «непокорные», после подавления, подверглись уменьшению, а на высвободившиеся десятины посажены люди, лояльные власти. Империя поощряла слой чиновников, претендовавших на выгодные участки.
Впоследствии ограничения были несколько смягчены. 4 марта 1899 года царь «высочайшим повелением» предоставил право министру внутренних дел разрешать «приобретение в сем крае (Северо-Западном, - авт.) земельных имуществ местным уроженцам – дворянам и мещанам католического исповедания, ведущим крестьянский образ жизни и лично занимающимся земледелием». Но общее количество земли вместе с покупаемым участком не должно было превышать 60 десятин. Это называлось политикой «водворения русского земледелия».
Охват бывших стражников Стефановских сократился. На 1891 год в их руках находились только имение Кляренполь, а также усадьбы Бобрица, Березовка и Жежлино. Территория с городищем – куда, предположительно, дошли новгородцы, им уже не принадлежала.
(Продолжение следует).
На снимке из интернета: вид Неколочи с высоты птичьего полета.
04.06/22