Декамерон 10 избранное

            Избранные произведения из серии
                «Прутский декамерон».


           «Cеренада»


Апельсиновый сироп    20 мл.
Ванильный сироп          20 мл.
Гранатовый сок            100 мл.
Газированная вода      100 мл.
Ломтики апельсина.
Смешиваем ингредиенты, украшаем ломтиками апельсина.




                Капитанская дочка.
               
                Приснилась мне юность отпетая,
                приятели – мусор эпохи,
                и юная дева, одетая
                в одни лишь любовные вздохи.
                Игорь Губерман
    
      Душно. Воздух в комнате буквально сперт, стоит и не движется, несмотря на открытое настежь окно, и оттого, наверное, мне не спится. Приподнявшись в постели, я с осторожностью повернулся на другой бок. Диван, несмотря на все мои старания, все же противно скрипнул, однако дыхание моей супруги, спящей рядом, оставалось по-прежнему ровным и спокойным. Я осторожно сполз с дивана и в этот самый момент в прихожей негромко зазвонил телефон. Он прозвенел всего один раз и на втором звонке оборвался. Чей-то случайный, ошибочный звонок? Я сморщился словно от зубной боли, затем посмотрел на жену, но и на этот раз она не шелохнулась и не сбилась с дыхания. И лишь выйдя на кухню и залпом выпив кружку прохладной воды из холодильника, я понял, что это был не случайный, а наш с Кондратом условный, то есть кодовый звонок! Один – плюс. Целый звонок и на втором обрывается. Это означало, что я срочно нужен моему товарищу Кондрату, то есть мне надлежит в течение десяти ближайших минут быть во дворе около дома. А на часах без двадцати минут двенадцать.
     Сняв со стула брюки и рубашку, я на цыпочках вышел в коридор и, не включая света, стал торопливо одеваться, недоумевая, зачем в такое позднее время мог ему понадобиться. Заметив на тумбочке рядом с телефоном пачку «Мальборо», я сунул её в карман, следом спички, обулся, затем вышел за дверь и, тихо затворив ее за собой, запер на ключ.   
     Спустившись вниз и обойдя вокруг дома, я подошел к бетонной коробке автобусной остановки. Все вокруг – небо, земля, окружающие меня здания микрорайона, - сливается в темные полутона. Пустынное в этот час шоссе едва отличимой на общем фоне серой лентой лежит передо мной, окаймленное с обеих сторон невысокими деревьями.
      Я присел на деревянную скамеечку внутри остановки. В ожидании прошло несколько томительных минут, затем я заметил свет фар едущей по дороге машины, они на добрую сотню метров освещали впереди себя шоссе, вырывая из темноты поочередно дома, деревья, фонарные столбы. Я вышел на дорогу и призывно помахал рукой. Машина, приблизившись, резко затормозила, съехала на обочину, при этом ее слегка занесло на придорожной пыли. Наконец она остановилась, фары погасли, и тишина, окружавшая меня еще несколько мгновений назад, взорвалась громкими голосами, доносившимися изнутри автомобиля.   
     Конечно же, это были наши!   
     Передо мной была гастрольная машина нашей компании – до предела раздолбанный желто-песочного цвета «жигуль-03», принадлежащий Игорю по кличке Жердь, который сидел за рулем, рядом с ним находился Кондрат, оба – мои лучшие друзья.
– Ну что, Савва, ты не удивился, что я так поздно позвонил? – спросил меня Кондрат, осторожно выбираясь со своего места. Это у него из-за высокого роста получается не слишком ловко.
– А вот наконец и наш дружбан Савва, – кузнечиком выпрыгнув из водительского сидения и подбегая ко мне, громко кричит Игорь, перебивая товарища, – стоит, бедняга, ожидая нас, и уже просто помирает со скуки.
     Игорь в порыве дружеских чувств со всего маху хлопает меня по плечу – заметно, что он здорово навеселе. Мы обнимаемся, затем жмем друг другу руки, смеемся, спрашиваем о новостях. На заднем сиденье, как я уже заметил, сидят три незнакомые мне девушки, их трудноразличимые в неверном свете луны лица то и дело мелькают в проеме открытого окна, и я с интересом на них поглядываю. Судя по переливистому смеху и громким восклицаниям, они тоже изрядно выпивши. В какое-то мгновение Кондрат берёт меня за руку, отводит в сторону и шепчет:
– Я тут задумал одно дельце, и для этого мне понадобился ты. Сейчас поедем на озеро, ты там вплотную займешься моей бывшей подругой – Маринкой. Помнишь, я тебе как-то говорил, что решил от неё избавиться?
– Ага, – киваю я, смутно припоминая что он что-то подобное мне недавно говорил. - Ты еще сказал, что она твоя подруга чуть ли не с детских лет.
  -Именно так, – соглашается Кондрат, затем шутливо кривится: – Настолько застарелая зазноба, что я уже устал и от неё самой и её дурацких претензий. Ну, поехали. По машинам, друзья мои, – обращаясь уже ко всем громко командует он, зачем-то поглядев на часы.
     Мы залезаем внутрь, ребята – по своим местам, я назад – к девушкам; они теснятся, уступая мне место, я усаживаюсь поудобнее, и сразу же ближайшую из них перетягиваю к себе на колени – так свободнее сидеть остальным и мне приятнее.      
     Игорь трогает с места и вскоре переполненная машина, управляемая нетрезвым водителем, противно визжа шинами на виражах, мчится по ночным улицам.      
     Кондрат, полуобернувшись назад, знакомит меня с девушками: Сашенька, Люся и Марина; назвав последнее имя, он легко щипает меня за локоть. Я пытаюсь приглядеться к ней, но в темноте девушек практически не различаю – передо мной мелькают славные девчачьи лица и все. И лишь пару раз подпрыгнув на ухабах, я наконец начинаю соображать, о чем собственно идёт речь.
     Одна из девушек – Марина, по кличке «Капитанская дочка» - еще совсем недавно считалась подругой Кондрата, причем неразлучной, и хотя жениться им по возрасту было еще рановато – обоим всего по 17, буквально все - друзья и даже родители обоих - считали их женихом и невестой, настолько они были дружны и близки между собой. Но недавно что-то надломилось в их отношениях, отчего эти самые отношения, как это нередко бывает, моментально разладились, и теперь Кондрат решил уже изрядно поднадоевшую ему подругу спихнуть товарищу, в данном случае мне, с вполне конкретной целью – избавиться от нее.
     Лучший способ провести подобное мероприятие – это устроить хорошую пьянку в дружеской компании, чтобы затем, если даже товарищу и не удастся соблазнить твою девушку, все равно всегда бы нашелся повод для «сцен ревности» со словами укора: «А помнишь, ты с ним обнималась…  сидела у него на коленях… целовалась…  он тебя трогал за задницу...» и так далее – короче, подобные претензии можно предъявлять до бесконечности.
     Метод, конечно, нечистоплотный, но зато, согласитесь, весьма действенный.

***
     Свою кличку «Капитанская дочка» Маринка, как рассказывал мне когда-то Кондрат, получила благодаря своему отцу, причем уже довольно давно. Отец ее, офицер, служил на расположенной вблизи города радиолокационной станции, но, несмотря на солидную армейскую выслугу, вот уже на протяжении целых десяти лет оставался капитаном безо всякой, как все уже понимали, надежды на повышение.
      Машина подпрыгнула на очередной кочке, что прервало ход моих мыслей, и я с беспокойством посмотрел на водителя. Игорь умудрялся на ходу, просунув руку назад, между сидений, щипать девушек за коленки – визг и громкий пьяный хохот разносится из нашей машины далеко по городу, и, отражаясь от домов, возвращается дробным эхом. Тем временем я вновь пытаюсь разглядеть лицо девушки, которую зовут Маринка. Моя будущая «жертва» очень весела, она даже не предполагает, бедненькая, какая «угроза» нависла над ней в моем лице.   
     Впрочем, не менее веселы были и обе ее подруги – вся честнАя компания, оказывается, с самого обеда и до сих пор, вплоть до приезда ко мне, угощалась на квартире Кондрата десертным вином, а под конец и вовсе перешла на коньяк. А закусывали, за неимением чего-либо более существенного, яблоками.
      В верхней части улицы Танкистов – в нашем городе имеется и такая, – около столовой №6 мы притормаживаем, и 03-ая «старушка», поскрипывая всеми своими склерозными железяками, сворачивает направо, на грунтовую дорогу, которая перерезает микрорайон частных домов, спускается по ней к пресному озеру, минует кафешку с народным названием «Приют утопленника», катится по насыпной дамбе, отделяющей озеро от речушки Фрумоаса (красивая), затем сворачивает налево и, въехав на территорию пляжа, останавливается.
     Вот мы и на месте; вся компания дружно покидает машину. С тех пор как по решению горисполкома «с целью искоренения в городе разврата» служба благоустройства рьяно принялась за уничтожение двух прекрасных парков,  расположенных в центре города, и, надо сказать, достаточно в этом деле преуспела, молодежная ночная жизнь постепенно сместилась сюда, к озеру, которое хотя и было расположено всего в двадцати минутах ходьбы от центра, все же находилось за чертой города. Теперь здесь можно было практически в любое время суток встретить любителей искупаться в озере, а также наблюдать множество гуляющих и целующихся под луной пар; а в местах, несколько удаленных от пляжа, можно было также услышать любовные ахи-охи-вздохи, причём имелся немалый риск споткнуться об чьи-либо ноги, торчащие из-за кустиков.
     Однако сегодня, когда мы вышли из машины и осмотрелись на местности, несмотря на достаточно теплую ночь, купающихся в озере мы не обнаружили, и даже влюбленных парочек поблизости не было заметно; нас приветствовал лишь хор сверчков, а из растущих неподалеку высоких, больше чем в рост человека камышей, ему вторило нестройное кваканье лягушек.    
     Игорь, явно не удовлетворенный этими звуками, вставил кассету в магнитофон автомобиля, включил его на полную мощность и мы тут же устроили вокруг машины что-то наподобие танца африканских аборигенов под музыку великолепных «Роллинг стоунз», ревущую из автомобильных динамиков.
     Для того чтобы гармонично вписаться в общий разухабисто-бесшабашный пьяный ритм, я разом опрокинул в себя полстакана коньяка, любезно преподнесенного мне Кондратом – благодатная жидкость приятно защекотала горло, пролилась внутрь, обожгла внутренности и весело побежала по жилам, взбадривая еще не до конца проснувшийся организм. Укусив теплое яблоко, услужливо протянутое Маринкиной рукой, я вдруг явственно ощутил себя участником известного библейского сюжета – искушение: я был Адамом, вкусившим яблоко от древа познания; Маринка (а она была очень даже неплоха в образе Евы) – тоже откусывает от яблока; на роль змея-искусителя вполне подходил Кондрат (вот только я, не очень внимательно читая Библию, не уверен в том, что змей когда-либо наливал Адаму коньяк).
     Вспомнив о своем задании, я хватаю Маринку за руку, и вот мы уже продолжаем танец вдвоем, словно старые знакомые, хотя до сегодняшнего дня друг друга и в глаза не видели.    
     Внезапно заканчивается кассета, но накал всеобщего веселья настолько высок, что мы, не теряя темпа, продолжаем беситься, отделывая головокружительные па, прыгая и кувыркаясь в песке.    
     Игорь, самый «мелкий» по размерам в нашей компании мужик, от избытка эмоций подхватывает на руки самую полненькую из девушек – Сашеньку, и несет ее к воде. Все хохочут, а секунду спустя уже Маринка тянет меня за руку с криком: «Бежим купаться».
     Кондрат, самый степенный из нас и рассудительный, в это время что-то объясняет Люсе, усердно жестикулируя, а «моя» Маринка кричит: «Дикий пляж, давайте устроим дикий пляж», после чего, ни на кого не обращая внимания, начинает раздеваться. Мне вроде как бы тоже стесняться нечего, но трусы я снимаю лишь после того, когда Маринка остается в чем мать родила. (А ведь линия библейского сюжета – эй-эй! – продолжается).
     Мы с ней, взявшись за руки, с дикими воплями несемся к воде, серебристая лунная дорожка бросается нам навстречу, и мы, не разжимая рук, шлепаемся в теплую, как парное молоко воду, разбивая эту дорожку вдребезги на множество отдельных светлячков. Игорь, не дожидаясь, пока Сашенька разденется, затягивает ее в воду прямо в одежде, а мы с Маринкой тем временем отгребаем в сторону, в десяти шагах нас уже практически не видно. Необычайное чувство свободы и восторга охватывает меня и я заключаю Маринку в объятия – ее прохладное, гладкое тело приятно скользит в моих руках. Она откидывает голову назад и, черпая ладошками воду, брызжет ею во все стороны, заливаясь хохотом. Потом внезапно замолкает и, обхватив меня за шею руками, забрасывает свои ноги мне на бедра. Я лихорадочно ищу, куда вставить мое уже напряженное «естество», нахожу, проталкиваю в узкую упругую щелочку, Маринка, помогая мне, откидывается назад, и наши тела сливаются, затем начинают ритмично двигаться. 
     Пытаясь управлять движениями, Маринка лихо вертит бедрами, отчего тут же выпадает из моих объятий и плюхается головой в воду. Я со смехом вытягиваю партнершу из воды, Маринка отфыркивается, при этом мы, естественно, теряем контакт и все приходится начинать сначала. Мы хохочем, будто это веселая невинная игра, однако обмануть нам никого не удается: Игорь и Сашенька, заметив наши «водные упражнения», ничуть не стесняясь, направляются к нам. Игорь на ходу сдерживает и пытается повалить Сашеньку на мелководье, но та без труда стряхивает его с себя.
      Нам с Маринкой приходится прерваться на самом интересном месте, после чего мы выбираемся из воды на сушу. Прижавшись головой к моему плечу, она шепчет: «Савва, я хочу тебя по-настоящему, слышишь?» - «Слышу», - дрожащим и охрипшим от возбуждения голосом отвечаю я. Держась за руки, мы не оборачиваясь, направляемся к небольшому пролеску, темнеющему в сотне шагов от нас; Игорь с Сашенькой, судя по голосам, вновь увязываются следом, хорошо хоть Кондрата с его партнершей пока не видно и не слышно.
     Слишком углубляться в пролесок не имеет смысла, и мы, оторвавшись от преследующей нас пары шагов на пятнадцать-двадцать, валимся в высокую густую траву. Маринка со стоном потягивается, затем, схватив меня за руку, опрокидывает на себя; мы оба горим желанием, и я, раздвинув ей коленки, захожу в «боевую» позицию.
     Однако что-то в этой позе сразу же показалось мне некомфортным: как бы я Маринкины ноги не задирал, вожделенная щелочка все ускользала куда-то вниз и тогда я одним движением, обхватив девушку за талию, перевернул и поставил на коленки. Ну, конечно же! Теперь все было чудесно, щелочка сразу же нашлась и раскрылась мне навстречу – просто по физиологическим своим параметрам Маринка оказалась выраженной «сиповкой» (по народному), то есть ее «дундочка» (так в нашем городе принято называть женский половой орган),  природой устроена ближе к попе. Такое расположение женских органов встречается, если судить по моему скромному опыту, сравнительно редко.
     Или что-то особенное было в природе и в атмосфере в эту ночь, или же меня попросту обуяло некое любовное сумасшествие, но я, кончив, не мог остановиться и продолжил движения, словно стараясь закрепить достигнутый успех. Отдавшись ощущениям, я ничего не замечал вокруг, и только ладони мои продолжали крепко держаться за Маринкины ягодицы.
– Савва, Савва! – вдруг услышал я её испуганный голос, донесшийся до меня словно издалека. – Смотри-ка, что это там, в кустах?
     Я с большим трудом, не теряя при этом контакта с партнершей, выхожу из транса, наши тела еще продолжают трепетать, когда я вдруг слышу в кустах, буквально в нескольких шагах от нас, громкий шорох, затем треск ломаемых веток. Я уже, было, открыл рот, чтобы наорать на Игоря с Кондратом, предполагая, что это они нас дразнят, как вдруг послышались новые звуки: «Тхру, тхру...», – и этот звук неразрывно и органично сплелся с предыдущими.
     «Дикие кабаны!» – мелькнула в моей голове тревожная догадка. Не говоря ни слова, я прижал Маринку к земле, а сам стал напряженно всматриваться в окружающую нас темноту. Звуки повторились, теперь уже ближе, и, наконец, в неверном лунном свете, пробивающемся сквозь ветви деревьев и редкий кустарник, я увидел целое семейство диких свиней, находившихся буквально в пяти-шести шагах от нас. Я, даже не успев испугаться, одним движением поднял Маринку на ноги, шепнув ей: «Лезь на дерево». Она, подстегиваемая первобытным страхом, передавшимся нам многотысячелетним опытом предков, тут же ловко вскарабкалась по гладкому стволу и прилепилась к нижней развилке дерева, находившейся чуть выше моего роста. Я же встал за ствол дерева, продолжая наблюдать за кабанами, которые, фыркая и причмокивая, вскапывали своими рылами землю вокруг кустов. Мгновение проходит за мгновением, и вдруг за моей спиной слышится дикий визг, от которого меня вмиг прошибает холодный пот. Решив, что это нас окружают кабаны, я в ужасе оборачиваюсь и вижу... Игоря с Кондратом, несущихся прямо на меня и размахивающих при этом палками – это именно они, мои друзья-товарищи, производили эти ужасные звуки. Еще не придя в себя и не в силах произнести хоть слово от пережитого страха, я, вновь вспомнив о кабанах, оглянулся, и по топоту и треску сучьев понял, что дикие свиньи, испугавшись шума, производимого моими товарищами, бросились наутек.
     Проходит секунда, другая, и вдруг мое тело, независимо от моего желания, начинает сотрясать смех; обнаженные, в одних трусах, Игорь и Кондрат останавливаются рядом и тоже, осознав, что лишь минуту назад все мы действительно были в опасности, и что теперь она миновала – кабанов уже не видно и не слышно, – начинают хохотать вместе со мной.
      В какое-то мгновение Игорь, смеясь, задирает вверх голову и замечает распластанную на дереве Маринку.
– Ага, вот ты где, бесстыдница! – кричит он возбужденно, подпрыгивая и безуспешно пытаясь ущипнуть девушку за голое тело, – мы тут, понимаешь, подвергаемся смертельному риску, ведь запросто могли погибнуть от клыков диких животных, а ей, видите ли, на дереве захотелось потрахаться. Слезай немедленно, развратница.
     Мы продолжаем безудержно ржать, тычем при этом друг в друга пальцами, и вновь покатываемся от хохота. Маринка что-то жалобно бормочет, затем пытается слезть с дерева, но у нее ничего не выходит: она повисает, держась обеими руками за ветку, ноги не достают до земли самую малость, я поддерживаю ее за бедра и шепчу: «прыгай же, отпускай руки», но она, не чувствуя под собой опоры, боится, и продолжает висеть не разжимая рук.
– Прыгай скорее, Маринка, – громко кричит Игорь, – один кабан по случаю здесь задержался. Мы решили принести тебя ему в жертву, пусть он тебя трахнет.
– Закрой рот, Жердь, – ору я на своего товарища, – не то она будет висеть здесь до самого утра.
     Несколькими минутами позже, вчетвером, целые и невредимые, мы выходим из леска и направляемся к машине.
     Сашенька и Люся, которые к этому времени уже успели одеться и привести себя в порядок, ожидают нас у машины и курят. Маринка, завидев их, вдруг останавливается на полпути, всхлипывает, и, протягивая ко мне в мольбе руки, с жалким выражением на лице шепчет:
– Такое впервые в моей жизни, Савва... Вначале все было так чудесно, а потом этот жестокий облом... – Ее голос вибрирует. – Полюби меня. Прошу тебя. Прямо здесь и сейчас, плевать мне на них. Полюби меня по-настоящему. А то я никогда в жизни больше не захочу, не смогу любить  мужчину. – Маринка почти плачет.
      Игорь и Кондрат, то ли услышав ее мольбы, то ли поняв что-то по ее тону, деликатно покидают нас. Я беру девушку за руку, мы возвращаемся на несколько десятков шагов назад и подходим к низенькой скамейке, одной из тех, что во множестве разбросаны по всей территории пляжа. Маринка поворачивается ко мне спиной, наклоняется, выпячивая попку, и упирается руками в скамейку...
     Со второй минуты примерно она опять начинает всхлипывать, я, приостанавливаясь, спрашиваю: «Что случилось?», но Маринка шепчет:
– Продолжай, я всегда плачу, когда мне хорошо...
    Минут через двадцать, когда мы, закончив и быстренько окунувшись в озере, нисколько не стесняясь своей наготы, подходим в обнимку к машине, Кондрат швыряет нам наши с Маринкой вещи и, не удержавшись, выпаливает:
– Ну вы, блин, и даете! – Он отворачивается и, сильно ссутулившись, уходит прочь.
    Мы с Маринкой удивленно глядим друг на друга, затем, ни слова не говоря, начинаем одеваться.
     Это потом уже, позднее, после того как мы развезли девушек по домам и остались с Кондратом вдвоем на пустынной улице рядом с моим домом, он ломающимся от волнения голосом спросил:
– Она плакала, когда ты ее...?
– Да, – ответил я.
-Извини, брат Савва, – сказал Кондрат и тяжело вздохнул. – Не сдержался. Я, конечно, хотел, чтобы ты ее... отымел. – Голос его дрогнул. – Но вот уж не думал, что это у вас получится так... легко и быстро.

***
    Часы показывали начало третьего, когда я, бесшумно раздевшись, юркнул в постель и тут же услышал сонный голос жены:
–Чего это ты болтаешься среди ночи?
– Да так, душно стало, покурить выходил, – ответил я и вдруг вспомнил, что за прошедшие три часа так ни разу и не закурил.
               
                Август 1980г.


               

                Катрин.               

 
       Коктейль "Дамский".

Малиновый ликер        50 мл.
Красное сухое вино    200 мл.
Красный портвейн        50 мл.
Вишневый сироп         100 гр.
Красное шампанское  100 мл.
Разлить в бокалы, подавать со льдом.



                Не нажив ни славы, ни пиастров,
                промотал я лучшие из лет,
                выводя девиц-энтузиасток
                из полуподвала в полусвет.
               
                Игорь Губерман
    
                Глава первая.
     В один из скучных и тоскливых вечеров, какие нередки у нас в провинции весной, как, впрочем, и в любое другое время года, ко мне в бар заглянул мой старый приятель по имени Яков. Яшка – по национальности горский еврей (так он сам себя называет) предложил на выходные – субботу и воскресенье – съездить вместе в Кишинев, где можно было широко и вольготно погулять и развеяться, он, мол, так регулярно свои выходные проводит.
     Дополнительно Яков сообщил, что в ближайшие выходные в столице Молдавии на свою ежегодную встречу соберутся его земляки – горские и бухарские евреи – солидные деловые люди, проживающие в разных концах республики, но при этом не теряющие между собой связи, и в ходе этой встречи ими будут сделаны интересные взаимовыгодные финансовые предложения, так что, возможно, мол, и меня что-нибудь заинтересует. (Мой товарищ, насколько я понимал, имел в виду подпольные швейные цеха и всякие другие, по большей части незаконные производства, так как мы с ним эту тему уже раньше неоднократно обсуждали).
     Подумав, я согласился: как раз в ближайшие дни у меня от спекулятивных операций должна была освободиться приличная сумма денег (что-то около пятнадцати тысяч рублей), которую пока не было куда пристроить; да и, кроме того, почему бы действительно не гульнуть, не развлечься в Кишиневе, тем более, я слышал от наших с Яшей общих знакомых, в частности от Туза-музыканта, работавшего вместе со мной в ресторане, что отдыхать в компании с Яшей одно удовольствие.
     На тот момент времени по нашим с Яковом текущим взаиморасчетам я задолжал ему что-то около тысячи рублей, вот он, не принимая их от меня и намекнул, что отдых в Кишиневе – за мой счет и, соответственно, - списывается с долга. 
     Итак, наш отъезд был намечен на пятницу, и я вынужден был на выходные оставить бар на Залико, моего нового напарника (я вам как-нибудь позже расскажу о нем поподробнее. Кстати, он у нас тоже какой-то «горский» – уроженец знаменитого грузинского села Цинандали: помните, одноименная всесоюзно, а может и всемирно известная марка вина? Фамилия его, кстати, оканчивается на «швили» – сынок, значит), а сам, взяв с собой для компании девушку Катерину, присел с бутылкой холодного чешского пива на парапете у входа в бар дожидаться Яшкиного приезда.
     Катюша сидит напротив меня, красиво перекинув ногу через ногу и, дымя сигаретой, шутливо строит мне глазки. А я потягиваю пиво, и от нечего делать ее разглядываю; а там, кстати, есть на что посмотреть. Сидим, ждем, изредка словом перемолвимся, да на дорогу посматриваем – Яшка обещал подъехать в четыре пополудни, а теперь на часах было без пяти минут.
– Катюха, как у тебя с прикидом, с тряпками то есть, все нормально? – спрашиваю я девушку просто так, для поддержания разговора. –  Имеется, в чем в столичном ресторане блеснуть?
  – Есть кое-что, я тут с собой взяла, – улыбнувшись, ответила девушка и похлопала ладошкой по пузатой коричневой сумке из кожзаменителя, стоявшей у нее в ногах.
– Ну, ты ведь понимаешь, о чем я, – сказал я извиняющимся тоном. – Нам, мужикам, главное – при штанах и при рубашке, а у вас, дамочек, с этим делом всё гораздо сложнее.
– Надеюсь, я тебе, когда мы окажемся в ресторане, понравлюсь, – сказала Катька, изобразив на своем лице томное выражение.
– Ты мне и так нравишься, – вздохнул я и добавил шутливо, мечтательным тоном: – Я даже думаю, что и без всякой одежды ты не хуже. – И тут же, вновь поглядев на дорогу, озабоченно, сам к себе обращаясь, спросил: - Так, все хорошо, только вот где наш водитель-распорядитель Яшка? Запаздывает, что ли?
     Яша ездил только на «жигулях», причем исключительно шестой модели, предпочитая бежевый цвет; при этом больше двух лет он одну машину не держал, считая, что это непрактично, поэтому, когда подходил назначенный срок, он продавал ее и тут же покупал другую, новую.    
     Вот уже несколько лет он был моим деловым партнером в некоторых взаимовыгодных для нас обоих финансовых сферах деятельности, и, кроме того, постоянным клиентом в моем баре, куда, впрочем, он заходил не ради выпивки, а чтобы присмотреться к девушкам, там отдыхавшим. После чего вступал в дело Туз-музыкант, склоняя понравившихся Яшке девушек составить им компанию. Катерина же, которая оказалась со мной сегодня, к нашей с ним компании подключилась, можно сказать, случайно, а дело было так: Яшка, увидев ее позавчера в баре, сказал, что я могу взять с собой в Кишинев какую-нибудь «телку симпатичную». «А хотя бы и эту», - кивнул он на сидевшую у стойки Катерину. И добавил, что девушка нам нужна не столько для секса, сколько для украшения компании, и это уточнение меня вполне устроило.   
     Катюшу я обнаружил пару месяцев тому назад в новом спальном микрорайоне Спирина, где живут в основном простые работяги. Внешне она девушка незаурядная – яркая и привлекательная: рост за метр семьдесят, стройная и статная, и мордашка хорошенькая, черты лица правильные, четкие и выразительные. Но особое впечатление, по моему мнению, производили её огромные миндалевидные глаза – явление, весьма редко встречающееся в нашей Молдавии – тут вам всё же не Япония с Кореей, и даже не Татария с Чувашией. Но вот скромностью и хорошими манерами девушка, увы, не отличалась, скорее наоборот. До встречи со мной Катюша активно тусовалась в компании сверстников – ее соучеников, обитавших в том же районе. В прошлом году все эти балбесы, и она в их числе, закончили десятилетку. Их было около десятка - парней и девушек, и всё, чем они занимались, были лишь пьянки да свальный грех – подростки наливались до одури чуть ли не с самого утра сухим домашним вином, которое в Молдавии, как известно каждому, можно приобрести за гроши, а при желании и вовсе задаром, а затем, естественно – «любовь»: матрас, брошенный в угол комнаты и ноги враскорячку. Правда, следует заметить, что этой весёлой компашке еще кое в чем повезло: в их распоряжении была целая трехкомнатная квартира – родители одного из оболтусов уже третий год находились на Севере, деньги зарабатывали.
     Даже не планируя поступать в какие-либо вузы или же другие учебные заведения, что было бы вполне естественным для них, и чем, кстати, собирались заняться их более серьезные и сознательные соученики, эта группа недавних школьников вот таким образом, весьма своеобразно, готовилась к грядущим радикальным изменениям в своей судьбе: ребята вот-вот, по достижению 18-летнего возраста должны были отправляться в армию, у девушек выбор тоже был невелик: или замуж кто возьмет, потому что возраст был для этого самый подходящий, или же продолжать веселиться, сколько возможно, но тоже с прицелом на замужество. Идти же учиться какой-либо профессии или, того хуже, отправляться работать на производство за 80-100 рублей в месяц - курам на смех, – еще успеется, так, скорее всего, думали они, - ведь для этого вся жизнь впереди.
     Ну, а родители будущих «абитуриентов» на своих чад нарадоваться не могли, будучи уверенными, что раз те отсутствуют дома, значит, где-то денно и нощно коллективно зубрят, к вступительным экзаменам готовятся.
     Я случайно попал на эту блатхату – решал финансовые дела с Ильей, сыном хозяев этой самой квартиры, за которым числился карточный должок почти в пятьсот рублей. Там, на этой квартире и довелось мне с Катюшей встретиться и познакомиться; не было бы в их распоряжении квартиры, по подвалам бы эти ребятишки шастали – я сам в их возрасте был в точно таком же положении.    
    После посещения этой квартиры я потом еще целый месяц плевался – когда вспоминал то место, пропитанное запахами алкоголя и секса, но вот Катюшу там, словно розочку, случайно оброненную в навозную кучу, приметил – и запомнил. Во время той встречи я предложил Илье, чтобы в счет долга он отдал мне девочку – но он своей выгоды не понял, сказал: неси ведро вина и она твоя. Такова, видно, была её цена – ведро кислого домашнего вина, или, в переводе на деньги – максимум десятка.
     С того дня я всеми возможными способами стал оказывать Катерине знаки внимания – дал девушке понять, что интересуюсь ею, ну не мог я, поймите меня правильно, такую симпатичную девку оставить загнивать в том болоте – сердце просто кровью обливалось, как хотелось вытащить ее оттуда и «облагодетельствовать».   
     Короче, я передал ее подружкам, что хочу видеть Катьку у себя в баре. Что вскоре и случилось: в один из последующих дней Катерина заявилась в бар; из интереса, я так понимаю. Она была слегка навеселе, одета вульгарно – коротенькая юбочка, безвкусный макияж, сигарета к губе прилеплена, ну и сленг, конечно же, соответствующий - через слово мат. Я сделал девушке легкий взбадривающий коктейль и попросил ее просто посидеть напротив меня. Дождавшись, пока она немного пообвыкнет, осмотрится, я сказал ей:
  – Катенька, я хочу предложить тебе оставить компанию твоих друзей, они, надеюсь, тебе уже до смертной скуки надоели.
– И что же дальше? – грубовато спросила она, уставившись в меня затуманенным взором.
– Вливайся в нашу. – Я усмехнулся. – Ничего нового пока предложить не могу – по большому счету придется все то же самое делать – ноги раздвигать, сама понимаешь, весь мир на этом держится. – Я внимательно следил за эмоциями на смазливом Катькином лице. – Только у нас всё будет по-другому – культурно и красиво, здесь ты не встретишь ни насилия, ни эксплуатации, ни хамства, а просто станешь бывать в хороших компаниях, встречаться с приличными людьми, научишься себя правильно вести, а позже, может быть, кого из этого окружения и в женихи себе присмотришь, из тех, разумеется, кто о тебе ничего не знает.
– О-кей, Савва, я тебя поняла, а то ведь подумала было, ты мне предложение какое-нибудь пошлое хочешь сделать, - наконец выговорила она.
     Куда уж пошлее, подумал я, усмехнувшись, а вслух сказал:
– Ты девка красивая, Катька, и должна этим грамотно пользоваться, вот поэтому-то я тебя и зову. А всякого сброда человеческого женского пола у нас здесь в ресторане и так в излишке крутится, свиснуть не успеешь, набегут, только их, честно говоря, даже видеть не хочется. Тебя вот, дурочку, жалко, ты со своей внешностью могла бы любую компанию украсить.
     Катька поцокала языком, попросила один день – подумать – и покинула бар. С тех пор прошло около двух недель, Катька почти каждый вечер приходила, просиживала со мной и моими друзьями у барной стойки допоздна, знакомилась с людьми, прислушивалась, привыкала, общалась, а затем мы её... отвозили домой, благо удобно было – она жила по соседству с товарищем моим, Кондратом, дома их были напротив. За это время я заметил, что Катька стала одеваться заметно лучше, чем раньше; оказалось, она умела и макияж приличный навести и без мата обходиться, из чего я вскоре сделал вывод, что предыдущее ее поведение – чистая базаровщина, желание, отвергая общепризнанные взгляды и ценности, выделиться из толпы.
Считая, что она моя девушка, мои друзья и знакомые к ней не клеились, я же вел себя по отношению к ней как собака на сене – сам не гам, и другому не дам. А дело было в том, что я себе даже не представлял, как у нас с Катюшей интимные отношения сложатся – всё это время, пока мы с ней общались, мне мешал запах ее тела: особый, резко выраженный, мускусный. Это было, пожалуй, единственной преградой, мешавшей нашему сближению. И из-за этого, наверное, она все еще не была принята в нашу компанию окончательно и не заняла в ней достойного места: чувство эгоизма мешало мне безропотно пустить ее в наш круг, а самому, отбросив даже мысль о близости с ней, просто отстраниться. При этом Катюша понимала, конечно, что нравится мне, и ловко пользовалась этим: своим дружкам- босякам, будучи в их компании, давала легко, играючи, а мне пыталась мозги крутить – я, мол, девушка гордая, не подступишься. Например, позавчера вечером, когда мы с ней остались в баре вдвоем, она спросила меня кокетливо: «Ну что, Савва, сердцем чувствую, ты мне сегодня хочешь сказать что-то важное, касающееся нас двоих?» При этом она глядела на меня одновременно вопросительно и снисходительно, сверху вниз, пользуясь преимуществом своего роста, да еще будучи на довольно высоком каблуке. Может, она думала, наивная, что я ей в любви признаться собираюсь?
     Я тоже ее оглядел, только снизу доверху – да уж, не отымешь, хороша! Вид у нее, правда, был несколько вульгарный, а я, признаться, этого не люблю. Но, конечно же, решил, что возьму ее с собой в Кишинев. Ведь Яшка говорил просто о красивой телке, и я отбросил все свои ощущения и сомнения – не невесту же себе выбираю!
     Это у нас, мужиков, помыслы сплошь  эгоистические – как с телкой в постель, а порой даже и без того, только подумаем, помечтаем об этом, – тут же и примеряем ее так и этак, словно жениться на ней собираемся. Неправильный это, я вам скажу, братцы, подход, собственнический. Вслух же я тогда сказал Катьке простенький комплимент, а затем спросил небрежно: «Катенька, не желаешь в эти выходные прокатиться вместе со мной в Кишинев, отдохнуть в компании приличных и серьезных людей?». Катька против обыкновения выслушала мое предложение серьезно и внимательно, спросила только, когда ей нужно быть готовой. Я ответил и вдруг, неожиданно для самого себя, достал из кармана пачку денег и, отстегнув три сотни рублей четвертаками, протянул ей и небрежно сказал: «На вот, возьми, купи себе что-нибудь на свой вкус, платье там, туфли, косметику». Не знаю, что это на меня нашло, обычно я девкам денег не даю, чтобы тем самым их не портить и, главное, не приучать, а тут дал, и, наверное, потому, что накануне вечером приличную сумму в карты выиграл, - знал, не отдай я их сегодня, следующим вечером они у меня могли уйти туда, откуда пришли.

                Глава вторая.
     Катька, докурив сигарету, щелчком отправила окурок в сторону дороги, вернув меня тем самым к реальности. Проводив полет «бычка» взглядом, мы одновременно увидели остановившийся у обочины бежевый «жигуль». Встав, мы отправились к машине, весело поздоровались с Яшкой – он был в машине один – забросили внутрь сумки, погрузились сами и Яшка взял курс на Кишинев. Дорогой мы много шутили, смеялись, даже пели песни, и не заметили, как минули два с лишним часа пути до столицы Молдавии. Машина, проехав по центральной улице Кишинева, подкатила к одноименной гостинице под названием «Кишинэу».
     Я с удовольствием отметил для себя, что Яшке Катюша явно понравилась и, когда она из машины выходила, он даже, как истинный джентльмен, подал ей руку, а потом и дальше продолжал за ней красиво ухаживать. 
    Когда мы вошли в гостиничное фойе, Яшка на ходу отдал швейцару ключи от машины, сопроводив их трехрублевой купюрой.
– Это еще зачем? – удивленно спросил я.
– Сейчас подъедет механик из автосервиса, заберет машину и до завтрашнего полудня наведет в ней полный порядок – она пройдет все необходимое обслуживание, – пояснил он, и я понимающе закивал.
     Нет, мы не подошли к окошку администратора, как делают все нормальные люди, а миновав фойе, отправились прямиком к лифту, который вознес нас на третий этаж. Попутно я обратил внимание на то, что все встреченные нами работники гостиницы, начиная со швейцара в дверях и заканчивая дежурной по этажу и горничной, едва завидев Яшку, радостно ему улыбались и вежливо здоровались. Из чего я сделал вывод, что он здесь свой человек, а вскоре выяснилось, что два номера полулюкса на 3 этаже – 306 и 307 – были постоянно, то есть  круглогодично забронированы за нашим другом, независимо от того, находился он в гостинице или нет.
     Мы с Яшкой удалились в один номер, второй любезно предоставив в распоряжение Катюши, чтобы она могла привести себя в порядок. На первый вечер у нас в Кишиневе не было предусмотрено какой-либо конкретной программы, поэтому я, расположившись с комфортом на диване, уставился в телевизор, а Яшка, извинившись за занятость, положил перед собой небольшой блокнот и засел за телефон. Я из любопытства, сделав вид, что хочу напиться, встал и, подойдя к столику, где стояли графин и стаканы, мельком заглянул в его блокнот. Там в столбик были записаны какие-то цифры – мне даже показалось, что это шпионский шифр. Затем я перевел свой взгляд на телефонную тумбочку и чуть не расхохотался – там под стеклом лежал другой список – телефоны и имена под порядковыми номерами, все почему-то женские и количеством не менее полусотни. Яшка, поймав мой взгляд, хитро, искоса поглядел на меня и оба мы рассмеялись, после чего он открыл секрет: оказалось, я угадал, это действительно был шифр – открой чужой человек или даже жена блокнот, порядковые номера ничего ей не дадут – имен-то нет.
     Яков сделал несколько звонков, причем, судя по манере разговора, общался он исключительно с женщинами. По окончании этого занятия мы с ним по очереди приняли душ, после чего решили спуститься в гостиничный ресторан поужинать.
–Ну-ка схожу я Катьку заберу, – сказал я Яшке, открывая дверь нашего номера. – А то ее что-то не видать, спать завалилась, что ли.
    Подойдя к двери соседнего номера, я постучал, но, не услышав ответа, распахнул ее – и в следующую секунду мой рот поневоле раскрылся, и я даже отступил на шаг – из номера вышла, нет, выплыла шикарная дама в длинном, почти до пят, красного бархата вечернем платье с красивым вырезом декольте и в черных туфлях на высоченных каблуках – ну, прямо королева бала, и только.
– Бог мой, кто это?! – только и смог вымолвить я.
      С трудом я узнал в этой даме нашу Катюшу – скромную девушку из рабочего микрорайона Спирина. Когда мы с ней минуту спустя вошли в соседний номер, Яшка поднял голову и телефонная трубка едва не выпала из его руки – он был потрясен увиденным не меньше моего. И то сказать: наша Катерина в своем новом наряде буквально преобразилась – перед нами теперь была томная, зажигательно красивая незнакомка, которая поразила нас мгновенно приобретенными (или это в ней до поры до времени попросту дремало?) манерностью и шармом, и теперь, победно глядя на нас, наслаждалась видом наших растерянных рож, а мы позорно молчали, словно языки проглотили. Катерина за это  время также успела сделать себе макияж – на удивление приличный, и теперь перед нами стояла, скажу без преувеличения, ослепительно красивая мадам.         
    Катрин (с этой минуты мне захотелось ее называть именно так), проплыла между нами и грациозно присела на стул, стоящий посреди комнаты – девушка явно давала нам возможность полюбоваться ею.
    У меня даже ладони вспотели, а это происходит в чрезвычайно редких случаях и только при больших стрессах.
– А, Яша, что скажешь? Сногсшибательная метаморфоза, тебе не кажется? – вымолвил наконец я.
– Мне кажется, Савва, мне не просто кажется, я просто уверен в этом. Только мне почему-то еще кажется, что мы с тобой теперь недостойны даже рядом находиться с такой дамой.
– Успокойтесь, мальчики, и не надо преувеличивать, – произнесла Катрин, слегка покраснев, у нее теперь даже тембр голоса поменялся. – Не перехвалите меня, а то загоржусь.
     Яшка, несколькими минутами позднее все же справился с собой, извинился перед нами и, вернувшись к телефону, сделал еще один звонок, затем повернулся к нам с Катериной и спросил:
– Катенька и Савва, вы не будете против, если в ресторане к нам присоединится один нужный мне товарищ – он режиссер киностудии «Молдова-фильм»?
     Мы с Катюшей, естественно, не возражали, и через несколько минут мы все вместе спустились на лифте вниз. Вход в общий зал ресторана располагался от гостиничного входа налево, мы же, ведомые Яковом, свернули направо, под низкую арку, над которой горело название «Крама». Это, как я уже знал, был филиал ресторана, представлявший собой целый комплекс отдельных кабинетов, расположенных анфиладой.
     Привыкший к большим и шумным ресторанным залам, я спросил Якова:
–Скажи, друг мой, а в основном зале нам не будет удобнее?
– Думаю, вам с Катюшей здесь понравится, – уверенно ответил он, шагнув под первую арку. – Интим, знаешь ли, хорош тем, что здесь можно спокойно посидеть с друзьями, и никто за твой столик без разрешения присаживается не станет, и даму твою за руку на танец тащить не будет.
– Ну что же, тогда - вперёд, – устремляясь за ним, усмехнулся я, живо представив себе картину, расписанную Яшкой.
      Пройдя по узкому подземному коридору, мы попали в анфиладу небольших помещений - гротов, вырубленных прямо в камне под землей. Стилизованные под старину, эти помещения, превращенные в кабинеты, каждый из которых со своими неповторимыми особенностями, отличавшими его от других, имели, на наш взгляд, весьма уютный вид, в каждом из них было всего несколько столиков, и играл небольшой, из двух-трех человек, оркестрик.
     Я не обману вас, если скажу, что внимание всех встреченных нами мужиков во все время нашего следования к одному из последних гротов, было приковано к нашей прекрасной даме: одни восторгались её внешностью тихими вздохами, другие – восторженными взглядами, а кое-кто – из тех, кто попьянее – и шумными возгласами; даже встреченные нами женщины моментально уступали Катерине дорогу, словно отдавая дань ее превосходству. Я секундочку пофантазировал – наш приход в ресторан мне представился выходом королевы к своим подданным, никак не меньше.
    В слабо освещенном гроте, в который мы вошли, по всем его четырем углам висели, подвешенные на цепях к потолку, древнего вида масляные, в настоящий момент горящие и при этом слегка коптящие светильники, похожие на большие чаши. Внутри помещения мы обнаружили четыре столика, два из которых оказались незанятыми. Оркестр, состоявший всего из трех человек, при нашем появлении тут же заиграл щемящую задушевную мелодию, и я понял, что музыканты, увидев Яшу, решили сделать ему приятное – исполнялась еврейская «Хава Нагила». Чуть позднее я узнал, что скрипачом в этом трио звезд – и это, поверьте, не преувеличение, был Игнат – известный виртуоз, один из лучших молдавских, а может и советских музыкантов-исполнителей, по происхождению цыган. Его скрипку, то есть скрипичную музыку в его исполнении, слышали практически все советские граждане в таких известных фильмах как «Лэутары» и «Табор уходит в небо», даже самого исполнителя видели, а вот в лицо его, как, впрочем, и прочих музыкантов, скорее всего не запомнили.   
     Под следующую еврейскую мелодию юркий худощавый официант неопределенного возраста практически незаметно накрыл перед нами стол и под конец водрузил посредине бутылку марочного коньяка.
– Катенька, ты коньяк пить будешь, или заказать тебе шампанского? – поинтересовался я.
– Что вы будете то и я, – просто ответила девушка.
     Яша взял в руку бутылку, и в эту самую минуту к столу подошел новый человек - его друг, режиссер. Яков радостно приветствовал его и тут же представил нам – «Вольдемар», затем стал разливать коньяк по рюмкам, а Вольдемар, обменявшись со мной рукопожатием, чинно поцеловал ручку Катюше, после чего присел на свободный стул возле нее и с ходу стал что-то нашептывать девушке, склонившись к самому ее уху, – не сомневаюсь, что это были одни лишь комплименты.
– Уважаемый Вольдемар, – сказал я, заметив, что первый же его монолог до неприличия затянулся. – Я надеюсь, вы не собираетесь приглашать нашу девушку на главную роль в своем новом фильме, как это заведено у вас, режиссеров, потому что, смею вас заверить, она у нас и так на первых ролях.
     Яшка, бросив на меня удивленный взгляд, усмехнулся, а Вольдемар повернулся ко мне и сказал манерно красиво поставленным баритоном:
– Я, уважаемый Савва, да будет вам известно, снимаю только документальное кино.
– А вот в этом мы с вами схожи, – подмигнул я Яшке. – Мы тоже по жизни большие реалисты. Поэтому-то я и беспокоюсь за девушку.
     После чего все понимающе засмеялись; Вольдемар, извинившись, оставил Катюшу в покое, и мы вчетвером завели общий разговор на самые разнообразные темы.
     Вечер протекал мирно, весело и благопристойно, мы выпивали, закусывали, иногда по очереди танцевали с нашей единственной дамой, и, наверное, человеку со стороны было любопытно наблюдать, как трое мужчин попеременно приглашают на танец девушку, которая была выше любого из своих кавалеров.
     Вольдемар, несмотря на свою показную высокомерность, оказался весьма интересным типом, он беспрерывно рассказывал всевозможные истории, сплетни и байки из частной жизни сотрудников и актеров киностудии «Молдова-фильм» и местных театров; они перемежались долгими прочувственными кавказскими тостами в исполнении Якова.
     В перерывах между тостами я с интересом осматривался по сторонам и вскоре обратил внимание на молодого, не старше тридцати, человека, сидевшего за одним из соседних столиков. Мужчина так и ерзал на своем месте, будто чувствовал себя здесь неуютно. При этом своим поведением он явно волновал свою спутницу, довольно симпатичную даму.   
     Заиграла очередная мелодия, Вольдемар встал и пригласил Катюшу на танец. Она с грациозностью леди выплыла из-за стола и отправилась танцевать; Вольдемар так прижимался к ней, что я в какое-то мгновение даже почувствовал укол ревности, чего раньше за собой по отношению к Катрин никогда не замечал. Когда танец, наконец, закончился, и Катрин вернули на место, я успокоенно вздохнул.    
     Заиграла следующая мелодия – и вновь, судя по мотиву, на еврейскую тему, и тогда беспокойный мужчина, сидевший за соседним столиком, встал и решительно направился к нам.
– Добрый вечер, – сказал он, обращаясь к Яше (каким-то образом он вычислил, что тот среди нас главный). – Разрешите представиться: я офицер КГБ, капитан, – рука молодого человека потянулась к внутреннему карману пиджака, но Яша небрежно махнул рукой:
– Не надо, мы вам верим, товарищ.
     Молодой человек все же показал удостоверение и действительно оказался капитаном госбезопасности – я прочел написанные на корочке имя и звание медленно и вслух.
– Послушайте, это ведь неслыханно – все время заказывать еврейскую музыку, – поочередно оглядывая нас, сказал он почему-то обиженным тоном.
– Разве мы заказывали какую-нибудь музыку? – манерно улыбнувшись спросил Яша, затем деланно– удивленно поглядел на нас и развел руками.
– Мы даже с места еще не вставали, как вошли, – подтвердил я.
– Эта музыка не должна звучать в нашей стране, она здесь под запретом, а играют ее в основном в Израиле, государстве, где проживают наши идейные противники. - Наш оппонент, казалось, был в восторге от собственных слов.
-Извините, я в музыке не разбираюсь, – вновь улыбнулся Яша (в скобках замечу: недавний выпускник театрального института, а также певец, обладатель довольно приличного голоса!), но с удовольствием слушаю любые произведения, которые исполняют музыканты, а они здесь, говорят, высокие профессионалы. Кстати, я только что собирался подарить им два рубля. – Яшка демонстративно стал рыться в карманах. – Если вы, товарищ капитан, конечно, не возражаете.  (Несколько позже я узнал, что, бывая здесь, Яша всегда оставлял музыкантам четвертак – 25 рублей).
      Комитетчик еще раз оглядел всех нас по очереди долгим оценивающим взглядом, затем извинился и отправился к музыкантам – разбираться теперь уже с ними. Те, нисколько не растерявшись, популярно объяснили ему, что все, что он слышал в этот вечер, относится к музыке румынских цыган, и пришлось разочарованному человеку из «органов» отправиться на место и дожевывать свой антрекот без всякого аппетита, потому что следующая же прозвучавшая мелодия вновь оказалась еврейской – зажигательной «семь-сорок».
     «Ну вот, опять происки израильских агрессоров», – подумал, наверное, комитетчик, давясь куском остывшей говядины.
     После ужина, который я здесь описывать не стану по той простой причине, что сегодня еще не обедал, мы отправились обратно в номера, и Катерину по-прежнему сопровождали восторженные взгляды всех тех, в чье поле зрения она попадала.
     Когда мы вышли из коридора в фойе, нас со своего поста окликнул швейцар и «передал» Яше «из рук в руки» трех дам, одетых, несмотря на конец марта, в легкие меховые полушубки. Правда, иногда по вечерам, включая и сегодняшний, у нас в Молдавии бывает еще довольно прохладно, а дамочки эти, простите за игру слов, очень напоминали тех, что «работают на улице», то есть проституток.   
     Мы поднялись наверх, в свои номера, двумя партиями – потому, что не смогли за один раз в лифте уместиться. Когда все дамочки, включая Катюшу, вошли в комнаты, Яша отозвал меня в сторону:
– Эти девочки, Савва, приглашены по «культурной программе», – сказал он, улыбнувшись. – Две занимаются сугубо минетом, а третья, та, что постарше, – предназначена исключительно для секса постельного.
– Спасибо за информацию, – поблагодарил его я, усмехнувшись. – Расклад несложный и даже мне, рядовому обывателю, понятен.
     Сказав это, я имел в виду, что мне не обязательно было все это объяснять: как только я увидел наших «гостий», сразу понял, кто есть кто: две дамочки, то есть те, что были помоложе (в пределах 25 лет), внешне были малопривлекательны и на большее, кроме как для минета, не годились. (Благодаря моему беспокойному образу жизни мне нередко приходится иметь дело с простыми любительницами этого дела, но порой бывают встречи и с профессионалками, и при этом я всегда со смехом вспоминаю, как некоторые мои знакомые ребята говорят: "А я вот возьму и женюсь на некрасивой, зато она мне, в благодарность за это, по гроб жизни верна будет"). Это я к тому сейчас говорю, что обе эти мадам были, уж извините, замужними женщинами и наверняка прекрасными жёнами, изредка «подрабатывающими» сверхурочно, как вот  сегодня. Третья же, та, что постарше, была интересной блондинкой на вид лет 33 – 35, с хорошей фигурой и ухоженным лицом. Несколько позже Яков, улучив свободную минутку, рассказал мне историю этой женщины. Злая судьба вынудила ее стать проституткой: муж этой дамочки, режиссер все той же киностудии «Молдова-фильм», еще совсем недавно блистательный и респектабельный, угодил за какие-то свои финансовые манипуляции в тюрьму, да еще умудрился при этом влететь по статье «с полной конфискацией имущества». Потом, уже находясь в зоне, его угораздило проиграться в карты на сумму в пять тысяч рублей, которых у него, естественно, не было. Таким образом, его жена по решению суда в один день распростилась с кооперативной квартирой и машиной, и теперь, ютясь вместе с 10-летней дочерью временно у подруги чуть ли не в чулане, в дополнение ко всему оказалась перед выбором: либо уйти с ребенком, куда глаза глядят, либо срочно отрабатывать долг мужа, так как из зоны от него пришла слезная «малява», в которой он просит к такому-то дню передать эти пять штук – (пять тысяч рублей) через такого-то, а сроку-то – смех – два дня.
     И вот его благоверная берет взаймы эту сумму у знакомых, причем под проценты, затем передает их с помощью посредника (и тоже не бесплатно) на зону, а затем пускает свое тело на продажу (правда, в определенном кругу), чтобы эти самые деньги каким-то образом вернуть. А все ради того, чтобы муженьку в зоне не пришлось рассчитываться за долг собственной задницей. (А стоила ли, спрашивается, эта самая задница таких жертв с ее стороны?). Лично мне было весьма грустно слышать эту историю.
      Яшка, когда я его спросил, зачем нам четыре женщины на троих, рассмеялся и сказал, что Катька сегодня в их команде будет запасной – мы ведь не знаем ее возможностей и способностей, и я кивнул, согласившись – не знаем, так как сексуальных контактов никто из нас с ней не имел.
     Вечер протекал прилично, даже, можно сказать, благопристойно: Яшка вместе с женой находившегося в тюрьме режиссера, которую звали Полина, удалился в спальню, Вольдемар с одной из девиц уединился в другом номере, а мы со второй девицей и с Катюшей, расположившись на диване в первой комнате, стали смотреть по телику поздние телепередачи.
     А   еще через часок все мы на короткое  время  собрались в нашем номере, после чего девицы, одевшись, уехали на лифте вниз, где швейцар поймал для них такси и отправил восвояси, – все это я с интересом наблюдал из окна нашего номера. Затем ушел Вольдемар, а вскоре и Яшка, пожелав нам спокойной ночи, отправился в соседний номер спать, после чего мы с Катериной остались вдвоем. Все то, что я пережил сегодня рядом с ней – удивление, затем восхищение, потом восторг и даже уколы ревности – все это заставило меня взглянуть на девушку несколько по другому: мне вновь страстно захотелось Катюшу, как в тот самый день, когда я впервые увидел ее.

                Глава третья
     Катерина, которая, казалось, целый день меня не замечала, вдруг мило улыбнулась, подошла, села мне на колени и прильнула, крепко обняв за шею:
– Савва, милый, сегодня у нас был такой чудесный вечер. Почему ты уделяешь мне так мало внимания?
– Я ревную тебя к Яшке и Вольдемару, и ко всем другим, которые пялятся на тебя, – сказал я честно.
– Ну и зря, потому что никто кроме тебя мне не нужен, – сказала Катька, раскачиваясь вместе со мной на диванчике так, что я почувствовал, что еще мгновение, и мы опрокинемся. Дальше произошло то, что впоследствии мне трудно было объяснить даже себе самому: я вскочил, схватил Катьку в охапку, на ходу она потеряла свои туфли, затем настала очередь платья, я отбросил его в сторону и потащил девушку, оставшуюся в одном белье, в ванную комнату. Пустив струю воды, я раздел Катьку догола, разделся сам и полез вместе с ней в ванную, где отрегулировал воду и стал яростно натирать Катюшу невесть откуда взявшимися здесь мылом и мочалкой.
– Ты с ума сошел! – наконец отреагировала она на мои действия. Недоумевающая Катька, вначале принявшая мои действия за шутку, пыталась брыкаться, непривычная, видимо, к такому обращению с ней кавалеров, но я довел-таки свое дело до конца, с остервенением намыливая ее великолепное юное тело до тех пор, пока оно под моими руками не стало хрустеть.
– Сейчас, Катенька, сейчас, – шептал я одновременно нежно и страстно, затем схватил ее – длинную и гибкую – на руки, и понес – влажную и желанную – в спальню. Вдыхая по пути ее запахи, я не почувствовал ничего постороннего, не считая ароматов чистого тела и шампуня, поэтому, уронив ее на постель, немедленно набросился на девушку со всем пылом давно сдерживаемой страсти.
     Минут через десять обоюдных энергичных движений я все же уловил от своей партнерши все тот же самый характерный мускусный запашок, который так раздражал меня прежде, но теперь уже ничто не могло помешать мне закончить любовный акт с получением наивысшего наслаждения.
     Потом, позже, когда мы с ней отдыхали укрытые одеялом в постели и Катерина сказала мне, сонно улыбаясь: «Ты напал на меня, словно сумасшедший и любил так долго – это было ужасно приятно», я почувствовал себя на вершине блаженства. После целой кучи взаимных комплиментов и объятий мы уснули.   
   
                Глава четвертая.
      Проснувшись около десяти утра и не обнаружив Яшку в номере, мы не стали его искать, а, резонно полагая, что рано или поздно он найдется сам, отправились завтракать, причем Катрин не удержалась и надела к завтраку вчерашнее вечернее платье, в чем я ей не препятствовал.
     Спустившись вниз на полуэтаж, я толкнул дверь буфета, на которой, правда, висела табличка «спецобслуживание», но меня, признаться, уже давно подобные таблички не останавливают, и мы оказались внутри. Все столики в буфете оказались занятыми молодыми людьми кавказской национальности, одетыми в одинаковые спортивные костюмы, – они завтракали и при этом громко, гортанными голосами переговаривались между собой. Бармен, увидев нас, развел руками в знак извинения, и сказал: «Мест нет».
     Мы с Катюшей уже было развернулись, чтобы удалиться, но тут вдруг присутствующие стали нас дружно просить остаться и не уходить – глаза молодых людей, обращенные на Катерину, буквально горели от восхищения и восторга. В нерешительности мы замерли у дверей, и тогда из-за одного из столиков встал пожилой мужчина, наверное, тренер, который подошел к нам и попросил нас присесть за свободный столик и спокойно позавтракать. Мы огляделись по сторонам, но такового не обнаружили. Молодые люди мигом освободили один из столиков, и, потеснив своих товарищей, пересели за соседние. Через пару минут мы получили свой заказ, а спортсмены тем временем стали покидать помещение, каждый из которых, обязательно проходя мимо нашего столика, восхищенно цокал языком.
     Бармен, принеся нам за столик кофе, шепнул, что эти ребята – игроки футбольной команды «Торпедо» Кутаиси, у которых сегодня должна состояться игра со столичным клубом «Нистру». Когда мы с Катюшей, позавтракав, вышли из буфета, вдоль стен в полном составе выстроились футболисты-торпедовцы, образуя, таким образом, живой коридор. Я подумал, что они кого-то ждут, и не ошибся: они ждали нас, вернее Катиного выхода, а увидев ее, вся команда в едином порыве издала восхищенный вздох, а некоторые даже захлопали в ладоши. Катрин с непревзойденной грациозностью прошла сквозь этот почетный караул, затем, ожидая меня, полуобернулась, в то время как я, не удержавшись, сказал громко, во всеуслышание:
– Спасибо, ребята. Желаю вам красивой игры, ну и, конечно же, проиграть. (Я, естественно, «болел» за своих).
     С этими словами мы удалились. Коридорная дежурная, когда мы возвратились в наш номер, окликнула меня и передала записку, текст которой был ей передан по телефону. В этой записке Яшка извещал нас, что в данный момент находится на встрече всех горских евреев Молдавии, о которой он упоминал вчера, и ждет нас там же к двум часам дня на торжественный обед, – название, адрес и телефон ресторана прилагаются.
     Итак, до назначенной встречи у нас оставалось еще несколько часов, которыми мы собирались распорядиться по нашему усмотрению. В своем номере мы с Катюшей переоделись в обычную, непарадную одежду и вышли на улицу. Поймав у гостиницы такси, мы поехали в район Рышкановки, к магазину «Каштан». Я нечасто навещаю этот единственный в Молдавии сертификатный магазин, так как сюда сравнительно редко завозятся новые товары, или, правильнее будет сказать, я не имел тут нужных знакомств, а без них, соответственно, не мог рассчитывать что-то дельное и нужное для себя приобрести.
    Добравшись до места, мы обнаружили у входных дверей толпу в сотню-полторы человек, которые жались к стенам магазина и друг к другу, спасаясь от свежего, если не сказать пронизывающего ветра, – место было слишком открытое. Прислушавшись к разговорам окружающих я понял что сегодня ожидается «выброс» в продажу партии новых товаров, так что можно было сказать, что мы удачно сюда попали. Народ здесь собрался исключительно приличный и воспитанный; одежда их, естественно, тоже была на уровне. Катюша была впервые в таком окружении; она не уставала с интересом оглядываться по сторонам.
     Так как все очереди в Союзе (за редким исключением) существуют по принципу «кто сильнее, тот и первый», мы с Катюшей, когда толпа, нетерпеливо поглядывая на часы, в беспокойстве зашевелилась, применив таранный прием, прорвались к дверям и оказались в первых рядах. Еще через несколько минут ожидания, когда часовая стрелка добралась до десяти, дверь отворилась и граждане, демонстрируя на входе сертификаты, буквально ворвался внутрь. (Тех же, кто не имел их в наличии, в магазин попросту не пускали).   
    Оказавшись внутри, я оставил Катьку восторженно оглядываться по сторонам, осматривая богато оформленные витрины, а сам ускоренным шагом с видом бывалого покупателя пошел вдоль прилавков, то и дело снимая с них некоторые вещи. Дело в том, что мне довольно часто приходится бывать в московских сертификатных магазинах этой же торговой сети под названием «Березка» (не путать с валютными «березками», где товары отпускают за доллары и исключительно иностранцам), поэтому мне были хорошо знакомы почти все представленные здесь товары, а размеры всех систем – европейской и американской, - я знал назубок, что немаловажно, когда оказываешься в подобной ситуации: едва начнешь примерять на себя какую-нибудь тряпку или обувь, а она не подходит – глядь, другие размеры уже расхватали хапуги покупатели, причем без всякой примерки.
    На этот раз приличных товаров в магазине оказалось на удивление много, и я успел набрать в руки целую кучу вещей еще до того, как нахлынувшая толпа стала буквально «сметать» с полок все оставшееся.
     В этот самый момент меня среди полок с товарами обнаружила возбужденная Катюша. Глаза ее, от природы совсем не маленькие, увеличились в эти минуты вдвое против обычного, так, что я даже забеспокоился – с чего бы это: от давки ли на входе, или от обилия никогда прежде не виденных ею товаров.
     Катрин молчала, но при этом так жалобно и просительно глядела на меня, что тронула мое сердце, и я кивнул ей поощрительно – давай, действуй! Мне пришлось пойти вместе с Катей, и брать вещи, ориентируясь на ее рост и объемы визуально, хватая их, как говорится «на глазок», причем, как вскоре выяснилось, я при этом ни разу не ошибся! – все нами купленное ей подошло.
     Катюшины покупки в итоге потянули на тысячу пятьсот чеков, то есть на целых три тысячи рублей по спекулятивному рыночному курсу.
– Милый, а у нас хватит денег, чтобы за это всё расплатиться? – спросила она с невинной улыбкой, а мне особенно понравились слова «милый» и «у нас». 
– У нас денег хватит, – уверенно ответил я, и Катька зашептала мне на ухо: «Я отдам, я верну тебе эти деньги, мой милый, мой дорогой Савва!»  Мог ли я ей отказать, даже если бы она не сказала этого?
     Коробки с накупленным барахлом – её и моим – едва разместились в багажнике и салоне такси, но счастливые Катькины глаза того стоили. Пока она разбирала все это в гостиничном номере, подошло время отправляться в ресторан, где Яшка ожидал нас, находясь в кругу своих земляков. Катька на мою просьбу поторопиться с сожалением оторвалась от разглядывания обновок, примерила кое-что из них и спросила меня:
– А можно мне пойти вот в этом?
      Я улыбнулся и сказал:
– Конечно можно. Этим, я думаю, ты шокируешь Яшку уже во второй раз за последние два дня.
     Счастливая Катька, совсем по-бабьи махнув рукой, засобиралась в ресторан. У нее, как я заметил, было как минимум одно, несомненно ценное качество – мгновенно собираться, если в этом была необходимость. Уже через полчаса такси доставило нас до места – нужный нам ресторанчик находился на окраине города. Входная дверь, естественно, была заперта, на ней мы, подойдя, обнаружили столь привычную для подобных мест вывеску «Спецобслуживание», но не успели мы оглядеться по сторонам, как к нам тут же подошел непонятно откуда вынырнувший убеленный сединами администратор, который сказал с улыбкой:
  – У меня есть категорическое указание пропустить одну очень красивую даму с молодым человеком, который будет ее сопровождать. – Он, поймав мой укоризненный взгляд, тут же поправился: – Вы извините, мне именно так и сказали: сопровождать.
      Конечно, мне не понравилась формулировка «сопровождать», но я не обиделся и сказал:
  -Что вы, что вы, мне вообще нравится эта роль – быть бесплатным – (ой ли!) - приложением к журналу «Фемея Молдовей» (Женщина Молдавии).
     Катрин и администратор рассмеялись, после чего мы вошли внутрь.   
     Официальная часть этого специфического (воротил воровского и теневого бизнеса) сборища, судя по всему, только что завершилась: я понял это по Яшкиному взъерошенному виду и множеству гуляющих в зале попарно и мирно беседующим между собой солидных мужчин. Тут были молодые еще люди, и не очень, худые и поджарые, словно гончие, - наш Яшка, например, выглядел именно так, - были нормального телосложения и, конечно, в достаточном количестве тут имелись пузатые. Все присутствующие были черноволосыми кавказцами (то есть блондины отсутствовали), некоторые с заметной сединой, вот только количество растительности на их головах было разным: от роскошных кудрей до плеч – таких здесь было всего двое, и до практически лысых. С лиц этих людей еще не сошла озабоченность произошедшего тут действа, но, судя по ароматам, уже витающим в воздухе, здесь очень скоро должно было наступить время застолья.
– Мы с тобой, Катрин, подоспели как нельзя кстати, – сказал я, прохаживаясь с девушкой под руку вдоль длинного, уже полностью сервированного стола, и давая необходимые пояснения на то и дело возникавшие у нее вопросы.    
     Официанты соорудили его на кавказский манер, отчего у меня немедленно создалось ощущение, что мы каким-то чудесным образом перенеслись на Кавказ – так все на столах точно тому соответствовало. Свою короткую – полугодовую - армейскую службу я проходил в Азербайджане и успел полюбить тамошние чайханы; потом еще около полутора месяцев я провел в Тбилиси, в госпитале, и за это время мне посчастливилось обойти половину местных ресторанов, – на всю жизнь мне понравилась кавказская, вернее, грузинская кухня. И вот теперь я имел удовольствие лицезреть все мои любимые блюда этой кухни здесь, в столице Молдавии. Все на столах было свежим и натуральным, как то: икорка – черная и красная в хрустальных кюветах; мясо на гриле – баранина и говядина нескольких видов, истекающие соком и жирком; дразняще пахнущие чесноком кебабы и домашние колбасы, бастурма; птица: курица, индейка – целиком, кусками и мелко порубленная, жареная, вареная, запеченная, в паштетах и залитая соусом; рыба – жареная, вареная, соленая, маринованная, копченая и заливная (без названий); самые разнообразные салаты без числа, непривычные вкусу европейца соусы с добавлением в них грецких орехов, и, конечно же, целые горы овощей: свежих - целых, резанных, а также жареных и тушеных; вороха зелени, местной и завозной, необыкновенно пахнущей, самые разнообразные фрукты всех существующих расцветок со всех концов нашей необъятной родины; хлеб обычный – черный и белый, а также лаваш и, конечно же, столь любимый мною хачапури, молдавская вертута и много всего другого прочего, а совсем не то, что подается обычно в ресторанах в разделе «кавказская кухня» и сохраняет от неё, в лучшем случае, одно название. Да что там, и с названиями в наших краях нередко случаются казусные неувязочки – вы вспомните только, как в меню различных ресторанов вместо «Чахохбили» писали «Чехомбили» и «Чахомбили» – одними названиями по слуху били.
    Тем временем все стали усаживаться за столы, и нам с Катрин и Яковом достались места в левой части зала. Гости, а вернее, хозяева этого стола, принялись откупоривать бутылки с шампанским, вином и коньяком. Затем со своего места встал солидный седовласый мужчина и произнес витиеватый кавказский тост, долгий и прочувственный, после которого все выпили. За ним последовал другой, третий… Всего мы в этот вечер услышали великое множество красивых и многословных кавказских тостов и пожеланий. В обильном и веселом застолье незаметно пролетело не менее трех часов. Каждый пил что хотел. Напитков, соответственно закускам, было изобилие невероятное: коньяки - молдавский, грузинский, дагестанский и армянский, а также французский; и еще охлаждённая водка нескольких сортов. В богатом ассортименте были представлены вина: сладкие, полусладкие и сухие, бутылки были самых разнообразных форм и размеров, не говоря уж о многообразии и красочности этикеток. В наличие также имелось несколько сортов  шампанского. По справедливому Катькиному замечанию, на столах не хватало лишь свинины, которую хозяева сегодняшнего банкета, будучи в большинстве своем евреями, не употребляли.
      В какой-то момент, решив, что с нас уже достаточно, я встал, и, взяв Катьку за руку, отправился, словно бы прогуливаясь, на выход, так как внимания к моей даме к этому моменту было уже в избытке – на полсотни «джигитов» в этой развеселой компании приходилось всего с десяток женщин, и всем этим дамочкам, честно говоря,  по внешним качествам до Катьки было столь же далеко, как если ползти на карачках от Кишинева до Кисловодска, откуда, если верить Яшке, прибыла когда-то в Молдавию почти вся присутствующая здесь братия, включая и его самого. Поэтому мы и решили с Катькой убраться подальше с их глаз, уже не на шутку разгоряченных спиртными напитками, тем более, что «простых» в этой компании не было – все здесь присутствующие были если не миллионерами в рублях, то уж наверняка хорошо «упакованными», – а эти люди не привыкли себе в чем-либо отказывать, того и гляди – возгорятся желанием к Катерине, а там и до эксцессов недалеко.
     До двери нас проводил Яшка.
– Яшенька, все было просто замечательно, поверь, так что извини, что уходим по-английски, не прощаясь. Объясни своим ребятам, если кто поинтересуются, что у нас дела, театральное представление, концерт, лялька дома плачет, в общем, сам придумай что-нибудь, – пожал я ему руку на прощание и призывно махнул водителю стоявшего неподалеку такси.
– Не исчезайте совсем. Сообщите швейцару или горничной, где вас можно будет найти, – сказал на прощание Яшка, открывая дверцу остановившейся рядом «Волги», на дверце которой были изображены шашечки. – Я тоже собираюсь скоро покинуть компанию своих сородичей, одной-двух встреч в году с ними для меня вполне достаточно.

                Глава пятая
     Приехав в центр города, мы с Катюшей не торопясь сделали обход всех близлежащих баров, выпили в каждом из них по бокалу шампанского, поболтали со знакомыми мне барменами, а затем перебрались в «Интурист» на второй этаж, где с удобствами устроились в тамошнем баре за отдельным столиком.
     Несколько позже, когда в бар набилось чрезмерно много народа, мы покинули и его, поднявшись лифтом сразу на 14 этаж – там располагался небольшой, но уютный валютный бар, где, впрочем, отпускали и за рубли.    
     День плавно перетекал в вечер, позолота вечернего заката постепенно уползала со зданий и поднималась вверх, исчезая и уступая наступающей серости, зато нам было весьма удобно и интересно наблюдать за всем с той высокой точки, где мы теперь находились, и с которой был виден почти весь город.
     Мы по-прежнему пили лишь шампанское и развлекались тем, что указывая пальцами вниз, пытались угадать знакомые места – улицы, проспекты, здания и парки.
     Публика в баре на 14-ом этаже была немногочисленной, но солидной: я знал, что зачастую здесь назначали друг другу встречи серьезные деловые люди, а барменом тут работал знакомый мне паренек, носивший простое имя - Иван. Любопытно, что всего полтора года тому назад этот  самый Иван начинал в нашем провинциальном ресторане поваром, и вот, за такой весьма короткий срок вырос до бармена в столичном валютном баре. Помнится, в первый вечер, когда мы с Ваней только познакомились, я спросил его, что он умеет хорошо, как профессиональный повар, готовить. В ответ он поинтересовался, чего бы я хотел съесть. Я и сказал, что давно, мол, мечтаю отведать люля-кебаб – это было первое название, пришедшее мне на ум. После этого я спустился к себе в бар, а еще спустя минут сорок уже здорово оголодавший и от того сильно рассерженный, вновь поднялся наверх, а повар Ваня встретил меня разведенными в стороны руками, сказав извиняющимся тоном, что мой заказ – люля-кебаб – будет готов лишь через десять минут. Я хотел было рассмеяться, сказать ему, что с моей стороны это была всего лишь шуткой и что я готов съесть что угодно, но вовремя понял, что парень отнесся к моему заказу весьма серьезно и решил не обижать его, а потерпеть немного и дождаться-таки столь любовно приготовляемого им люля-кебаб.
     По правде говоря, я, наблюдая за Ваней, суетившимся за стойкой, совсем ему не завидовал, и особенно тому, что он забрался так высоко – во всех смыслах: валютный бар «Интуриста», да еще 14 этаж. Здесь «капусты» особо не нарубишь, так как оборот клиентов тут минимальный, и, соответственно, много денег заработать сложно. Зато на этом месте, в отличие от многих других, можно было приобрести массу ценных и нужных знакомств, включая знакомства с иностранцами – это, как я понимал, на современном этапе жизни было не менее, а зачастую и более важно. Впрочем, на такое место работы случайного человека не возьмут: обязательно надо было заключать с КГБ договор о сотрудничестве, а затем требовалось очень ловко маневрировать между этой весьма серьезной фирмой и не слишком законопослушным окружением, чтобы без особых затруднений урвать и свой лакомый кусочек, и притом так, чтобы хвост не припалили, как говорится.
     Следует отметить, что и здесь, на 14 этаже, «моя» Катрин пользовалась успехом: ее беспрерывно приглашали танцевать. И пару раз мне пришлось её отпустить на танец. Но, отказав очередному подошедшему к нам ухажеру, она увлекла меня на медленный танец и, положив голову мне на плечо, прошептала:
– Савва, они мне все уже так надоели, не пускай меня больше танцевать с другими.
– Почему, моя девочка? – поинтересовался я.
– А почти все во время первого же танца объясняются мне в любви.
– Но это же хорошо, – сказал я.
– Нет, не хорошо. – Катя приблизила свои огромные миндалевидные глаза вплотную к моему лицу. – Вот если бы ты говорил мне о любви, было бы совсем другое дело.
– Я? О любви? Прости меня, Катрин, я с некоторых пор даже собственной жене не говорю «люблю».
– А напрасно, милый, напрасно ты так, ведь женщины очень любят это слово, – томно сказала Катька, игриво закатывая глаза и повисая на моей шее. После танца мы вернулись за столик и Катьку вновь стали приглашать. Но теперь я отказывал всем подряд, делая зверскую физиономию и копируя кавказский акцент, а когда перепуганные клиенты отходили, мы с Катькой заливались от хохота, и вскоре нас оставили в покое.
    Но были среди посетителей и такие, которые, не покидая своих мест, пялились на Катьку во все глаза, и тут уж я ничего не мог поделать.
    Особенно я отметил для себя нахального лысого коротышку лет сорока: он сидел за столиком с еще двумя мужиками примерно его же возраста и солидного вида – всего несколько часов тому назад мы уже общались в кругу им подобных – я имею в виду Яшкину компанию. Коротышка почти неотрывно наблюдал за Катериной, периодически вытирая блестящую лысину носовым платком и залпом опрокидывая в глотку коньяк – рюмку за рюмкой.    
     Таким образом, проведя весь день и последовавший за ним вечер целиком в праздношатании, мы вернулись в гостиницу около полуночи. Пропуская Катю перед собой в наш гостиничный номер, я ощутил от нее все тот же самый остренький запашок – ее родной, – но теперь меня это уже не беспокоило, так как я твердо решил для себя, что прошедшая ночь, ночь нашей любви, была первой и последней.
    В номере, совершенно по-свойски, каждая со стаканом шампанского в руке, располагались вчерашние «девушки», – оказалось, что еще во время первой встречи им было уплачено наперед, включая и за этот вечер тоже. Девочки сделали вид, что обрадовались нашему приходу, но на Катерину они поглядывали настороженно: они чувствовали, конечно, что она – из их круга, но понимали, что с такой внешностью она им не конкурентка – её уровень был много выше. Вообще-то говоря, такса этих девочек была весьма определенная: режиссерская жена получала 25 рублей за один постельный сеанс, жрицы же «быстрого секса» – по 10 рублей за каждый «контакт», плюс 10 - за визит. Эти девочки и сообщили мне, что «наши друзья» – «Торпедовцы» Кутаиси, проиграли молдаванам, если не ошибаюсь, со счетом 1 : 2. Девица, сообщившая мне об этом, так меня осчастливила (я хоть и не футбольный фанат и даже не  болельщик, но все же, повторюсь, патриот своей республики), что я решил с ней удалиться в соседний номер, который, – а она, оказывается, была в курсе дела, – был в настоящий момент свободен. «Профессионалка» уложила меня на диванчик, на котором у нас процедура «быстрого секса» затянулась минут на тридцать-сорок. В один прекрасный момент она, подняв на меня глаза, жалобно спросила:
– Ты кончаешь вообще когда-нибудь?
    На что я ей ответил:
– Не отрывайся, пупсик, это было так близко...
– Ты такой «долгоиграющий» и обильный, – сморщив тонкий орлиного профиля носик, недовольно процедила «пупсик», когда мы, спустя еще какое-то время поднялись с постели, – это просто ужас.
– Не грусти, а по поводу денег не переживай, – шутливо шлепнул я девицу по поджарому заду. – Я скажу Яшке, чтобы он тебе один раз со мной посчитал за два. Или нет, за три, как за работу в особо трудных условиях, вот!
     Девушка в ответ на это только цинично усмехнулась.
    Всем вместе нам на этот раз удалось собраться уже после полуночи: Яшка, режиссер, я и Катерина, которая в этот поздний час осталась совсем без внимания. Она с упреком поглядывала на меня, когда я вернулся в наш номер с девицей - футбольной болельщицей. Однако сил больше ни на что не оставалось, и я, стараясь не встречаться с Катюшей взглядом, отправился спать. Яшка, как я еще успел заметить напоследок, усевшись рядом с ней, стал предпринимать попытки ее соблазнить. Не знаю уж, чем там у них все закончилось, я уснул.

                Глава шестая
     А утро следующего дня началось с приятной неожиданности: едва мы проснулись, как в дверь постучали, я открыл и увидел множество незнакомых, подобострастно улыбающихся лиц. Поначалу, признаться, я даже чуть было не испугался. Затем услышал: «доброе утро, ваш заказ - завтрак» – к нам, как выяснилось, пожаловала целая делегация: две официантки и метр из ресторана вошли внутрь с полными подносами, уставленными всякой снедью; за ними кухонный рабочий и лифтер занесли в картонных ящиках все недостающее и в действительности оказалось, всё это нам было предназначено на завтрак! Для Яшки принесли отдельный поднос: он соблюдал некое подобие кашрута –  свинину не ел, а мясное не смешивал с молочным, и когда чуть позже Катрин его спросила, что это такое – кашрут, он сказал ей, что это такая специальная религиозная диета, предназначенная сугубо для нежных еврейских желудков. Через минуту следом за официантами прибыл и сам Яша – уже в костюме, чисто выбритый, улыбающийся, а с ним был режиссер Вольдемар с какой-то новой, незнакомой нам молодой, привлекательной и весьма сексапильной женщиной.
     Мы уселись за стол и под шутки-прибаутки отдали дань всякой вкуснятине; были открыты бутылки с шампанским, коньяком и даже водкой, хотя лично я считаю потребление алкоголя во время завтрака излишним. Впрочем, еда, надо признать, соответствовала: без крепких напитков ее, пожалуй, нельзя было одолеть. Салаты из помидоров и огурцов (и все это, заметьте, в мае месяце!), ассорти рыбное и мясное, икра – черная и красная, и еще какие-то блюда, даже мне, работнику общепита незнакомые, но вкусные и нежные. А также паштеты из птицы фирменные натуральные ресторанного производства, мясо в горшочках и т.д. Этот завтрак на пятерых нам обошелся в 300 рублей, то есть в пару-тройку среднестатистических месячных зарплат, – Яша по секрету мне об этом поведал чуть позднее.
      Во время завтрака я с интересом разглядывал новую спутницу Вольдемара, которую звали Нелли: это была броская внешне, чрезвычайно привлекательная шатенка – пухлые губки, слегка подвывернутые наружу, четкие, выразительные черты лица, большие карие влажные глаза, роскошный бюст, и т.д., - великолепный образчик проститутки. Вульгарный, чрезмерный для утреннего времени макияж, выдавал в ней представительницу этой всем известной древнейшей профессии, при этом от неё буквально пахло сексом, о чем я не замедлил сообщить Вольдемару.
– Да не разглядывай ты ее так, – хохотнул он, когда мы с ним вышли в коридор покурить. – Хочешь, поменяемся, ты мне Катерину – всего на одну ночь, а я тебе Нелю – хоть навсегда, идет?
– Признаюсь тебе, она на меня так притягательно действует, что я просто не могу оторвать от нее глаз. И все же, лично я маршала любви на потрепанного солдата сексуального фронта ни за что не поменяю, – пошутил я.
– Э-э, не скажите, товарищ, она хоть и проститутка, да не простая, в основном по верхам промышляет, – Вольдемар указал пальцем куда-то вверх, – и, кроме того, связи, дорогой мой товарищ, ее родной дядя сидит там, наверху, - он, между прочим, тс-с! - заведует общим отделом ЦК.
-Так что же это... – вырвалось у меня, – получается, она дядю своего позорит?
– Да она не столько ради денег этим занимается, сколько ради искусства – любит она это дело, – Вольдемар, рассмеявшись, изобразил руками непристойный жест. – Впрочем, ты можешь с ней просто договориться, ее тариф для своих - полтинник за ночь, могу записать тебе ее телефончик.
-Запиши-запиши, Вольдемар, я твоей доброты вовек не забуду.
     После обильного и весьма развеселого завтрака, в течение которого Яков беспрерывно шутил, нам с Катюшей была предоставлена полная свобода действий. Яша объявил, что сбор после обеда, здесь же, в гостинице, а сам тут же укатил куда-то по своим делам. Мы же с Катюшей отправились гулять по городу, а когда подошло время обеда, отправились обедать в европейский зал «Интуриста».   
    Несмотря на повышенное к моей партнерше внимание со стороны мужчин – надо же, и здесь все то же самое! – Катюша эти два долгих дня вела себя вполне достойно и корректно, со всеми была вежлива, со мной предупредительна, и вообще, поведение её за этот период разительно улучшилось – она с каждым днем все более походила на светскую даму, отвыкая от роли дешевой шлюхи.
     Я привел ее в ресторан с одной лишь целью – чтобы она на людей посмотрела, а не из желания поесть – у меня в желудке еще полностью не переварился обильный завтрак.    
     Кое-кому, быть может, описание наших с Катериной бесконечных походов по барам и ресторанам покажется утомительным и скучным, но без этого и сам рассказ не имел бы смысла - потому что все происходящее с нами и - главный момент этой истории, - о котором будет рассказано чуть ниже, - тесно связан именно с этими самыми «злачными местами».
      Неподалеку от нашего столика весело и шумно гуляла какая-то солидная компания, и одним из отдыхавших в ней мужчин оказался вчерашний наш «знакомый» из бара на 14 этаже – тот самый лысый придурок лет сорока, низенького роста, который больше всех на Катьку заглядывался.
     Он, конечно же, узнал её, и уже несколько раз подходил приглашать танцевать; при этом мой взгляд, направленный на лысого, раз от раза становился все неприветливей. Катька же, как ни странно, не отказывала ему, видимо, находила его забавным, весело крутила своего «кавалера» в танце, и хотя сегодня она надела новенькие итальянские туфельки почти без каблуков, все равно была почти на голову выше его, что немало меня веселило. Когда лысый в очередной раз подошел приглашать Катрин, я рассмеялся этому карлику в лицо:
– Слушай, катись ты ко всем чертям, шар бильярдный. Надоел, чертов недомерок.
     Может и обидно было ему это слышать, однако он показался мне уж больно назойливым, и я хотел, чтобы он это понял. Как я и предполагал, лысому после этого захотелось объясниться, и он пригласил меня отойти с ним на разговор, а мне подумалось, что он жаждет получить трепку, – поэтому, как только мы с ним вышли в коридор, я взял его за отворот пиджака и сказал:
-Или ты, карлик, уберешься с наших глаз, и больше не будешь надоедать, или я тебя выброшу в окно (не приходилось даже говорить всерьез о драке с этим коротышкой). Однако он схватил меня за рукав пиджака обеими руками и стал запальчиво говорить:
– Вы кое-чего не знаете, Савва, я очень серьезный человек и Катя мне очень нравится.
– Мне тоже, как ни странно, – усмехнулся я, а про себя подумал: «Мне, правда, она лишь временами нравится, в частности, сразу после ванной».
– У меня в отношении Катерины только серьезные намерения, поверьте, – выпалил лысый и вновь, вытащив платок, стал вытирать лысину. – Вы, Савва, только выслушайте меня, я вам сейчас объясню, что это означает.
     Лично по мне все же стоило послать его к чертовой матери, а еще лучше, треснуть по лысине – я, признаюсь, прямо горел желанием сделать это, но Гриша – так звали коротышку – уже успел что-то такое нашептать Кате во время танцев, отчего та, улыбаясь, глядела на него снисходительно и, как мне показалось, даже кокетливо-благосклонно. Итак, благодаря моему слишком доброму и покладистому нраву, уже через десять минут лысый сидел за нашим столиком (на неоднократные просьбы влиться в их компанию я категорически отказался) и что-то там плел о любви с первого взгляда и тому подобный бред. Я же брезгливо разглядывал его, так как товарищ этот, признаюсь, был мне абсолютно антипатичен, к тому же теперь он называл меня почему-то не по имени, а по профессии – «барменщик», что выводило меня из равновесия, и я вновь стал подумывать, что не мешало бы все же ему для «профилактики» накатать по шее. Однако из всех сказанных им слов я уяснил себе, что он уже выпытал у Катьки секрет наших с ней взаимоотношений, он даже знал, что я женат, а она всего лишь подруга. В этом месте нашего разговора я тайком показал ей кулак. В ходе дальнейшего разговора также выяснилось, что Катька ему наплела, будто знакома со мной с прошлого года, с тех пор как закончила десять классов, и теперь вот уже месяц как живет со мной, отдавшись мне девушкой – все это я понял из Гришиных намеков и недомолвок. Тут уж я ей показал кулак натурально, в открытую. Затем Гриша добавил к сказанному без излишней скромности, что занимается драгоценными камушками и антиквариатом, и чувствует себя достаточно уверенно в материальном плане, а я из всего вышесказанного уяснил себе главное, – он просит у меня Катькиной руки.
     У меня? Ха-ха! Катькиной руки? Хо-хо! Каково, а!?
     Тогда я ему заявил, на всякий случай с металлом в голосе, что он этими словами делает мне больно, если хочет разрушить нашу с Катериной «любовь». На этот раз уже Катька не удержалась и под столом наступила мне на ногу, а я, надувшись как индюк, стал перечислять и расписывать вероятному жениху все ее достоинства – настоящие и мнимые. Чуть позже, в связи с очевидной серьезностью разговора, мы спустились на первый этаж, перейдя в бар «Лидо», где знакомый мне бармен Леня - симпатичный добродушный парень, фигурой напоминающий медведя, едва завидев нас, предложил освежиться финским пивом. Оставив Катьку у стойки – развлекать бармена, мы с Гришей пересели за дальний уединенный столик. И там под финское баночное пиво по рублю за штуку я продал Катьку, причем не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова, – Гришка пообещал мне за нее отступного.
     Получилось так, что он сам спросил:
– Сколько, по-твоему, если без обид, я должен буду тебе за Катеньку?
– А сколько не жалко за такой редкий по красоте бриллиант? – спросил я.
– Сам назначь сумму... – осторожно протянул он.
– Скажу откровенно, что Катенька дорога мне как сто других «катенек», бумажных, если ты понимаешь, о чем речь, плюс одна.
– Обижаешь, – сказал Гриша, на лбу его выступил обильный пот. – Я так понимаю – десять тысяч? То есть десять тысяч сто рублей. Я согласен.
– Считай, это подарок тебе, – процедил я сквозь зубы. – Катька – сама по себе драгоценность. А какая упаковка, ты обратил внимание? Одна только упаковка, к твоему сведению, стоила мне почти половину этой суммы, и куплена вся, заметь, не позднее, чем вчера, в местной «Березке».
       – Я учту это, – вставил Гриша и судорожно сглотнул. – Только... можно я спрошу?
           – Валяй.
– Скажи, почему сумма не круглая?
     Я поднял уже, было, руку, чтобы шутливо шлепнуть его по лысине, но потом, с трудом сдержавшись, опустил:
 – Круглыми бывают только идиоты, Гришенька. Ну да ладно, – снисходительно заключил я, – к присутствующим это не относится. – И, сделав серьезное лицо, предупредил строго: - Только, естественно, никакой самодеятельности с твоей стороны, она будет со мной до самого расчета, уяснил? Если мы с тобой вообще о чем-либо окончательно договоримся.
– Уяснил, – прошептал Гришаня. Я еще некоторое время зачем-то мутил, морочил ему мозги, расхваливая Катьку, и под конец мы договорились о том, что у всех троих будет неделя на раздумье. Затем мы позвоним ему – что будет означать наше согласие, - после чего он – Гриша (это его собственные слова) прилетит в наш город за Катей на «крыльях любви».
– А у тебя, Савва, говорят, красивая жена? – неожиданно спросил он.
– Не продается, понял! – резко оборвал я собеседника, желая прекратить эту тему, и хлопнул его ладонью  довольно  сильно  по   плечу, хотя по-прежнему испытывал огромное желание заехать прямо по лысине.
     Григорий вновь сник.
– Не тасуйся, Гриня, – сказал я ему на прощание. – Это будет самая удачная твоя сделка, может быть, и за всю жизнь.
     Когда Гриша, перекинувшись на прощание двумя словами с Катькой, ушел, я подумал, что ему, возможно, не жаль будет выплатить названную мною сумму, и, таким образом, он от меня окончательно избавится, приобретя себе красавицу жену.    
     Едва я об этом подумал, как сам предмет обсуждения и торга – Катька – подошла и спросила:
– Ты что, всерьез все это говорил? Ну, насчет денег и тому подобное?
    Я с удивлением и недоумением на нее уставился: мне казалось, что это было именно то, чего Катька подсознательно хотела и подспудно добивалась.   
     Поэтому я сказал осторожно:
– Таким образом, Катенька, ты сможешь устроить свою жизнь, свое будущее. В конце концов, не вечно же тебе по барам и блатхатам шляться-болтаться. Пройдет еще пара лет и малолетки подопрут, вытеснят тебя с этого поприща, запомни – бабий век короток, поэтому надо поскорей определяться.
     В общем, я стал развивать эту тему вширь и вглубь, и вскоре договорился до того, что Катька надулась и вообще перестала со мной разговаривать.
     Когда мы вернулись в гостиницу, оказалось, что Яшка уже давно нас ожидает, и уже спустя минут десять, погрузив многочисленные коробки с покупками в машину, мы выехали в наш прекрасный южно-молдавский город. Всю дорогу я сидел, прижавшись виском к прохладному стеклу дверцы и размышлял о том, что в бизнес совместно с Яшкиными друзьями мне так и не удалось влиться – вместо этого мы с Катюшей все имевшееся у нас время на рестораны и бары ухлопали, – и все же прибыль с этой поездки, как ни странно, я, возможно, сумею получить, и с весьма неожиданной стороны – от случайно встреченного нами влюбившегося в Катерину Григория.

                Глава шестая.
     Через несколько дней мы с Катрин встретились в баре и серьезно обо всем поговорили, причем поначалу мне пришлось ей чуть ли не по голове стучать, чтобы до нее все дошло, и в установленный час мы с переговорного пункта, что в центре города, позвонили Григорию. Я думал, что у Гришки за прошедшие дни наступит похмелье, то есть  разум возобладает, и он шуткой ответит на мой звонок, или не станет разговаривать вообще, но он, как оказалось, с нетерпением ожидал от нас звонка, и голос его в трубке, несмотря на обычные для нашей связи помехи на линии, был возбужденным и счастливо-восторженным.
     «Григораш, это ты, дорогой?» – спросил я его, сознательно произнеся его имя на молдавский манер, но он никак не отреагировал на юмор, спросил, где Катерина и тогда я передал ей трубку, позволив Катьке сказать всего несколько слов: «Приезжай, найдешь меня в баре, жду», после чего, нажав на рычажок, прервал разговор. Тут же, в переговорной, не стесняясь посторонних, Катька вдруг прильнула ко мне и заплакала.    
     Здоровенная же телка, ей-богу, а ведет себя как маленькая, подумал я. Растроганный, я вдруг в эту самую минуту понял, что она, при всей своей шикарной внешности и неправедном образе жизни, в сущности, совсем еще девчонка – наивная и глупая, и ничего хорошего в этой жизни еще не видела.
    Гришка примчал в наш город на следующий день «на крыльях любви», то есть за рулем автомобиля «волга»; мы ожидали его, как и договаривались, в баре. Он отдал мне в толстом пакете обещанные сто «катенек», 10 штук (десять тысяч рублей по нашему), а вместо ста рублей он подарил мне перстень с бриликом ценой, как позднее выяснилось, не менее чем в полторы штуки, ну а Катьке и маме ее навез кучу подарков еще, наверное, на такую же сумму.
      «Боже ж ты мой, что только любовь с людьми делает!» – думал я, с интересом разглядывая подаренный мне перстень, который неожиданно пришелся мне как раз впору, – я, как истинный голожопый пролетарий в энном поколении, не люблю всякие эти побрякушки, не разбираюсь в них и потому никогда не ношу, включая и обручальное кольцо, купленное мною когда-то за 27 рублей по государственной цене, установленной для молодоженов. Однако Гришка поразил меня более всего именно этим жестом, говорящим о широте его натуры.
    Катька увезла своего женишка прямо из бара знакомиться с родителями, которые, по-моему, были одного с ним возраста. Ну а я, с согревающей мне душу и оттягивающей карман тугой пачкой денег и с подаренным перстнем на пальце, отправился домой. «Десять тысяч, – удивлялся я, когда по возвращению домой развернул пакет и разложил деньги на столе стопочками. – А ведь всего пару месяцев тому назад Илюша, Катькин дружок-одноклассник, предлагал мне купить ее за десятку, то есть за ведро вина. Но я молодец – десятку сэкономил, даром девушку забрал. И теперь вот Катькина цена выросла по сравнению с первоначальной ровно в тысячу раз».

                Глава седьмая   
     Через месяц в Кишиневе, в одном из лучших ресторанов города, игралась свадьба – Катрин и Гриша сочетались законным браком. Мне тоже пришлось отправиться туда – я, конечно, не очень этого хотел, но Катька настояла. Все гости, приглашенные из нашего города, а это были родители, родственники и друзья невесты, разместились в заказанном женихом автобусе «Паз», а мне там места не хватило, поэтому я отправился в Кишинев на такси, благо, я был не один, а вместе с очаровательной девушкой Наташей всего шестнадцати лет от роду. При этом внешне она весьма походила на Катьку и была почти такой же рослой – и приходилась ей, как вы уже догадались, младшей сестрой. Сестричка эта была многообещающе хороша, а главное – я не улавливал от неё того запаха, который так отпугивал меня от Катьки. И все в ней, Наташке, было замечательно, не хватало лишь какой-то мелочи – то ли изюминки, что ли, то ли того особого шарма, которым природа в изобилии одарила Катьку, но я делал девушке в этом плане скидку – какие ее годы? Всё еще приложится, думал я.
     Свадьба, что и говорить, вышла богатая, гостей было сотни две, не меньше; все местные – родня и гости со стороны жениха, - были дорого и роскошно разодеты. Невеста блистала в шикарном импортном платье; ну а внешне она была - чего уж там, само великолепие; жених – как не слишком красивая, но надежная драгоценная оправа к ней; гости – сплошь солидные и деловые, приглашенный тамада был само красноречие, стол тоже весьма соответствовал, но... при всем внешнем изобилии празднество протекало не слишком весело. А тут еще Катька учудила – вот же стерва все-таки! – в тот самый момент, когда мне предоставили для поздравления микрофон, и я уже, было, собираясь с мыслями, открыл рот, она стала со мной рядом и сказала:
– Дорогой Савва, многие из присутствующих здесь знают, что ты – сама скромность, и поэтому я скажу кое-что за тебя: это ты нас с женихом познакомил и вообще много чего хорошего как для меня лично, так и для нас обоих сделал. – Весь зал в этот момент был полное внимание на нас, и я напрягся, предчувствуя с Катькиной стороны какой-то подвох. И, конечно, дождался, предчувствие меня не обмануло.       
        – И поэтому, – продолжала невеста, повысив голос, – в этот важный и счастливый для меня день, я хочу чтобы ты при двух сотнях свидетелей сделал мне приятное: пообещай, что половину из доставшихся тебе денег истратишь на мою сестру Наташу, а также дай слово, что до своего 18-летия, то есть ближайшие два года, она будет под твоей постоянной опекой.
     Я в растерянности, словно пойманный за руку вор, стал озираться по сторонам. Затем через силу улыбнулся и торжественно пообещал – обязательство, надо сказать, было хотя и хлопотливым, но все же достаточно приятным.
     Мы с Наташей сбежали со свадьбы раньше срока – было что-то около трех ночи – и я повез ее на Ботанику (есть такой район в Кишиневе). В моем распоряжении имелся ключ от одного из частных домиков, расположенных в районе озера. (Дядя моей жены, владелец этого жилья, мой хороший приятель, любезно предоставлял его мне в любой день, когда я нуждался в этом). Весьма приятно было после свадьбы забраться в теплую постель, да еще с такой роскошной партнершей. Впрочем, она была еще совсем юна и неопытна, так что мне предстояло немало потрудиться на этой ниве.
            
                Глава восьмая
     После свадьбы мы с Катькой долгое время не виделись, так как она сразу же перебралась жить в Кишинев, к мужу, а встретились, причем совершенно случайно, примерно через год после описанных выше событий, причем неподалеку от той самой гостиницы «Кишинэу», с которой, собственно, все и началось. Идя по улице по направлению к памятнику герою революции Котовскому, я вдруг обратил внимание на красивую молодую женщину, идущую мне навстречу. Она медленно прогуливалась и при этом, глядя куда-то в сторону, не замечала меня.      
      Несколько секунд понадобилось мне для того, чтобы я узнал в этой женщине Катрин. Когда между нами оставалось всего несколько шагов, я загородил ей дорогу. Катрин, подняв глаза и увидев меня, тут же раскрыла навстречу свои объятия.
– Мог бы за это время хоть разок в гости приехать, – упрекнула меня она, целуя в щеку. – И Наташку взял бы с собой, я по ней ужасно соскучилась.
– Я и сам по ней соскучился, – пожаловался я. – Вечно с малолетками где-то болтается, поведением своим – ну точная копия сестрички старшей.
– Болтай-болтай, балаболка, – сказала Катька, продолжая меня обнимать.
– Ты же знаешь, Катька, – сказал я, беря ее под руку и увлекая вдоль по дорожке, и тем самым как бы продолжая прогулку. – Обманывать тебя я не стану, а если и привру немного, то только лишь для пользы дела.
         Катрин рассмеялась и сразу стала прежней Катькой, которую я хорошо знал и помнил. Мы еще прогулялись немного, затем постояли, поговорили, посмеялись, вспоминая минувшие денечки, и Катька мне по секрету похвастала, что на ее имя теперь записана кооперативная 3-комнатная квартира, расположенная в самом центре города на третьем этаже – она даже показала мне свой дом-девятиэтажку, который одним краешком виднелся с того места, где мы стояли. Слушая ее рассказ, я вернулся к мысли о том, что Катька теперь замужем, и тут только до меня дошло, что она, поднимаясь по дороге, шла не прежней своей, королевской походкой, а какой-то новой, для нее необычно вальяжной, словно вразвалочку, что и смутило меня в первые секунды, когда я ее только увидел. Я сказал ей об этом, а она улыбнулась, погладила себя по чуть выпирающему из-под куртки животу и сказала, что у нее беременность шесть месяцев.
     Мы постояли еще немного, вспоминая наши приключения годичной давности; Катьку во всей той истории особенно веселил тот момент, когда Гришка, придя ее у меня выкупать, совал мне пакет с деньгами.
– Надеюсь, это были не последние его деньги? – спросил я её. – Тебе на бельишко да молочишко осталось?
     Катька поглядела на меня хитро, потом сказала:
– Боюсь, что даже я не знаю, сколько он зарабатывает. Только теперь, конечно, я бы не позволила Гришке тебе такие деньжищи отдать – умная стала.
    Я обнял ее и, нежно прижав к себе, сказал:
– Если честно, Катька, ты одна из немногих знакомых мне женщин, даже просто стоя рядом с которыми испытываешь гордость – красивая же ты, стерва! А теперь ты еще и слишком умной становишься. Ведь деньги, и ты теперь, надеюсь, знаешь это наверняка, все равно, что дым. Чуть больше их, или чуть меньше – живи и радуйся. И по мере возможности наслаждайся. – Я ласково повернул ее к себе спиной и слегка оттолкнул от себя. – А теперь иди, не дразни меня, я, если хочешь знать, беременных женщин просто обожаю, они мне кажутся ужасно сексуальными.
– Ну, так в чем же дело, пошли к нам, – нисколько не смутившись, предложила Катька. – Ты же не чужой для нашей семьи, спокойно можешь зайти в гости, причем, в любое время, когда тебе этого захочется. И ванная у нас есть, – глаза её подернулись влажной поволокой. – И даже вода горячая в кране…
-Иди к черту, ведьмачка, – сказал я, отводя свой взгляд и будто не замечая Катькиных намеков. – У меня на горячую воду аллергия, ты же знаешь, в нашем городе она бывает только по праздникам. Прощай, я тебе желаю счастья, Катрин. – И я медленно пошагал вверх по улице.
     Обернувшись через несколько шагов, я увидел, что Катрин по-прежнему стоит и провожает меня взглядом, на лице ее играла невинная улыбка, она казалась вполне счастливой и довольной собой. Глядя на нее, я даже слегка позавидовал Гришке – у него была такая роскошная жена.               
               
1981-1982г.



          Коктейль «Кофейный мохито».

 КофеЭспрессо
    100 мл тоника
4 листика мяты
3 дольки лайма
1 ч.л. коричневого сахара            
1 мяту, лайм и сахар растереть в бокале.
    2 в стакан насыпать измельчённый лед, перемешать.
    3 влить тоник, затем добавить эспрессо.
    4 долить кофе стараясь не смешать слои.
    5 украсить мятой и лаймом.
               

            Уфа – Стерлитамак.

                Хвала Творцу, что время длится,
                что мы благих не ждем вестей,
                и хорошеют наши лица
                от зова низменных страстей.
                Игорь Губерман               
 
                Глава первая.
      
      Наша молдавская зима с её капризной переменчивой погодой – от морозов до оттепелей, чаще в феврале, но иногда такое случалось и в январе, - была уже на исходе, когда мой непосредственный шеф, начальник отдела сбыта винзавода Песков Алик Наумович, наш отец, кормилец и благодетель, как называли его проводники, позвонив утром по телефону, вызвал меня из дома, пообещав новый рейс, – на этот раз, я надеялся, речь шла действительно о дальней поездке, так как предыдущий мой рейс длился всего четверо суток, и за это время мне даже не пришлось выехать за пределы Молдавии.
     Зная, что меня могут опередить шустрые коллеги, также лелеявшие мечту о дальних рейсах, я, не теряя ни минуты, отправился на винзавод. Однако, войдя в автобус, я обнаружил там нескольких своих коллег, направлявшихся туда же, куда и я, так что в контору завода мы прибыли уже небольшой компанией. Дорогой от нечего делать мы сплетничали: вот уже несколько дней весь город будоражили слухи о том, что один из наших коллег-проводников – Валера Карпин, имя которого и без того весьма часто бывало у всех на слуху, убил какого-то человека. Обычная бытовая история: муж, не вовремя вернувшийся домой, застал его в постели со своей женой, из-за чего между ним и Валерием тут же вспыхнула драка. Разъяренный по понятной причине муж, схватив кухонный нож, бросился на любовников, которые, нежась в постели, заметили его лишь в последнюю секунду, но в итоге был убит ударом того же самого ножа в грудь, который Валерий в ходе драки сумел развернуть в сторону нападавшего. Может быть, кто-то и счёл эту историю нереальной, но только не я: зная не понаслышке, что Валерий обладает чудовищной физической силой, мне нетрудно было предугадать результат подобной схватки. Мало кто знал, что в юности Валерий занимался борьбой, да еще так успешно, что дважды ездил на всесоюзные первенства. Правда, медалей оттуда не привёз, опыта не хватило, хотя физические кондиции его были на высоте. Став старше, Валерий бросил спорт, но искрометная энергия била из него ключом, не находя выхода, поэтому в конце концов он обрёл себя в криминале.
      В тесном кабинете начальника сбыта к нашему приходу собралось десятка полтора проводников, при этом все вполголоса обсуждали всё то же происшествие. Присоединившись к остальным, и тем самым заполнив помещение до отказа, мы стали ждать распределения рейсов. Наконец, хозяин кабинета, Алик Наумович, оторвавшись от своих бумаг, внимательно оглядел всех присутствующих и сказал с явной, нескрываемой радостью в голосе:
-Ну что, ребята, доигрался все-таки наш работник и ваш коллега Карпин? Сколько ему говорили люди, да и я тоже: будь потише, веди себя скромнее, не лезь на рожон, так нет, он еще и к чужой жене в постель полез. Жаль, конечно, что невинный человек погиб... Так ведь и Карпин теперь лет десять нас не будет тревожить, опять отправят его в места не столь отдаленные.
Я, выслушав его, усмехнулся. Злые языки утверждали, что Алик Наумович (среди своих, домашних его звали Цалик Буюмович) ненавидел Валерия Карпина лютой ненавистью, так как тот требовал для себя только выгодные рейсы, которые Песков, боясь его, безропотно ему предоставлял.
      Остальные проводники отреагировали на слова шефа по-разному: кто-то чесал в затылке, жалея коллегу, другие, особенно те, кто знал Валерия достаточно хорошо или ездил с ним в рейсы, – вздохнули со скрытым злорадством, так как характер у Валерия был далеко не сахар, к тому же он напарников своих, из тех, кто попроще, как говорили знающие люди, обделял порой в деньгах, и, кроме того, заставлял выполнять все тяжелые и грязные работы по вагону, а то и вовсе склонял к содомскому греху, к которому привык, отсиживая на зоне свой еще первый срок, кстати, тоже за убийство. При этом следует отметить, что очень многие в нашей фирме побаивались его и в то же время уважали: иные за физическую силу, другие же тянулись к нему за циничный, но острый самобытный юмор, за бесстрашие и бесшабашность, за умение широко гулять и привлекать к себе женщин.
-Ну, хватит о пустяках, давайте теперь займемся делом, - задумчиво сказал Алик Наумович, вновь склоняясь над столом и начиная листать свою всем нам знакомую потрепанную тетрадь в желтом кожаном переплете.
      Ввиду важности момента проводники притихли, некоторые даже дыхание задержали: ведь от распределения рейсов зависело очень многое: первое - сколько времени продлится рейс, ведь у нас порой случались и двух-трехдневные рейсы внутри республики, но бывали также рейсы, такие, например, как Благовещенск, которые занимали по времени от полутора до двух месяцев; и второе, главное - будет ли рейс прибыльным: тот же Благовещенск, Мытищи или Барнаул; или «голодным» - на Ригу или, к примеру, Тбилиси. (Что касается двух последних, то я уже имел «удовольствие» в этих городах побывать, как, впрочем, и в двух последних из первой тройки, что, отмечу, мне лично каких-либо значительных прибылей не принесло).
      В тишине, установившейся в кабинете, отчетливо скрипнула дверь. Алик Наумович с неудовольствием поднял глаза на вновь вошедшего человека, собираясь отругать нерадивого опоздавшего проводника, посмевшего войти в столь ответственную минуту, однако внезапно его взгляд сделался беспомощным, начальник сбыта даже растерянно заморгал. Все обернулись к входу - в дверях стоял Валерий Карпин собственной персоной. На нем был коричневый вельветовый костюм, не скрывавший могучего торса, на мощной, остриженной налысо голове размещалась щеголеватая кожаная кепка, с которой он круглый год не расставался, но особенно выделялись его руки – это были мощные руки каменотеса, в общем, Валерия невозможно было с кем-либо спутать.
-Ну что, Алик! - зычно гаркнул он, развалистой походкой проходя на середину помещения и быстрым острым взором ощупывая всех присутствующих, - какой ты мне рейс на этот раз предложишь? Знаешь что: оформи меня, пожалуй, на Барнаул, а еще лучше - на Благовещенск, надоели все, бля, хочется от ваших морд отдохнуть.
-Я... да, да, я, конечно... – пробормотал начальник сбыта, делая знак своей помощнице – товароведу Маше, которая сидела за соседним столиком и занималась оформлением документов. Затем он приподнялся со своего места, словно желая что-то добавить к сказанному, но вдруг как-то странно грудью повалился на стол, и лишь спустя минуту мы поняли, что ему сделалось нехорошо, пришлось даже вызвать скорую помощь, которая увезла Алика Наумовича в больницу. На следующий день мы узнали, что у нашего шефа случился инфаркт.
     На третий день после случившегося, - рейсы из-за внезапной болезни шефа распределяла Маша, - Карпин отправился в рейс на Барнаул, так как на Благовещенск поставок вина в этот период не было, а меня через две недели вместо обещанного рейса на Уфу командировали в Стерлитамак, находившийся там же, в Башкирии, причем в напарники мне опять дали нового человека.
      Новенького звали Володя Захаренко. Прежде я с ним не был знаком, да, пожалуй, и не мог быть, хотя мы с ним и были сверстниками: он, будучи четырнадцатилетним подростком, совершил какое-то преступление, за что получил срок и отправился, как говорится, по «ленинским местам». К 28 годам тринадцать из них он провел в тюрьмах и зонах, имея то ли четыре, то ли пять судимостей, при этом он являлся самым молодым в истории Молдавии «полосатиком», - так называют сидельцев в «крытой» тюрьме. Был он роста среднего, очень худ, всегда как йог спокоен, матом не ругался и в свои не ахти какие зрелые годы производил впечатление эдакого умудренного жизненным опытом старичка.

                Глава вторая.
     Мы с Володей загрузили вином две единицы: «спец» на 28 тонн: это такой вагон с жилым купе посредине и двумя цистернами по 14 тонн, расположенными в отсеках, по бокам вагона, и «бандуру» - 60-тонник, в каких обычно перевозят нефть, спирт и прочие жидкие продукты. Вино нам досталось нестандартное и некондиционное – так называемое «сухо-крепкое»: содержание спирта 19 градусов, на цвет почти прозрачное, а на вкус как обыкновенное сухое при полном отсутствия сладости, или, как у нас еще говорят, без добавления сахара и краски. Мы с Володей не знали, радоваться нам или огорчаться: с одной стороны, вино было достаточно крепким, вдвое крепче стандартного сухого, только сахарину добавляй, сахарком жженым подкрашивай и продавай, выдавая за обычное – крепленое или десертное; с другой стороны, получи мы чисто сухое, 9-градусное, это означало бы полный провал нашего мероприятия, по причине  отсутствия на него спроса у клиентов. Совершенно не надеясь на хорошее лавэ - прибылей, то есть, я всё же при первой возможности, во время заправки ёмкости купе питьевой водой из станционного гидранта на станции Бессарабская, шуранул в каждую ёмкость по тонне воды, - на всякий случай.
     Одновременно с нами в том же составе рейсом на Уфу отправлялась еще одна такая же «двойка» вагонов, в которые было залито вполне кондиционное вино – портвейн розовый, а проводников, знакомых нам ребят, звали (по кличкам): Череп и Чарли. Нас с Володей, кстати, тоже называли не по именам, а по кличкам, которые в нашем городе в тот период носили практически все: Володю еще по тюрьме окрестили производным именем от фамилии Захаренко - Захар, меня же, очевидно, по созвучию с предыдущей профессией - Борман. (То есть был бармен с маленькой буквы, а стал Борман – с большой). Меня, честно говоря, нисколько не смущало, что я носил кличку, служившую фамилией одному из фашистских лидеров – он был весьма загадочной и таинственной личностью; Бормана, как известно, уважали и боялись все: и свои, немцы, и русские, а также американцы с англичанами; иногда в современной прессе даже проскальзывают намеки на то, что он то ли благоволил, то ли симпатизировал русским.
     Итак, мы отправились в рейс в одной сцепке с нашими приятелями-коллегами, из-за чего, забегая немного вперед, сообщаю, что грустить и скучать в дороге нам не пришлось.      
     Просыпаясь сравнительно поздно, где-то в районе десяти часов, мы с коллегами до самого полудня занимались спортом – это был бег, боксерские спарринги и т. п., затем вместе обедали, по вечерам играли в карты, при этом, случалось, выпивали, но довольно  умеренно. Ночью, если наш состав стоял где-нибудь в жилой зоне, мы принимались за «дело»: мои коллеги весьма оперативно «разували» стоявшие у домов «жигули», снося снятую резину в «пазухи» наших вагонов, не брезговали они и аккумуляторами. Затем, естественно, отсыпались после «ночных подвигов», потому и поздно вставали. Я, честно говоря, с затаенным страхом ожидал, что в конце концов дела эти закончатся плохо: или нас поймают хозяева обкрадываемых автомашин, или же и вовсе мусора заметут, но, как ни странно, всё в итоге обошлось. Приготовление обедов, а заодно и завтраков с ужинами для нашей четверки я добровольно взвалил на себя, для чего порой, в виде дополнительной спортивной нагрузки, мне приходилось гоняться с нунчаками за домашними курами или гусями, нередко бродившими в зоне отчуждения железной дороги, и поэтому считавшимися у нас "дичью".
    Чарли с Черепом упражнялись достаточно серьезно: они много бегали, прыгали на скакалке, затем, разогревшись, около часу боксировали между собой (Череп всего пару лет тому назад был то ли чемпионом, то ли призером республики по боксу, что не мешало Чарли – боксеру-самоучке, или, точнее сказать, уличному хулигану, настырному и агрессивному, побивать порой своего именитого соперника). Иногда я тоже принимал в этих драчках участие, и только Захар, глядя на нас, спокойно покуривал, а на предложение размяться отвечал с усмешкой: «Я, братцы, слишком хилый, куда мне с вами тягаться. Я, если надо будет, ножичком исподтишка пырну, и все дела».
     Посуду после обеда чаще других приходилось мыть Черепу, и он, гремя ложками в котелке, просил нас: «Ну вы там, в натуре, когда домой приедем, пацанам не говорите, что я посуду мыл, а то засмеют». Тут, пожалуй, следует уточнить, что Череп уже в описываемый период был достаточно заметной в нашем городе личностью, его очень многие уважали и побаивались, а вскоре ему предстояло стать некоронованным королем города, эдаким бандитско-мафиозным символом.
     На одном из полустанков, когда наш состав находился уже на территории Башкирии, наши группы-«двойки» расцепили, после чего сбросили с «горки», где мы и попрощались с ребятами, так как их вагоны вошли в состав, следующий на Уфу, а наши, уже в другом составе, предназначались к отправке на Стерлитамак. Признаюсь честно, лично я в минуту прощания вздохнул с большим облегчением: молодецкая удаль, неуемная энергия и криминальные наклонности Черепа и Чарли порой перехлестывали через край; к тому же во время ночных краж в мою обязанность входило с помощью рогатки (я неплохо с ней справлялся) выводить из строя ближайшие фонари, если таковые имелись, а затем стоять на шухере с нунчаками в руках и, в случае чего, отбиваться от преследователей, что меня никак не могло радовать. В своем вагоне Череп и Чарли увезли десятка четыре жигулевских колес, семь-восемь аккумуляторов и с полтонны всевозможных других запчастей.
      Теперь, когда мы с Володей остались вдвоем, и никто, кроме нас самих, не организовывал наш досуг, я стал приставать к напарнику с расспросами, как да что происходит в тюрьмах и на зонах, каковы там человеческие взаимоотношения – тюремная «романтика» по-своему привлекательна и интересна, к тому же любой гражданин нашей замечательной родины, вчера еще законопослушный и вполне наивный, случайно оступившись, или же сознательно нарушив закон, уже назавтра мог ощутить на себе все «прелести» этой самой романтики, так что знания о ней никому не могли помешать.
     Володины истории, а рассказывал он их, надо сказать, без особой охоты, мы перемежали для разнообразия игрой в карты, причем я от него требовал, чтобы он обучил меня тем тюремным играм, с которыми я сам был мало знаком, как то: «бура», «тысяча» и так далее. Володя играл дерзко и жестко, и с самого начала поставил категорическое условие: играем только на деньги, хотя бы и в долг, в счет будущих доходов. Я, к слову, оказался неблагодарным учеником: подчинив строгой дисциплине свою обычную расхлябанность, я заиграл строго на результат, и вскоре, начиная уже со второго дня, стал выигрывать у своего учителя, а тот, удивляясь, относил мои успехи к невероятной моей везучести. Кроме прочего, Володя неплохо играл в шахматы и случайно попавшая в наши руки коробка с фигурками, оставшаяся в вагоне от кого-то из предыдущих проводников, весьма нам пригодилась, когда мы, устав от карт и разговоров, устраивали шахматные баталии, и тогда мне, крепкому второразряднику, приходилось, признаюсь, очень напрягаться, чтобы переиграть своего оппонента. Ну а для поддержания спортивной формы, я во время стоянок продолжал бегать вдоль состава, подтягиваться и отжиматься на всех подходящих для этой цели железных деталях вагонов, а также упражняться на растягивание.
       На девятый день нашего путешествия, которое, по всем  расчетам, уже близилось к концу, во время стоянки, когда я, облаченный в спортивный костюм и кроссовки, бегал как обычно, трусцой вдоль состава, впереди, по ходу движения поезда, в утренней туманной дымке показались смутные очертания города Стерлитамак.
       Когда я миновал головные вагоны нашего состава, меня окликнул машинист, высунувшийся из окна электровоза.
-Эй, парень, - сказал он. - В этих местах бегать не рекомендуется, здешний воздух отравлен выбросами химкомбинатов. Так  ты запросто можешь заработать какое-нибудь заболевание легких.
-Надеюсь, что не успею, - отозвался я, не прерывая бега, - день-два, максимум три, и мы отсюда уедем.
               
                Глава третья
 
      Надо сказать, что никто из знакомых нам проводников никогда прежде в Стерлитамаке не бывал, поэтому некому было нас снабдить полезной информацией, например, как тут обстоят дела с продажей, а также с особенностями сдачи вина на местном заводе. По этой причине мы с Володей старали сь продать нашей бормотухи как можно больше, еще находясь в дороге. По уже хорошо знакомой мне технологии мы подкрашивали вино жженым сахаром, добавляли растворенный сахарин, добиваясь подходящего цвета и вкуса, а содержание в нем спирта и так было более чем достаточным. Продавалось вино, тем не менее, плохо, но мы на особые заработки и не надеялись, на еду бы хватило и ладно.
     После обеда того же дня наш состав уже в черте города разобрали, а вагоны в результате долгих пертурбаций поставили... прямо напротив пассажирского вокзала, на третьем пути.
      Закрыв спецвагон на замок, мы с Володей отправились разведывать обстановку; близость вокзала и гуляющий по перрону милиционер несколько напрягали нас, и по этой причине мы пока побаивались открывать продажу.
      Обнаружив неподалёку от вокзала здание с вывеской "Баня", мы тут же вернулись в вагон за вещами и отправились купаться, а на обратном пути плотно поужинали в станционном кафе, где, как ни странно, в наличие имелась приличная горячая хавка, то есть, простите за жаргон, еда. Возвращаясь по свежему, некрепкому морозцу, мы мечтали, придя в вагон, лишь об одном: накатить по полстакана водки и завалиться спать. Однако нашим планам не суждено было сбыться: у вагона нас уже поджидала приличная очередь желающих приобрести вино и мы, естественно, тут же занялись делом, тем более, что милиционера в пределах видимости не обнаружили.      
     Я работал с радостным возбуждением, замешивая во фляге все новые порции нашей бормотухи, и с благоговением поглядывал на короткую, но всё время восполняемую очередь; Володя тем временем под моим неустанным контролем отпускал вино и брал деньги.
     Стемнело, но поток покупателей не уменьшался, а после семи вечера даже увеличился, что, скорее всего, означало, что в местных магазинах уже закрылись винные отделы. Между делом я не сразу обратил внимание на двух молоденьких женщин, которые уже с час, наверное, обитались в самой непосредственной близости от вагона; они, о чем-то переговариваясь между собой и пританцовывая сапожками на бетонном покрытии перрона, то и дело бросали взгляды в нашу сторону, а я, как назло, не мог оторваться от работы и поинтересоваться, для чего они здесь находятся. (Хотя я уже догадывался, для чего именно, как, впрочем, и вы, уважаемый читатель.) Наконец поток клиентов сошел на нет, и у меня выдалась свободная минута переговорить с девушками. Дамочки эти на первый взгляд выглядели вполне приемлемо, и, нас дожидаясь, уже ощутимо продрогли, поэтому я без излишних церемоний пригласил их в вагон. Обе подруги, на вид возрастом в пределах 25, не стали набивать себе цену и тут же забрались внутрь; мы познакомились, одну из них, темноволосую, звали Варей, другую, русоволосую – Верой, обе работали в конторе железнодорожной станции, одна - кассиршей, другая бухгалтером.      
     Володя был от наших гостий в восторге, еще бы: после более чем недельного путешествия мы уже прилично оголодали в сексуальном плане, а тут девушек даже не пришлось искать и уговаривать, они сами к нам пришли. Мы растопили печь, которая вскоре весело загудела, наполняя купе приятным теплом благодаря брошенным туда специальным длиннопламенным угольным брикетам, затем распили за знакомство бутылку водки, которой и ограничились, хотя гостьи были не против продолжить, и тут же распределились по парам, – я выбрал Варю. Володя отправился с Верой в отсек, а мы с Варей с удобствами расположились на полуторном топчане.
    Моя партнерша оказалась темперамента средненького, но зато почему-то обильно истекала любовной жидкостью, что поначалу меня несколько тревожило, затем я попросту  перестал  обращать  на  это внимание.
      С голодухи я сделал три захода подряд, после чего решил отдохнуть; Володя же всё это время, что-то около полутора часов, из отсека не появлялся. Периодически в двери вагона стучали, требуя вина, но мы, естественно, не открывали, так как были заняты другим делом, для нас на этот момент более важным. Вскоре после полуночи дамочки ушли, и мы с Володей, усталые, но довольные, с кружками крепкого, почти черного чая в руках, заваренного в полном соответствии с тюремными рецептами, уселись на топчане.
-Ты не представляешь, Савва, как я кайфанул! – восторженно изливал душу мой напарник, прихлебывая чифир. – Оказывается, трахать бабу так же приятно, как и  мужика. – От его слов я вздрогнул и поежился, но он, не замечая моей реакции, продолжал: - Поставил я ее в отсеке раком и драл целый час, не останавливаясь.
-А куда хоть драл-то? – полюбопытствовал я.
-А черт его разберет, у баб ведь на одну дырку – ха-ха-ха - больше, чем у мужиков, да к тому же дырки эти рядом расположены, так что я толком и не понял - куда. Главное – мне было приятно.
     Его рассказ меня, понятное дело, корежил, однако тут я вспомнил, что Володька-то на зону ушел совсем еще мальчишкой, поэтому первые опыты секса он познал там с мужчиной-гомосексуалистом, то есть по-простому с пидором.
-Постой-постой, а ты вообще раньше с бабой-то трахался когда-нибудь? – спросил его я.
-Да было пару раз... – неохотно стал припоминать Володя. – Когда после второй ходки откинулся. Мне, если честно, не понравилось, капризные они очень, и тогда я стал по городу знакомых пидоров отлавливать. А сейчас вот хорошо бабу прочувствовал, с бабой тоже неплохо. В рот, правда, брать отказалась, сказала: час всего знакомы, а ты уже хочешь всё разом.
      Я рассмеялся:
-Если завтра придет, еще раз предложи, наверное, уже не откажет. Как старому знакомому.
     Мы посмеялись этой шутке, а вскоре, допив чай, улеглись спать; в двери, к нашей радости, больше не стучали.

                Глава четвертая.
      
     Проснувшись на следующий день около восьми утра, я оставил напарника в вагоне спящим, а сам отправился на станцию. Выведал у станционного начальства, что на винзавод нас поставят не раньше чем через денек-другой, так как там уже стояли вагоны под сливом, а короткая рампа не позволяет принимать больше двух вагонов одновременно. Радуясь такому повороту событий, я продолжил свой путь и вскоре углубился в микрорайон, расположенный за станцией. Планировка этого района города не радовала глаз: он по большей части был застроен одно и двухэтажными зданиями, преимущественно деревянными, а единственным, заслуживающим моего внимания, оказалось здание столовки. Я еще названия её не разглядел, а желудок уже среагировал на донесшиеся до моего носа запахи голодными позывами, и я, решительно преодолев двойную утепленную пленкой дверь, вошел внутрь.
     Выкрашенное в темно-синий мертвенный цвет помещение столовой, освещенное двумя слабосильными лампочками, висевшими под самым потолком, имело довольно унылый и неуютный вид, и я, уже не обращая внимания на интерьер, включавший в себя десятка два столиков с изгрызанными алюминиевыми столешницами и изрезанными ножами стульями вокруг них, направился к святому месту любой столовой - раздаче. Уборщица, чей огромный квадратной формы зад, обтянутый синим халатом, преградил мне путь, перемещалась по столовой виртуозно размахивая веником, словно каратист Брюс Ли – нунчаками; золотистая пыль, следуя за ней, облаком поднималась в воздух, никак не улучшая и без того хмурую атмосферу помещения. Раздача сияла девственной пустотой, и я свернул к кассе, за которой сидела среднего возраста кассирша - еще одна весьма упитанная дама.
- У вас сегодня что, санитарный день? – спросил я ее, кивая на уборщицу.
-Нет, работаем как обычно, - ответила она, холодно оглядев меня с головы до ног. (Одет я, надо признать, был довольно просто, а у нас, как вы знаете, встречают по одежке). – А что, вы чего-нибудь хотели?
-Да, обыкновенное дело,  - в тон ей ответил я, - хотел бы чего-нибудь поесть. – И я кивнул на пустую раздачу.
-А чего именно? - смягчилась кассирша, выплывая из-за кассы.
-Ну не знаю, - сказал я, - каши там манной горячей, можно и творожка со сметаной, или хотя бы яичницу.
     Кассирша широкой шаркающей походкой проследовала к огромному холодильнику-шкафу, открыла его, сунула внутрь руку, достала из его недр тарелку и поставила передо мной: на меня глянули два огромных мороженых серо-желтых глаза под названием «глазунья».
      Я усмехнулся:
-И это все?
-Ну, есть еще блинчики с творогом, - выдавила из себя кассирша и развела руками. – Тоже в холодильнике. Вчерашние.
      Ситуация все больше веселила меня.
-Так вы что же, завтраком людей здесь не кормите? Где горячее на мармитах, где образцы дежурных блюд, где, наконец, повар с приветливой улыбкой на лице?
-Вы... вам что, повара позвать? – слегка растерялась под моим напором кассирша.
-Нет, пожалуй, лучше сразу шеф-повара, - повысил голос я, заметив, что из глубин кухни выглядывает еще одна женщина в белом халате. – Подайте мне сюда заведующую производством – срочно, скажите, что она приглашается на личное расцеловывание за большие достижения в части обслуживания населения в сфере общественного питания.
     Третья по счету женщина, обнаруженная мною в столовой, вышла в зал и, одергивая по дороге халат, направилась в мою сторону. Увидев ее, я смолк, а мой воинственный пыл мгновенно угас: она была молода, до тридцати, хороша внешне, сквозь тонкий нейлоновый халат угадывались гибкие формы ее пропорционально сложенного тела, а симпатичное лицо, обрамленное вьющимися светло-русыми волосами до плеч, улыбалось.
-Здравствуйте, я здесь заведующая производством, а вы кто, простите, будете? – кокетливо спросила меня женщина.
      -Здравствуйте, очень приятно, я буду простой советский гражданин, можно сказать, труженик, в данный момент натурально умирающий от голода, а меня тут... позавчерашней отмороженной яичницей кормить собираются.
-Вы случайно не?.. – с еще более располагающей улыбкой спросила женщина, и я, поняв, что она хочет спросить, не проверяющий ли я, выпалил:
- Знаете что, если вы здесь хозяйка, то у меня к вам, пожалуй, имеется интимное, то есть, простите, личное дело. Поэтому, давайте-ка пройдем в кабинет.
    Сопровождаемые любопытными взглядами работниц, мы вместе с заведующей удалились в служебные помещения. А спустя пять минут я уже сидел за столом напротив Нины – так звали завпроизводством, - и уминал горячую тушеную с мясом картошечку, приготовленную работниками столовой для собственного употребления, и закусывал солеными помидорами. Нина же то и дело подливала в мою рюмку коньяк из бутылки с витиеватыми армянскими иероглифами, и всё пыталась выяснить, кто я и с какой целью явился в столовую.
-Не беспокойтесь, Ниночка, я никакой не проверяющий, - немного утолив голод, сказал я, - и вы зря меня коньяком угощаете, как бы не пришлось потом сожалеть.
      Нина укоризненно покачала головой, и я прекратил паясничать, после чего мы с ней заговорили за жизнь, и в итоге я аппетитно и вкусно позавтракал в обществе замечательной и симпатичной женщины – шеф-повара.
     Когда я уходил, Нина проводила меня до порога, отказываясь взять за завтрак деньги – протянутую мною десятку.
- Вы знаете, Ниночка, мне так понравилось ваше гостеприимство, что я, скорее всего, приду сегодня ужинать.
-Приходите, Савва, - отозвалась она игриво, - только я лично работаю до пяти, а потом ухожу домой.
      Уборщицу с квадратным задом я застал теперь уже на улице, она все тем же, уже знакомым мне веником, сметала с дорожек снег.
-Мамочка, ты умеешь хранить тайны? – шагнул я к ней.
   Женщина, сделав очередной шаг, тревожно поглядела на меня, отставила в сторону веник, поправила на голове платок и для чего-то прокашлялась.
-Дело в том, что я из КГБ, так что ты, мать, прежде всего не волнуйся, ничего не бойся и отвечай мне все по правде.
-Хорошо, - закивала женщина и даже пододвинулась на шаг ближе, изобразив на лице готовность сотрудничать.
-Скажи мне, пожалуйста, Нина, ваш шефповар, замужем или нет?
-Вроде бы и да и нет, - ответила женщина, однако, заметив на моем лице недоуменное выражение, пояснила: - Муж у ней в тюрьме, чего тут непонятного.
-Конечно, понятно, обычное дело, - справившись с собой, бодро сказал я. – А скажи, дети у нее есть?
-Двое, мальчик шести лет, а девочка совсем маленькая, полтора годика, Светой зовут.
-Да? Спасибо, - сказал я рассеянно. – Впрочем, у нас в КГБ все эти данные наверняка есть. Спасибо вам, мать, за информацию и всего хорошего. О нашем разговоре ни-ни, никому ни слова, понятно?
-Как не понять, - ответила женщина и вновь взялась за веник, а я потопал своей дорогой.
     Когда я вернулся в вагон, Володька все еще дрых. После посещения столовой я заглянул в продовольственный магазин и прикупил кое-чего из съестного; видимо, шуршание пакетов и разбудило моего напарника.
-О, ништяк, бацилла! – проговорил он радостно и, выбравшись из постели, взял из моих рук палку копченой колбасы. - Люблю колбасу, да только видеть мне ее очень редко приходилось: на малолетке колбасу жрать было западло, потому что она на хер похожа, на тюрьме у взрослых – откуда ж она там возьмется? Вот только на воле и отожрешься. Когда, конечно, достать удается, - добавил он.
     Володя со счастливым выражением на лице наминал колбасу с хлебом, запивая лимонадом и кефиром – попеременно, без разбора, а я, разложив купюры по номиналам, стал подсчитывать наши с ним финансовые ресурсы. На сегодняшний день наши доходы составили тысячу четыреста рублей на двоих – что ж, совсем неплохо, особенно если учесть качество продаваемого вина.
      Далее в течение целого дня мы с Володей еще потихоньку торговали, добавив в копилку сотни три-четыре рублей, а к обеду забежала Вера, поприветствовала нас, сказала, что пришла убедиться, что мы на том же месте и пообещала с наступлением темноты прийти вместе с Варей.
-По всему видать, понравилось девушкам, - сказал я напарнику, когда она ушла. Володя хохотнул:
-Ага, они нам скоро как жены будут.
     В половине пятого, выбритый и соответственно одетый, я дал Володе несколько ценных указаний, а сам, выскочив из вагона, отправился в магазин, где купил две бутылки коньяка «Десна» (другого в продаже не оказалось) и килограмм развесных шоколадных конфет, затем все это уложил в спортивную сумку, после чего направился в уже знакомую мне столовую. Я шел, что-то напевая себе под нос, снежок вкусно хрустел под ногами. Завидев впереди по ходу вывеску столовой, я обрадовался, теперь она уже не казалась мне неприветливой. Обойдя столовую вокруг в поисках служебного входа и обнаружив его, я решил внутрь не заходить, а покурить и подождать хозяйку снаружи, так как время приближалось к пяти. Вдоль почти пустынной в этот час улицы на столбах зажглись тусклые желтые фонари; прохожие, обходя сугробы, торопились в свои уютные теплые квартиры; редкие автомашины, поднимая за собой облака снежной пыли и, знобко мигая фарами, неслись по своим делам, а я прогуливался вдоль здания и похваливал себя за то, что надел теплые зимние сапожки, - на улице к этому времени стало заметно холоднее.      
     Наконец открылась дверь, из которой вышла Нина, она была в пальто вишневого цвета с меховым воротником, следом за ней вышла еще одна женщина, возрастом постарше Нины, обе несли в руках тяжелые сумки. Щелчком отправив окурок в сугроб, я шагнул им навстречу, Нина, узнав меня, растерянно улыбнулась, остановилась, опустила сумки на снег, и сказала:
-А мы с сестрой, вот, решили мяса домой купить.
-А как же тогда быть со мной? – спросил я. – Вы же меня ужином обещали накормить.
     Нина беспомощно оглянулась на сестру, и тогда я решил прийти ей на помощь.
-Шучу-шучу, давайте-ка я вам сумки помогу домой донести, а там видно будет.
      Так я хотя бы узнаю где она живет, подумал я, подхватывая с земли оказавшиеся довольно тяжелыми сумки. А там, глядишь, договоримся о чем-нибудь более интересном, чем просто ужин.
     ДорОгой женщины обсуждали свои рабочие дела, затем семейные (сестра Нины, Надежда, как я понял из их разговора, тоже работала в местном общепите, только в другой должности – буфетчицей), потом они заговорили о детях, а я, поругивая про себя неподъемные сумки, которые напросился нести, шел чуть позади и помалкивал. Через полчаса доброго хода мы подошли к небольшому частному домику с невысокой оградой и несколькими чахлыми деревцами вокруг него, остановились, и я, почувствовав какое-то напряжение в разговоре моих попутчиц, понял, что они говорят обо мне. Я напряг слух, желая послушать, о чем разговор, но в этот момент Нина подошла, отвела меня в сторонку, и быстро, в самое ухо зашептала: «Савва, ты сможешь прийти сюда позже, ближе к одиннадцати, когда сестра домой уйдет и дети уснут?» - «Отчего же нет, смогу, конечно», - также шепотом ответил я, передавая ей сумки, а заодно и мой пакет с «джентльменским» набором. Нина, подхватив все это поудобнее, направилась к дому, а я размашистой походкой пошагал назад, стараясь запомнить названия и расположение улиц.
      Вернувшись в вагон, я застал Володю за работой: клиенты то и дело подходили за выпивкой, и он еле успевал их обслуживать. Следующие несколько часов мы трудились напряженно, в четыре руки, пока ручеек наших клиентов не иссяк. Нет, полностью, к нашей радости, он не иссякал никогда, клиент, алчущий вина, мог подойти и в два и в три часа ночи, но это уже были единичные случаи.
-А что наши дамы, не появлялись? – спросил я Володю, когда мы прикрыли дверь и присели отдохнуть.
-Появлялись. Моя в 18.00 на смену заступила, а твоя, увидев, что тебя нет, застеснялась, сказала, к одиннадцати ночи подойдет.
-Боюсь, в это время меня тоже не будет, справишься вместо меня, если что? – усмехнулся я.
-Ну, если она не будет против, то постараюсь, конечно, - поддержал шутку Володя. 
               
                Глава пятая.

      За час до полуночи, вторично проделав уже знакомый мне путь, я вновь оказался у дома симпатичной заведующей производством Нины. Однако едва я собрался постучать в освещенное окно дома, за которым видимый сквозь занавески уютно голубел телеэкран, как мое плечо сковала чья-то крепкая рука, а какая-то холодная железяка уткнулась мне в щеку:
       - Стой тихо и не шевелись.
      Не успел я понять, что это был ствол пистолета, как меня с силой повернули и ткнули спиной в стену дома, и чей-то густой бас спросил:
-Этот что ли?
-Он, товарищ капитан, - ответил ему другой голос, тоном повыше.
-На КГБ-эшника вроде не похож, - сказал первый, - наврал, значит.
-Да проводник это, из Молдавии, - со смешком сказал второй, - я его у вагона на станции видел.
      Уборщица уже успела кому-то о нашем с ней разговоре разболтать, понял я.
     Чьи-то опытные руки быстро ошмонали меня с головы до ног, после чего мне было приказано повернуться и, не делая резких движений, шагать вперед. Я решил не дергаться, хотя абсолютно не понимал, что именно происходит, и почему меня арестовывают, ведь никакого преступления я не совершал. Хорошо хоть это были милиционеры, а не муж Нины, например, который мог сбежать из зоны, как это показывают в фильмах, и именно сегодня вернуться домой. Так думал я, шагая между двух здоровенных мужиков, которые поддерживали меня под руки. Минутой позже меня втолкнули в милицейский "уаз" и машина отправилась в путь, то и дело подскакивая на неровностях дороги.
     Как-то там Володя сам без меня в вагоне управится, было первой здравой мыслью после небольшого шока, вызванного у меня видом пистолета. Впрочем, последовавшие вслед за этим события уже не оставляли мне времени думать о Володе, мне предстояло подумать о себе. Прибыли на место, которое оказалось стандартным двухэтажным зданием РОВД, и меня без всяких бюрократических проволочек затолкали в «обезьянник», предварительно отобрав паспорт и деньги. В желтом неярком свете я сумел наконец разглядеть людей, схвативших меня около дома Нины. Первый, обладатель густого баса, был яркий брюнет лет тридцати пяти, среднего роста и плотного сложения. Лицо у него было грубое и мужественное, словно вырезанное из куска дерева, а на щеке у него был длинный неровный шрам, от уха до самой скулы. (Вскоре мне предстояло узнать, что и кличка у этого милиционера была «Шрам»). Он был в форме и на его погонах поблескивали четыре звездочки, значит, это и был капитан. Второй был в гражданском, ростом он был повыше первого, но худощавей; этот был блондином и лицо имел, в отличие от своего напарника, маловыразительное.   
     «Обезьянник», в который меня запихнули, представлял собой небольшое помещение в два с половиной метра шириной и шесть метров длиной, в торцевой части которого была решетка с дверью посредине; у стены стояла длинная металлическая скамейка. Вонь в этом месте была устоявшаяся, специфическая, да и фигуранты, уже находившиеся здесь до моего прихода, не отличались чистым видом: это были трое бомжей, выловленные, очевидно, в одном из колодцев теплоцентрали, так как одежда их, и без того рваная и нечистая, была вся в пятнах мазута, да и лица, сверх меры заросшие естественной растительностью, были покрыты такими же пятнами. Возраста все трое, судя по их внешнему виду, были в пределах от 50 до 70, но, как известно, с таким как у них образом жизни, подобный вид можно приобрести и в сорок и даже в тридцать лет. Один из них сунулся было ко мне с вопросом: «Курить есть?», при этом его качнуло и он чуть ли не упал на меня, на что я ему ответил: «Нет, не курю», слегка оттолкнул от себя и посоветовал держаться от меня подальше.   
     Прошло где-то с полчаса с начала моего ареста, и я уже стал понемногу раздражаться от пахучего соседства, а также от осознания нелепости моего содержания здесь, но долго мне в этой компании куковать не пришлось: дверь «обезьянника» отворилась и уже знакомый мне блондин в гражданском, а с ним еще какой-то сержант в форме, вывели меня наружу и повели в какой-то кабинет, расположенный на втором этаже здания. Капитан Шрам сидел за большим письменным столом и что-то писал. Меня посадили на стул спиной к сейфу по другую сторону стола, сержант ушел, и я вновь остался со своими обидчиками с глазу на глаз.
-Ну что, молдаван, вляпался ты, не позавидуешь. Я бы сказал, хуже некуда, - уставившись на меня тяжелым взглядом карих глаз, проговорил Шрам. В голове моей в один миг пронеслись все прегрешения, совершенные мной в последнее время, а он тем временем продолжал: - Ну-ка, расскажи мне все по порядку, почему людям работником КГБ представляешься, сколько вина по дороге сюда, в Башкирию, продал, скольким гражданам своим пойлом здоровье подпортил и сколько денег у тебя в вагоне припрятано. Давай, выкладывай, да все начистоту, времени у нас с тобой впереди много.
-Только я чего-то не понял, гражданин капитан, - услышал я собственный голос и сам удивился, что говорить начал раньше, чем соображать. – Вы что, ОБХС-ник, чтобы такие вопросы задавать, или доктор какой, что за здоровье граждан беспокоитесь?
-Да, я твой доктор, - ответил Шрам грубо. – Можно сказать, почти профессор. Я лечу общество от таких как ты, преступников. Тебе придется рассказать мне все, как есть, иначе ближайшие десять лет не увидишь молдавского неба над головой.
      Чувствительный удар, подумал я, причем ниже пояса, и он, что называется, прошел, потому что где-то под селезенкой у меня от этих слов больно екнуло. Но я сглотнул слюну и пытался держаться молодцом.
-Так вы бы хоть сказали, в чем меня конкретно обвиняют, мне бы было легче вам все объяснить, - сказал я.
-Ты же знаешь, молдаван, - сказал капитан, - что в наше советское время прочтение презумпции невиновности гласит так: «Был бы человек, а статью мы ему всегда найдем». Или подберем, чтобы тебе было яснее.
-Понятно, - кивнул я. – Яснее и быть не может. И все же мне кажется, что здесь кое-что не мешает уточнить.
      Блондинистый мент в гражданском незаметно вышел из помещения, и я остался со Шрамом один на один.
-Хочешь сказать, что вино ты не продавал? –  задушевно спросил меня Шрам.
-Э-э-эх, был грех, гражданин капитан, только грех этот небольшой, так себе, грешочек, на еду хотел себе заработать, - стараясь попасть к нему в тон, сказал я.
-А с заведующей столовой № 3 Ниной Ермоловой какие у тебя отношения? – задал новый вопрос капитан.
      Э, да тут, никак, личный интерес имеется, почувствовал я в его тоне новые, затаенные нотки. Такое положение дел меня несколько расстроило, но одновременно и обрадовало. Расстроило, потому что я уже понял, что не добиться мне благосклонности шефповара Нины. А обрадовало, потому что теперь я был почти уверен, что выкарабкаюсь.
-Отношения вполне естественные, то есть сугубо материальные, - решил я идти напропалую. Ведь капитан – уголовщик, сотрудник уголовного розыска, и вряд ли это его работа – проверять столовые и работников общепита.
-Что значит «материальные»? – явно заинтересовался он, усаживаясь на своем стуле поудобнее и вперяя в меня взгляд своих немигающих карих глаз.
-Обычное дело. Мяса я хотел купить. В дорогу, - сказал я как можно беззаботнее. – Ехать нам еще долго, минимум пару недель, а жрать каждый день хочется. В магазине, как вы знаете, не достать хорошего, а я раньше в общепите работал, вот и решил... помощью коллеги в этом деле воспользоваться. Но, как видно, - тяжело вздохнув, продолжил я, - не судьба. Милиция теперь настолько оперативно работает, что знает наперед все прегрешения любого советского труженика, так сказать, видит их перспективу.
-Откуда ты знаком с Ниной? – вновь спросил капитан, не обращая внимания на мои подколочки.
-Сегодня, вернее уже вчера во время завтрака в столовой мы и познакомились, - бросив взгляд на часы, висевшие на стене, которые показывали половину первого ночи, ответил я.
-По какой такой привилегии ты находился там и кушал завтрак в ее кабинете? – задал он новый вопрос.
-А... это. Так я же вам уже сказал: я работал раньше в общепите, так что мы с ней хоть и бывшие, но коллеги, общий язык сразу нашли.
-А... сейчас, ночью ты к ней направлялся за мясом, что ли?
-Ну да, - ответил я. – Понимаете, накануне я это самое мясо помог ей поднести домой. (Насколько я понимал, Нина находится в каких-то отношениях со Шрамом, поэтому, решил я, она, для своей же пользы, подтвердит сказанное мною). А вечером хотел забрать, так как днем, сами понимаете, на работе коллеги, а дома соседи, глаза, уши, и всякие другие, в том числе внутренние органы.
-Вот-вот, - воодушевился моими словами и даже как будто приободрился Шрам, - что ты там хотел сказать насчет других органов?
-А теперь я скажу тебе кое-что, как мужчина мужчине, капитан, - твёрдо сказал я, решив играть с ним в открытую, - Даже если у меня и возникли было какие-нибудь мысли насчет «органов» – если, конечно, мы говорим об одном и том же, - так после нашего с тобой разговора все эти мысли пропали раз и навсегда.
-Навсегда ли? – не поверил Шрам.
- Можете не сомневаться. Сами подумайте, на черта мне с вами связываться? Мой наиглавнейший орган - голова, капитан, - сказал я, - и я хочу, чтобы этот орган, то есть, мыслящий, оставался целым в первую очередь, а уж другие органы при соблюдении главного условия можно применить в любом другом месте.
-Мудро рассуждаешь, - согласился капитан. – Так ты, значит, хочешь мне сказать, что впредь постараешься не расстраивать меня и не попадаться больше на глаза.
-Рад, что вы меня правильно поняли. Даже с голода буду умирать, а в эту столовую больше не зайду, да и так бы не зашел, если бы знал о вашем существовании.
-И вино больше не будешь продавать?
-Продавать не буду, а вас, если хотите, могу угостить, только заранее предупреждаю – оно невкусное, полуфабрикат, пойло, одним словом.
-Хорошо, молдаван, - сказал он вставая. – Знай и помни мою доброту. Шрам никого и никогда даром не наказывает. Я пошлю с тобой человека, наполни ему тару, что будет при нем.
-Договорились, - повеселел я и пожал протянутую капитаном руку. Он задержал мою ладонь в своей руке и сказал негромко, глядя мне в глаза:
- Эта женщина дорога мне, парень, но у неё есть муж, который сидит за убийство, а у меня есть жена, так что ты, надеюсь, понимаешь, что между нами все не так просто. Впрочем, - хлопнул он меня по плечу, - тебе эти подробности знать необязательно, ты здесь человек посторонний и случайный.
-Верно, случайный и посторонний, - эхом отозвался я. – Нынче здесь, завтра там.
     Когда я, покинув здание РОВД, вышел на улицу, звездное небо, встретившее меня за порогом здания, показалось самым прекрасным из того, что я видел когда-либо в жизни. Оно было бесконечно огромным, и не в клеточку, что приятно. Добравшись до вагона все в том же «уазе», я налил сопровождавшему меня сержанту-водителю вина в канистру, грелку, а также в графин и термос – ему лично, - затем проводил уезжавшую машину взглядом, после чего, переодевшись, стал подробно рассказывать Володьке обо всех своих приключениях и ночных передрягах. Он только посмеялся. Выговорившись, я успокоился, и мы завалились спать, так как на часах было уже около четырех утра.
      
                Глава шестая
    
      Следующий день в нашем положении ничего не изменил: мы потихоньку подторговывали вином, милиционер, дежуривший на вокзале, получил от меня 25 рублей и теперь прохаживался по перрону взад-вперед, делая вид, что не замечает ни вагона, ни клиентов, суетящихся вокруг него. Ближе к обеду к нам среди прочих наведалась семейная пара, которая несколько раз и прежде приходила за вином, причем все это время они были вдвоем, не расставаясь. Слово за слово мы разговорились. Ему было чуть меньше тридцати, ей 25. Они рассказали, что живут в собственном домике совсем рядом с вокзалом, всего в четырех кварталах от места нашей стоянки. Имена у наших новых знакомых были необычные и потому забавные: его звали Поликарп, ее – Ева.
      После того, как я налил своим собеседникам по баночке «за знакомство», мы с Володей были приглашены искупаться в их домашней баньке. По-черному. Я тут же с радостью согласился, а Володя сказал, что ждет со смены Веру и поэтому останется в вагоне. Поликарп на радостях понесся домой топить баньку, а я в сопровождении его супруги Евы, женщины, приятной лицом и пышной телом, отправился следом. Канистра ёмкостью в пять литров слегка оттягивала мне руку, в карман куртки на всякий случай я сунул бутылку водки. Дорогой мы с Евой разговаривали за жизнь, и я, плотоядно поглядывая на нее, уже не жалел больше, что пролетел вчера с Ниной – женой уголовника-убийцы и ментовской любовницей, то есть объектом, весьма опасным для ухаживания.
     Домик, в котором жила молодая гостеприимная пара, оказался небольшим, но уютным: он состоял всего из двух комнат и кухни, правда, кухня была довольно большая и удобная, с настоящей русской печью. Пока Поликарп суетился во дворе, растапливая баньку, Ева нажарила огромную сковороду картошки на смальце, достала из подвала бочковых соленых огурчиков, капустки, грибков и трехлитровую банку компота из каких-то местных ягод. Затем поставила передо мной рюмку под водку, себе взяла бокал – для вина, и мы, продолжая наш нехитрый разговор, стали понемногу выпивать и закусывать. Пару раз за это время забегал запыхавшийся Поликарп, опрокидывал стакан вина или рюмку водки, после чего возвращался к своим делам. Наконец он объявил, что банька готова, и тогда я вышел на улицу и осмотрелся. На заднем дворе, за полутораметровыми белоснежными сугробами неподалеку от бревенчатого сарая пряталась серого цвета каменная банька, по-над дверью которой вился легкий дымок. За банькой в нескольких метрах виднелся забор из штакетника с калиткой посредине, за ним, буквально в нескольких шагах, змеилась узкая, метров в пять-шесть шириной  речушка, в некоторых местах очищенная от снега, кое-где на протяжении ее напротив домов виднелись вырубленные во льду проруби. Разделись мы в сарайчике донога и Поликарп сказал мне:
-Готово, заходи первым.
     Я задумался, потом сказал:
-Давай-ка хозяин, ты будешь первым, а я уж как-нибудь за тобой.
-Хорошо, - легко согласился тот и, открыв дверь, нырнул внутрь. Тут только я обратил внимание, что верхняя планка двери приоткрыта, и из нее наружу выбивается сероватый дымок. Это и называется банька по-черному, догадался я, так как печь здесь не имеет трубы и весь угар не вытягивался наружу, а оставался внутри, усиливая жар. Почему-то, перед тем, как зайти, я почувствовал легкий мандраж: я никогда еще не парился в баньке по-черному. Хозяина не было видно минуты три-четыре, и я уже успел немного продрогнуть, когда дверь отворилась, и наружу пыхнуло облако пара. Затем из облака появилась взлохмаченная голова, и Поликарп махнул мне приглашающе:
-Ну что же ты стоишь, забирайся сюда, а то весь кайф пропустишь.
Вдохнув побольше воздуха, я шагнул внутрь и закрыл за собой дверцу. Первое впечатление было такое, что я попал прямиком в преисподнюю – здесь жар ощущался физически, он, казалось, был материален.
-Пригнись, - услышал я голос Поликарпа и тут же опустился, почти рухнул на пол, к спасительной прохладе кафельных плиток, покрытых деревянной решеткой. Я парюсь капитально с 14 лет, не менее одного раза в неделю, а по возможности и чаще, как-то раз на спор вошел в парную спорткомплекса и просидел целую минуту при температуре 160*С, если термометр не врал, а тут, признаюсь, едва не сник и первым моим желанием было тут же броситься вон, на улицу. Минуты две-три я приходил в себя, пытаясь восстановить нормальное дыхание, попутно разглядывая закопченные стены и потолок.
-В рост не становись, может быть угар, надышишься, потом будет голова болеть, - предупредил Поликарп, протягивая мне ковшик с прохладной водой. Спустя несколько минут я возопил о перерыве, и мы с Поликарпом как были голышом так и выскочили на улицу, адская дверь, казалось, с сожалением, захлопнулась за нами. Но это был, как я теперь понимал, только первый круг ада. Бегом мы направились к калитке, ведущей к речке. Поликарп не успел еще установить лесенку в проруби, прорезанной во льду размером примерно полтора метра на полтора, как я уже окунулся в нее, причем сразу с головой. Затем вынырнул и стал отфыркиваться. Господи, сколько раз, наблюдая по телевизору, как наши советские люди тут и там то и дело окунаются в ледяную воду, рассказывая при этом, сколько месяцев и лет они для этого закалялись, я посмеивался, зная, что это не по мне, и что меня на такой подвиг не за какие коврижки не соблазнишь, не подвигнешь, а сам...
-Хватит, вылазь, - послышался голос Поликарпа и я послушно полез наружу, на этот раз держась за импровизированную лесенку, чтобы не упасть на кромку льда и не порезаться. Обратный путь к баньке занял у нас всего несколько секунд, и теперь даже предстоявший нам второй круг ада казался мне нипочем. Мы преодолели этот путь по-прежнему нагишом, не замечая ни прохожих, сновавших по улице буквально в трех десятках шагов от нас, ни Еву, стоявшую на пороге дома и добродушно посмеивавшуюся над нами. После второго захода в парную я уже не торопился к проруби, а плюхнулся раскаленным животом в искрящийся на солнце сугроб и застыл с этой позе на несколько минут. На третий раз Поликарп высек меня березовым веником, доведя кожу моего тела до хрустящего состояния, после чего нам вновь пришлось окунуться в прорубь. Потом мы мыли головы, терлись мочалом, окуная его в емкость с горячей мыльной водой; закончили процедуры полосканием.
     Лишь когда мы с Поликарпом, уже одетые, сели за стол и подняли наши рюмки чтобы выпить за здоровье, я поверил в то, что жив и в порядке.
-А где хозяюшка наша, Ева, - спросил я его, выливая остатки водки себе в рюмку. – Надо выпить за здоровье хозяйки.
-Тоже купается, - усмехнулся он, поднимая на меня осоловевшие глаза, - снимает за нами сливки.
    Когда Ева, распаренная, как сдоба, вся розовая, с распущенными до пояса светло-русыми волосами, появилась в доме, Поликарп, уединившись в глухой, без окон, расположенной рядом с кухней комнатушке, похожей на шкатулку и служившей, как я понимал, кладовой, уже спал, причем уснул там прямо в одежде на узком топчане. При виде Евы в одном халате, накинутом на голое тело, у меня где-то чуть пониже пупка началось томление.
-Пойдем со мной, - поманила она меня рукой, направляясь в спальню.
    Я встал, ноги меня сами понесли за ней, но у двери я остановился.
-Ну, что же ты, иди ко мне, - вновь позвала она меня, сбрасывая с себя халат и обнажая крупное, ядреное, словно наливное яблочко тело.
-Не-а, не могу я так, - мгновенно охрипшим голосом прошептал я, почему-то вспомнив в эту минуту нашего Валеру Карпина и всякие другие случаи супружеских измен с последствиями, не говоря уж о треволнениях минувшей ночи, и махнул рукой в сторону кладовки. – А муженек твой  как же?
-Он теперь будет спать там до самого утра, не просыпаясь, - уверенно сказала она. - Так что иди, не бойся.
      Я, не поверив ей, сходил в кладовку и несколько секунд понаблюдал за спящим: похоже, она была права, Поликарп спал глубоким сном.
-А почему он в спальню не пошел, а завалился в кладовке? – сбрасывая с себя вещи, спросил я Еву, уже лежащую в постели.
-Он всегда там спит, - ответила она, и, увидев недоверие, написанное на моем лице, добавила: - Писяется он, с самого детства писяется ночью, чего тут непонятного, поэтому я его к себе в постель и не пускаю.
       Я отбросил одеяло, укрывавшее Еву, глубоко вздохнул и бросился в ее, открывшиеся мне навстречу горячие объятия, обещавшие то ли четвертый круг ада, то ли чистилище, а может – вдруг и на самом деле? – райское наслаждение.
- Принимай  меня, люби меня, Ева – первоматерь человеческая.

                Глава седьмая
 
      В вагон я вернулся ранним утром, еще до восхода, в восьмом часу маневровый дизель потянул нашу «двойку» на винзавод, а еще спустя четверть часа нам пришлось открыть верхние люки вагонов.
      Работники лаборатории, хотя и не очень профессионально, но вполне оперативно взяли анализы, затем рабочие, подтянув свои шланги, стали сливать «спец». Я стоял на вагоне и следил за работой центробежного насоса, шланг которого был опущен в цистерну через верхний люк. На большинстве винзаводов союза вино сливают через нижнюю трубу, и при таком способе слива в цистерне, естественно, ничего не остается, при сливе же через верх возможны варианты, одним из которых я по случаю и решил воспользоваться. Заглянув внутрь, я крикнул рабочему: «Все, вынимаю, по дну скребет», приподнял шланг и вытянул его наружу. Через минуту, поняв, что в цистерне могло еще остаться значительное количество вина я, слегка испугавшись, шепнул напарнику, чтобы он не открывал смотровой люк, который находится в отсеке, потому что, заглянув в него, можно было определить наличие остатков вина и даже его примерное количество, причем это мог сделать любой из работников завода. Однако все прошло благополучно и я, осмелев, точно такой же финт проделал, когда мы скачивали вторую цистерну «спеца», решив: была не была, воровать, так миллион, как говорится. На следующий день слили «бандуру», все прошло чисто и гладко, а в конце дня мы получили на руки документы, удостоверяющие, что всё в порядке, градусы, качество и количество сходится, а уже к ночи наши вагоны вытянули за пределы завода и отогнали за город для формирования в состав и отправки в западном направлении. Хотя у нас еще оставалось вино, которое мы бы могли продавать, и была возможность задержаться в этом гостеприимном городе еще на пару дней, мы с Володей, взвесив все за и против, решили все же уехать; а вино можно было и по дороге продать. Перед самым отправлением мы закупили кое-какие продукты и пару бутылок коньяка.
    Итак, наши вагоны в сцепке с другими взяли курс на запад, в сторону дома. Рессоры в такт движению весело перестукивали, мы были сыты, расслаблены и слегка пьяны, и мне только и оставалось дорогой, что вспоминать изобильную на любовные соки Варю и горячие объятия Евы. Прощай и ты, недостижимая Нина, взгляды твои были так многообещающи, да вот только милиционер твой злобный и ревнивый разрушил мою тягу к тебе.
 
                Глава восьмая
     Но почивать на лаврах было рано, так как наш обратный путь обещал быть хлопотным: по моим, самым скромным, расчетам, в цистернах осталось около двух с половиной тонн вина, которое необходимо было как можно быстрее реализовать или же, о чем обидно было даже думать, избавиться от него другим способом - вылив на рельсы, сделав это, понятное дело, только в случае возможной милицейской проверки. Впрочем, по большому счету, эти хлопоты, согласитесь, были приятными. Пока же наш состав держал путь на Москву, и мы круглые сутки, где только предоставлялась такая возможность, продавали наше вино, еле успевая доводить его до кондиции во флягах, а его, казалось, не убывало.
      В соседней с нашими вагонами теплушке ехали солдаты, перевозившие, по их же собственному утверждению, какое-то секретное военное оборудование. Командовал солдатами прапорщик, в заместителях у него ходил сержант, остальные шестеро военных были рядовыми. Чуть ли не ежечасно прибегая к нам за вином, солдатики в два дня перетаскали в наш вагон весь свой сухой паек и наличные деньги. Кстати, я так и сказал в назревшем разговоре с прапорщиком на одной из станций, что в их деньгах и сухом пайке не нуждаюсь, мне чисто по-человечески этих мальчишек спаивать неохота. Однако прапорщик успокоил нас, сказав, что он уже дал в свою часть телефонограмму, и в Москве их припасы будут пополнены, а вино – это единственная радость для солдата срочной службы. На третью ночь нашего путешествия мы с Вовкой проснулись оттого, что где-то совсем рядом прогремела автоматная очередь. Мало сказать, что мой напарник испугался, нет, он был в шоке, так как, сидя в тюрьме, ему как-то раз пришлось быть среди тех, кого усмиряли во время зековского бунта. Выждав несколько минут, я осторожно приоткрыл дверь и, увидев между путей знакомого нам сержанта из теплушки, державшего в руках автомат, окликнул его. Я очень боялся, что у кого-то из солдат от вина поехала крыша, и он открыл огонь по своим или еще по ком-то, но сержант объяснил мне, что кто-то посторонний, воспользовавшись стоянкой поезда, взобрался на нашу цистерну и пытался ее вскрыть, а солдатик, находившийся на посту, заметил это и не долго думая открыл огонь. Тем временем, пока мы разговаривали, между вагонами забегали милиционеры, ВОХРовцы, затем стали суетиться еще какие-то гражданские, возможно, КГБ, однако разбор происшествия, к моему удивлению, занял не более десяти-пятнадцати минут, так как оказалось, что военные, которые действительно везли в своем вагоне какие-то важные приборы, имели приказ стрелять при любой попытке проникновения в их вагон. Ну а то, что предполагаемый вор находился во время стрельбы не на их теплушке, а на нашей цистерне, как-то не обсуждалось; к тому же пострадавших не оказалось и дело быстро замяли. Я не стал объяснять солдатикам, что, даже вскрыв цистерну, воры вряд ли добрались бы до вина, болтавшегося в минимальном количестве на самом её дне, а выдал им на всех премиальное ведро вина – за проявленную бдительность.
       Под Москвой наш состав был раскомплектован и мы попрощались с несчастными солдатиками, у которых за три с лишним дня беспробудной пьянки лица попухли и даже поменяли цвет. От Москвы им теперь предстояло добираться в Белоруссию, благо их действительно, мы сами видели, снабдили новым пайком, ну а наш путь лежал на юго-запад, в Молдавию.      
     Приятно, конечно, было думать о возвращении домой, однако нам такой расклад не подходил, ведь требовалось еще реализовать остатки вина, ну а где, вы спросите, можно произвести такую операцию, как не в пределах Москвы. Итак, я со всем азартом предпринимателя ударился в поиск вариантов, и к концу дня мне наконец подсказали, где и к кому я могу с этим вопросом обратиться. Потребовалось отлить три ведра вина посреднику, затем еще ведро диспетчеру, который, сменив поездные документы, переадресовал наши вагоны на какую-то подмосковную базу. После долгих пертурбаций наш вагон загнали в глубины какого-то полустанка, где находились сотни вагонов, в основном с продовольственной продукцией, которые на десятках платформ грузились, разгружались и перегружались, и называлось это все оптово-розничной областной снабсбыт - и – черт - его - знает - еще - какой - базой.      
     Несколько часов у нас заняли поиски покупателя на наше вино, и, когда мы, разочаровавшись, уже были готовы отдать его оптом по рублю за литр или же слить к чертовой матери на землю, нам наконец повезло: подошел клиент, с виду солидный, и с ходу назначил цену: 1рубль 65 коп. за литр. Обговорив с клиентом все детали, мы слили остаток нашего вина в оперативно выставленные на рампу бочки. Всего мы наполнили 14 бочек емкостью по 200 литров, что составило 2800 литров. Покупатель, которого звали Яков Захарович, отвел меня в сторону и сказал:
-С меня вам причитается 4620 рублей. Я не буду тебе рассказывать, сынок, что мы могли бы провернуть одну хорошую шутку с милицией: один звонок и пришли бы люди в форме и тогда вы бы не получили ни копейки, и еще радовались бы, что ноги унесли...
-Дорогой вы наш Яков Захарович, - перебил я его, - не стану вам рассказывать, что в таком случае вы бы не дожили до завтрашнего утра. И это, заметьте, была бы вовсе не шутка.
    Яков Захарович побледнел, но минутой позже уже справился с собой и даже сумел уговорить меня округлить сумму до четырех тысяч.
-Будьте ко мне снисходительны, - сказал он, улыбаясь, - и я буду добр с вами. В знак уважения и дружеского расположения я хочу вас пригласить на небольшое торжество в кругу близких мне людей. Соглашайтесь, не пожалеете, вход вон там, - и он указал нам с Володей на какой-то склад в углу рампы, затем передал мне пакет, в котором лежали четыре пачки красненьких десяток. – Видите ли, у меня сегодня день рождения, юбилей. Полтинник стукнуло. Я приглашаю вас в качестве моих почетных гостей. Будут только свои. Ровно через час жду вас на этом же месте. Приходите, буду рад.
      Мы поблагодарили его за предложение, сказали, что в указанное время будем там, где указано, после чего отправились к вагону.
-Считаешь, стоит нам идти на эту пьянку, или это какой-то отвлекающий маневр, чтобы завлечь нас во что-то бедовое? – обратился я к Володе.
-По логике, конечно, выходит, что идти не стоит, но мы спрячем наши деньги и все-таки пойдем, а если начнутся тухлые дела, то я этого Яшу.., - Володя состроил зверское лицо и чиркнул кончиками пальцев по горлу, - завалю первым, а потом и еще кого-нибудь из его друзей прихвачу за компанию.
-Есть еще один вариант, - сказал я, морщась от его слов. – Самый благоразумный. Бросить вагоны как есть и свалить отсюда с деньгами, а потом, когда вернемся домой, сказать что потерялись, пока в столовке обедали, а вагоны тем временем услали неизвестно куда.
-Тоже выход, - согласился со мной напарник. – Но... это уже на крайний случай.
     После десятиминутных дебатов мы все же решили пойти на именины. И всё из-за мучительной скуки, в которой мы пребывали большую часть своего времени. Искупались, побрились, расчесались. Затем поделили все деньги, которых всего набралось семь с лишним тысяч, пополам, каждый спрятал свою долю так, как считал нужным, - я свои упаковал в плотный пакет, который затем со всеми предосторожностями сунул в кучу мусора неподалеку от вагона и придавил тяжелым камнем, - после чего мы с Володей вновь сошлись вместе и отправились в указанное Яковом Захаровичем место.

                Глава девятая.
      Именинный вечер удался на славу и мы действительно не пожалели что пришли. В центре склада, в какие-нибудь полчаса превращенном в настоящий банкетный зал, были выставлены столы, которые ломились от дефицитных продуктов и разнообразной, в том числе импортной выпивки. В углу помещения на настоящем трёхметровом гратаре жарилось мясо сразу нескольких видов – баранина, свинина и говядина, разнося по всей округе необыкновенные ароматы, этим делом тут заведовал огромный волосатый грузин по имени Сосо. Все остальное – сервировка, закуски и напитки было на ответственности Клавы – молодой, фигуристой и бойкой девицы с бешеными глазами и огромным бюстом, с которой мы тотчас же по приходу поспешили познакомиться.
-А кем ты здесь работаешь, котик? - ласково спросил ее Володя, проведя ладонью по бедру девицы.
-Кладовщицей. Извините, я пока пойду, много хлопот,  позже еще пообщаемся, - открыто улыбнулась она ему и побежала по своим делам.
-Видал, какая шмара центровая? – спросил меня Володя. – Давай после банкета уволочем ее в наш вагон и развлечёмся, тогда и шестисот потерянных рублей не жалко будет.
-Давай, - согласился я, - только после банкета, боюсь, будет уже поздно, лучше сделать это в процессе.
      Всего гостей набралось не более полусотни – в основном работников соседних складов и баз: это были обыкновенно одетые, но солидно выглядевшие работники торговли с холеными и самоуверенными лицами, так хорошо мне знакомыми по предыдущему месту работы, а трудился я прежде, как вы помните, в баре общепита при городском торге. Женщин, кроме Клавы, было всего четыре, и наверняка все они были коллегами Яков Захаровича. Дамочки эти, надо признать, были совсем не симпатичные, да и возрастные уже – в районе сорока, а то и с лишним. И, соответственно, бока, животы, ноги – всё у них было вдвое крупнее против нормы. У каждой из них, словно это был некий обязательный атрибут, на пальцах имелось множество золотых колец с огромными разноцветными камнями; цепочки и сережки также наличествовали. Впрочем, невзирая на явный недостаток в коллективе дам, банкет получился что надо: мощный японский музыкальный центр выдавал веселые мелодии, то и дело открывалось шампанское, летели в потолок пробки, каждые две-три минуты звучал новый тост, произносимый кем-либо из гостей, рекой текло вино, водка, коньяк и виски. Да-да, и виски. Какой-то «Блек лебел», я сам вычитал это название на этикетке.
       Я сидел на противоположном от именинника полупустом краю стола, подальше от говоривших тосты и поминутно лобызавших его гостей, и с удовольствием поглощал невероятное количество жареного мяса, которое заедал разнообразными салатами, то и дело опрокидывая в себя рюмку виски. Хотя я знал, как правильно следует пить виски – из небольшого и невысокого стакана, смешивая со льдом или водой, желательно содовой, то есть, по нашему, из сифона, но рюмкой – безо льда и воды - мне казалось удобнее и привычнее. Володя, в отличие от меня, пил только шампанское и то понемногу. На первый взгляд, каждый на этом банкете вроде был предоставлен сам себе и в то же время ни о ком здесь ни на минуту не забывали – то Клавочка подбежит, спросит, не надо ли чего, то сам хозяин подойдет, обнимет, попросит не стесняться, угощаться и веселиться. И веселья, не говоря уж о еде, хватало: Сосо, старший товаровед базы, кроме того что мастерски готовил мясо, оказался настоящим тамадой, - шутки и анекдоты поминутно слетали с его языка.
-Послушайте, уважаемый, - прикоснулся я рукой к локтю своего соседа, грузного мужика среднего возраста с вялым неинтеллигентным лицом, - а почему день рождения, тем более юбилей, гуляется здесь, а не в каком-нибудь более подходящем месте?
-А вы что, молодой человек, не в курсе? - полуобернувшись ко мне, заговорил сосед, уставившись на меня тяжелым немигающим взглядом. – В субботу в банкетном зале ресторана "Арбат" мы будем гулять настоящий юбилей, я, во всяком случае, приглашен. Там будет начальник управления городского торга и, глядишь, замминистра РСФСР по торговле. А это... так, разминка. Исключительно для коллег и сотрудников.
     Я поблагодарил его, затем поочередно оглядел участников застолья и вдруг обнаружил, что моего напарника Володи нигде не видать; за столом, кроме него, отсутствовала также Клава – в шутку прозванная Сосо королевой бала. Слегка встревожившись, я отправился искать своего напарника, подозревая, что не случайно он исчез одновременно с Клавой. Впрочем, долго мне их искать не пришлось: я обнаружил эту парочку в небольшой кладовке в самом дальнем и темном углу помещения, куда даже звуки музыки едва долетали. Дверь в кладовку не была заперта, просто прикрыта. Конечно, из-за темноты я никого не увидел, зато услышал сладострастный шепот: «Еще, Вовчик, еще, задай мне перца» и понял, что это Владимир с Клавой развлекаются. Не обращая на меня внимания, - а ведь они явно заметили, что кто-то вошел, - они продолжали заниматься своим делом. С трудом разобравшись в темноте кто есть кто, я разглядел наконец в одном шаге от себя голову Клавдии, а Володя, уложив ее животом на стол, машет сзади без остановки и отдыха. Каким-то чудом узнав меня в почти полной темноте, он сказал глухо, с придыханием:
-Клавка, ну-ка займись моим товарищем. - И мне: - А ты, Савва, давай, пристраивайся спереди.
     Едва я сообразил, о чем это он говорит, как быстрые шальные руки Клавдии уверенно расстегнули мне брюки, вытащили наружу «удальца» и сухие горячие губы сомкнулись на нем. Что же, теперь поневоле приходилось соответствовать, и я принял участие в этом акте групповой любви.
     Когда, десятью минутами позже, мы вернулись к столу и присоединились к гуляющим, никто, казалось, не обратил внимания ни на нас самих, ни на то, что мы какое-то время отсутствовали.

***
     Часы показывали полночь, когда мы с Володей собрались уходить. Поодиночке, потихоньку мы пробрались к выходу, однако незаметно, по-английски, уйти все же не удалось. Именинник, Яков Захарович тут же подошел, обнял нас на прощание -  он был уже прилично подшофе, - затем потребовал, чтобы Клава нас на дорожку расцеловала, но дело, конечно, завершилось лишь неуклюжими объятиями, от поцелуев я, естественно, харю воротил, а Володька, тот и вовсе в сторонку отошел.    
    Тут спасая ситуацию подоспел Сосо, он протянул мне приличных размеров бумажный пакет, сказав: «Здесь жареное мясо. Я заметил, что тебе по вкусу грузинская кухня». Я благодарно кивнул. А Яков Захарович сунул мне в руки черную картонную коробку, размером чуть поменьше, чем обувная.   
     Виски, понял я, пожимая ему на прощание руку.
-Яков, раз ты уж такой добрый, подари нам и свою девочку, - шутливо попросил Володя, пожимая ему руку.
-Забирай, - легко согласился тот, и Володя вмиг стушевался: - Нет, спасибо, не надо, я пошутил, куда мне такое богатство.
    А спустя еще четверть часа мы уже были на месте, около вагона. Дорогой я успел подхватить из кучи мусора свой кулек с деньгами, который перепрятал вторично уже в вагоне; а еще через час, когда мы, усталые и довольные, уснули, началась подвижка вагонов, и вскоре наши вагоны, протащив сквозь все базы, сунули в хвост сборного состава и отправили на уже хорошо знакомую мне станцию Бескудниково для сортировки.

                Глава десятая

     Утро застало нас в готовом на отправку составе; мы едва успели закупить в ближайшем продмаге продукты, а также холодное пиво для похмелья и заскочить в вагон, как он тронулся.
-Смотри, Савва, какой я лапотник нашел, - сказал Володя, прикрывая дверь, присаживаясь на топчан и доставая откуда-то снизу, из-за стопки дров пухлый, серого цвета, дорогой, крокодиловой кожи, насколько я знал, с фирменным вензелем, портмоне.
-Это ж где такие, интересно, валяются? – спросил я недоверчиво.
-В жизнь не поверишь, Яков Захарович мне его на прощание по пьяни подарил, или, вернее сказать, я его у него из пинжака вынул.
     От его слов у меня потемнело в глазах и засосало под ложечкой.
-Ой дурной ты, Захар, совсем дурной, - сказал я и глухо спросил: - А денег в нем много?
-Вот сейчас вместе и проверим, - весело ответил Володя.
-Ты, Вовка, наверное, не понимаешь, с кем мы связались, - сказал я, - он же крученый как поросячий... хвост. Пришлет ведь за кошельком кого-нибудь, ты об этом не подумал? Да не мальчишек каких-нибудь...
-Да ну, переживет как-нибудь без этих денег, - отмахнулся мой напарник, - а если пришлет кого, встретим, - его взгляд стал жестким и острым, как нож.
-Посмотри, что там, - я без сил привалился к стене. – Может мелочь какая, так он и дергаться не станет.
      Володя развернул портмоне и достал из его многочисленных отделов и кармашков купюры, бумажки и накладные. Когда он всё это разложил на одеяле, я застонал. Деньгами набралось 1756 рублей. Еще 2700 – чеками Внешпосылторга, купюрами по 50, 100 и 250. Отдельно лежали доллары – пять бумажек по сотне, с портретом Франклина. Когда я стал рассматривать доллары, мне отчего-то стало не по себе.
-Сколько тут? – оторвал меня Володя от моих панических мыслей.
-Грубо – десять штук, если все эти бумажки на наши, деревянные деньги перевести.
-Ого! - присвистнул Володя. – Не ожидал я такого фарша.
-Зато теперь нам наверняка следует ожидать неприятностей, - вздохнул я.
-Хорошо, а вернуться, отдать твоему Яшке лапотник и сказать ему, что мы пошутили, тоже ведь теперь не проканает, - в волнении сбился мой напарник на блатной жаргон.
-Не проканает, - с горечью в голосе согласился я.
-Тогда пока спрячем и не будем его трогать до возвращения домой, а там – решим, что с ним делать. В любом случае раздерибаним башли пополам, - сказал Володя и стал укладывать купюры обратно.
     Я кивнул, тема была исчерпана.
     Спустя несколько часов, во время остановки на каком-то безымянном для нас полустанке, мы выпрыгнули из вагона и, собираясь отправиться поесть, стали озираться по сторонам, пытаясь определить, в какой стороне станции находится столовая. За этим занятием мы едва не проглядели направлявшегося в нашу сторону мужика, при ближайшем рассмотрении оказавшегося... Валерой Карпиным. У нас с Володькой при виде него от удивления челюсти поотвисли. Да, это был он – массивная лысая голова, тело, налитое чудовищной природной силой, руки – с пудовыми кулаками, и улыбка, больше похожая на звериный оскал. Валера был легендой и символом нашей проводницкой профессии, проработавший в ней вот уже более десяти лет, эдакий циничный доморощенный юморист, любитель дружеских попоек и толстозадых женщин. Еще он имел не очень приятную особенность, если что выходило не по его, мгновенно взрываться гневом. Из-за этой своей особенности он уже совершил два убийства, причем за первое он отсидел девять лет, а от второго срока буквально несколько недель тому назад его отмазали жадные до денег адвокаты.
-Ну что, сынки, - сказал он, пожимая наши протянутые руки, - наверное даже не мечтали дядю Валеру по дороге встретить? Тем более, ехать с ним в одном составе.
-Здорово, дядя Валера, - восторженно рассмеялся Володя. – Это уж точно, не мечтали. Теперь-то, конечно, вместе с вами будет намного веселее.
     Обедать в столовую мы отправились втроем.
      Дорогой Валера подхватил валявшуюся на земле тормозную колодку и играючи, с одного замаха перебросил ее через вагон; глухо звякнув, она приземлилась с другой стороны.
    Нехило, подумал я, а ведь в колодке целый пуд, шестнадцать килограммов.
-А что же ты, Валера, - спросил я, когда мы, набрав полные подносы еды, со всем возможным комфортом расположились за столиком, - в такой дальний рейс сам поехал? Тяжело наверно одному?
-Почему сам? – ухмыльнулся Валера, нанизывая на вилку котлету и откусывая от нее добрую половину. – Был у меня напарник, мудило какой-то, на второй неделе начал ныть - то ему убирать в вагоне западло, то жратву готовить ему не нравится, ну я и сказал ему: «Тогда жопу подставляй, зачем я тебя зря буду возить?». Тут он вообще расплакался, сказал, что он, мол, не из таких, ну, я его и выгнал, дал пять рублей и домой отправил.
-Это ж до куда вы на тот момент добрались? – спросил я.
-Да за Челябинском дело было, - подумав, ответил он. Потом добавил: - Мы тогда в каком-то тупике стояли, пропускали пассажирские поезда.
-Так там, наверное, и станции никакой не было, так, просто голое поле и все? – спросил я.
-Ну да, верно, - подтвердил Валера.
-И что, думаешь, пяти рублей ему хватило, чтобы добраться до Молдавии? – усмехнулся я.
-А мне какое дело. Он ведь на большее не заработал.
    Мы с Володей смеялись чуть ли не до слез, еле-еле за полчаса со своими порциями управились.
      После обеда полезли к Валере в вагон – в карты играть.
-Ты ж смотри, только не грабь нас, - сказал ему Володя, внимательно перебирая и просматривая карты во избежание наличия крапленых, колоду которых Валера достал из сумки. – Мы же не как ты, везунчик, мы в рейс с сухокрепким ездили, денег еле-еле на хлеб с бациллой нацарапали.
     За игрой время бежало быстро, стало вечереть. Уже темнело, когда наш состав остановился на очередном полустанке, и мы решили выбраться из вагона, чтобы размяться. На улице было довольно тепло: +5 градусов, снег почти везде стаял. Валера сошел первым, он был одет в спортивный костюм, на ногах тапочки, а на голове неизменная кепка; мы спустились следом за ним.
     Не успели мы оглядеться по сторонам, как вдруг услышали чей-то разухабистый, нахального тембра голос, по которому всегда можно узнать блатного:
-Здорово, братья-проводники!
Мы втроем обратили наши взоры на говорившего, по направлению к Валере танцующей походкой приближался какой-то верзила в спортивных брюках и джинсовой утепленной куртке фирмы «Вранглер», на ногах кроссовки.
-Тамбовский волк тебе брат, - недружелюбно ответил незнакомцу Валера.
      Тут верзила, внимательно оглядев нас с головы до ног, и вовсе удивил: он сунул в рот два пальца и резко свистнул.
-Это они, - послышался откуда-то чей-то звонкий голос и из-за вагона в нашу сторону бросились еще двое парней. В этот момент верзила странно изогнулся, издал пронзительный крик «ки-йа», взмахнул ногой и Валера, краса и гордость проводников Молдавии, да, пожалуй, и всего Советского Союза, сраженный мастерским ударом карате, плашмя рухнул на спину. У меня от удивления глаза чуть не вылезли из орбит. Володя, увидев это, оскалился, птицей взлетел по лестнице и нырнул обратно в вагон; таким образом, я остался один против трех приближающихся ко мне противников. Вторым из напавших на нас был чернявый приземистый крепыш с квадратными плечами. Он стал в боксерскую стойку, шагнул ко мне и едва я успел защититься, выставив перед собой руки, как на меня обрушился град ударов. В течение нескольких секунд у меня были разбиты обе губы, сбито дыхание, левый глаз почти сразу стал затекать. Правым глазом я все же успел заметить, как Валерий встал, выпрямился, - на голове его в этот момент каким-то чудом вместо кепки оказался тапок. В другой ситуации я бы конечно рассмеялся, но в этот момент, как вы сами понимаете, мне было совсем не до смеха. Валера принял боевую стойку, а верзила-каратист вновь шагнул к нему и… я не поверил своим глазам: Валерий, сраженный еще одним ударом, повалился на землю.   
      Увидев, что мой противник-боксер решил дать себе передышку, оставаясь в то же время в пределах досягаемости, я, собрав остатки сил, рванулся к нему навстречу, поймал левой рукой рукав несильно пущенной им мне в голову правой руки и, что было сил, подхватил его правую ногу левой. Крепыш грохнулся на землю, а я, не давая ему встать, стал наносить по его голове и телу футбольные удары ногами. Минутой позже, отступив назад, я увидел, что Валера после двух падений сумел таки вновь подняться на ноги. Лицо его приобрело зверское выражение. Он ухватил увесистое березовое полено, валявшееся на земле, и обрушил его на голову своего обидчика-верзилы. Тот рухнул на землю. Третий из нападавших, сухощавый рыжеволосый парень, довольно умело размахивая нунчаками, подступал, прижимая к вагону Володю, в руке которого молнией мелькал нож. Рискуя получить удар нунчаками, я безрассудно бросился на рыжего. Мой рот из-за разбитых губ был полон крови, да так, что постоянно глотая ее, я едва успевал дышать, к тому же мой левый глаз уже ничего не видел, однако я хорошо понимал, что это схватка не на жизнь, а на смерть. Рыжий, оставив в покое Володю, обернулся ко мне, и в эту секунду я, сделав правой ногой шаг вперед и одновременно пол-оборота туловищем назад и влево, по ходу движения наклонился и что было сил лягнул левой ногой в его сторону. Попал! Вы не поверите мне, но, думаю, Чак Норрис, увидев этот удар, пожал бы мне руку. Рыжий как подкошенный рухнул на камни, успев, однако, в последнюю секунду оттянуть меня по спине нунчаками, отчего я тоже не удержался на ногах и свалился. Уже лежа на земле, я увидел, как рыжий, покачиваясь, стал подниматься, но Володя, изловчившись в неестественном по гибкости движении, ткнул его ножичком в живот и тот вновь упал. Мне показалось очень комфортным лежать на земле ничком, но вдруг чья-то чудовищной силы рука подхватила меня, словно щенка и поставила на ноги.
-Савва, быстро хватай и грузи этих пидоров в вагон, - услышал я голос Валеры и, ничего не соображая, стал делать то, что он велел. Через минуту мы погрузили в вагон всех трех наших противников: Валера поднимал и кидал их наверх, в проем двери, словно кули с мукой, мы вязали им руки веревками и собственной одеждой, в рот вставляли кляпы из тряпок и затаскивали в отсек. Закончив это дело, мы заперлись в купе и, даже не разговаривая друг с другом, стали, приводя себя в порядок, дожидаться отправления. Я выпил не менее литра воды из-под крана, не замечая даже что она имела затхлый и ржавый вкус, Валера с Володей тоже по паре раз прикладывались к кружкам. Прошло около часа, показавшегося нам вечностью, пока в шлангах зашипел воздух, затем прогудел гудок и состав наконец отправился; лишь тогда мы успокоенно вздохнули. На глухие стоны, доносившиеся из отсека, мы внимания не обращали. В драке я пострадал более остальных: обе губы чудовищно распухли, левым глазом я то и дело прижимался ко всем металлическим деталям вагона, но душа моя ликовала: я был жив и почти невредим.
-Ну что сказать тебе, Савва, симпатичный ты конечно парень, но жрать ты теперь неделю не сможешь, только сосать, - сказал Валера грубовато и, видя, что я готов броситься на него с кулаками, дружески хлопнул меня по плечу: - Да ты не обижайся, по собственному опыту тебе говорю. Зато суп, манную кашу и пюре жрать можно.
     Я, поглядев на него, усмехнулся: у него самого  расплывались под глазами два крупных синяка.
     На покрывале кучей валялись вещи, вытащенные из карманов наших арестантов. Два паспорта, один студенческий билет, две связки ключей, деньги – чуть больше тысячи рублей разномастными купюрами, и блокнот со всевозможными записями и телефонами, а также оружие – кастет, складной нож и нунчаку.
-И какого черта им было надо? Грабить что ли, они нас собрались? – с сомнением в голосе спросил ни к кому не обращаясь Валера.
     Володя, сделав мне знак молчать, взял деньги и пододвинул Валере:
-Забери бабки себе, - сказал он. – Ты у нас будешь за пахана. – И обращаясь ко мне, спросил: - Ты как, не против, Савва?
      Я кивнул. Я был не против.
-С завтрашнего дня, Савва, ты начнешь меня учить, как пользоваться этими палочками, - сказал Володя, взвешивая в руке нунчаку, принадлежавшие одному из нападавших. – А то нож, как я вижу, против них – ничто.
    Я взял из его руки нунчаку. Они были из какого-то плотного дерева, при этом не слишком тяжелые, шестигранные, желтый жгут соединял два стержня; на каждой грани ближе к связке были изображены умильные китайские рожицы, причем гримасы на них были разные. Володя долго всматривался в эти изображения, затем спросил:
-Они что ли как будто смеются здесь, китаезы долбаные?
-Нет, это изображены фазы страха, - объяснил я. – Каждый удар ведь ранит по-разному, и фазы страха, естественно, в каждом случае разные, по нарастающей: вот тут, - я показал, - просто ушиб, затем - немного больно, потом больнее, - у такого человека резко повышается способность к сопротивлению – значит, тот, кто наносит удар, должен быть осторожен, ну а это последняя фаза – соперник почти при смерти, он теряет возможность  сопротивляться.
-А-а! Да-а!? Ну ты ваще даешь! – раскрыв рты, удивленным дуэтом пропели мои коллеги.
     Я глубокомысленно закивал.
-Кажется, пора проведать наших друзей, - жестко сказал Валера минутой позже. – А ну-ка, Савва, волоки сюда одного из них, только смотри осторожно, чтобы не развязался.
     Подсвечивая себе фонариком, я стал вытаскивать из отсека ближайшего ко мне арестанта, им оказался верзила, который в процессе драки два раза сбил Валеру с ног.
-Каратист долбанный, - незлобиво сказал Валера, встряхивая его словно куль с картошкой и бросая грудью на топчан. Рот верзилы был занят кляпом, голова дергалась, карие глаза бешено вращались. Володя ловким и быстрым движением приставил к его глазу нож, отчего верзила тут же успокоился, а из глаза, неотрывно следившего за лезвием, выкатилась слеза. Валера тем временем проверил, хорошо ли связаны руки и ноги, подтянул узлы и стал стаскивать с верзилы спортивные штаны вместе с трусами.
-В карате у тебя классно получается, посмотрим сейчас, как ты в очко играешь, - сказал он, приспуская свои брюки. Я отвернулся.
-Извини, чувак, вазелина мы не припасли, - послышался голос Валеры. – Не знали, что такой почётный гость нас посетит. Да ты не расстраивайся так, один раз – не педераст; а мы ребята скромные, никому не расскажем. – И сразу, вслед за этим: - Савва, ты будешь?
-Спасибо, не надо, - кисло отозвался я.
     Через некоторое время настала очередь возвращать первого и вытаскивать второго пленника. Это был крепыш-боксер. Также тщательно проверив все узлы, стягивающие его конечности, затем поставив его на колени, Володя освободил тому рот от кляпа и спросил:
-Ну-ка расскажи нам, пес, вас кто-нибудь послал вслед за нами, или сами такие грамотные оказались?
-Ты, муфлон, скорее развяжи и отпусти меня и пацанов, - хриплым голосом потребовал крепыш. – Ты не знаешь, лох, с кем связался, наши из бригады вот-вот вас найдут и всех убьют.
Валера коротко, без замаха ударил его кулаком в ухо, отчего тот скорчился от боли.
-Чересчур наглый козел, - хладнокровно констатировал Володя и, схватив ложку, стал совать ее крепышу в рот между зубов. – Счас ты у меня вафлей наглотаешься, спортсмен херов.
-Валера, что дальше делать с ними будем? – вздрагивая от неприятного предчувствия, спросил я равнодушно взиравшего на происходящее пахана.
-Как что. Грохнем и выбросим на пути, - спокойно ответил он.
     Я похолодел.
-Зачем же убивать? – спросил я осторожно. – Давай просто выкинем их из вагона, да и хрен с ними. Тогда это убийством считаться не будет.
-Ага, а они потом нас найдут и точняк убьют. Тут одно из двух: либо они нас, либо мы их.
     Я опустил голову. Он был прав, и против фактов не попрешь.
-Этот, - небрежно кивнул Валера в сторону крепыша, - вообще непонятно откуда: то ли мент, то ли из Конторы.
-А чего ты так решил, в ксивы его смотрел, что ли? – поневоле перешел и я на блатную феню.
-Да вот что я у него нашел, - усмехнулся он, доставая из-под лавки и протягивая мне пистолет в изящной кобуре. Я вытаращил глаза: «Макаров». Новенький. Я вынул его из кобуры и взвесил на ладони. Еще с запахом масла. Видать, совсем недавно смазывали. Затем взвел затвор, и патрон оказался в стволе.
-Эй-эй, осторожно, ты в нас с дуру не стрельни, - забеспокоился Валера.
-Я с этими штучками умею обращаться, - сказал я, затем, выщелкнув обойму, наклонил пистолет в сторону, откатил затвор и патрон, тускло блеснув, лег мне на ладонь.
-Ну, если умеешь, то он тебе, скорее всего, и достанется. Не сейчас, через месячишко, когда весь этот шум угомонится. Нам, ворам, он ни к чему, штучка эта слишком шумная, да и статья за него... Мы по привычке свои дела решаем с помощью кулака и ножа.
-Слушай, а чего же он в нас не стрелял? – спросил я, спустив курок, а затем тщательно протирая пистолет о тряпку.
-Не успел, думал, что и без него справится, - ответил Валера, забирая из моих рук пистолет.
-Отпечатки... – напомнил я ему. – Отпечатки не оставляй, протри и в тряпку какую-нибудь заверни.
      Володя тем временем загнал пинками крепыша в отсек и вернулся в купе.
-А этот, рыжий, что с ним? – спросил его Валера.
-Подыхает, сука, у него ж дырка в брюхе, - ответил Володя, и от его слов у меня потемнело в глазах.
-Через часок-другой, когда отъедем отсюда подальше, надо будет освободиться от них, опасно ездить с этим дерьмом, - сказал Валера.
-Давайте сделаем так, - неожиданно для самого себя предложил я. – Сунем им в карманы понемножку денег, документы, нунчаки, ножик вон и сбросим под откос. (Я и сам еще совсем недавно прыгал на ходу из вагона и знал, что при этом можно остаться живым). В таком случае, если кто и сдохнет, что весьма вероятно, потом следствию трудно будет на нас выйти, тут за час проходит с десяток поездов.
-Да я их сам порежу, всех троих, мать их... – обозлился Володя. – Тебе что, непонятно, они же нас не ругать, и не бить, они ведь валить собирались.
-Насчет порезать - это подождет, Захар, - сказал Валера, скривившись. – Сделаем, как Савва говорит. Этих двоих выбросим ночью под откос, вряд ли кто-то из них до утра доживет: удар при падении и холод доделает за нас остальное. А рыжего надо будет на каком-нибудь полустанке на рельсы уложить. – Заметив наши удивленные взгляды, пояснил: - У него же ножевая рана, что вам непонятно? А так, попадет он под колеса вагона, там уже не разобрать будет, что да как.
    Мы с Вовкой молча закивали: нам было все понятно.
     Часом позже мы принялись за дело. Приготовили первого, верзилу, который, впрочем, в эту минуту уже не казался таким крупным и выглядел совсем не грозным. Открыли дверь пошире, и в купе, выметая последнее тепло, ворвались струи ледяного воздуха.
-Свечку задуй, - сказал я, обращаясь к Володе. – И посмотри прежде наружу, чтобы откос был подходящий - подлиннее и покруче.
     Валера поднял на ноги верзилу, встряхнул, и сказал:
-Стоять, козлик.
    Тот безжизненно облокотился на стену. Я потихоньку достал из кармана перочинный ножик и втихаря надрезал веревку и тряпку, связывавшие руки верзилы. Это действие, к слову сказать, мне далось весьма непросто: ребята могли заметить и тогда... тогда могло случиться что угодно – скорее всего, я бы полетел под откос вслед за верзилой. Затем, поставив его напротив открытой двери, я шепнул верзиле «прыгай» и толкнул его от себя. Мелькнули в проеме двери ноги верзилы и исчезли в ночи.
      Затем настала очередь боксера. Этому перерезать веревки на руках мне не удалось. А может, и не очень хотелось. Однако, выглянув наружу, я вдруг заметил далеко впереди по ходу движения огоньки и какие-то массивные конструкции. Я сунулся обратно и закрыл за собой дверь.
-Впереди то ли мост, то ли туннель, не разберу. Переждать надо, пацаны, там могут быть солдатики, ВОХРовцы с овчарками, вмиг нашего клиента обнаружат.
     Ребята согласились. Боксера положили лицом вниз, прямо на пол, сами сели на топчан. Говорить было не о чем; да и не хотелось. Минут через двадцать, когда мост остался далеко позади, Валера с Володей поднапряглись и сбросили боксера с поезда. Последним усилием он мертвой хваткой вцепился в рукав Володиной рубашки, и Вовку рвануло вслед за ним... Слава Богу, я успел среагировать, одной рукой обхватить Вовку за шею, а другой упереться в проем двери, рукав его рубашки лопнул и исчез вслед за боксером, а мы оба растянулись на полу.
-Что с вами, пацаны? – спросил Валера, когда мы поднялись, и я резким движением захлопнул дверь, - обосрались с перепуга?
-С рыжим сам будешь разбираться, это твой клиент, - зло сказал я Вовке.
-Не бузи, Савва, - сказал Валера. – Если боксер действительно мусор, то всем нам светит вышка, расстрел.
-Ага, нам с тобой конечно расстрел, а Савва отмажется, - вдруг заявил Володя. – Все на нас спишет и получит он пятнашку, да и то в худшем случае, а в лучшем всего семь-восемь лет.
-Хавало закрой, - стараясь оставаться спокойным, сказал я. – Так мы скоро договоримся до того, что убивать друг друга станем. Для меня и семь лет, чтобы ты знал, слишком большой срок, который я отсиживать не собираюсь, поэтому даже не будем говорить об этом. Тем более что мы еще не все дела закончили. Так, пахан?
    Валера согласно кивнул и тема была исчерпана.

                Глава одиннадцатая
    Когда наш состав остановился на следующем полустанке, была глубокая ночь. Мои подельники, теперь я, нравилось это мне или нет, уже мог именно так их называть, справились с рыжим вдвоем, без меня. Однако мне все же пришлось стоять на стреме, – в том, чтобы наших манипуляций с рыжим никто не заметил, был и мой интерес. Полночи после этого я пытался себя убедить, что эти трое нападавших пришли от Якова Захаровича с конкретной целью убить нас, но легче от этого мне не становилось, и до самого утра я так и не смог уснуть.
     За оставшиеся дни, пока добирались до Молдавии, мы понемногу пришли в себя и успокоились, за нами больше никто не гнался, никто нас не разыскивал. В отсеке и в самом купе мы все тщательно убрали и помыли, чтобы от чужаков даже волосков или пылинок не осталось. Мы как могли, залечили дорогой наши травмы, у Валеры и у меня прошли синяки, я похудел килограммов на пять, так как есть мог только суп и чай. Володя часто засиживался в вагоне у Валеры, они там играли в карты, пили чифирь и базарили за жизнь. Я иногда присоединялся к ним, но полноправным членом их компании так и не стал, да, если честно, не очень-то и хотелось.
     По приезду в Молдавию Валера отдал мне нунчаки, оказавшиеся, как я выяснил позднее, настоящими, японскими, а через месяц, как и обещал, «Макаров», но при этом остался верен себе и взял с меня за пистолет триста рублей. Затем я частным образом съездил в Москву и продал доллары по шесть рублей за штуку, эти деньги – три тысячи - вместе с наличными из портмоне перешли к Володе. Ну а с чеками Внешпосылторга, доставшимися мне, я знал, как распорядиться.
     А вот что стало с теми тремя парнями, я так до сих пор и не знаю. Даже теперь, по прошествии многих лет, когда я вдруг посреди ночи просыпаюсь в ледяном поту от ужаса, а это происходит с периодичностью раз в месяц или в два, я лежу, не закрывая глаз до самого утра, и внушаю себе, что они обычные бандиты и приходили за нашими жизнями, но карты легли так, что из-за этого им пришлось расстаться со своими... Возможно, что именно так дела обстояли, но не обязательно. К утру этот мой ночной кошмар постепенно проходит, и ужас отпускает... до следующего раза.

               
Коктейль «Трофей»
Темный ром      60 мл
Сок лимона       20 мл
Сахарная пудра 1 ч л
Ангостура          1 ч л (крепкий и горький напиток).
Смешать в шейкере со льдом, подать в бокале.
                Наследство дяди Ефима.


                Век живу я то в конфузе, то в контузии –
                от азарта, от надежды, от иллюзии;
                чуть очухавшись – верен, как и прежде
                я иллюзии, азарту и надежде.
                И. Губерман.

                Глава первая.
               
       Автор теории компенсации, Игорь Эммануилович Грабарь, искусствовед-академик (первый в истории страны), в 20-е годы 20 века, то есть вскоре после победы революции в нашей стране, руководил разграблением дворянских усадеб и монастырей, откуда было взято великое множество картин, икон, золотых изделий. Создал современную школу реставрации.
      В конце 1943 года постановлением ЦК партии в составе армий были созданы специальные подразделения, а затем, в феврале 1945, специальные трофейные бригады, занимающиеся сбором ценностей в качестве компенсаций за ущерб, нанесенный нашему государству в годы отечественной войны. В конце 1945 года в Москву и Ленинград из оккупированной Германии прибыло пятнадцать товарных эшелонов, множество отдельных вагонов, с десяток рейсов транспортных самолетов, а также отдельные мелкие партии.

          ***
             9 мая 1985 года, Кагул, небольшой молдавский город в нескольких километрах от границы между СССР и Румынией.
      В этот день, когда вся страна в едином порыве праздновала 40-ю, юбилейную годовщину Победы, помимо всевозможных торжественных мероприятий - встреч трудящихся, школьников и студентов, а также интеллигенции с ветеранами войны; собраний, концертов, тематических фильмов и т.п. на эту же тему, по инициативе городского торга для удобства граждан в разных частях центральной части города было задействовано несколько выездных буфетов, начавших свою работу в семь часов утра. Один из этих буфетов расположился в самом центре города, напротив городского рынка, где ожидалось большое скопление народа.
     За временным, наспех сколоченным из досок прилавком, покрытым клеёнкой, стоял молодой розовощекий буфетчик в белом халате, одетым поверх толстого свитера, так как по утрам в этих краях все еще бывает прохладно. Периодически потирая озябшие ладони, он обслуживал редких в этот час покупателей. Набор выставленных для продажи продуктов, разложенных на двух огромных сборных дощатых столах позади прилавка, был немудрен: ветчина, пастрама, буженина и бастурма крупными аппетитными кусками, котлеты – натуральные и из молотого мяса, контейнер хлеба – уже нарезанного для бутербродов, несколько караваев вертуты (разновидность молдавского пирога с сыром и брынзой), пирожные и торты в широком ассортименте в деревянных лотках, накрытых для защиты от пыли плёнкой, а также напитки – лимонад и пиво. Три пластиковых ящика с водкой, стоящие один на другом впритык к столу, были стыдливо прикрыты куском картона, так как официально водка была разрешена к продаже лишь с одиннадцати часов утра. Однако особо нуждающимся в этом живительном напитке гражданам буфетчик по имени Савва наливал из-под прилавка, надеясь, что милиция или начальство каких-либо карательных или штрафных санкций к нему не применит, день Победы все таки…
    Вообще-то Савва был не просто буфетчиком, а барменом, и постоянным местом его работы был бар, расположенный в городском ресторане под названием "Прут". А его сегодняшняя сверхурочная работа в выездном буфете послужила ему наказанием за систематические нарушения трудовой дисциплины, как то - работа после двенадцати ночи, отпуск алкоголя из бара бутылками, что правилами распорядка было запрещено, и т.д. и т.п. Наказание это на собрании работников общепита озвучила лично директор общепита Наина Васильевна, женщина волевая и очень строгая, поэтому пренебречь им было невозможно. Однако, судя по всему, самого нарушителя режима подобное наказание не огорчило, и на новом для себя месте он работал так же сноровисто, с улыбкой, и при этом еще успевал, поглядывая по сторонам, замечать хорошенькие лица проходивших мимо женщин.
      Тем временем час торжественного военного парада приближался: по главным улицам города к площади уже начинали сходиться ветераны, кто в военной форме, а кто-то в гражданской, но все они были при орденах и медалях; в одной из ближайших улочек в маршевую колонну строились солдаты и офицеры местной воинской части - танковой дивизии - одетые в парадную форму; ревели двигатели танков и БТэРов, которые во время предстоящего парада должны были являть собою мощь непобедимой Советской Армии. На тротуарах, не смешиваясь с участникам парада, собирались обыкновенные граждане города, труженики, призванные лицезреть парад от своих предприятий, служащие, учащиеся, студенты, а также дети, пенсионеры и просто любопытные.
      Среди прочих редких еще в этот час покупателей к прилавку буфета подошел невысокий седенький старичок в видавшем виды сером костюме, на пиджаке  которого, с левой стороны груди скромно висело несколько медалей. Он был один. Со стариком этим буфетчик Савва лично не был знаком, хотя неоднократно прежде встречал его в городе. Старик протянул ему две смятые рублевые купюры и попросил налить сто граммов водки. Тот налил, подал ему, старик поднял стакан, коротко произнес: "Ну, за Победу" и выпил.
       -Святой праздник, батя, - улыбнувшись, сказал ему Савва, почему-то сразу же проникаясь к незнакомому старику симпатией. Он плеснул немного водки себе в стакан. – Выпьешь со мной за компанию еще 50 граммов, тебе как, здоровье позволяет?
     Старик кивнул, и буфетчик вновь налил ему.
-Как зовут тебя, отец? – спросил он.
-Ефим Яковлевич, - ответил тот и полез в карман за деньгами.
  -Не надо, отец, денег, я угощаю, - сказал Савва, после чего они подняли стаканы и, чокнувшись, выпили.
        -Извини, отец, но вот я гляжу, у тебя с медалями того, не густо, - сказал Савва, рассматривая его награды.
        -Да уж, героем меня не назовешь, - усмехнулся тот, - хоть я и прошагал почти всю Европу и даже до Берлина дошел.
        -Если честно, немало я подобных историй за все эти годы наслушался, - сказал ему Савва, ловко орудуя ножом и минуту спустя передавая старику солидных размеров бутерброд, - а еще в кино, да по телевизору, да еще в книжках все о том же, и все равно у каждого история своя, особенная, ни с чем не сравнимая, и у каждого своя Победа.
       -Это так, - покивал старик. – У каждого своя, ты прав. Но и общая тоже.
       -Ну, тебя, отец, наверняка ведь приглашают на всякие разные встречи со школьниками, с молодежью, в трудовые коллективы? – спросил Савва просто так, из вежливости. – Рассказать там, вспомнить, как и что на фронте было-происходило, героическим своим прошлым с потомками поделиться, чтобы помнили, не забывали.
       -Приглашают, конечно, да я не хожу, - ответил старик, осторожно откусывая от бутерброда немногими своими оставшимися зубами. – Вспоминать мне особо нечего, всю войну кашеварил.
       -Н-да... что ж и это тоже надо было кому-то делать, - слегка замявшись, сказал Савва, - и все же, небось, всякие истории интересные с тобой приключались?
       -Да уж случались, по большей части, конечно, военные будни – бесконечные дороги, пыль, грязь, холод, голодуха, свист бомб, снарядов, мин, пуль, да только молодежь наша лишь про геройские дела слушать желает, а я их не мастак рассказывать, да, честно говоря, и не было их у меня.
       -А чего ты один в такой день-то? – спросил Савва. - У тебя жена, дети есть?
       -Жена умерла вот уже четыре года тому назад, а дети есть: сын и дочь. Да ты их, наверное, знаешь: сына зовут Яша, он водителем автолавки работает, по селам товары от Райпотребсоюза развозит, а дочка Юлия – в бане, что на улице Танкистов, мужским парикмахером трудится.
      -Постой-постой, - на секунду задумался Савва. – Ага, вспомнил, знаю, конечно. Яшу знаю, только шапочно: здоров – привет, а у дочки твоей я даже как-то раз стригся. Она невысокая такая, рыжая, с завивкой?
       -Ну да, правильно, рыжая, только без завивки, это у нее собственные волосы такие.
        -Понятно, - сказал Савва.
        -Они с раннего утра поздравили меня и по своим организациям разбежались, вот я и остался один, - сказал старик.
        Савва поглядел на часы.
– Ничего, батя, не расстраивайся, вон, ваши ветераны уже у площади собираются, они же на параде в голове колонны пойдут. И ты иди, присоединяйся. А то народ сейчас на площадь набежит, военный парад смотреть, тогда уж не протолкнешься. Смотри, танки газуют вовсю, хотя парад только через сорок минут, то есть в десять часов начнется.
        -Ну да, пойду я, может, хоть со стороны на парад посмотрю, - засуетился старик, на ходу дожевывая бутерброд. – Спасибо тебе за угощение.
        -Так ты если что, еще заходи, батя, - крикнул ему Савва вслед, - на обратном пути заходи.
       И старик пришел. Было уже около двенадцати, полдень, ветераны и солдаты местной воинской части, а вслед за ними заслуженные трудовые коллективы уже прошли к этому часу мимо трибуны, с которой районные партийные и хозяйственные руководители, а также дивизионные командиры прокричали им приветствия, а буфетчик Савва к этому времени продал почти всю имевшуюся у него продукцию набежавшим с парада женщинам-хозяйкам: ветчину, окорока, котлеты, ящик подвезенных позднее полуфабрикатных шницелей, пару лотков с тортами, да еще десяток  - с пирожными; а из трех ящиков водки у него осталось всего полбутылки – сугубо для собственного употребления.
        -Ну, Савва, с работой, я смотрю, ты уже справился, - сказал, подойдя, Ефим Яковлевич, окидывая взглядом сильно опустевший прилавок. Глаза его горели, голос был силен и бодр.
        -Да и ты, я смотрю, бравый, как огурчик, - с улыбкой приветствовал его буфетчик. – Похоже, еще где-то водочки выпил? С боевыми друзьями, однополчанами наверное встретился?
        -Нет, не пил, - ответил он. – Но с тобой полста грамм выпью.
        -Разве что по полста, - обрадовался Савва компаньону, - больше у меня и не найдется.
       Он разлил остатки водки по стаканам, они выпили, затем поговорили еще немного, после чего Ефим Яковлевич, пригласив Савву назавтра к себе в гости, отправился домой, а буфетчик стал складывать тару, готовя ее к вывозу.
      
                Глава вторая.
      
     На следующий день, который у Саввы оказался выходным, он около двух часов потратил на бег трусцой, а затем на энергичную зарядку, в которую входил также бой с тенью и прочие элементы из единоборств, после чего, уже в полуденное время, отправился прогуляться по городу. Не встретив там никого из своих товарищей, он вдруг вспомнил о приглашении старика, и не долго думая отправился по названному адресу, благо и идти было недалеко – его дом, насколько Савва помнил по описанию, находился почти в самом центре города. Конечно, старик пригласил его к себе больше из вежливости, но Савва отнёсся к этому по простому и на мелочах не зацикливался.
     Он подошел к стоящему на стыке трех улиц скромному памятнику, выполненному в виде стены, или стелы, на которой в камне были высечены портреты героев-подпольщиков города, отличившихся в военные годы в борьбе с фашизмом, осмотрелся на местности, окинул взглядом названную улицу, нашел глазами нужный ему номер и отправился туда.
      Дом, в котором жил Ефим Яковлевич, оказался небольшим, старой постройки, глинобитным, под шиферной крышей и уже слегка покосившимся от времени. К воротам был прибит синий почтовый ящик, на нем белой краской была выведена фамилия: "Шайдер". Стены дома покрывала уже изрядно выгоревшая на солнце отдающая желтизной побелка. Три небольших оконца дома выходили на улицу. Бросив взгляд поверх невысокого дощатого забора, Савва увидел вход в дом, находившийся внутри двора, справа, а также сам неухоженный двор, почти сплошь заросший сорными травами.
    Осторожно обходя обширные лужи, образовавшиеся после ночного дождя, Савва подошел к ближайшему от ворот окну и легонько постучал. Несколько секунд спустя на нем шелохнулась и приподнялась занавеска, затем опала, и минутой позже на пороге дома показался сам хозяин, Ефим Яковлевич. Старик, подойдя к воротам, с легким недоумением несколько секунд разглядывал Савву, он, казалось, был удивлен его приходу, но, быстро справившись с собой, поздоровался, тот ответил, затем старик распахнул калитку и пригласил гостя войти. Соскребя грязь с ботинок о металлический уголок у входа, а затем тщательно вытерев их о лежащий у двери коврик, Савва поправил пиджак, левую полу которого оттягивала купленная в расположенной неподалеку рюмочной бутылка водки, и вошел. Изнутри дом являл собой еще более плачевное зрелище, чем снаружи: две небольшие проходные комнатки, целиком просматриваемые из коридора и третья, размером чуть побольше – зал; коридор, зев печи, отапливаемой углем и дровами, небольшая кухонька. Все помещения носили на себе печать запустения: стены давно не белены, полы деревянные, засоренные, деревянные балки перекрытия опасно прогнулись, казалось, еще немного и они провалятся внутрь. В каждой комнате было по кровати и столу, в зале же кроме этого стандартного набора стоял шкаф-гардероб и черно-белый телевизор на столе. Хозяин, проведя своего гостя по всему дому с целью ознакомления, извинился за то, что в доме не прибрано и пригласил его на кухню.
        -Дочка помногу работает, ей некогда убираться, - оправдывался он, - а у меня повышенное давление, ни наклониться лишний раз, чтобы убрать, ни кушать приготовить. Сын с невесткой живут отдельно, снимают квартиру в 15-микрорайоне, раз-два в месяц наведаются, десять минут посидят и убегают, обижают старика.
        -Давление, говоришь, - сказал Савва, осторожно присаживаясь на наиболее крепкий на вид и чистый стул из трех, стоявших вокруг стола. – Чего же ты тогда водку пьешь?
        -Так-то я, конечно, не пью, но в такой праздник грех не выпить, - сказал старик, и Савва, согласившись, тут же выставил на стол принесенную с собой бутылку, сопроводив ее словами: «Ну что ж, тогда, будем считать, что праздник продолжается».
        -Давай-ка, Савва, ты мне поможешь, - засуетился Ефим Яковлевич, вынимая из буфета и ставя на стол несколько сомнительных на вид по чистоте тарелок и стаканы. – Вот тут на плите овощное рагу, тут картошка, тушенная с мясом - только разогреть надо; есть соленые огурчики, грибы.
        -Может, не надо всего этого? – спросил Савва, скручивая у бутылки крышку и разливая жидкость в стаканы, - огурчиков и грибов было бы достаточно, а?
        -Нет-нет, что ты, не каждый день у меня такие гости как ты, и я хочу тебя угостить, чем могу.
       Желая помочь старику, Савва принялся вместе с ним хлопотать. Через десять минут, когда все было нагрето и разложено по тарелкам, на кухню заглянула Юлия, дочь Ефима Яковлевича, невесть где до того находившаяся. Приветственно махнув гостю рукой, словно старому знакомому, она сказала: «Папа, иди, тебя там на улице кто-то зовет», - после чего вновь исчезла.
     Ефим Яковлевич, извинившись перед гостем, вышел, а Савва от нечего делать стал разглядывать висевшие на стене немногочисленные фотографии, которым, судя по их состоянию, было уже много десятков лет, если не все сто. Потемневшие от времени и плохого качества, они не вызвали в нем большого интереса, так как люди, на них изображенные, были ему незнакомы, и вскоре Савва, завершив осмотр, от нечего делать последовал за стариком на улицу.    
      Остановившись у порога, он стал осматривать двор, который неширокой полосой шагов в двадцать пять-тридцать уходил шагов на восемьдесят вглубь. Он увидел огородик, и деревянный сарай за ним, небольшую каменную тепличку рядом, и деревянный же туалет у дальнего забора, вблизи которого за сеткой-рабицей резвилось с десяток кур. Все это время Ефим Яковлевич, стоя за воротами, с кем-то разговаривал, и разговор этот вскоре перешел на повышенные тона, а затем говорившие и вовсе стали кричать. Таким образом, Савве ничего другого не оставалось, как отправиться к спорящим. Потянув на себя дверцу калитки, он выглянул наружу. К Ефиму Яковлевичу, прижавшемуся спиной к воротам, подступали четверо явно подвыпивших мужиков, жесты их были угрожающие, а слова сплошь матерные: "Твою мать, жидовская морда!", "Мы тебя научим, как родину любить!", "Мы счас тебе харю начистим, жлоб проклятый" и т.д.
       -В чем ваша проблема, ребятишки? – мягко спросил их Савва, одновременно с быстротой опытного бойца оценивая ситуацию, и уже секундой позже недоумение, вызванное у него агрессивным видом мужиков, сменилось злостью: эти молодые и еще здоровые мужики, возрастом примерно от тридцати до сорока лет, судя по их настрою, собирались бить вчетвером старика-ветерана войны, и, насколько он понял, всего лишь за то, что тот был евреем.
        -Отойди в сторону, ты, козёл, - закричал один из них, самый крепкий на вид, среднего роста коренастый детина в свитере. – Мы счас этому жиду морду начистим.
       -А что там цацкаться, - хорохорился второй, худощавый, высокий, в куртке, - и этому тоже сейчас накостыляем, он хотя внешне и не похож, а тоже, наверное, жид.
       -Правильно ты сказал, начнем с меня, - с деланной веселостью сказал Савва, одним быстрым движением хватая за пиджак и заталкивая старика в ворота, после чего остался один против четверых.
      -Ну так правильно, он тоже из этих, жид, я его мамашу знаю, она со мной на консервном заводе работала, - вдруг вскричал один из молодцев и бросился вперед.
    Шагнув навстречу, Савва встретил его прямой левой в челюсть, отчего нападавший тут же повалился под ноги своих товарищей. Однако это не охладило их воинственного пыла, и несколькими секундами позже у ворот образовалась куча мала: Савва со всей возможной прытью раздавал тумаки направо и налево, в толчее и суматохе практически не получая ответных, так как его противники, суетясь и старясь добраться до цели поодиночке, только мешали друг другу. При этом почти после каждого удара Саввы кто-либо из нападавших падал в большую грязную лужу у ворот. Четверка нападавших, судя по всему, была уже прилично выпивши, а Савва трезв и очень зол, что и решило, в конце концов, исход схватки: через пару минут двое из них почти обездвиженные сидели в луже, даже не пытаясь из нее выбраться, двое же других с раскрасневшимися физиономиями ругаясь и пыхтя, отступили.
        -Эй, герои хреновы, еще раз увижу, что вы старика обижаете, руки-ноги переломаю, - кричал им вслед Савва.    
    Секундой позже, войдя во двор, он обнаружил старика стоящим у стены дома, тот держался за грудь в области сердца и, казалось, был близок к потере сознания.
        -Пошли, дядя Ефим, - подхватив старика под руку, Савва почти внес его в дом. – И чего им от тебя надо было, не пойму.
       -Эти мужики - рабочие городского торга, из строительной группы, - с трудом, задыхаясь и все еще дрожа от возбуждения, произнес дядя Ефим, опускаясь на диван. – Позавчера, накануне праздника, они помогли мне немного во дворе, расчистили место под огород, я дал им денег как договаривались и угостил вином, так они сегодня опять пришли, стали требовать еще денег, сказали, мало в прошлый раз дал.
    Сдав старика с рук на руки дочери Юлии, которая успокоила гостя, сказав, что это скоро пройдет, Савва посидел еще немного и откланялся, так как дядя Ефим как раз прилег на кровать и, приняв лекарство, через короткое время уснул.
       Спустя неделю Савва, по случаю проходя мимо его дома, вновь наведался к старику, тот был в полном порядке. Они посидели немного за столом, допили оставленную Саввой в прошлый раз водку, и тут дядя Ефим, а с этого дня Савва стал называть его именно так, без всяких предисловий стал рассказать о своей воинской службе.
     -С началом войны я, как и большинство евреев, рванул вместе с семьёй из нашего пограничного города подальше от немцев, так как ничего хорошего от них для себя, естественно, не ждал. Шли, конечно, пешком, в основном полями и лесами. Фронт обогнал нас двумя неделями позже, уже на Украине, когда мы, оголодавшие и почти одичавшие от страха, растеряв дорогой всех своих родственников, близких и дальних, а также прочих попутчиков, оказались в тылу у фрицев. В какой-то момент после случайного обстрела, во время которого все наши бросились врассыпную кто куда, я вообще оказался один.  Спустя пару часов я, направившись вглубь леса, столкнулся с  с остатками батальона русских солдат, попавшего в окружение. Командовал остатками батальона, в строю которого оставалось не более семидесяти бойцов, младший лейтенант. Помню даже его фамилию, Прокин. Не знаю уж как они приняли меня в свои ряды. Вместе и прорывались к нашим; я был вооружен лопатой, но отчаянно зол на фрицев и меня негласно приняли в бойцы. Другие солдаты были вооружены не лучше меня, у некоторых, правда, были винтовки, зато почти без патронов. Наголодались мы, натерпелись всякого – не передать, но, в конце концов, улыбнулась нам удача и мы прорвались сквозь линию фронта; половина бойцов, правда, при этом полегла, другая, пробираясь лесом, попала прямиком в расположение Красной армии. Тут и заграбастали нас в контрразведку. Никто из моих попутчиков-солдат меня не знал, документов у меня при себе не было, да и говорил я в основном на идиш и на румынском, а по-русски не очень хорошо, из-за чего вопрос стали рассматривать так, что меня, как румынского шпиона, следовало то ли стрелять, то ли сажать. Но, в конце концов, видимо пожалев на меня пулю, отправили в глубокий тыл, то есть в зауральские лагеря. А прежде, по приговору суда, который длился пять минут, осудили меня на семь лет лагерей. Вспоминать те времена – дорогу туда и будни лагерные, я имею в виду, и теперь, спустя столько лет, тошно, не спрашивай за них ничего, спасся я только тем, что был молодой, злой и физически крепкий.
     Через два года, будучи сыт по горло лагерными реалиями, я понял, что еще немного и отдам концы от холода, голодухи, беспредела уголовников и всяких прочих напастей. Тогда я решил проситься на фронт, один еврей- профессор, старикан, что сидел со мной, надоумил. Сказал, что лучше уж там, в бою, с оружием в руках погибнуть, чем тут, словно собака подыхать. Тем более, тогда уже рассказывали правду про фрицев, что они с евреями вытворяют. Русский язык я к тому времени уже выучил хорошо, газеты читал от корешка до корешка, даже писал почти без ошибок, в этом мне профессор очень помог.
   Ответ пришел неожиданно быстро, состоялся пересмотр моего дела, вскоре соорудили мне документы, а уже через два месяца в вагоне-теплушке я с другими такими же как сам ехал на фронт. Определили меня, как водится, в штрафной батальон, чтобы кровью, значит, позор свой смыть – и вперед, на войну. Ужасы войны пересказывать тебе не буду, скажу только, что в течение трех месяцев в нашем батальоне погибло согласно списку более девятисот человек, а под конец и меня ранило в спину, и я отправился в госпиталь. А после госпиталя снова на фронт, - другого для себя и не мыслил. На этот раз, правда, отправили меня в регулярную часть – свой тюремный позор я уже кровью смыл и даже медаль получил.
     Определили меня во вновь формируемый батальон. Стрелковый. Выдали обмундирование, винтовку, патроны, две гранаты, флягу, сухой паек; наутро должны были выступать на передовую. А поздно вечером в наше расположение пришел какой-то капитан, на военного не похожий. Нас построили, и он отобрал двух человек – меня и еще одного молодого парня. "Еврей?" – отведя в сторону, негромко спросил меня капитан на идиш. "Еврей", - нехотя ответил я. "А мне как раз еврей и нужен, - сказал он уже по-русски. – Держись все время около меня, исполняй что скажу, тогда есть надежда, что живым останешься". Я согласился. А что еще во время войны надо?
    Наутро нас троих телегой перебросили в тыл, а мой батальон, теперь уже бывший, на следущий день почти целиком положили при захвате н-ской высоты, в живых осталось всего несколько человек. Что и подтвердило правоту слов командира моего, капитана. Капитану этому, Аверченко, я благодарен по сей день, ведь он мне, можно сказать, жизнь спас. Ну а наша группа в составе 14 человек под командованием этого самого капитана оказалась подразделением, подчинявшимся напрямую штабу армии.    
      Назывались мы - спецподразделение по восстановлению государственных материальных ценностей. То есть капитан наш – Аверченко подчинялся только какому-то генералу в штабе армии, и больше никому. В заместителях у него ходил лейтенант Рзаев – сука, надо сказать, редкостная, все его боялись, даже сам Аверченко, потому как Рзаев был особистом, хотя вслух об этом никто не говорил. Аверченко же не был кадровым офицером, до войны он преподавал в институте искусствоведение, где был, несмотря на сравнительно молодой возраст – 37 лет, то ли заведующий кафедрой, то ли доцент. Постепенно сложилось так, что я стал у него как бы личным ординарцем. Ты себе даже представить не можешь, Савва, сколько этих самых материальных ценностей, которыми наша команда непосредственно занималась, прошло за годы войны через наши руки: картины, золотые украшения со всевозможными камнями и без, бриллианты, монеты царской чеканки, а также валюта многих стран мира. А церковная утварь: иконы, от 19 и вплоть до 15 века, с драгоценными окладами и без, кресты золотые и серебряные и т. д., и все это десятками, сотнями, килограммами, ящиками. Деньги: советские, немецкие, других европейских стран и даже английские фунты с американскими долларами, - и опять: килограммами, ящиками, мешками. Во всём и со всем этим разбирался Аверченко, Рзаев же держал его под пристальным наблюдением, а я и еще один парень, питерский, грамотный, он до войны был студентом, переписывали ценности, попавшие к нам, в специальные формуляры, а потом еще в журнал. Затем паковали в посылки, которые Рзаев самолично пломбировал, после чего сам же и отвозил в штаб армии офицеру, который за это дело отвечал. 
      -И ничего из этого изобилия нельзя было взять себе? – вырвался у Саввы вопрос.
       -Первая же попытка каралась расстрелом на месте, - усмехнулся дядя Ефим. - Двое за то время, пока я в команде был, рискнули кое-что припрятать; обоих Рзаев лично расстрелял без суда и следствия. Мы вчетвером и были основной группой, у троих из нас даже оружия не было – только пистолеты и штык-ножи, и лишь Рзаев расхаживал с автоматом на пузе, словно фриц. Десятеро остальных и вовсе были группой прикрытия: вооружены с ног до головы - автоматы и пистолеты с гранатами, парни высокие, крепкие, молчаливые; с начала сорок четвертого почти все они были сибиряки; при необходимости они же выполняли роль грузчиков.
     Система была заведена такая: едва наши какое-нибудь селение возьмут, мы – тут как тут, своим конкретным делом занимаемся: штабы вражеские, банки, почтовые отделения, а там: кассы несгораемые - сейфы, а всё что в них –  выносим мешками и ящиками. Конечно, вперед себя мы саперов пускали, у нас из семерых погибших за всю войну двоих, как я сказал, расстреляли, а еще трое на минах подорвались, да двое по собственной дурости погибли, но это уже не так интересно.
        -Мне лично все интересно, - сказал Савва, а сам подумал: «Оно и действительно: кто об этом когда-либо кому рассказывал? Или в книжке какой описал? Да никто и никогда, я, во всяком случае, ничего такого не припомню, а ведь о войне прочел сотни книг».
       -Вот поэтому-то я, Савва, чужой даже среди своих, ветеранов, - невесело усмехнулся дядя Ефим, - ведь у меня не было своей постоянной части, своего знамени, мы были так себе, прикомандированные – то тут, то там, а на погонах – для блезира – носили знаки артиллерийские. А как война закончилась – приказано было все забыть. Наши "подвиги", так сказать, не для всех.
       -Ну а что же Аверченко, ты с ним и после войны встречался? – спросил Савва.
       -Встречался, как же, по необходимости, - невесело усмехнулся дядя Ефим. – Когда сразу после войны, демобилизовавшись, от нищеты своей стал коммерцией заниматься. Как-то раз, значит, помог продать родной советской армии стадо коров; накануне покормил я их соленым фуражом, как меня дядя Эфраим научил, а потом водички дал попить, так каждая по нескольку ведер выпила, ну и в весе соответственно прибавила. Так образовался излишек в две тонны живого веса, что и было моим гешефтом. Затем при проверке в документах нашли какие-то неувязки и, долго не разбираясь, – ведь прежде я уже сидел в тюрьме и так далее, - дали мне десять лет лагерей. Вернее, собирались дать, прокурор так запросил. Я жене слезную записку: посылай, мол, скорее письмо Аверченко, он в Москве жил; а то и вовсе телеграмму. Не поверишь, через две недели, еще следствие не закончилось, а тогда, как ты знаешь, все быстро происходило, он уже здесь был. Красавец, в форме, уже полковник, солидный и очень деловой. При орденах и медалях – герой, и всё тут. Не знаю, что там и как было-происходило, с кем мой бывший командир общался, только выпустили меня безо всякого обвинения, причем, имей в виду, было это еще в сталинские времена. Правда, Аверченко предупредил, уезжая: больше не попадайся, Ефим, во второй раз помочь не смогу. С тем и уехал.
       -Как же он смог провернуть такое?.. – задумчиво спросил Савва. – В сталинские-то времена. Невероятно.
       -Он тогда многое мог, - ответил дядя Ефим. – Да и должен мне он был, ведь я его выручил, от смерти спас.
       -Да? Ну-ка расскажи, - загорелся Савва.
       -Как-нибудь в другой раз, - прикрыл глаза дядя Ефим. – Устал я что-то.
       -Хорошо, - согласился Савва. – В другой, так в другой. Но ты ведь выполнил его просьбу, больше не попадался?
       -Почему, попался снова. Уже в пятьдесят втором.
       -Ну и?..
       -И дали мне, не поверишь, 25 лет лагерей.
       -Да ну?.. И как ты?..
       -А я во время суда кричал, что скоро выйду, очень мне жену мою, Сарочку, было жалко, да у нас уже Юлька, дочка была, 48-го года она рождения. 
       -И?..
       -И вышел, как обещал. Через девять месяцев, сразу после того, как похоронили усатого.
               
                Глава третья.

      Дядя Ефим продолжил свой рассказ ровно через неделю, когда пришел к Савве в бар. Был полдень, клиентов не было, и они присели за дальний угловой столик.
       -Я обещал тебе рассказать, как Аверченко, своего командира, выручил, - сказал старик, сжимая в сильной жилистой ладони стакан с налитым в него соком. - Так вот слушай. Дело уже в Германии было. Как сейчас помню: тишина, полдень, даже птички поют. Стояли мы в каком-то редком покореженном войной лесочке, неподалеку от деревни, немцев накануне вечером наши из этих мест выбили. Саперы как обычно делом занимались, дом за домом проверяли, нет ли от немцев сюрпризов - мин замаскированных; остальные кто ел, кто спал, кто оружие чистил. Вдруг слышу, Аверченко и Рзаев, находившиеся неподалеку, в окопчике, о чем-то заспорили. Они и раньше нередко спорили, а тут гляжу, дело заварилось между ними нешуточное, чуть ли не в глотку друг другу норовят зубами вцепиться, лица у обоих в грязи измазаны. Подполз я поближе, в соседний окопчик сунулся, да так, чтобы меня видно не было, и слушаю, значит. Слышу, Рзаев и говорит: "Я тебя, Паша, сдам, ты нашу Победу в лагерях будешь встречать, а может еще я тебя и сам, как собаку пристрелю". – "Права такого не имеешь, - возражал ему Аверченко. – Мне генерал Лебеденко это лично поручил, понял?". Не знал я, конечно, о чем конкретно шла речь, но догадывался, не зря же почти два года день в день вместе. И тут неожиданно начался немецкий артобстрел – полетели мины, шум, грохот, дым, пыль, казалось, земля ходуном ходит. Потом - вдруг – тишина, с минуту-две, наверное, а следом за обстрелом и контратака, оказалось, это озверевшие от постоянных военных неудач немцы своих мальчишек 14-15 летних, то есть команду гитлерюгенд в контрнаступление бросили. И надо же! – именно на нашем участке. Ну а задача у нашей команды, как я уже тебе говорил, предельно ясная – находиться подальше от боевых действий, поближе к ценностям. С самого начала обстрела все, как водится, врассыпную бросились. Ну и я, значит, переждав в своем окопчике, бросился на поиски более-менее приличного укрытия, бегу – глаза на лбу, гляжу, неподалеку в воронке от бомбы Рзаев с Аверченко мутузятся, вокруг пули так и свистят, а им никакая война нипочем. Подбегаю я, а Рзаев, значит, пистолет из кобуры рвет, глаза дикие, зубы и белки глаз на смуглом лице так и сверкают. "Товарищ капитан", - гаркнул я, оба в мою сторону оборотились, только Рзаев глотку разинул, чтобы что-то сказать, ну я и...
        -Что "ну и" ?..
        -Ну, я, недолго думая, и воткнул ему штык-нож в горло, отчего мне в лицо его кровища потоком брызнула.
   "Ты что же это, рядовой Шайдер, вытворяешь?" – кричит мне Аверченко. – Под трибунал захотел? Да нас по военному времени теперь обоих без разбора дела в расход пустят.
     А я ему кричу: "Побежали отсюда, товарищ капитан, а то поубивает нас".
         -И чем же этот конфликт закончился? – спросил Савва. – Разбирались с этим случаем?
        -Если б разбирались, видел бы ты меня сейчас… Обошлось, война списала, - усмехнулся дядя Ефим. – Наши тогда вынуждены были на километр-полтора отойти, перегруппироваться, несколько дней это заняло. А через неделю нового особиста вместо Рзаева из штаба армии прислали, а тот оказался умнее и сговорчивее.
         -Насчет чего сговорчивее?
         -Насчет всего, - дядя Ефим пожевал губами. - Командарм, как я теперь понимаю, своего человека прислал, чтобы хоть малая часть ценностей, которые мы изымали, ему лично перепала. С той же видимо, целью, вскоре переподчинили наше подразделение генералу Крюкову.
         -Хорошо, война закончилась, затем ты в тюрьме посидел, потом Сталин умер, потом тебя выпустили, что же дальше? – спросил Савва.
         -А дальше я себе дал зарок коммерцией больше не заниматься. Но по мелочам все же приходилось шустрить, дом вот этот поставил, внутри обставил. Вскоре и сын родился. Работать я пошел буфетчиком в буфет при потребсоюзе и застрял там на добрых двадцать пять лет, оттуда и на пенсию три года тому назад вышел.
         -А с Аверченко как, больше не встречался, не общался?
         -Стыдно мне было ему о себе напоминать, большой шишкой он стал. – Дядя Ефим вздохнул. – Не ровня он мне, тем более что чем смог, тем он уже помог мне, из тюрьмы выручил. Тут у меня к тебе такое дело, Савва, - вдруг перебил он сам себя. - Парень ты, я смотрю, хваткий, да и ко мне как к отцу относишься. – Савва кивнул, улыбнувшись. – Кроме того, как я тут выяснил, в тебе течет наша еврейская кровь. Будет у меня к тебе одно предложение, а лучше сказать, поручение, не каждый с ним справится, но, думаю, тебе оно как раз по силам.
      -Слушаю, дядя Ефим.
      -Долго я над этим думал. Стар я стал, Савва, не только для всяких там подвигов, и вообще каких-либо серьезных мероприятий. Родным детям такое поручить не могу, - тяжело вздохнул он, - так что ты меня прости, старика.
      -Я весь внимание, - прошептал Савва.
      -Тяжелое это дело... Мы когда с Аверченко этим занимались, посылочки три-четыре припрятали... – Савва, затаив дыхание, молчал. – Аверченко знал, что прятать: украшения всякие, еще дореволюционные, камушки, пяти и десятирублевки золотые и т.д. После войны я одну такую посылочку по его поручению в Белоруссии разыскал и в Москву оттаранил, дорогой весь потом изошел, на пять килограммов похудел, хотя и так толстым не был, так как переживал очень.
      -Чего ж ты в таком случае ее себе не взял? – не сдержавшись, воскликнул Савва.
      -Так Аверченко ж мне жизнь спас, разве мог я его подвести? Теперь – о деле. Ты как – готов слушать? – Савва уверенно кивнул. - Достать бы надо посылочки-то эти. А то, чувствую, не проживу я долго, тюрьмы да фронт, да еще эти мирные годы, которые я проходил под вечным страхом, свое дело сделали, здоровье уже не то. – Дядя Ефим тяжело вздохнул. – Если согласишься, расскажу тебе все в деталях и место укажу. – Он огляделся, словно нас кто-то мог подслушать. – Доберешься до места, достанешь посылочку, но это полдела, главное – реализовать потом. Я тебе дам, конечно, парочку адресов в Одессе и в Кишиневе, это наши коммерсанты, евреи, люди надежные, я их годами исподволь изучал, присматривался, с некоторыми даже гешефты делал, но ты все же до конца никому не доверяй, цена на этот товар немалая, главное тут – не продешевить. Я сам-то ничего уже не боюсь, но если тебя поймают, до меня, конечно, сразу доберутся, специалисты у нас в КГБ по этому делу не хуже гестаповских. Так ведь мне все равно скоро помирать, хоть в тюрьме, хоть дома. Но лучше бы, конечно, дома, в своей постели. Достанешь, реализуешь – сам или с моей помощью, а там, если я не дождусь, не доживу, половину детям отдай - дочке и сыну, поровну. Сам придумай, как отдать, но правды им не рассказывай, тебе же спокойнее будет. Половину себе возьми – за труды и за риск. Ты видишь, я тебе полностью доверяю, не знаю почему, но доверяю.
      Дети мои, ты сам видишь, не в меня – в мать пошли, простые, безынициативные. Яшка, ты ведь знаешь, водителем работает. Еврей – шофер. Тьфу, едрена мать! Нет в нем коммерческой жилки. Ему с таким делом ни за что не справиться. К тому же жена его сейчас беременна. 
     Юлька - дочь моя. – Старик тяжело вздохнул. - Боль моя. Тридцать семь лет, а все не замужем, и никто теперь уже не возьмет, не дождаться мне от нее наследников. Так пусть хоть поживет как человек, без нужды остаток жизни, если у тебя, дай-то бог, все получится. Юльку, должен тебе сказать, мне особенно жаль, девочкой она была необыкновенно талантлива. На скрипке играла. Да еще пела. И как пела! Профессор из Кишинева приезжал, слушал ее, сказал, слух у нее феноменальный, абсолютный то есть. Еще сказал, скоро другой профессор приедет, из Москвы. Зимой мы ее в Кишинев отвезли, там профессор, приехавший из Москвы, прослушал ее, пообещал что заберет летом, в июле, в московскую музыкальную спецшколу. А пока, мол, работать, работать и работать не жалея сил. Вернулись мы домой после прослушивания и с того дня я заставлял ее играть по семь часов в день. Не выдержала она. - Дядя Ефим застонал. – Эмоциональный срыв. Нервная система не выдержала, угробил я ее. Пришлось к другому профессору ехать, не к музыкальному, а к психиатру. Деньги я ему большие дал, четыре тысячи рублей уже новыми, все, что у меня оставалось от коммерческих сделок. Тот все перепробовал, год на это у него ушел, после чего сказал, что ничем больше не может помочь, и девочка моя здорова уже никогда не будет. Вот такое мне было божье наказание за все мои грехи. С тех пор Юлька осталась с тем же умом как в тринадцать. Остановилась в развитии. Ни детей ей уже не рожать, ни нормальной жизнью пожить.
        -Тоскливо, - согласился Савва поежившись.
        -Но кто мог знать, кто мог знать? – Дядя Ефим горестно понурил голову. – Жена моя, Сарочка, из-за этого тоже раньше времени умерла, 51 год ей всего был.
     Савва молчаливо покивал.
        -Теперь вернемся к делу, - поднял голову старик. - Первая посылка должна тебе без труда достаться. Запоминай, записей никаких не делай. Черновицкая область, За – ский район, село Гречиха. Найдешь там местное кладбище католическое, склеп там тогда в его северной части стоял. Один, других поблизости нет. Семьи Лодзиевских, на всю жизнь запомнил. Так вот, в задней его части, у стены, с левой стороны…
               
                Глава четвертая.
      
    Спустя пару недель Савва прибыл поездом в названный район Черновицкой области. Было утро, он был одет в плотный хлопчатобумажный рабочий костюм и крепкие военные ботинки, на голове кепка. За спиной у него был вещмешок. На кепке только красной звездочки не хватало, чтобы его с первого взгляда можно было назвать «юным» следопытом, горевшим желанием пройти местами боевой славы отцов.
        Купив на вокзале с лотка два еще теплых пирожка с ливером, Савва, неторопливо поедая их, расспросил говорливую продавщицу-лотошницу, местную жительницу, где и что интересовавшее его в этом городке находится, и, поблагодарив ее, отправился прежде всего в кафе, так как пирожки только раздразнили в нем аппетит. В кафе он основательно подкрепил свои силы парой отварных сосисок с картофельным пюре какого-то странного голубоватого оттенка, запил это блюдо стаканом кофе с молоком, после чего отправился в местный историко-краеведческий музей, где целых два часа слушал скучную лекцию директриссы, и по совместительству гида о том, как местные партизаны воевали с фашистами, а также о боях красной Армии, освобождавшей эти места в 1944 году. Слушателей было всего трое, не считая Саввы: седенький старичок, маленький, худощавый, но еще вполне бодрый ветеран ВОВ, его 16-летний внук и женщина неопределенного возраста, одетая не по погоде в платье, куртку и сапоги. На вопрос гида, с какой целью он приехал в их город, Савва коротко рассказал, что разыскивает могилу деда, погибшего где-то здесь в том же 1944 году, то есть желает узнать об этом как можно больше, а также пройти по местам его боевой славы. Гид, бывшая учительница-историк, теперь пенсионерка, страстно желая ему помочь, стала расспрашивать у него имя и фамилию деда, но Савва, вежливо извинившись, сказал, что хочет дознаться до всего сам, после чего, с трудом освободившись от опеки не в меру навязчивой старухи, быстренько срисовал на лист бумаги схему нужной ему части района. Напоследок гид посоветовала ему съездить в соседнюю область, где в небольшом городке, в ста двадцати километрах от этого места, находился музей боевой Славы, там, мол, ему в этом вопросе смогут помочь больше.
     Поблагодарив женщину и выйдя наружу, Савва вскоре попал на указанную ему улицу, с обеих сторон застроенную небольшими одноэтажными домиками с двойным рядом пыльных тополей вдоль дороги, и пошагал по ней в сторону местного автовокзала, откуда автобусом намеревался добраться до нужного села. Дорогой он украдкой перекрестился, чего не делал, наверное, лет двадцать, с тех самых пор как вступил в ряды пионеров и мысленно попросил прощения у деда, который в настоящий момент был жив, здоров и мирно проживал в своей деревне здесь же, на Украине, километрах примерно в пятистах от этих мест. Кстати, он, этот самый дед со стороны отца (другой дед, по матери, в описываемый период уже два года как умер) действительно в те годы воевал. В начале 1944 года наступающая Красная Армия подхватила его, сельского жителя, работавшего лесником, с места и увлекла за собой в пучину войны. Следует упомянуть, что с 1941 по 1944 его дед, тогда еще молодой человек, звался по-простому Леонтий, а по документам Леонид Ильич (то есть тезка бывшего генсека Брежнева, ныне три года как усопшего), в кустах как некоторые не отсиживался, а будучи лесником, имел плотную связь с партизанами и выполнял поставленные ими перед ним задачи.
     Вскоре улица, по которой шел Савва, по мере удаления от центра городка еще сузилась, тополя сменились каштанами, а затем и они сменились кустами чудесно пахнущей цветущей акации и невысокими деревцами черешни. Миновав очередной, утопающий в зелени частный домик, он неожиданно для себя вышел на небольшой пустырь, на котором наконец-то обнаружился автовокзал, если это место можно было так назвать. При этом ни одного автобуса на пустыре не оказалось, а собственно автовокзалом называлась, как вскоре выяснилось, небольшая площадка с шиферным навесом на четырех деревянных столбах, в центре которой имелась дощатая будка-касса размером два на два метра. Будку в настоящий момент окружали говорливые местные жители, количеством не менее полусотни. В основном это были, судя по одежде и говору, сельчане. С трудом пробившись к будке, Савва рассмотрел наклеенное на ее стене расписание автобусов, написанное почему-то мелким почерком, где значилось, что нужный ему автобус будет отправляться со станции через час с небольшим. Он, было, обрадовался этому факту, но, как оказалось, преждевременно, так как из разговоров сельчан вскоре выяснилось, что единственный автобус модели "Паз", работавший на этом маршруте, в этом направлении сегодня уже не поедет, так как его еще с утра перебросили на другой рейс, с более напряженным графиком. Пять-шесть человек молодого и среднего возраста, которым нужно было в ту же сторону что и Савве, незлобно поругиваясь, отправились в Гречиху пешком, еще часть, собравшись в кучку, стали о чем-то спорить, медленно удаляясь в противоположную сторону, и лишь пара пожилых бабушек, а с ними за компанию древний дедок с длинной седой бородой, остались на автостанции в надежде на счастливый случай – вдруг кто-нибудь да подвезет. Судя по всему, такое положение дел было для местных жителей уже привычным, а Савве для того чтобы сообразить, как лучше поступить, потребовалась пара минут, после чего он торопливым шагом отправился догонять ушедших – идти с коллективом все лучше, чем одному.
     Вскоре он уже шел, держась за ними позади в десятке шагов, и из разговора своих попутчиков узнал, что ему предстоит пройти пешком что-то около пятнадцати километров. Да, хотя и поневоле, но я, кажется, понемногу становлюсь настоящим следопытом, невесело вздохнув, подумал Савва, поправляя на спине вещмешок и выравнивая шаг, настраиваясь, таким образом, на долгий путь. Хорошо хоть перед уходом он успел купить у бабушки, торгующей у вокзала, кулек семечек и теперь плевал шелухой в разные стороны не менее азартно, чем местные жители.
      Рюкзак у него за спиной был габаритный и нельзя сказать, чтобы неподъемный, но все же реально оттягивал непривычные для подобной нагрузки плечи, при этом путешествие, которое ему предстояло, должно было занять не менее трех-четырех часов. Савва был привычен к физическим нагрузкам. Многолетние тренировки в школе самбо и дзюдо приучили его к ним, благодаря чему Савва неоднократно становился призером республиканских соревнований среди юношей и юниоров. Затем были серьёзные занятия по карате с настоящим фанатом своего дела, обладателем черного пояса в киукусинкай, а также мастером спорта СССР по самбо и дзюдо, офицером КГБ Иваном М., которые продолжались несколько лет. Приходилось тренироваться по 5-7 часов в день, но Савва всё это делал с удовольствием. Он и теперь регулярно, через день бегал 11 км (до заставы на границе с Румынией и обратно), и продолжал тренироваться по системе карате, только теперь уже самостоятельно.      
     Экипировался он для своей поездки основательно, в рюкзаке у него была офицерская водонепроницаемая плащ-палатка, на случай если где-нибудь в пустынном месте его застигнет дождь, а также свитер, джинсы, кроссовки, спортивный костюм, две рубахи, две пары нижнего белья, воинский фонарик с запасными батарейками, артиллерийский бинокль, складная саперная лопатка, штык-нож, фляга с водой, несколько банок с консервами "завтрак туриста" и обычной тушенки, парочка банок сгущенного молока, буханка хлеба, соль, а также спички и кое-какие другие мелочи, и это все вместе тянуло килограммов на пятнадцать. 
    По обеим сторонам шоссе, вдоль которого он пустился в путь, за полосой земли примерно в полсотни метров, покрытой молоденькой зеленой травкой, начинался редкий лесок, состоявший в основном из молодых дубков, а далее, выше по склону, виднелся настоящий лес, где росли бук, граб, ель и сосна. Асфальтированная, с множеством выбоин дорога была почти пустынной, и лишь изредка по ней проезжал какой-нибудь груженый грузовик или трактор с прицепом, но пассажирские места в них, как Савва успевал заметить, были сплошь заняты, там сидели по двое, а в некоторых даже по трое человек.

                Глава пятая.
    Примерно через час ходьбы в средненм темпе, когда по его предположениям, была уже пройдена примерно треть пути и рубашка его частично промокла и стала попахивать потом, с ним поравнялась двигавшаяся попутно двухместная бричка об одну лошадь. Бричкой уверенно правила моложавая темноволосая женщина, одетая в мужскую брезентовую куртку.
-Не в Гречиху ли часом собрались? – сверкнув на Савву бойкими черными глазами, спросила она, придерживая лошадь и выравнивая скорость брички с его шагом.
-Да, в Гречиху, - ответил он, продолжая свой путь.
-Ну так садитесь, подвезу, путь туда еще долгий.
-Что ж, спасибо, не откажусь, - после секундного раздумья решился он, и, сняв со спины рюкзак, полез в остановившуюся бричку.
-Но-о, - цыкнула губами возница и шевельнула поводья. Гнедая лошадка пустилась в легкую рысь, а Савва, устроив рюкзак в ногах, в поисках точки опоры рукой схватился за сиденье.
-Вы, случаем, не наш новый учитель математики, - спросила его женщина, ловко управляясь с бричкой. – А то мы в школе всю последнюю четверть без учителя просидели.
-Нет, я в этих местах по своим личным делам. А вы что, в школе работаете?
-Я-то? Нет, я в отделении совхоза, учетчицей. Только у меня вот дочка школьница, в десятый класс перешла, оттого я и беспокоюсь.
    Спустя некоторое время они за нехитрым разговором нагнали попутчиков Саввы, которые обогнали его на добрых полкилометра.
-Добрый день, - приветствовала их женщина.
-Добрый день, здравствуйте, Тася, - вразнобой отвечали те.
-Да вы, я вижу, тут популярная личность, – желая польстить женщине, сказал Савва минутой-двумя позднее.
-Да как же в селе без этого, обязательное дело - все друг друга знают, - ответила та. – Село наше маленькое, считается совхозным отделением. А я при нем учетчица. Раньше дояркой работала, - показала она сильные, натруженные ладони, - а теперь вот на повышение пошла.
-С чем вас и поздравляю, - пытаясь скрыть нотки сарказма, сказал Савва. – И добавил, проговорив с выражением: - Тася. А меня Саввой зовут.
-Очень приятно, - улыбнулась она. - Мама мне говорила, что когда старше стану, меня станут звать по солидному, Таисией, да, как видно, так Тасей и помру. В селе время словно застывает, целые десятилетия ты всё та же, и к тебе относятся как ко вчерашней школьнице.
-А что, Тася, по-моему, вполне ничего себе имя, - сказал он. – Да вы еще не в том возрасте, чтобы вас как-то по другому величать.
-Спасибо за комплимент, - отозвалась она.
     В следующие двадцать минут Таисия выведала у Саввы о его планах (не о тайных, конечно, а лишь о тех, что были предназначены для всех), после чего рассказала о том, что происходит в деревне Гречиха, а также о самой главной новости.
-Ты знаешь, - легко перешла она на ты, - вчера в соседнем с нашим селе, Сосновке, а это всего в трех километрах, серьезное преступление произошло: сельповский магазин, в котором и мы сами зачастую скупаемся, ограбили, дверь взломали. Деньги кассовые украли, рублей что-то около пятисот, ну водку там, консервы, конфеты вынесли. Но главное – сторож там был, с ружьем, он охраняет магазин и сельсовет заодно. Грабители его сначала чем-то по голове ударили, потом связали, а ружьишко-то забрали. Старика только наутро нашли, в пятом часу, когда местные девчата шли на ферму, на утреннюю дойку. А он уже мертвый был. Потом милиция из района приехала, собаку по следам пускали, отпечатки везде снимали, но так никого не поймали и к вечеру уехали.
-Поймают, - уверенно сказал Савва, - не сегодня, так завтра поймают, в нашей стране долго не побегаешь.
-Это уж точно, - без особой уверенности в голосе согласилась Тася. – Правда, так пока и не знают, кто это был. Не знают даже, местный кто баловался, или же приезжий.      
     Некоторое время ехали молча. Теплый ветерок обсушил его рубашку, а легкое покачивание брички понемногу убаюкивало.
-Как вы мне посоветуете, Тася, гостиницы, как я понимаю, в вашем селе нет? - нарушил молчание Савва.
                -Нет. 
                -Так не лучше ли будет к кому-нибудь попроситься на ночлег? Или можно где-нибудь на сеновале перебиться?
-Отчего же на сеновале, - бойко ответила она, - давай прямиком ко мне.
-А удобно? – спросил он, радуясь такому быстрому решению немаловажного для него вопроса.
-Конечно, удобно. Я, правда, женщина одинокая, - сказала она со смешком, - так что люди, конечно, всякое могут подумать, они на меня и так косо смотрят, я, понимаешь, временно безмужняя, так как мой муж, Василий, сейчас сидит в тюрьме. Да ты не бойся, - рассмеялась она, заметив, очевидно, в глазах собеседника что-то похожее на беспокойство, - ему еще долго там находиться, шесть лет сидеть осталось, полных десять лет ему отвалили, за убийство. По пьянке дело было, - тут же без паузы принялась рассказывать она, чувствовалось, что эту историю ей приходилось рассказывать добрую сотню раз. - Он на пасху до родственницы нашей, до жены моего троюродного брата полез, за задницу ему, видите ли, ее пощупать захотелось, а Павел, муж ее, всерьез все воспринял, за нож взялся, ну, муж мой, хоть и сильно пьяный был, тут же топор схватил, что не ко времени под руку подвернулся, да тем топором отмахнулся. С одного удара насмерть, точно в висок угодил, - вздохнула она.
             -Да уж, случается, - произнес Савва. Оба повздыхали каждый о своем, затем еще некоторое время ехали молча.
      Гречиха оказалось небольшим селом, примерно в сотню хат, хаотично разбросанных на двух рядом расположенных пологих холмах. К дому Таси, который находился на противоположном краю села, в самой низине, они подъехали, когда солнце уже перевалило зенит.
-Проходи, Савва, в хату заходи.  Можешь прежде к умывальнику, если хочешь, умойся с дороги, - сказала Тася, распрягая лошадь. – А там и покушаем, надеюсь, Настена, дочка моя, что-нибудь на обед приготовила, она у меня хозяйственная - уроки не сделает, а обед сварит.
   Опустив рюкзак на землю около рукомойника, Савва оглядел дом и подворье. Дом был большой, белого кирпича, с высоким фундаментом и необычно широкой бетонной, в полтора метра отмосткой, видимо, потому, что располагался в низине, где была опасность подтопления. В доме, решил он, судя по размерам, комнаты четыре, а может и пять, с левой стороны его была большая веранда, а справа, судя по всему, кухня, которая продолжалась наружу зевом домашней, сложенной из камней печью. Двор, соответственно дому, тоже был немаленький, слева от дома, несколько в глубине, стоял укрытый шифером небольшой птичник, за ним, судя по звукам и характерному запаху, размещался свинарник. Далее, справа, за тремя рядами фруктовых деревьев – яблонь, черешен и слив, если он не ошибался, начинался огород, уходивший далеко вниз, к редким черным камышам, за узкой полосой которых блестела речная гладь.
      Умывшись из прибитого к столбу умывальника над тазом, он взял из рук Таси свежее вафельное полотенце, слегка попахивающее нафталином, и вытер им лицо и руки.
      Обедать им предстояло на веранде; хозяйкина дочь, Настасья, как мать и предугадала, раньше вернувшись со школы, успела сделать обед. Уже садясь за стол, Савва познакомился с Настасьей. Она вышла из глубины комнат, он поздоровался, она с секунду пристально разглядывала его, незнакомого человека, затем бойко сказала: "Добрый день", благосклонно выслушала ответ и стала накрывать на стол. Савва с удовольствием за ней наблюдал. Это была шестнадцатилетняя, физически уже вполне сложившаяся, длинноногая, светловолосая девушка, лицом привлекательная, и при этом внешне совсем не похожая на мать. Одета она была в простое длинное ситцевое с цветочками платье, на ногах босоножки. Очевидно, в ответ на его молчаливый вопрос Тася усмехнулась и сказала:
-Настенька внешне вся в отца пошла. Даже родственники порой удивляются, насколько мать с дочкой могут быть не похожи.
-Зато папа, наверное, не может нарадоваться на такую дочку, - воскликнул Савва.
-Да не так чтобы, - махнула рукой Тася, - он-то все сына хотел. Сказал, первый ребенок в семье должен быть обязательно сын, это для отца гордость и в старости подспорье. 
-А дочка, по-моему, это счастье, только не всякий мужик это понимает, - вставил Савва.
-Это хорошо, что вы так считаете, - уважительно сказала Тася, доставая из старинного серванта у стены и устраивая на стол литровую бутыль с узким горлышком, наполненную прозрачной жидкостью. - У вас самого дети-то есть? 
-Есть, сын, - улыбнувшись, ответил Савва. – Только ему пятый год всего.
-А там, глядишь, следующей у вас дочка родится, - сказала Тася, наполняя из бутылки стограммовые граненые стаканчики.
-Возможно, - отозвался он.
    В центре стола располагался казанок с дымящейся рассыпчатой картошкой, ее дразнящий аромат разнесся уже по всему помещению, на тарелке теснились тонко нарезанные аппетитные розовые ломтики сала, соленые огурчики устроились в одной тарелке с капустой, отдельно в глубокой миске были маринованные грибки, в высоком глиняном глечике на краю стола охлажденное свежее молоко, в другом, широком и низком, тоже молоко, только кислое, как успела сообщить Настенька, а также по-домашнему сбитое насыщенного желтого цвета сливочное масло и полкаравая домашнего же серого хлеба.
-Угощайтесь, Савва, - пододвинула к нему тарелку Тася, в которую Настенька, лихо взмахнув черпаком, тут же бухнула целую горку картошки, - у нас тут, конечно, не по-городскому, особых разносолов нету, чем богаты, тем и рады, как говорится.
-Ну что вы, натуральная здоровая домашняя пища – это же замечательно, - сказал Савва, принимаясь за еду. Пару минут спустя, прожевав первые куски, он поднял свой стаканчик.
-Я хочу выпить за здоровье обеих милых хозяюшек этого замечательного дома.
    Они с Тасей дружно, в одно движение опорожнили свои стаканчики, а Настя, быстро оглядев их и отчего-то хмыкнув, налила себе в стакан молока.
     Самогон, надо сказать, был нормальной крепости и, против ожидания, вполне приличного вкуса, о чем Савва не замедлил сообщить Тасе.
-Это моя тетка варит, она у нас в селе самый первый мастер по этому профилю, - весело сказала она, затем сразу же сконфузилась, и, обернувшись к дочери, сменила тему:
-Настя, магазин, тот, что в Сосновке, уже открыли? А то я хотела кое-чего домой прикупить.
-Обещали завтра с утра, - бойко ответила девушка, - там сегодня целый день переучет товаров делали.
-Частенько приходится в соседнем селе скупаться, - словно оправдываясь, сказала Тася. – А то в нашем по большей части хлеб, зачастую вчерашний, а еще крупы, сахар, конфеты залежалые, а больше ничего и нет.
     После продолжительного и сытного обеда Тася отвела Савву в комнату, расположенную в правом крыле дома, вход в которую был из общего коридора, то есть она была обособленная, тогда как остальные три комнаты, включая зал, были между собой проходными.
-Здесь вам, надеюсь, будет удобно отдохнуть с дороги, - сказала Тася, бросая на высокую, старинного образца кровать с никелированными металлическими наболдажниками по углам две принесенные с собой подушки. – Тихо тут, окно во двор, никакого шума. Спи хоть круглые сутки, если на часы не глядеть, то и времени счет потеряешь.
    Савва оглядел комнату. Кровать, о которой уже было упомянуто, большой платяной шкаф, стол, застланный уже слегка пожелтевшей вязаной крючком круглой скатертью, комод, стулья и кресло составляли ее меблировку. При этом в комнате имелось всего одно окно, правда большое, которое было прикрыто плотной шторой, а за окном, судя по всему, росло дерево, бросавшее густую тень, отчего в комнате, казалось, навечно поселился полумрак, потому что даже сейчас, когда на часах было около трех часов пополудни, здесь было почти темно.
-Телевизора здесь нет, так что извините, - игривым голосом сказала Тася, - на просмотр программ приходите к нам.
-Большое спасибо, - сказал Савва. – Мне кажется, сейчас у меня самый подходящий случай отдохнуть от телевизора.
     Тася ушла, а он, оставшись в комнате один, разделся, забрался в прохладную, слегка пахнущую сыростью постель и, достаточно вымученный сегодняшним днем, а также сморенный сытным обедом, сразу же уснул.

                Глава шестая.
       Проснулся он спустя несколько часов бодрым и хорошо отдохнувшим. Собираясь встать с кровати, но еще не успев повернуть голову от стенки, Савва вдруг почувствовал, что в комнате кто-то есть.
-Кто здесь? – глухим со сна голосом спросил он, поворачиваясь, и следующую секунду увидел сидящую у стола Настену. Забравшись в кресло вместе с ногами, она бесстыдно оголила их чуть ли не до самых трусиков и при этом беспристрастно глядела на него.
-Э…, ты че, Настенька? – спросил Савва, поймав ее открытый насмешливый взгляд.
-А вот хотела кое о чем спросить тебя, Савва. Ты парень городской, грамотный, стало быть, посоветуешь мне что делать.
-Давай-ка, девочка, ты для начала отвернешься, дашь мне одеться, а потом, если хочешь, поговорим, - сказал он намеренно строгим тоном.
-Хорошо, - согласилась она и повернула голову в сторону.
      Он оделся в одну минуту, словно солдат по побудке, затем прикрыл покрывалом постель, а то еще не хватало, чтобы мать Насти, Тася, вошла и застала в комнате эту картину. Словно прочитав его мысли, Настя сказала:
-Мамы дома нет. Она до тетки пошла, сказала, если тебе понадобится что, ты ко мне обращайся.
-Хорошо, договорились. А теперь я слушаю тебя, Настя, - сказал Савва, застегивая рубашку.
-Есть тут в нашем селе один парень, - начала она. - Десятый класс в прошлом годе закончил. Так вот он осенью в армию уходит, а меня просит ждать его, хочет, чтобы мы после армии, значит, поженились.
-Так вы с ним встречаетесь, что ли, дружите, или как там у вас это называется? – спросил Савва, усаживаясь в одежде на кровать.
-Да так, не по-настоящему, - с гримаской нетерпения на лице бросила она. – На танцах несколько раз вместе были, еще на свадьбах, на днях рождения рядом сидели. Целовались пару раз - да, но так - ничего серьезного. Правда, он, наверное, считает, что я его девушка.
-Ну, а ты так не считаешь, что ли?
       Девушка пожала плечами и не ответила.
    -Он тебе хотя бы нравится? – задал Савва следующий вопрос.
-Если честно, не знаю. Нравится немного, но в то же время и другие парни тоже нравятся.
-Ну, тогда скажи ему, что из армии его ждать не будешь, чтобы он пустых надежд не питал. Скажи, что слишком молода еще, и в любви, мол, ничего не понимаешь.
-Да говорила я ему все это, - с досадливым вздохом сказала Настасья, - но он упертый, черт, ничего слушать не хочет. Дождись, говорит, меня из армии, и мы будем навсегда вместе.
-Ну так и дождись, - простодушно сказал Савва.
-Не, не смогу, - спокойно ответила Настя, - я, как моя мама говорит, уже готова, созрела, то есть, а два года ждать…
-К чему готова? – не понял Савва.
-К этому, ну, к взрослой жизни, - кивнула Настя серьезно. - Да еще Федька этот, совсем мне проходу не дает.
-Какой еще Федька? – совсем уже запутавшись, спросил Савва, напуская на себя заинтересованный вид.
-Да цыган тут есть один, помощник кузнеца, в мастерских работает. Этот тоже хочет, чтобы я его была.
-И он жениться обещает? – усмехнулся Савва.
-Про женитьбу не говорил, а вот про то, что я должна быть его, говорил, и не раз. 
-Это как же так, против твоего желания, что ли?
-Выходит, так, - просто сказала Настасья. - Он меня преследует, придурок несчастный, где только возможно, уже два раза меня ловил, один раз на пасеке, другой раз в лесу.
-Что значит "ловил"?
-Ну чего ты такой непонятливый, Савва? Ловил, когда рядом никого больше не было.
-И что, изнасиловать пытался?
-Ну, он это… не то что бы насиловать, хотел, чтобы я сама ему дала, понимаешь?
       Савва кивнул.
-Когда это случилось в первый раз, на пасеке, я такого страха натерпелась…
-Чего же так, угрожал он тебе, что ли?
-Представь, он расстегнул штаны и вытащил свой… член.
-Это еще зачем? – не понял Савва, весьма удивившись тому, что она об этом так спокойно говорит. А затем подумал, что девушка, выросшая в селе, где нравы гораздо проще, чем в городе, и где многое, в том числе половые акты между их родителями, а также между животными, подсмотренные детьми, является делом вполне естественным, а вовсе не постыдным.
-Хотел, наверно, обрадовать меня этим, но я испугалась. Он у него огромный такой, коричневый, весь в синих жилах. Он сказал, что только меня любить будет, и мне, мол, тогда других мужиков не захочется.
-Ага, бывает в жизни и такое, - отозвался на эти слова Савва. – А ты ему сказала что-нибудь на это?
-Конечно, сказала, - коротко хохотнула Настя. Сказала, что ему только коров на ферме такой штукой удовлетворять, а я от нее наверняка умру.
-А он?
  -Смеялся, сказал, от этого еще никто не умирал и со мной тоже все будет в порядке.
-Ненормальный какой-то, - пробормотал Савва.
-То-то ж и я говорю, - кивнула Настя.
-А ты пыталась его как-то припугнуть, милицией, что ли, или еще там чем, друзьями-товарищами, например?
-Да ничего и никого он не боится, потому что злой как волк и сильный не по годам. Он на перекладине десять раз поджимается.
-Ну, это не рекорд, - усмехнулся Савва, вспомнив, что его личный рекорд тридцать пять раз.
-Так то ж на одной руке, а на двух так вообще без счета, - закончила она и Савва умолк, пристыженный. - Наши деревенские парни опасаются с ним связываться, - продолжала Настя. - Недавно на танцах он четверых так отделал, что они до сих пор с синяками ходят. В последнее время, правда, я его почти не встречаю, поговаривают, он с нехорошими людьми, бывшими зеками связался, с ними теперь где-то по вечерам пропадает.
-Зловредный элемент какой-то, - резюмировал Савва. – Так я-то, Настена, чем тебе могу помочь? А кстати, лет твоему Федьке сколько?
-Да никакой он не мой, а лет ему семнадцать всего, осенью восемнадцать будет. – С этими словами Настя легко соскочила с кресла и убежала куда-то, а Савва в задумчивости отправился вслед за ней.
       На веранде, на столе валялись разбросанные учебники. Физика, химия, английский. Настя сидела на стуле рядом со столом и, уперев руки в подбородок, мечтательно глядела в окно. Да, не до занятий сейчас девушке, подумал Савва, беря учебник английского и бессмысленно вертя его в руках.
-Скажи, Настена, а что тут интересного вблизи вашего села находится? – спросил он. - Мне сказали, что здесь неподалеку есть памятные исторические места: передовая, где война проходила, бывшая партизанская база, да еще кладбище какое-то не наше, не православное.
-На передовую теперь не пускают, - подняв на него свои красивые васильковые глаза, сказала девушка, - там даже сторожа поставили, потому что опасно. Раньше там кто только не лазил, и чуть ли не каждый год кто-то на бомбах и минах подрывался, мне отец об этом рассказывал, я еще маленькая была. А база что? Так, название одно. Землянки уже почти полностью разрушенные, печь домашняя, баня - тоже одни стены, глядеть не на что, мы от школы два раза туда ездили. – Настя пожала плечами. – Кладбище? А что там может быть интересного? Могилки, памятники. Там раньше тоже сторож был, прямо около кладбища жил. Говорили, бесплатно сторожил, так как все его родственники там были похоронены. А недавно он тоже помер.
-А что, Настя, из этого всего ближе к деревне?
-Так кладбище же. Вон оно там, - указала она рукой направление.
-Схожу я в ту сторону, пожалуй, - сказал Савва как можно более равнодушным тоном, - прогуляюсь, проветрюсь.
-Вы можете на мамином велосипеде поехать, вон тут он, в сараюшке стоит. Велосипед хороший, шины накаченные, а заодно и время сэкономите.
  -Спасибо, Настя, пожалуй, я воспользуюсь твоим предложением.
     Возле сараюшки была устроена, еще видимо, хозяином, самодельная перекладина, уже слегка покрытая ржавчиной, и Савва, вспомнив слова, сказанные Настей о ее знакомом, помощнике кузнеца Федьке, протерев ее тряпкой, сделал с десяток подъемов переворотом, после чего двадцать раз подтянулся. Довольно крякнув от бодрящего прилива тепла во всем теле, он вскочил на велосипед и, крутя педалями, словно заправский велосипедист, покатил по селу, направляясь к католическому кладбищу. Мысли его были далеко от этих мест. Скоро, уже совсем скоро я буду обеспеченным человеком, думал Савва, тем не менее, внимательно вглядываясь в бугристую и извилистую грунтовую дорогу, чтобы не шлепнуться с велосипеда. Голова его мгновенно наполнилась думами о сокровищах, уже давно ждущих своего часа, которые ему в самое ближайшее время предстояло достать. Он  возлагал на эти самые сокровища большие надежды, так как, еще не добравшись до них, уже многое потерял. Первое – ему пришлось оставить хорошую и прибыльную работу в баре, так как отпуск ему начальство давать не хотело, а настойчиво рекомендовало взять напарника – второго бармена. А Савва по собственному опыту знал, что напарник – это зачастую первый твой недруг, если и вовсе не враг, который и подвести может, и подставить при любом удобном случае. Худшее может произойти, если попадется недоумок, такой, как, например, Залико, с которым ему пришлось трудиться со второго года его работы в баре. Грузин по национальности, Залико был, в отличие от многих своих земляков, дурак несусветный, и чуть ли каждую неделю, когда они передавали друг другу смену, Савве от его нелепых и глупых поступков и постоянных недостач хотелось все бросить и бежать без оглядки, куда глаза глядят. Короче, Савва не нашел ничего более разумного, как, не дожидаясь нового напарника, уволиться из общепита. Второе – уезжая сюда, он не смог толком объяснить своей жене, куда направляется, из чего та сделала вывод, что у него начинается очередной загул, теперь уже на выезде, и она вполне серьезным тоном пожелала Савве на этот раз свернуть себе шею. И, тем не менее, если все сложится благополучно и его ждет здесь удача, то, если верить дяде Ефиму, денег у него окажется достаточно, чтобы в ближайшие несколько лет не думать о хлебе насущном. А там, глядишь, можно будет в какой-нибудь бизнес влиться, в долю к умным и деловым ребятам войти, сейчас это не проблема, евреи в Одессе и Кишиневе такие дела проворачивают, только успевай участвовать и бабки считать. 
     Велосипед подпрыгнул на одном из малозаметных бугорков, и Савва, очнувшись и стряхнув свои мечты, покрепче вцепился руками в руль. Дорога здесь делала крутой и последний поворот в черте села, огибая тем самым крайнюю хату, после чего вывела его на открытое место. Теперь справа, сколько охватывал взгляд, простиралось поле, засаженное картофелем, а далее свеклой и ячменем, а слева, за небольшим пролеском начиналось кладбище.
     Кладбище. Сердце его при виде этого места забилось тревожно, и в то же время радостно, словно перед встречей с любимой. Савва невесело усмехнулся своим мыслям. Надо же, никогда прежде ему не приходилось радоваться виду кладбища.
     Оно, огороженное невысоким, чуть выше пояса каменным забором, местами обвалившимся, было не очень большим по размеру и казалось запущенным. Оно постепенно зарастало травами, которые в некоторых местах уже скрывали могильные оградки, а кое-где и сами надгробия. Много здесь было женских фигур – гипсовых скульптур, изображений богоматери, что Савве было удивительно, так как ничего подобного на православных кладбищах, где ему приходилось бывать, он не встречал. Людей поблизости видно не было, и он, прислонив велосипед к забору, достал из-за пазухи небольшой, но довольно сильный бинокль, и стал изучать вначале окрестности, а затем и само кладбище. Нужный ему склеп, каменное помещение с металлической, почти сплошь проржавевшей дверью, он обнаружил почти сразу. Затем, сдвинувшись немного левее, он  попытался обнаружить на склепе надпись или какое-либо другое упоминание о Лодзиевских, так как склеп, обрисованный ему Ефимом Ильичем, принадлежал этой семье. Само внутреннее помещение его не интересовало, тем более что на двери склепа красовался огромный навесной замок. В какой-то мере из страха, а также из почтения к мертвым, Савва не был уверен, что решился бы войти внутрь, возникни такая необходимость, но в этом и надобности не было. Наконец, над дверью он обнаружил какую-то полустертую надпись, но вот прочесть ее с того места, где он стоял, было невозможно. Тогда, определившись по сторонам света, он удостоверился, что данный склеп находится именно в северной его части, а ближайший к нему другой склеп, наполовину разрушенный, был на добрую сотню шагов южнее, что и утвердило его в мысли, что искомый им объект определен правильно. Объехав на велосипеде кладбище по периметру, Савва запомнил, где и в каких местах в него легче всего проникнуть внутрь, а также выбраться наружу, так как выемку закопанной там посылки он собирался, конечно же, произвести в ночное время. После чего он вновь поехал по дороге, продолжив свой путь в сторону от села, так, чтобы если кто-то и наблюдал за ним в эту минуту, не подумал, что именно кладбище являлось целью его путешествия. Проехав с полкилометра, он повернул обратно, тем более что уже начинало смеркаться, а ему не хотелось блуждать в этих незнакомых местах в темноте. 
     И все же в знакомый ему уже двор Савва въехал, когда вечерний сумрак сменился темнотой.

                Глава седьмая.
      Тася была уже дома. Увидев его, она возбужденным голосом сообщила захватывающую новость: оказывается, вчера ночью, когда в соседнем селе был ограблен продовольственный магазин, в районном центре двумя  часами ранее, был ограблен ювелирный магазин.    Преступники, а милиция подозревала, что их было не меньше чем двое, развалили заднюю стену ювелирного магазина, пробравшись к нему через распивочную, которая своей задней стеной примыкала к магазину и которая закрывалась на простой замок, и проникли внутрь, где сумели отключить сигнализацию и вынести оттуда ценностей на сумму в несколько тысяч рублей. Милиция подозревает, что оба этих ограбления могли быть совершены одними и теми же людьми.
      Все это Тасе, оказывается, сообщил участковый инспектор, старший лейтенант Анатолий, к участку которого принадлежит Гречиха, а также соседняя с ней Сосновка, в которой этот самый Анатолий имел свой основной опорный пункт.
    Вот, блин, с досадой вздохнул Савва, как некстати вся эта суматоха с ворами и ментами. А цель ведь так близка. Теперь милиция будет всюду рыскать, а ему это вовсе ни к чему, ему важно было сделать свое небольшое дельце и поскорее исчезнуть.
      Тася за разговором одновременно накрывала на стол и закончив рассказ, пригласила Савву ужинать. На столе на деревянной доске уже стояла большая чугунная сковорода, в которой в жиру плавала "яичня" почти сплошь покрытая шкварками – это была яичница-глазунья количеством не менее чем в десяток яиц. Сало и молоко обоих видов – свежее и кислое - были, судя по всему, постоянными спутниками любого застолья, и кроме этого на краю стола появился самовар, а рядом с ним пряники и душистый майский мед в большой деревянной расписной миске.
      Из комнат к столу вышла Настя, одетая в спортивный костюм и кеды. Она, кивнув Савве, словно старому знакомому, тут же уселась на стул и схватила пряник, на что мать мгновенно среагировала:
-Поешь сначала, Настя, а потом уж сладости.
    Едва они принялись за еду, как возле дома послышался треск мотоцикла, затем он смолк так же внезапно как и возник, после чего на веранду взбежал высокий светловолосый мужчина в милицейской форме.
     Анатолий, участковый уполномоченный, догадался Савва, ловя на себе пронзительный взгляд милиционера. На боку в кобуре у того виднелась кобура с пистолетом.
-Здравствуйте, доброго здоровья вам и приятного аппетита, - воскликнул он, прерывисто дыша, при этом не отрывая от Саввы изучающего взгляда.
-Ой, дядя Толя, вы сегодня такой грозный, - пошутила Настя. – Пистолет-то у вас хоть настоящий? 
-Самый настоящий, - подтвердил милиционер, поправив для солидности портупею.
-Пожалуйте к нам, садитесь вечерять, - шикнув на дочь, пригласила Тася.
-Нет, спасибо, дела, - ответил он. – Вот, вашего квартиранта забежал проведать.
    Савва сунул руку за пазуху, где у него в нагрудном кармане рубашки находился паспорт.
-Так он ведь только сегодня приехал, Толя, я же его сама и привезла, - воскликнула Тася.
-Ничего, ничего, - пробормотал Савва, протягивая милиционеру паспорт, - товарищ на службе, с него спросят за каждого нового человека в селе. А вот еще, это уже для алиби, - пошутил он, протягивая вслед за паспортом билет на поезд, который предусмотрительно не выбросил.
   Милиционер внимательно просмотрел оба документа, затем, возвращая их, спросил, надолго ли Савва задержится в Гречихе. Тот ответил, что на пару дней тут, после чего поедет обратно, к себе домой.
-Вы это того, день-два от прогулок по лесу воздержитесь, чтобы уберечься от лишних проблем, у нас тут рейды будут проводиться и все такое. А как все кончится, - лейтенант небрежно козырнул, - я вам сообщу. – Затем, повернувшись к хозяйке, бросил: "Извините, Таисия Игнатьевна, служба", после чего развернулся и убежал в ночь. Вечерняя тишина вновь огласилась пулеметной трескотней мотоцикла, затем все стихло.
-Да вы на него не серчайте, Савва, - сказала Тася, наливая Савве большую чашку чая. – Это у него работа такая, небось, всю районную милицию на ноги подняли, а может и областную, потому что подобных происшествий в наших краях я отродясь не помню.
-Да все это мне понятно, - сказал Савва, макая пряник в мед и с удовольствием отхлебывая из чашки, - милиционерам в ближайшие дни предстоит много побегать. А Анатолий-то, сразу видно, симпатизирует вам, даже по имени-отчеству величает, - словно невзначай бросил он, и лицо Таси мгновенно зарделось.
-Да ну, больно надо, - вырвалось у нее.
-Молодец, Савва!  Вот гляди-ка, человек в нашем селе новый, а сразу заметил, - тут же отозвалась Настя. – Я маме уже не раз об этом говорила, а она не верит мне, все отмахивается.
-А ты не лезь, куда не положено, в дела взрослых, - строго прикрикнула на нее мать, - и вообще, бери книжку и давай отправляйся в постель, спать пора.
-А че уже спать, еще ведь десяти нет, - безвинно ответила Настя, но встала из-за стола, пробормотала «спасибо», затем «спокойной ночи» и отправилась в комнаты.
-Спасибо, хозяюшка, - сказал Савва, тоже выбираясь из-за стола. – Все было очень вкусно. Давайте я помогу вам убрать, быстрее выйдет.
-Что вы, что вы, ни к чему вам эта бабская работа, - засуетилась Тася, споро раскладывая все по местам. – Вы отдыхать идите, а хотите, телевизор приходите смотреть.
-Нет-нет, спасибо, - ответил Савва, - у вас тут такой сладкий пьянящий воздух, все время спать хочется. Из-за этого чувствуешь себя настоящим отпускником. Спокойной ночи.
-Спокойной ночи, - эхом отозвалась Тася.
     Спустя четверть часа Савва лежал в постели и, постепенно засыпая, размышлял, что же ему делать, как быть. Наверное, все же стОит, как здраво советует милиционер, переждать, авось завтра-послезавтра все само собой уладится-утрясется, преступники будут пойманы, а он сможет безбоязненно заняться своим делом. Он уже перешел грань, отделяющую сон от яви, когда почувствовал на своем теле чьи-то прохладные ладони. С трудом вырвавшись из цепкого плена сна и открыв глаза, он увидел склонившуюся над ним Тасю в цветастой ночной рубашке.
-Скажи, Савва, - голос ее был прерывист, она тяжело дышала, отчего грудь ее, и без того не маленькая, высоко вздымалась, - я, наверное, уже старая для тебя тетка, мне ведь тридцать пять уже. Ой, прямо не знаю, что это со мной, - она отступила на шаг и закрыла лицо ладонями.
      Мгновенно выскользнув из постели, Савва обвил ее рукой за талию, затем подтолкнул к постели и мягко, но уверенно опрокинул на спину.
-Не надо Тася, больше никаких слов, - прошептал он, одним движением вздергивая рубашку на ней выше пупка и опускаясь своим телом на ее разгорячённое желанием тело.
    Часом позже, после второго полового акта Тася, удовлетворенная, из благодарности исцеловала его всего, после чего отправилась в свою спальню, а Савва, еще чувствуя на своем теле ее щипки и легкие укусы, немедленно провалился в сон.

                Глава восьмая.
       Приятная истома, не покидавшая его, казалось, всю ночь, в какой-то момент вновь сменилась возбуждением, и он почувствовал, что чьи-то нежные пальцы массирует его детородный орган. Вот ведь, улыбнулся он не открывая глаз своей догадке, чувствуя, как по всему телу пробегают волны удовольствия, сразу видно, что руки к этому делу опытные, не зря Тася столько лет проработала дояркой. Но уже в следующую секунду упруго-мягкое тело опустилось на него и удовольствие сменилось короткой, но резкой болью. Рефлекторно пытаясь защититься от нее, он потянулся к паху рукой, одновременно застонал, и тут же, в унисон, послышался чей-то короткий стон. Рука его, поднявшись, ткнулась в чье-то тело, и от этого он окончательно проснулся.
    В комнате царил полумрак. На его бедрах лицом к нему широко раздвинув ноги, сидела… Настя, лицо ее было искажено гримасой то ли боли, то ли удовольствия.
-Что за… боже ж ты мой, - воскликнул он, и в следующее мгновение Настя неловко соскочила с него и опрометью бросилась вон из комнаты. Немного погодя Савва пришел в себя, затем, осмотрев постель, обнаружил на простыне небольшое кровавое пятно. Вот еще, этого мне только не хватало, подумал он, сообразив, что это, скорее всего, Настина кровь, и что она, вероятно, только что рассталась с девственностью. Причем с его помощью, хотя и пассивной, так что теперь он есть без вины виноватый.
     Торопливо одевшись, Савва вышел в коридор. Чувство вины, удивления и растерянности не оставляло его. Справа по коридору первым от его комнаты помещением была ванная комната, и он, принеся из кухни стоявший на плите еще горячий чайник, отправился туда мыться. Затем вновь оделся, вышел на веранду и, поглядывая на двери, стал ожидать Настю. Безрезультатно. Тогда, попив чаю, Савва решил отправиться к ней сам, в ее комнату. Тася, мать Насти, как он понимал, уже давно была на работе, потому что шёл уже девятый час. Этим, видимо, и решила воспользоваться Настя; надо же, что умудрила сумасбродная девчонка, он до сих еще в себя прийти не может. Впрочем, ей в эту минуту, как он понимал, было не легче, поэтому, постучав к ней и не услышав никакого ответа, Савва решительно толкнул дверь и вошел.      
       Небольшая односпальная кровать стояла под самым окном у противоположной от двери стены, на ней, укрывшись с головой, лежала Настя. Надо думать, это могла быть только Настя и никто другой, решил он и, подойдя, потянул одеяло от головы вниз.
-Чего тебе надо? – резко спросила Настя, поворачиваясь к нему заплаканным лицом.
-Ничего, - растерялся Савва. – Вот, пришел убедиться, что с тобой все в порядке.
-Я в порядке, - ответила она. – И ты ни в чем ни виноват. Уходи.
-Но я как-то неловко себя чувствую, - сказал он.
-Все будет хорошо, - почти сразу справившись с собой, через силу улыбнулась она. – Это я, дура, все сама устроила.
-Зачем, девочка? – только и спросил он.
-Чтобы потом никто пальцем в меня не тыкал: "Это я ее открыл, это я был у нее первый". А так, отдалась чужому человеку, приезжему, который через пару дней уедет отсюда далеко и навсегда, и никому до этого дела нет. Да ты не расстраивайся так, - неожиданно стала она его успокаивать, - ты меня здорово выручил. Теперь я этого бояться не буду. Ты ведь голый был, вот я и… Он у тебя совсем не такой большой и страшный, как у Федьки, так что я не боялась и боли почти не почувствовала. Тем более что ты спал, и я надеялась после этого уйти, думала, ты и не проснешься.
-Ну и дурочка ты, - Савва осторожно потрепал ее по плечу. – Знаешь, мне и жаль, конечно, что так получилось, а с другой стороны, если честно, даже приятно. Но, пожалуй, и это будет лучше для нас обоих, давай забудем об этом, как о мимолетном сне, тем более что для меня и действительно все происходило во сне. – Не дожидаясь ее ответа, он удалился.
      После завтрака – творога со сметаной и медом, продуктов, которые, как утверждают доктора, восстанавливают силы, и еще одной чашки чая, Савва решил пройтись по селу, чтобы лично разузнать, что происходит в самой Гречихе и разыскивают ли и здесь тоже тех самых грабителей, которые накануне очистили золотой и продовольственный магазины.
    День стоял облачный, но дождя как будто не ожидалось, его верные предсказатели - птицы - спокойно парили на самых различных высотах. До самого обеда Савва бродил по селу, отвечал на приветствия вежливых сельчан, всех поголовно здоровавшихся с ним. Его так и тянуло в сторону кладбища, и под конец он таки отправился туда, но, не дойдя до места пару сотен шагов, стал внимательно обозревать окрестности. Ни в самом селе, ни в районе кладбища он сотрудников милиции не встретил. Конечно, они могли быть среди местных жителей и даже для маскировки быть одетыми в гражданскую одежду, но, если думать только об этом, то не стоило и ввязываться в то опасное меропрятие, на которое он уже давно решился.   
     Удовлетворенный прогулкой, Савва решил даром времени не терять, а этим же вечером отправиться на кладбище по своему делу. У него не было больше терпения ждать, он решил выкопать посылку, дабы убедиться, что она существует на самом деле, а потом ее перепрятать, чтобы затем, при первой же возможности, забрать и уехать. К этому его подталкивали также и сегодняшние ночные сексуальные приключения: еще неизвестно, как после них в доме будут развиваться дальнейшие события, хотелось бы, конечно, чтобы без особых эмоций и выяснений отношений, иначе ему придётся срочно уехать из этих мест, практически убежать. Так как инициатива обоих сексуальных контактов исходила исключительно от хозяек дома – матери и дочери, он очень надеялся на то, что всё закончится мирно, без эксцессов. Смущал лишь факт, что девушка-то была несовершеннолетней и к тому же девственницей. Если матери откроется, что у него был секс с её дочерью, или же дочь узнает, что он накануне спал с её матерью, ситуация может стать непредсказуемой и ему придется немедленно оставить село и убраться куда подальше. Короче, достаточно с меня приключений, теперь следует заняться исключительно делом, решил Савва, даже не подозревая, какие приключения ему еще предстоят ближайшей ночью.

                Глава девятая.
      Часов около шести вернулась с работы Тася, Савва вместе с ней пообедал, Насти же дома в это время не было.
  -Носится где-то по подружкам, - усталым голосом сказала Тася, убирая со стола посуду, - к вечеру набегается, вернется.
     Савва встал из-за стола и обнял ее за плечи. Она вздрогнула, но тут же потянулась, обняла его, затем слегка отстранилась и сказала:
-Прости меня, я вчера вечером сама не поняла, что это на меня нашло.
-Тебе не за что извиняться, мне с тобой было очень хорошо.
-Правда? А у меня до сих пор все тело от твоих рук ноет, - пожаловалась она. – С непривычки, наверное.
-Тогда иди, отдохни, поспи часок, - мягко посоветовал он и легонько подтолкнул ее в спину.
-Я так и сделаю, - отозвалась она и через каждый шаг оглядываясь, отправилась в свою комнату.
     Оставшись один, Савва улегся в постель с какой-то первой попавшейся под руку книжкой. Пробежав глазами пару страниц, он незаметно уснул. Проснувшись спустя пару часов, он почувствовал в теле свежесть и прилив сил и стал готовиться к ночному рейду. Взять с собой решил самое необходимое: фонарик, штык-нож, саперную лопатку. Подумав, он решил вновь воспользоваться хозяйским велосипедом. А почему бы и нет – быстро и удобно. Здесь, в селе, многие – и мужчины и женщины, не говоря уж о детях, ездят на велосипедах, поэтому человек на велосипеде никаких подозрений ни у кого не вызывал. Завернув все эти вещи в куртку-ветровку, он сунул всё это в рюкзак и укрепил его на багажнике веревкой.
     Часы показывали начало десятого, когда Савва, стараясь не шуметь, отъехал от дома. На столе под солонкой он оставил записку, в которой печатными буквами сообщал: "Ушел на прогулку, буду поздно. Не беспокойтесь за меня, Савва".
      В сельской местности в этот час многие уже спят, поэтому не удивительно, что дорогой он не встретил ни одного человека. Редкие огни горели в окнах сельчан, да еще в центре села имелись фонари на двух-трех столбах.
      Дорога к кладбищу была уже хорошо изучена им в прошлую поездку, ехал он теперь медленно и аккуратно. Ночное кладбище весьма существенно отличается от дневного, с этим, наверное, согласится каждый. Уже на подступах к кладбищу Савва почувствовал какое-то странное самоощущение и даже страх. Когда-то, в детстве, в 10-12-летнем возрасте, он закалял свой характер тем, что иногда, ночью, заходил на местное кладбище и гулял, сдерживая биение сердца, по его аллеям, будучи готов в любую секунду, при любом звуке, дать оттуда стрекача. Эти воспоминания детства подбодрили его, и Савва, спрятав велосипед в кустах, постоял немного, прислушиваясь к ночным звукам, затем, закинув рюкзак на плечо, решительно преодолел забор и, осторожно обходя могилки, отправился к склепу. В руке он держал подобранную дорогой большую увесистую палку – на всякий случай. Погодные условия благоприятствовали его плану: луны почти не было видно, так как небо постепенно заволакивало тучами. Вокруг стояла мертвая тишина. Без происшествий добравшись до места и обойдя вокруг склепа, Савва наметил, где копать, отставил палку в сторону и достал саперную лопатку. Стараясь производить как можно меньше шума, он воткнул ее в землю. Копать поначалу было трудно, земля была твердой и её приходилось отколупывать кусочками. Затем пошло легче и через каких-нибудь семь-восемь минут он отрыл в земле ямку в полметра глубиной и столько же в диаметре. Решив сделать паузу, чтобы отдохнуть, Савва отставил лопату в сторону и вдруг за своей спиной услышал какой-то едва слышный шум, но не успел даже обернуться на звук, как ему на голову обрушился удар, а в следующую секунду он потерял сознание.      
                Глава десятая.
      Очнулся Савва от того, что в лицо ему брызнули водой, причем, как ни странно, сладкой на вкус – лимонадом, а следующим ощущением была сильная головная боль. Пошевелившись, он понял, что сидит на земле, судя по всему, внутри какого-то небольшого помещения, опершись спиной на каменную плиту, а руки его связаны ремнем. Дышал он носом, так как рот был забит какой-то тряпкой, позже Савва понял, что это был шарф.
  -Оклемался, падла, - послышался чей-то хриплый голос и перед Саввой, словно в тумане, возник чей-то неровный силуэт, от которого повеяло самой смертью. – Этот бугай оказался не такой хлипкий как сторож. Живой, мля. Или ты его, братан, гы-гы, полегше ударил?
-Документов при себе не имеет, может он и не мент вовсе, - услышал Савва другой голос, более молодой и звонкий, к обладателю которого хриплый обращался "братан". К его горлу прикоснулась холодная сталь. Это же мой собственный штык-нож, понял Савва, и от этой мысли ему захотелось заплакать.
-Слышь, ты, пес, - вновь услышал он хриплый голос, наверняка обращенный к нему. - Я сейчас выему тряпку у тебя изо рта, а ты нам скажешь, кто таков есть. Шепотом будешь говорить, понял, а не то я разрежу тебе горло от уха до уха. Понял, спрашиваю? – Савва, с трудом сглотнув, кивнул. В следующую секунду его рот освободился от кляпа.
-Говори, кто такой будешь, и ежели мусор, скажи, где документ прячешь и где сейчас находятся твои корешки-милиционеры.
     Савва, несмотря на сильную головную боль, быстро и лихорадочно соображал. Если рассказать правду, зачем он сюда пришел, они посылочку с драгоценностями сами вынут и заберут, а его наверняка прикончат. А что другое он мог им рассказать, какое объяснение бы их устроило, у него догадки не было.
-Не мент я, пацаны, обычный человек, следопыт, - начал он жалостливым голосом. - Вчера приехал, на квартиру попросился, у Таси, учетчицы совхозной, ночевал.
-Че здесь-то, на кладбище делал, спрашиваю, как нашу хазу надыбал?
     Савва молчал, хотя и понимал, что это не лучший для него выход.
-Федька, ну-ка засвети свечу, чтобы я его подлые глаза видел.
-А не опасно это, вдруг увидят? – спросил молодой, которого звали Федором. 
-Да нет, снаружи свечу не видно, я проверял, - проворчал хриплоголосый.
   "А не те ли это хлопцы, что ювелирный ограбили? - вдруг пронзила Савву догадка. – Если так, то эти ни перед чем не остановятся".
      Перед его глазами заплясал свет свечи.
-Я, братцы, хотел в склепе поковыряться, - решился он. – Говорили, золотишко тут прежними хозяевами должно быть закопано.
-Кто это интересно, говорит, мля, если оно тут и было когда, так его сто лет тому назад стырили, - пробормотал хриплый. – Врет, сука. Он, Федька, за нами вчера подглядел, выследил, гнида, а сегодня решил проверить, что тут есть внутри.
-Я богом вам клянусь, никого ни вчера, ни сегодня не видел, а если бы видел, сами посудите, чего бы я пришел? Чтобы на нож нарваться? – взмолился Савва.
-Чужим добром разжиться захотел, вот зачем ты пришел, - сказал хриплый, после чего грязно выругался.
-Что делать с ним будем, Косой, спалил он нам хату, это понятное дело. Надо поскорее с ним решать и сваливать отсюда, - взволнованно сказал молодой, Федор. Несмотря на явное беспокойство парня, было видно с какой городостью он бравирует блатными словечками.
-А что решать, - ощерился беззубым ртом Косой. – В могилку его какую-нибудь соседскую сейчас определим, хозяин, небось, не обидится, потеснится, еще спасибо скажет за компанию.
    Против своей воли Савва застонал.
-Пасть прикрой, предупреждал же, гнида, - Косой плотно прижал лезвие к его горлу. - Подкоп, сука, стал делать, с замком видно боялся нашуметь, а болты, что мы открутили, в темноте не заметил. 
-Не заметил, - соглашаясь, прошептал Савва, стараясь незаметно для своих мучителей размять руки и ноги, уже начавшие затекать от неудобной позы.
-Нас-то знаешь, или слыхал про нас че? – спросил Косой. – Сторож, что в магазине был, живой или как?
         -Живой вроде, в больницу его, говорят, отвезли, - с готовностью сочинил Савва, посчитав, что так будет лучше, так как смерть сторожа могла им окончательно развязать руки.
-Дочку Таси, где ты комнату снял, как зовут? –  нетерпеливо, перебив напарника, спросил Федор.
-Настей зовут. Не знаю я тут никого, кроме них, не местный я, пацаны, отпустите, никому про вас не скажу.
      Косой, прикрыв рот, заржал, так, видимо, его эта просьба рассмешила.
          Федор, отчего-то усмехаясь, расстегнул ширинку, а секундой позднее на голову Саввы полилась моча.
-Спалил, сука, такое удобное место, - сопроводил он это действо смачным ругательством, - не жить тебе теперь, гнида.
    "Цыган. А ведь это тот самый цыган Федор, про которого мне Настя рассказывала", - сдерживая дыхание, чтобы моча не попала ему в рот и лёгкие, вдруг понял Савва. Член, большой и толстый как палка, висел у него над головой, а по его лицу стекала мерзкая соленая влага.
-На-ка, Федька, посторожи его, я пока мешочек наш вытяну, - передавая штык-нож напарнику, сказал Косой и, подперев то ли небольшим ломиком, то ли монтировкой плиту с соседнего надгробия, сдвинул ее, после чего запустил внутрь руку и что-то оттуда достал.
          Судя по словам и поведению Федора, да еще по тому, что бандиты стали готовиться уходить, Савва понял, что его судьба решена.
-Слышь, Косой, погоди, не убивайте меня, - сплевывая мочу, слезливым голосом, за которым пряталась бушующая в нем ярость, проговорил Савва. – Я капитан госбезопасности, офицер, документ там, за задним карманом, в карманчике трусов. Убьете, меня, будет вам за мокруху вместо тюрьмы расстрел.
-А ну-ка встань, ты, тварь мусорская, - подойдя и встряхнув его за плечи, поднял Савву на ноги Косой. – И ведь чувствовало мое сердце, паскудная твоя харя, меня не обманешь.
    Рука Косого стала шарить по его штанам и секундой позже наткнулась на плотный пакет. В этом пакете, зашитом в трусы, Савва обычно носил НЗ – неприкосновенный запас, деньги, в данном случае это была 1000 рублей четвертными билетами.
        И тут Савву осенило.
-А я, Федор, прошлой ночью отодрал твою сучку Настю, - скороговоркой гаркнул он прямо в ненавистное смуглое лицо, маячившее перед ним. – Она поначалу верещала, потому что целкой была, а потом ничего, оклемалась, сказала, что сладко ей было и привет тебе передавала.
     Хотя в склепе было довольно темно, лицо Федора от этих слов, как показалось Савве, изменилось в цвете. Цель, которую Савва преследовал, была достигнута. Федор страшно взревел и с криком: "убью, сука!", взялся обеими руками за штык-нож, нацелив его в грудь врага. А в следующее мгновение злая бессознательная сила толкнула его тело вперед. Но Савва был к этому готов: едва уловимое движение его стянутых ремнем рук вправо, сопровождаемое движением корпуса влево, и штык-нож, слегка изменив направление, но не потеряв своей ужасающей силы и инерции, с противным хрустом вошел в живот… Косому, стоявшему за спиной Саввы и ничего не успевшему понять.
     Не представляя еще себе, что произошло, лишь поняв, что сам остался цел, Савва обрушил на Федора, совершенно изумленного случившимся и от того на несколько мгновений замершим, серию бешеных ударов ногами, стараясь попасть по почкам и печени, для того чтобы вырубить его, или хотя бы сбить с ног, а затем, когда тот, наконец, со стоном упал, он врезал ему пару раз ногой по челюсти, после чего Федор окончательно перестал шевелиться. "Дай я ему один-единственный шанс, - зло подумал Савва, с огромным трудом приводя в порядок дыхание, - и он, чрезвычайно сильный от природы и от работы в кузнице парень, порвал бы меня в куски, тем более что мои-то руки связаны".
     После этого Савва, едва живой от усталости и нервного напряжения, взял в свои стянутые ремнем руки свечу и оглядел напарника Федора, Косого. Тот лежал спиной на могильной плите и судорожно хрипел. "Надо же, жив еще, сволота", - удивился Савва, разглядывая его. Ниже груди бандюги, под штык-ножом, который вошел в тело почти по рукоятку, набухало кровавое пятно. Помогая себе зубами, Савва лихорадочно стал освобождаться от ремня, сковывавшего ему руки, но справился с этим делом не сразу, это заняло несколько минут. Затем, осмотрев место "битвы" и вновь, внимательно - своих поверженных противников, он задул свечу и осторожно, боком толкнул дверь. Она, к его удивлению, почти беззвучно отворилась.      "Смазали петли салом, бандюги", - подумал Савва, выбираясь на свежий воздух и вдыхая его, кажется впервые за последний час или два, полной грудью. После чего, покачиваясь, словно пьяный, он побрел прочь. Но, пройдя несколько шагов, остановился. "И куда это ты собрался, придурок?" – остановил он сам себя.    
     Вернувшись к тому месту, где часом раньше копал землю в поисках клада, он обнаружил там лопатку и палку-дубинку, которую принес с собой, чтобы оберечься от собак. "Это же надо, ведь они этой самой палкой меня по голове огрели", - с горечью подумал он, разглядывая палку, затем, отложив ее в сторону, бездумно опустился перед ямой на колени. Всего несколько яростных, почти отчаянных ударов лопатой, - на серьезную работу он сейчас, естественно, не был способен, - и она наткнулась на какое-то препятствие. В нетерпении отбросив лопату, он пальцами, сдирая с них кожу, разгреб землю, слегка прикрывавшую грубой кожи портфель, местами уже изрядно истлевший, после чего вытащил его из ямы на свет божий целиком. Портфель был плотно перевязан бечевкой, которая, впрочем, тоже почти истлела, и на вес оказался довольно тяжелым.
     Дальше Савва действовал на одних инстинктах, не думая. Засыпав землю обратно в ямку и уравняв ее лопаткой, а для верности утоптав, он вернулся в склеп, где, собрав все свое мужество, тщательно протер шарфом рукоятку штык-ножа, торчащего в груди Косого.      
   Затем он подпоясался тем же ремнем, который всего несколько минут тому назад стягивал ему руки, сунул за пазуху фонарик, затем, пошарив по полу и отбрасывая в сторону пустые бутылки, обнаружил мешоче к, который Косой доставал из склепа. Запустив в него руку, Савва ощутил в ладони кольца, цепочки, часы, и этого барахла было там немало, килограмма три. "Ну вот, теперь в моих руках двойное богатство", - невесело усмехнулся он, после чего приподнял Косого, который уже перестал хрипеть, и сунул ему под спину мешок. "Будучи живым, Косой эти ценности украл, теперь же, будучи мертвым, он должен их сохранить для ментов, - горько усмехнувшись подумал Савва, вновь выходя наружу. Он завернул в снятую с себя куртку-ветровку портфель, сунул его в рюкзак, затем подобрал дубинку и лопату, и уже не в силах заботиться о скрытности передвижения, даже не глядя по сторонам, прямиком отправился к тому месту, где оставил велосипед. Обратный путь прошел без происшествий, он нашел свой велосипед в кустах в целости и сохранности. Савва с трудом расположил все вещи на велосипеде, после чего без промедления поехал к лесу.
       Оставив велосипед на опушке, в кустарнике, он углубился в черную неприветливую чащу. Пройдя несколько десятков шагов, Савва набрел на необычное по форме и потому приметное дерево, - своими раздвоенными стволами оно напоминало детскую рогатку, - немного разрыл землю между толстыми корнями, затем спрятал портфель в углубление, присыпал все ветками и землей, после чего растёр в руках три сигареты и посыпал это место еще и табаком, после чего отнес лопату и дубинку далеко в сторону, метров за двести. Вернувшись к велосипеду кружным путём, он вскочил в седло и со всей возможной скоростью поехал обратно в село, так как понимал, что его в любую минуту могли там хватиться.   
      "Как знать, - думал он дорогой, - вдруг Тасе захочется любви, она зайдет в мою комнату и ей покажется странным, отчего это я до сих пор не вернулся. Тогда она, возможно, обеспокоится, а там еще, глядишь, по закону подлости, зайдет участковый уполномоченный Анатолий, и тогда мое отсутствие быстро свяжут с происшествием на кладбище". Это, правда, произойдет позднее, когда этих двух бандитов обнаружат на кладбище, внутри склепа. Или же не обнаружат? Да нет, обязательно обнаружат, менты не дураки, и странно что они до сих пор еще на это кладбище внимание не обратили.
     Он крутил педали и дорогой лихорадочно размышлял, что сделал правильно, а что нет. Что обнаружит милиция, когда доберется до склепа? Отпечатков пальцев он как будто нигде не оставил. Обувью наследил, это да, так ведь от нее можно избавиться. Что еще? Труп Косого. Косой погиб - это факт, но кому это интересно – мёртвый зэк, ментам гораздо важнее вернуть государству украденные и затем найденные на нем ценности, иначе власти их, ментов, в покое не оставят, а будут гонять как собак. Постой, а как же с Федькой, с цыганом? Тьфу, твою мать, Савва попросту забыл о нем. Конечно, надо было замочить его, убить на месте, просто придушить, подумал Савва, и дело с концом, но он, увы, хорошо знал, что не смог бы на такое решиться. Хоть цыган в лицо его прежде не знал и в склепе навряд ли запомнил, он, Савва сам ему адрес дал, живу, мол, у Таси и т.д. Ладно. Будь что будет. Косого Федька убил, ценности в данный момент находятся при Косом. Если Федька оклемается и сбежит оттуда, да еще ценности, украденные в ювелирном магазине, с собой прихватит, менты его в покое не оставят, и тогда я, хочется надеяться, останусь в стороне.
     Вскоре Савва добрался до дома. Несмотря на то, что, как ему казалось, с минуты его отъезда из дома прошла целая вечность, на часах было всего половина второго. Прежде всего он тщательно умылся, затем, бесшумно пробравшись в свою комнату, переоделся в спортивный костюм и, переобувшись в кроссовки, уложил свою обувь в пакет, после чего, вновь оседлав велосипед, поехал к центру села. Конечно, эта поездка добавляла риска быть кем-либо увиденным, но необходимо было задуманное дело завершить. Подъезжая к телефону-автомату, единственному на все село, Савва лишь надеялся, что в нем не срезана трубка, как в большинстве телефонов-автоматов в нашей стране. Набрав 02 и дождавшись ответа: "Дежурный слушает", Савва скороговоркой, старательно подражая украинскому акценту, сказал милицейскому дежурному, что какие-то подозрительные люди прячутся на старом польском кладбище (именно так сказал, как называют его местные жители), после чего, несмотря на настойчивые просьбы милиционера назваться, повесил трубку. Затем, зайдя в общественный туалет, расположенный около клуба, он бросил в отверстие очка свои ботинки. Теперь важно было незамеченным вернуться к дому. Пару раз за ним, пока он ехал, с громким лаем увязывались собаки, а один раз он даже услышал чей-то пьяный окрик, но так как от него до кричавшего было далеко, он понадеялся, что замечен или тем более узнан, не был. Уже у самого дома его нагнал дождик. "Дождик - это хорошо, - думал Савва, поспешно, пока не намокли шины, загоняя велосипед в сараюшку, - он, возможно, скроет следы".    
    Поднявшись в дом, Савва зашел в кухню и обнаружил, что угли в плите еще тлеют и осторожно, вещь за вещью, спалил в ней свои брюки и куртку. Они, конечно, не хотели загораться, тут же задымили, едко запахло резиной, но Савва плеснул в плиту немного керосина, затем, открыв полностью заслонку, быстро избавился от дыма, а сверху бросил пару свежих поленьев. Затем он поставил на плиту полный 5-литровый чайник – нагреть воды, чтобы помыться. Искупавшись и промыв найденным в серванте самогоном болезненно саднящую рану на голове, он принял почти полный стакан того же напитка внутрь, после чего, кусая найденное на столе мочёное яблоко, очень кстати там оказавшееся, отправился в постель.    
    Укладываясь, Савва вновь взглянул на часы, было три часа ночи. Немного погодя, когда он, обняв подушку, в который уже раз перебирал в уме события этой ночи, стараясь привести их хотя бы в какой-то порядок, послышался гул моторов, и мимо дома проехали несколько машин. "А вот и  менты пожаловали. Торопятся на место происшествия", - усмехнулся он, укрываясь одеялом с головой, будто намереваясь таким образом спрятаться от этих самых ментов.

                Глава одиннадцатая.
      Сказать, что этой ночью он спал, было бы преувеличением, Савва так до утра и проворочался с боку на бок, изредка проваливаясь в тяжелое забытье и просыпаясь от каждого шороха.
      Поднявшись с постели довольно поздно, он первым делом отправился к зеркалу, чтобы определить, есть ли на лице следы вчерашнего происшествия. Лицо, к счастью, оказалось чистым, вот только голова еще побаливала, уже непонятно, то ли это последствие удара, то ли от принятого на ночь самогона. Он, было, успокоился, но уже в следующую минуту его словно током ударило: ведь Федор, цыган, если остался жив, то сейчас, скорее всего, дает ментам показания и описание его внешности. Да это и не обязательно: едва менты узнают, что там, в склепе, был еще и третий, как он, то есть Савва, человек в селе новый, станет главным подозреваемым. Возможно еще, что Федор, если он не дурак, все спихнет на него, как на главного, а сам притворится жертвой, к тому же несовершеннолетней, которую заставили что-то там делать и т.д., как теперь в своих книгах пишут всякие бывшие, вышедшие на пенсию следователи.
     А если Федька и не догадается все это выдумать, так следователь может ему такую мысль подсказать, так как следователю несовершеннолетнего сажать не с руки. Множество подобных случаев описано в литературе, а также показано в кино. Впрочем, ментам и не надо было догадываться, что был еще кто-то третий, ведь Савва сам подсказал им эту мысль, позвонив по телефону дежурному.
      Подавленный этими мыслями, а также собственными многочисленными домыслами, – фантазия у него, надо сказать, была весьма богатая, - Савва вышел на веранду.
     Таси, к счастью, дома не оказалось, поэтому все последние новости он узнал от Настеньки, которая вскоре вышла из своей комнаты.
-Ты знаешь, Савва, что тех людей, которые магазины ограбили, поймали, - едва завидев его, возбужденно вскричала она. – Их, говорят, на кладбище нашли, они в одном из старинных склепов скрывались. Ты не поверишь, один из грабителей - Федька, тот самый цыган, о котором я тебе рассказывала. Его в больницу в район увезли, а другой, я его не знаю, не нашенский он, убитый был.
     Савва на её рассказ только покивал головой, не выражая своих эмоций ни лицом, ни голосом.
    Теперь, утром, после всего пережитого ночью, Савва вновь был полон сил и готов был действовать, упрекая себя за вчерашнюю слабость, не позволившую ему Федьку убить. "И чего я его, сучонка этого, вчера не добил, - скрипнув зубами, с тоской думал он. – Вот ведь, оклемался же, падла, цыгане по природе своей словно сорняки – сильные и живучие. А теперь вот из-за своей мягкотелости, - сверлом вонзилась в его мозг мысль, - я усядусь лет на десять за убийство Косого. Это в том случае, если мне поверят и за ограбление не привлекут. Но кто же мне поверит, что я никак с этими бандюгами не связан, а попросту имею привычку по ночам в качестве променада прогуливаться по кладбищу. Правда, есть еще вариант, это если им, милиции, то есть, все как есть объяснить и портфель отдать, но и в этом случае они меня обязательно усадят, да еще и дядю Ефима я за собой потяну". 
-Ну и чудеса происходят у вас в деревне, Настенька, не соскучишься, - нарочито равнодушным тоном бросил он и, оставив недоумевающую Настю на веранде, вышел во двор.
    "Если Федька в больнице, и состояние его плохое, то есть врачи не позволяют его допрашивать, - подумал он, - то у меня, возможно, еще есть время, чтобы скрыться, уехать из этих мест. В этом случае портфель с ценностями придется оставить в том месте, где я его запрятал, ведь участковый Анатолий не дурак, помнит обо мне, может установить слежку, броситься вдогонку, проверить багаж, а то еще и объявить в розыск или сотворить еще что-нибудь в этом роде. А главное, он паспорт мой листал, так что и адресок, пробежав своим наметанным глазом, скорее всего, срисовал, то есть запомнил". 
      Если следовать стезе криминального жанра, думал Савва, то теперь он, чтобы обезопасить себя, должен пробраться в больницу, где этот самый Федор лежит, нацепить на себя халат и, перехитрив всех кто там есть – врачей, медсестёр и ментов, ликвидировать его – придушить подушкой или горло перерезать. Конечно, это был бы идеальный вариант, но для него это было все же чем-то из области фантастики – что поделаешь, ну не способен он был на подобные "подвиги".
      Нет, решил он, ему остается только ждать, поспешный отъезд может вызвать подозрение, а он должен действовать как ни в чем ни бывало, как будто все произошедшее его ни в какой мере не касается, а там, как знать, может, все как-нибудь уладится само собой.
      Чтобы не терзаться бездельем, а также соответствовать званию следопыта, он решил сделать вылазку на базу партизанского отряда, благо она была недалеко, в лесном массиве, километрах в шести от деревни.
       Оседлав для этой цели ставший уже привычным ему велосипед, Савва пустился в путь. Дорога была влажной, вчерашний дождь был хотя и непродолжительным, зато обильным.
       В военную годину местный партизанский отряд располагался, судя по всему, в почти непроходимом лесном массиве, теперь же к нему вела вполне приличная, хотя и грунтовая дорога, и в дополнение к этому через каждые несколько сот метров на столбах, а то и просто на стволах деревьев висели таблички, указывающие путь к партизанской базе.
      На базе, куда он прибыл спустя час с небольшим, все было в глубоком запустении, что привело Савву в разочарование. Землянки, вырытые в годы войны в земле, были почти полностью засыпаны во избежание обвалов. Деревянные таблички, прибитые к деревьям то тут, то там, упоминали, что там-то находился санитарный блок, тут - банно-прачечный пункт, там готовили еду, а вот здесь находился штаб отряда. Казалось, все это хозяйство, как было заброшено после войны, так и осталось до сих пор без изменений. И лишь разбросанные повсюду пакеты из-под снеди, а также бутылки из-под водки, пива и лимонада напоминали о том, что сюда, к этим развалинам и сегодня приходят люди: кто-то почтить память героев-партизан, а кто-то просто отдохнуть и погулять на природе.

                Глава двенадцатая.
     Обратный путь занял чуть более часа; подъехав к дому, Савва обнаружил обеих своих хозяюшек – Тасю и Настю, беседующими с соседской парой из дома напротив. Это были муж и жена уже пожилого возраста, которых Савва пару раз встречал и раньше.
     Поздоровавшись, он стал чуть в сторонке, чтобы не мешать и в то же время чтобы иметь возможность слышать их разговор, который, конечно же, был всё о том же – о ночной поимке грабителей на кладбище.
-Да милиционеры сами же и застрелили этого уголовника, который и не нашенский вовсе, а приезжий из Ворошиловграда, так как он был с ружьем, - энергично размахивая руками, убежденно говорил мужчина лет шестидесяти, шестидесяти-пяти с лицом, испещренным глубокими морщинами. – А Федьку они стрелять не стали, молод еще, только побили изрядно, поэтому-то он сейчас в больнице и, говорят, до сих пор еще в себя не пришел, не оклемался.
    "А это уже хорошая для меня новость, - обрадовался Савва, - в себя не пришел, это значит, что он до сих пор без сознания".
  -А откуда, дядя Прокопий, вы знаете про Федьку? – перебила говорившего Настя, ее напряженный голос выдавал скрытый интерес.
-Так разве ж один я только, - развел руками Прокопий. – Люди говорят, значит знают.
   - Ну и слава богу, что их уже поймали, - вздохнула Тася. - Пойдемте домой, Настя, Савва, пора обедать, - обернувшись, сказала она. - Спасибо вам, Прокопий Кириллович, - повернулась она к соседу, - и вам, Марья Федоровна, за компанию, - кивнула она его супруге.               
  -Сегодня в селе почти никто не работает, - сообщила Тася, когда они втроем поднялись на веранду. – Везде только и разговоров, что про Федьку и того, убитого, его напарника. Люди в кучки собираются и болтают, что попало, меня уже мутит от их выдумок.
-Говорил я вам вчера, - вставил Савва, - что скоро все закончится. Вот и закончилось, теперь спокойствие вернулось к жителям Гречихи, зато в ближайшие месяц-два будет о чем поговорить. 
-Это так, - согласилась Тася. - Наливай, Настена, всем борща, вы, Савва, деревенский борщ, надеюсь, любите?
-Уже люблю, хоть и не пробовал еще, - вытирая о салфетку ложку, бойко ответил Савва, отчего Настенька прыснула в кулак.
     За обедом он исподволь поочередно наблюдал за обеими женщинами – матерью и дочкой. Тася в свои 35 была еще довольно хороша – крепкая в теле баба, правильно сложенная и пока не расплывшаяся. Ее карие проницательные глаза так и пробирали человека, это Савве уже не раз пришлось испытать на себе. В постели она тоже неплоха – чувствуется что не особо опытная и что отвыкла от мужской ласки, но, тем не менее, во всех любовных начинаниях партнера идет навстречу, причем, что важно, готова не только брать, но и давать.
    Интересно, подумал он про себя, что бы произошло, узнай она про нас с Настей. Поубивала бы, наверное.
     Настенька. Она, безусловно, хороша в своем прелестном, 16-летнем возрасте, и при этом гормоны в ней так и играют, аж через край перехлестывают. Надо же, не побоялась такое с ним сотворить, видно, очень уж ей хотелось от девственности избавиться. В какой-то мере даже приятно, черт возьми, что она для этой цели – первого сексуального опыта - выбрала именно меня. И в каком-то смысле благодаря этому она же мне помогла, ведь не скажи я Федьке про то, что я ее трахнул, он бы не потерял головы, не бросился на меня с ножом, очертя голову и тогда еще неизвестно, чем бы все закончилось.
   Борщ оказался вкусным – наваристый, слегка кисловатый, как раз в его вкусе, и Савва съел его целую миску. От второго – гречки с подливой – он отказался, был сыт, и, досидев из вежливости до конца обеда, ушел в свою комнату.
     Едва он прилег, как думы вновь одолели его. Бездеятельность его терзала, а любое действие в отсутствии информации могло нанести непоправимый вред. Уехать домой, а потом сидеть и дрожать, дожидаясь, когда за ним придут и арестуют? Конечно, такая ситуация не может продолжаться бесконечно, день-два, максимум неделя-другая и все станет на свои места. Возможен также вариант, что Федька-цыган все свалит на умершего Косого и не станет сдавать его, Савву милиции, а выздоровев, решит сам заняться поиском человека, который отправил его в больницу. Хотя, конечно, менты Федьку не оставят в покое, все равно пару лет тюрьмы да припаяют. Итак, главное сейчас – информация о том, как проходит следствие. А от кого он, Савва мог ее получить? Пожалуй, только от Анатолия, от участкового, больше не от кого. Анатолий, сегодня или завтра наверняка придет сюда, в дом к Тасе, важно не пропустить этот момент, оказаться на месте.
     Вечером, часов около восьми, когда Савва, изнывая от безделья, валялся в своей комнате на кровати с книжкой, в доме, как он и предполагал, действительно появился Анатолий – Савва узнал о его приезде по треску мотоцикла. Стремглав выскочив из своей комнаты, он уже в коридоре сбавил шаг и на веранду вышел ленивой расхлябанной походкой только что проснувшегося человека. Тася и Настя были на веранде, Савва поздоровался с Анатолием и присел на стул. На этот раз Анатолий был собран, спокоен, снисходителен и ответил на предложение хозяйки отужинать согласием.
     -Ну что, Анатолий, - спросил его Савва, когда все они, исключая Настю, опрокинули по стаканчику, - звездочку на погон вам теперь добавят? - он шуточно ткнул пальцем в собственное плечо.
-Да, возможно, - самовлюбленно ответил Анатолий, - ведь я принимал в поимке преступников самое непосредственное участие. Кладбище, как вы знаете, на моем участке находится, пришлось мне первым туда идти.
     Тася и Настенька одновременно ойкнули, отчего лицо милиционера расплылось в самодовольной улыбке.
-Народу-то много было при задержании? – спросил Савва.
-Да много, человек тридцать, - с неохотой пояснил Анатолий. – И все из-за того, что у бандитов было ружье, которое они отобрали у сторожа. Я говорил оперу из района, давай вдвоем, ну втроем пойдем, меньше шуму будет, а он сказал, что рисковать моей или чьей-либо жизнью не имеет права.
  -Но в вас они, как мы тут от людей слышали, стрельнуть не успели? – спросила Тася, раскладывая по тарелкам вчерашнее блюдо - гречку с мясной подливой.
-Не, когда мы в склеп ворвались, оба бандита – Константин Панкратов, по кличке Косой и Федька уже выключенные были. Мы подозреваем, что имеется еще главный – третий их подельник, который был вместе с ними, а потом решил их убить, после чего, захватив золото, исчезнуть с места происшествия. Но, - Анатолий хитро прищурил левый глаз, - недолго ему бегать осталось, мы уже знаем кто это. – Савву от его слов чуть не передернуло, ему показалось, что милиционер этим дал ему понять, что имеет в виду его. Анатолий же тем временем продолжал: - Но ведь хитер он, этот третий, согласись, Тася: мотоцикл, на котором они грабежи совершили, в леске неподалеку от кладбища был припрятан, ветками замаскирован. И ружье там же, в коляске.
-Так зато деньги и золото при нем остались, - воскликнула Тася, глаза ее возбужденно горели. - А мотоцикл ему не в надобности, тем более что он, скорее всего, ворованный, его, верно, бери выше, машина где-то неподалеку дожидалась.
     Савва затаил дыхание: если сейчас окажется, что золота при Косом не обнаружено, то сюжет этой истории станет окончательно запутанным, и конца ей еще долго не будет. 
    Анатолий заговорщицки склонился над столом, и все трое присутствующих поневоле приблизили к нему свои головы. В  нём сейчас, что явственно читалось в глазах Анатолия, боролись два чувства – с одной стороны, он как милиционер, должен был соблюдать тайну следствия, с другой – чтобы казаться значительным перед женщиной, которая ему нравилась, её дочерью, завоевать расположение которой ему было необходимо, и перед приезжим, который завтра-послезавтра уберется из этих мест, он должен был выложить все известные ему козыри до конца. К тому же, Анатолий вдруг обнаружил, что весь дальнейший процесс следствия от него коллегами утаивался, а он, офицер, менее через год заканчивающий Высшую школу милиции, до глубины души уязвленный этим фактом, хотел быть и дальше в центре внимания.
    -Дело в том, друзья-товарищи, что золото, как ни странно, оказалось при покойнике, - проговорил Анатолий. - Третий бандит или не знал этого, или… тогда и не знаю, что и сказать. – Анатолий выглядел несколько смущенным. - Во всяком случае, он ушел без золота.
-Так тогда какой же смысл был ему во всем этом?.. – разочарованно протянула Тася.
       -А к Федьке в больницу, - продолжал Анатолий, торопясь поскорее выложить все, что знал, - сегодня приезжал профессор из области, нервопатол…, то есть невропатолог. Он его битых три часа обследовал и сказал, что парня били так, что он оказался парализованным и сомнительно, что он когда-либо придет в нормальное состояние.
      Савва незаметно сглотнул ком слюны, скопившейся у него во рту. Бог на его стороне, восторжествовал он. И черт с ним, с Федькой, подумал он, не жалко, ведь они с Косым собирались его убить, не говоря уж о том, что он его, Савву, ни за что унизил, обоссал.
      На прощание, когда Анатолий уходил, Савве хотелось его даже расцеловать за все те сведения, которые он сообщил. Уже садясь в мотоцикл, до которого Савва с Тасей его проводили, Анатолий вдруг обратился к нему:
-Ну а ты, Савва, уже все свои дела в нашем селе сделал? Когда уезжаешь? 
-Да вот, наверное, завтра и поеду. В партизанском лагере был, всё что возможно, у знающих людей разузнал,  - с улыбкой ответил Савва, а сам в этот момент внутренне напрягся: вопрос милиционера, на первый взгляд вполне естественный, его, честно говоря, немного испугал.

                Глава тринадцатая.
      Савва, отправляясь в свою комнату, не строил каких-либо надежд на ближайшую ночь в плане секса, но Тася, решив этот вопрос за обоих, ураганом напала на него, едва он туда вошел. В эту ночь было все: и бешеный секс и поцелуи вперемежку с упреками в том, что Савва невнимателен к ней и даже в том, почему он уже уезжает. Савва тоже был предельно возбужден, - но по другой причине, - однако это ему не помешало переключиться и быть сексуально агрессивным; напряжение последних суток наконец оставило его, дав новый мощный позыв к жизни.
       Утром следующего дня Савва, раздираемый любопытством, что же именно может быть в портфеле, отправился в лес за своим сокровищем. То и дело оглядываясь по сторонам, страхуясь на тот случай, если кто-то следил за ним, он въехал в лес примерно в полукилометре от того места, где им был оставлен пакет. После этого, тщательно спрятав велосипед,  он пробрался лесом к тому самому дереву, по форме напоминающему рогатку. Он  его с трудом обнаружил, так как, передвигаясь лесом, чуть было не потерял ориентацию. Выкопав портфель, он уже во второй раз удивился тому, насколько он тяжел. Затем, внимательно осмотревшись по сторонам, Савва присел на корневище дерева, затем расстелил на земле перед собой свою спортивную куртку. Аккуратно открыв портфель с помощью ножичка, он надрезал первый попавший ему в руки пакет. Из него он вынул несколько тяжелых колбасок, туго обернутых просмоленной бумагой, оказавшихся золотыми пяти- и десятирублевками еще царской чеканки. Не удержавшись, он их пересчитал. 169 десятирублевок и 56 пятирублевых монет. Затем в замшевом, уже почти истлевшем мешочке размером в кулак, он обнаружил камешки. Драгоценные камни были обработаны, но без оправы. Это были кроваво-красные рубины, зеленые изумруды, васильковые сапфиры, белоснежные, черные и розовые жемчуга, а также белые, голубые и розовые брильянты. Нет, названий этих камней Савва не знал, это уже позднее ему про них кое-что объяснили. Восторг охватил его при виде этой красоты. Совершенно не представляя себе даже приблизительной стоимости этих камушков, Савва понимал, что в его руки попало настоящее сокровище. Упаковав все аккуратно назад, он вскрыл еще один пакет, из которого ему на колени посыпались золотые цепочки, кулоны, серьги, кольца, с камушками и без, а также несколько пар золотых часов. Все это было в количестве примерно в сотню штук и весом не менее чем в два или три килограмма. Последний пакет был и вовсе маленьким, но также тяжелым. Савва открыл его и ему на ладонь скользнул цельный кусок белого металла…
    Минутой позже, сложив все это обратно в портфель и туго забинтовав его захваченным с собой бинтом, Савва сунул портфель в приготовленный для этой цели крепкий матерчатый мешок. Он внимательно осмотрелся по сторонам, после чего вернул мешок на место. Присыпав это место сухими ветками и почерневшей прошлогодней листвой, а затем еще и щедро присыпав табаком из растертых в пыль сигарет – на всякий случай, от собак, он, соблюдая осторожность, вернулся к велосипеду тем же путем, что и пришел. Даже не почувствовав как доехал до дома – ноги несли его сами - он, зайдя в свою комнату, стал собираться. Одновременно в уме он вырабатывал для себя тактику поведения на тот случай, если менты его захватят вместе с пакетом. Конечно, без тюремного заключения, скорее всего, и в этом случае не обойдется, но срок не может быть большим, так как пострадавшего, то есть настоящих владельцев всех этих сокровищ, скорее всего, уже не было на свете.
      Вещмешок Саввы заметно похудел относительно того, каким он был по приезду сюда. Теперь в нем были лишь плащпалатка, свитер, фляга с водой и фонарик.
     Дома в этот час никого не было, и он, оставив на столе, под хлебницей полторы сотни рублей десятками, написал записку:
    "Уважаемая Тася, уезжаю в районный центр. Не прощаюсь, так как, может быть, еще вернусь, это зависит от того, как все сложится. Велосипед, вы уж извините, забираю с собой, так как с автобусами, вы знаете, проблема. Вы,  если что, купите себе в районе новый. Исполненный глубокой благодарности к Вам, Савва".
     Ну вот и всё, теперь осталось только забрать мещок, осторожно, окольными путями выбраться с ним из этой местности, а затем как можно скорее взять курс к дому.
    
                Глава четырнадцатая.
     Прошло уже два часа, как он выехал из села; с другой его стороны. Всё это время Савва без устали крутил педали. Порывистый весенний ветер приятно холодил лицо. Разбитая шоссейная дорога, по которой он ехал, направляясь в соседний райцентр, была почти пустынна. В полях, где по большей части были посажены картофель и свекла, то и дело виднелись трактора, рядом с ними копошились немногочисленные колхозники.
      Соседний райцентр, расположенный в 30 километрах от Гречихи,  он  выбрал  для  отъезда  по  той причине, что   в За – ском районе у него было уже несколько знакомых, не говоря уж об участковом Анатолии, с которыми ему встречаться не хотелось.
      Небольшой городок Н - оск, являвшийся районным центром, оказался как две капли воды похож на соседний райцентр, уже знакомый ему. Свернув с объездного шоссе, Савва покатил по центральной улице. Перед ним замелькали дома, преимущественно в один и два этажа, небольшие предприятия, солидное современное здание райкома партии, в данном случае трехэтажное, две школы, соседствующие друг с другом, дом быта, предприятия общественного питания. Чтобы не светиться в вокзальном буфете, он перекусил в одном из городских кафе, около него же оставил велосипед. Затем пешим ходом добрался до железнодорожного вокзала. Вокзал оказался небольшим, одинаково унылым как снаружи, так и изнутри и уже давно требующим ремонта. Он состоял из зала ожидания на полсотни посадочных мест, расположенных тремя рядами спина к спине, с двумя узкими окошками касс и тремя десятками автоматических камер хранения в углу, а также буфета со стойкой и пятью-шестью столиками, называвшегося претенциозно - станционным рестораном, а еще багажного отделения, нескольких помещений вспомогательных служб и туалетом, расположенном в отдельном здании неподалеку. Снаружи, чуть в стороне, находился газетный киоск, в котором он приобрел свои любимые газеты «Советский спорт» и «Известия». Войдя в зал ожидания, Савва окинул его внимательным взглядом, затем прошел к камерам хранения и, открыв одну из свободных секций, сунул туда, вынув из рюкзака мешок, завернутый в плащпалатку. Затем набрал букву и три цифры, одновременно ладонями на всякий случай прикрывая их от любопытного или случайного взгляда со стороны, закрыл, после чего почти автоматически прокрутил в разные стороны. Этот пароль, еще парочка дополнительных, и пара-тройка запасных, хранились у него в голове годами. На всякий случай. Нет, Савва не фиксировал цифрами год своего рождения, как делают многие, не составлял три семерки или три девятки в рядок, в уме у него были заложены комбинации из цифр, которые наименее всего подходили для расшифровки. Он их составил тогда, когда еще вовсю занимался фарцовкой, это было уже несколько лет тому назад. "Пусть мешок, столь дорогой мне, сколько и опасный, полежит пока тут, мало ли что", - решил он, усаживаясь на одно из свободных сидений так, чтобы одновременно держать дверцу камеры хранения и вход в зал ожидания в поле зрения, после чего прикрыл лицо газетой и стал ожидать поезда, который, если верить расписанию, должен был пройти здесь транзитом через сорок минут. Этот поезд шел тихим ходом, останавливаясь, как шутили пассажиры, около каждого забора, из Киева до северной столицы Молдавии – города Бельцы. Скорые поезда миновали такие станции, как эта, не сбавляя скорости, и лишь тихоходные останавливались здесь на минуту-две, что для Саввы было вполне достаточно. Брать билет он не стал. Для этого надо предъявить в кассу паспорт, а он решил как можно меньше светиться. Когда подойдет поезд, попрошусь к любому из проводников, с ними ведь всегда можно договориться, решил он, зная что всё зависело лишь от суммы.
      Он медленно огляделся по сторонам. Вокзальная публика была немногочисленна. В основном тут были сельские жители старше среднего возраста, путешествующие не далее как до одной из соседних станций, в ногах у них теснились многочисленные сумки, баулы и корзины с провизией. Состав ожидающих немного оживляла небольшая цыганская семья, состоявшая из старухи, женщины средних лет с тремя малыми детьми, из которых один был на руках у матери и среднего же возраста мужчины. Савва вначале с интересом к ним приглядывался, но потом, вспомнив Федора, отвернул лицо в сторону.
     До прихода поезда оставалось пятнадцать минут, когда он решил сходить в туалет по малой нужде. Войти внутрь этого помещения, расположенного в полусотне метров от вокзала, оказалось невозможным, так как весь пол его, и еще площадь в три-четыре шага до входа, был покрыт испражнениями и лужами мочи, не говоря уже о запахе, от которого попросту можно было потерять сознание, так что Савва, ступив внутрь на один шаг и едва спрятав зад за угол здания, расстегнул ширинку.
    -Бог в помощь, - в ту же секунду услышал Савва чей-то насмешливый и неуловимо знакомый голос. Повернув голову в сторону говорившего, он увидел… Анатолия. Да-да, того самого участкового из села Гречиха, а также Сосновки. Анатолий был в гражданском, коричневом вельветовом костюме, через руку у него висел плащ.
-Спасибо, я и сам справлюсь, - сказал Савва, продолжая начатое дело. "Только этого мне не  хватало, - словно обухом жахнуло его по голове. - Нет, не зря этот мент возник у меня на хвосте. Чувствовал я, непростой это мусорок, зря, видимо, недооценил его. Он за мной наверняка следил, скорее всего, от самой Гречихи ведет".
-Сам пришел, или опергруппа где-то поблизости дожидается, - спросил Савва, не оборачиваясь.
-Много тебе будет чести, Савва, - отвечал он. – Я и сам с тобой совладаю.
-Не много ли в тебе самомнения, лейтенант? – спросил Савва, неторопливо застегивая брюки.
-Давай, если закончил, выходи наружу, - потребовал Анатолий.
-Знаешь, я в милицию не пойду, - спокойно сказал ему Савва. – Хочешь, стреляй в меня – здесь и сейчас, - вижу ведь, ты под плащом пистолет прячешь. Своим скажешь, что пришлось стрелять при попытке к бегству. Медаль получишь, а там, глядишь, и звездочку на погон прицепят.
-На тебя пока нет прямых улик, только косвенные. Так что с тобой нам еще долго предстоит разбираться.
-Стреляй, или я выстрелю, - услышал Савва свой собственный напряженный голос, и Анатолий увидел направленный на него браунинг белого цвета.
-Неужели выстрелишь, - несколькими секундами позже, справившись с собой, усмехнулся Анатолий. - Если не убьешь, а только ранишь, я ведь тебя потом из-под земли достану, а убьешь меня, так под расстрел пойдешь.
-Я потому пистолет достал, чтобы ты не был слишком уверен в себе, и чтобы разговор у нас с тобой на равных получился, - сказал Савва, пряча браунинг в карман.
–Я, ведь, Савва, стрелять в тебя не собирался, видишь же, поговорить пришел, - спокойно ответил Анатолий, хотя лицо его заметно побледнело. – Обозлился я на тебя, Савва, за то, что ты у Таськи остановился. Люблю я ее, понимаешь?
-Понимаю. Я тебе, поверь, в этом деле не помеха. У меня совершенно другие цели и задачи. Хочешь, женись на ней, - великодушно разрешил Савва.
-Ага, - усмехнулся Анатолий. – И причина подходящая есть, вон на днях в РОВД письмо из колонии пришло, что ее муж, Василий, убит. Бунт на зоне был, так он среди восьми убитых оказался. Череп ему чем-то пробили. Свои же, зеки видимо постарались, так как пулевого ранения на его теле не обнаружено. Скажи мне, Савва, ты был в прошлую ночь на кладбище? – неожиданно перебив самого себя, спросил он.
-Да, был. Случайно там оказался. И что? – ответил Савва.
-Это ты убил Косого?
-Нет, это Федор, хотя целил в меня. – Не зная еще почему, но Савва стал с ним говорить со всей откровенностью.
-А Федора кто покалечил?
    -Мне пришлось это сделать. Я защищался. Я нарушил их планы. Опять же случайно получилось, переплелось все и мы с ними в одном месте и одно время оказались. Вот они и напали на меня. Кстати, руки у меня в тот момент были связаны, ногами отбивался, так что виновным себя не считаю. Золото, как ты знаешь, при Косом нашли, я к нему отношения не имею, вернее, сам же его туда и запрятал.
-Так что же это получается, - криво усмехнулся Анатолий - Ты предлагаешь мне поверить тебе и просто так уйти, оставив тебя при твоих интересах? А я ведь за тобой с самой Гречихи слежу. Как записку твою прочитал, так сразу на мотоцикл и на дорогу выскочил. Проехал до райцентра и тогда только понял, что ты в другой райцентр подался.
-А ты бы сделал вид, будто меня не нашел, - сказал Савва, сам не веря в то что говорил. - И будто не было у нас с тобой никакого разговора. Сам ведь сказал, нет у тебя на меня ничего. Бандитов я твоих прежде не знал, магазины не грабил, то есть никоим образом я к этой истории не причастен. Рюкзак мой проверь, там тоже ничего тебя интересующего не найдешь.
     -Ой, так ли это, Савва? Оно красиво, конечно, ты излагаешь, и я уже почти поверил тебе, да ведь не зря у тебя этот пистолетик при себе.
-Эх, Толя, Толя, у страха глаза велики, это ведь и не пистолет вовсе, а зажигалка. Причем, неработающая. Хочешь, подарю?
-Погоди, погоди, ты хочешь сказать, что это не настоящий пистолет?..
-Вот, посмотри, - Савва вынул из кармана и протянул ему пистолет-игрушку.
     Анатолий подошел и с недоверием протянул руку.
  -Смотри-ка, - сказал он, разглядывая вещицу. – Пистолет действительно сувенирный. Старый только, весь поеденный. А это эмаль, что ли? А если я на курок нажму?
-Ну и нажми, - пожал плечами я.
    Анатолий отвел пистолет в сторону, направив на мусорную кучу, нажал на курок, но ничего не произошло.
     -Долго без дела лежал, - с сожалением сказал Савва, - вот зажигалка и вышла из строя.
-Рисковал ты, Савва, а я ведь действительно мог выстрелить.
-Мог, но ведь не выстрелил, - пожал плечами Савва.
-Да, не простой ты, - сказал он, затем вновь обратил внимание на пистолет.
    -Смотри-ка, какая красивая игрушка, - залюбовался он. – А это что, камни какие-то разноцветные. Драгоценные что-ли? – Пистолет, местами проржавевший, был инкрустирован некоторым количеством камушков, вделанных в рукоятку.
    -В наследство от прабабки получил, - протянул Савва за игрушкой руку и Анатолий с сожалением сунул её ему в ладонь. – Не верится мне, что вещица эта какую-то особую ценность имеет, но все же приятно – память, семейная реликвия. А ты думал, мне чужое надо? Нет, старший лейтенант, не нужно мне чужое. За этим-то я в ваши места и приезжал. К кому, да как, тебе не скажу, не обязан. Но будь уверен, в розыске как украденное это не числится.
-Верю, - вдруг твердо сказал Анатолий. – Теперь я тебе верю, Савва. Но все же, как мне с тобой быть, ведь ты с бандюгами этими схлестнулся, хоть и с руками связанными, да еще Федька этот…
-А ты, лейтенант, плюнь и забудь все это, тебя ведь в сыщики никто не приглашал, верно. Скажи, прав я?
-Не приглашал, - нехотя согласился Анатолий.
-Я, если меня допрашивать станут, в полный отказ пойду, ничего они мне не докажут, сам знаешь. Тебе все как есть сказал, с другими же и  вовсе разговаривать не буду. А ты прояви простую человеческую совесть, отпусти меня. – Сделав после сказанного паузу, Савва добавил: - А потом, когда свадьбу устроишь, меня пригласи. Не пожалеешь, обещаю. Слово джентльмена. Вот тогда и твой интерес в этом деле будет.
-Ну ладно, - после долгой внутренней борьбы, наконец решился он и протянул Савве широкую крестьянскую ладонь. – Езжай себе домой, будем считать, что твои дела меня больше не интересуют.
-Спасибо, - с чувством пожав его ладонь, ответил Савва, затем достал блокнот и черкнул в нем пару строк ручкой. – Вот тебе мой адрес и телефон, как жениться надумаешь, напиши обязательно. Или лучше телеграфируй. Обещаешь?
-Ладно уж, напишу, - слегка покраснев сказал он.
-Ну, до свидания, Анатолий. Спасибо тебе за все. Видишь, я с тобой не прощаюсь, значит, свидимся еще.
      Свой поезд Савва за разговором с Анатолием пропустил, поэтому часом позже, дождавшись следующего поезда, идущего в юго-западном направлении, он уехал в Одесском направлении, до станции Бессарабской. В рюкзаке, оттягивая его плечи приятной тяжестью, лежал мешок, а на душе было необыкновенно легко и светло.

                Глава пятнадцатая.
      Отдохнув после своего путешествия два месяца, Савва стал составлять план дальнейших действий. Отдых этот был вынужденным, так как он не был до конца уверен в том, что история, произошедшая в Гречихе, не будет иметь продолжения и никоим образом его не коснется. Драгоценности были припрятаны очень тщательно, глубоко под землёй, причем разделены были на три части. Но... время, которое он запланировал как возможно критическое, иссякло, теперь настало время действовать, не век же отсиживаться, дожидаться неприятностей. Ефим Яковлевич как и обещал дал ему несколько адресов и имен, а также написал два рекомендательных письма деловым людям, которых он знал много лет. Все эти люди находились в Одессе, что и неудивительно. И Савва вновь собрался в дорогу. Он взял с собой всего несколько золотых пяти- и десятирублевок, пять камешков разного цвета и размера и три мужских перстня с не самыми крупными камнями. Это была разведка, первая вылазка в неизвестность, ведь он вторгался в неведомую ему область, где надо было быть предельно осторожным. В записках от дяди Ефима было указано его, Саввы, фальшивое имя – Георгий, то есть Жора. Это была примитивная уловка, но всё же они с Саввой решили, что так будет лучше. Обратного адреса в записках не было, не было и упоминаний на место проживания автора записок.
     Первый адрес Савва нашел легко, нужный ему дом находился почти в самом центре города, вблизи «Привоза». Но когда он постучал в нужную дверь, ему не открыли. А пообщавшись со случайно встреченным соседом, он выяснил, что адресат выбыл, то есть Михаил Аронович Скляр умер. В возрасте пятидесяти девяти лет. И умер не далее, как месяц назад.
   -Долгая ему память, а вам всех благ, - сказал Савва, после чего извинился и покинул дом и двор. Он не заметил, как следом за ним со двора на улицу выскользнул невысокий худощавый парень скромно одетый и с неприметной внешностью.
    Прежде чем отправиться по второму имевшемуся у него адресу, Савва заглянул на «Привоз», где с интересом присматриваясь к продаваемым там продуктам и товарам, прошел почти все ряды, испробовал коровьего и козьего молока, кислой капусты, полакомился несколькими сортами копчёной колбасы и сала, и только после этого отправился на выход из рынка, где поймал такси – это был старенький «Запорожец» с полным ручным управлением, которым владел инвалид. Худощавый парень чертыхаясь лихорадочно ловил другую машину такси, однако все же успел, и автомобиль «Жигули» вскоре пристроился за «Запорожцем». Ехать пришлось недалеко, Савве эта поездка обошлась в три рубля; его преследователю – за срочность – в пятёрку.
       Другой нужный Савве человек проживал в обычном одесском дворике, дома в котором были непонятного возраста – им было то ли пятьдесят, то ли все сто лет. Похоже, что весь этот срок прошёл без ремонта фасада. Именно в таких двориках снимают кино про революцию и Великую отечественную войну, тамошние домики сохранили свою калоритность на век. Войдя во дворик Савва огляделся по сторонам.
     -Вам кого, мужчина? А то стоите тут как Дюк, – услышал он глухой и прокуренный голос.
  Савва обернулся, у водоразборной колонки стояла женщина лет сорока-шестидесяти с морщинистым лицом, курившая папиросу.
   -Я ищу Спивака Якова Абрамовича. Не подскажете, где его квартира?
   -Да вон же, - неопределёным жестом указала направление женщина. И уяснив, что мужчина из её жеста ничего не понял, добавила: - на втором этаже направо и до конца. Там будет написано «Доктор Спивак».
    -Так он что, доктор? – спросил этот смешной на её взгляд мужчина, явно приезжий.
   -А что, кому может и доктор, - ответила женщина и отвернулась.
    Посчитав разговор исчерпанным, Савва пробормотал «спасибо» и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж. Там он постучал то ли в фанерную, то ли в картонную дверь, которая от стука сама отворилась.
   -Кто там? – непонятно откуда донёсся до него мужской голос с непередаваемым одесским акцентом.
  Всего два слова, подумал Савва, а как по разному их можно произнести.
   -Здравствуйте, я ищу Якова Абрамовича. Меня зовут Жора, я к вам по записке от вашего старого знакомого.
   -По записке – это хорошо, - услышал он тот же голос, только теперь уже гораздо ближе, и он увидел еще одну открывшуюся внутрь дверь, вроде как деревянную, а на самом деле, судя по ее массивности, металлическую. 
   -Ну-с, молодой человек, давайте вашу записку, - протянул руку выступивший из-за двери пожилой человек лет шестидесяти с небольшим. Он близоруко поднёс записку к глазам и долго и внимательно её со всех сторон рассматривал, только что не понюхал, затем прочёл. - Для вас, молодой человек, я просто Яша, так меня и зовите, - сказал хозяин квартиры, пожимая протянутую Саввой руку. Пальцы руки мужчины были холодными, но всё еще, невзирая на возраст, сильными.
  -Вы, наверное, интересуетесь, Жора, сколько мне лет? – угадал мужчина, жестом приглашая гостя в большую слабоосвещенную комнату, очевидно салон. – Так я вам скажу – семьдесят два.
   -Да, но вы выглядите на целый десяток лет моложе, - пытаясь подстроиться под одесский акцент, произнес Савва.
   -Ой, зачем мне надо этих глупостей, - махнул рукой Яков Абрамович. – Я же не дама, мне и мой собственный возраст нравится. Проходите сюда, вы, видимо, на консультацию?
   -Ну да. Мне сказали, что вы доктор, да и в табличке на вашей двери так значится.
   -Ой, вы знаете, я конечно доктор, но специфический доктор, - засмеялся хозяин, хотя его скрипучий смех веселым или приятным назвать было трудно.
   Хозяин прошел к небольшому столику, покрытому черным бархатом и, включив два дополнительных настольных светильника, водрузил на лицо какой–то сложный оптический прибор.
   -Что у вас, Жора, позвольте мне вас так называть. Камушки, золото, изделия?
  - Всего понемножку, - ответил Савва, доставая из кармана чехол из-под очков и высыпая из него свои сокровища на бархат перед Яковом; затем он вынул из кармана мешочек с монетами и осторожно выложил их на стол.
   -Так-так, вещи добротные, похоже, что дореволюционные, жаль только, что долго лежали где-то, придется чистить. Бабушкино наследство? – сказал Яков после тщательного осмотра предметов. 
   -Да, вы угадали, - отозвался Савва, добавив к своему голосу нотку удивления. – Она мне обещала сделать подарок, аккурат к свадьбе, значит, а тут занемогла и в течение недели умерла. Не дожила до свадьбы всего месяц. А я с помощью ей даже подсуетиться не смог, ведь сам я живу в Житомире, а она в Котовске. Только и успел, что похоронить. – Савва смахнул невидимую слезу.
   -Да, понимаю, понимаю, - произнес на это Яков. – Мои соболезнования. Это в котором Котовске? В том, что в Одесской области, или же в Молдавии?
   -В Одесской, - протяжно сказал Савва.
   Да, кстати, она у вас что, дворянка была? – спросил Яков.
     -Тоже скажете, - слегка обиженным тоном ответил Савва. – Что же я, по вашему, на буржуя похож? Нет, она работала в юности в доме у богатых помещиков, и моя прабабушка там же, экономкой. Ну, пожалуй, на этом и хватит исторических подробностей. Я вас уверяю, что эти штучки не имеют к криминалу никакого отношения и пролежали в сундуке на горище у бабушки не меньше чем 50-60 лет.
   -Пожалуй, вы правы, пролежали приличное время. Знаете, теперь почти нет настоящих ценителей старины. Но золото, уверяю вас, хорошо уйдет, я из него цыганам цепей понаделаю. К примеру, червонцы: проба высокая, 900, вес 8.6 грамма. А вот эти изделия... да еще камушки... Это ж было бы неплохо превратить их в изделия, не так ли?
    -Хозяин-барин, - ответил ему Савва. – Мне бы хотелось их продать побыстрее в том виде, как есть, да и дело с концом. Но быстрее – это не значит по дешевке. За нормальную цену. Сколько, вы думаете, я могу за всё это получить?
   -Надо подумать, - осторожно ответил Яков. - Если вы могли бы оставить это мне на три дня, например, то я покажу эти вещи нужным людям. И они, возможно, дадут цену. Подходящую, имеется в виду. Чтобы и вам было приятно и меня, старика, не обидели.
   -Договорились, - легко согласился Савва. – Расписок вы не даете?
   -Позвольте, молодой человек, вы меня обижаете. Разве ж я прожил бы столько лет на свете, да еще в Одессе, если бы людей обманывал. Но если вы мне не доверяете?..
  -Всё в порядке, - ответил Савва, - это была шутка.
  -С вами приятно иметь дело, - повеселел Яков. – Я очень постараюсь за эти дни всё это сбыть. Но, помните, цены диктует рынок, не я. Я вам через три дня дам полный расклад на ваши изделия, а вы уж решайте, подходит ли вам цена. Договорились? Приходите сюда к шести вечера, идёт? Там на входе за первой дверью, как вы знаете, имеется вторая, а слева зеленая кнопочка звонка, так вы когда придете, нажмите на звонок два раза коротко.
   -Договорились, - ответил Савва, вновь пожимая Якову руку. Каким-то странным образом теперь она была уже не холодной, а тёплой, почти горячей.

                Глава шестнадцатая.
 
      -А я вам говорю, что фраерок этот залётный, - сказал худощавый парнишка, следивший за Саввой целых шесть часов. – И надо же, посетив квартиру Скляра, он тут же ныряет к Спиваку. Я узнал по своим каналам, этот тоже камушками и золотом занимается. Значит, фраерок упакован прилично, если по таким тузам ходит. Ведь мелочью эти дяди не занимаются.
   Разговор происходил в небольшой квартирке на пятой станции Фонтана, где Борис имел в бабушкином доме свои две отдельные комнатки с отдельным же входом. Вокруг стола стояли три стула, на одном сидел сам хозяин, на двух других расположились его габаритные гости, под которыми стулья того и гляди, могли рассыпаться. На столе пара открытых бутылок лимонада, стаканы, початая бутылка водки, пачка сигарет «Кишинэу».
    -А откуда нам знать, Боря, что он, как ты говоришь, упакован. Может, нюхает обстановку, ищет места сбыта. Возьмём его, труханём как следует, а он пустой или имеет что-нибудь, да по мелочи.
     -Ты прав, Миха, поэтому нам надо в хату к этому, Спиваку, попасть, тогда уж наверняка пустыми не останемся, - сказал Денис, гость Бориса. - Ворвёмся вслед за этим, залётным, когда фраерок еще раз пойдёт к нему; тогда наверняка фарш при них будет. И вообще в хате, я уверен, есть чем поживиться. Фраерка сразу и вырубим, тогда он за наводчика сойдёт, вот пусть потом с блатными сам и разбирается.
     -Я бы не хотел делать это всё так явно, - вновь подал голос Борис, одессит по рождению. - Узнают же, начнутся разборки, на меня выйдут, а что я блатным скажу?.. Что я навёл на хату гопстопников из Молдавии? Еще на пику посадят.
   -А мне эта идея нравится, - воскликнул третий собеседник, широкоплечий блондин, явно атлет, по имени Денис. Он был лидером по натуре и тут тоже командовал он. Кстати, он и в самом дела был спортсменом, мастером спорта СССР по дзюдо, призером страны, кандидатом в молодежную сборную Союза.
     – Мы входим следом за фраерком, оглушаем и укладываем его рылом в пол, - продолжил Денис. - Спивака тоже маленько помнём, но так, для испуга, чтобы понял, что мы не шутим, и мог сказать что и где у него хранится. Надо только будет проверить, как войдём, нет ли у него какой-либо сигнализации. Мы с Димой будем в милицейской форме. Боря входит следом, но в маске, чтобы рожу не засветить. Таким образом ты не в теме, брат, мы тебя отмажем.
   -А на хрена нам Боря в таком случае? – хмыкнул Михаил.
   -Он местный, в таких хатах наверняка бывал, поможет нам разобраться что к чему. И еще - Боря пойдет с обрезом.
  -Но я... – воскликнул Борис.
  -Оружие будет незаряженным, - продолжил Денис. - Это так, чтобы припугнуть хозяина. Естественно, шум поднимать мы не будем. Ты знаешь, как это пугает: человек в маске и с оружием. Мне папан что-то подобное, помнится, рассказывал. А ему есть что вспомнить.
   -Еще бы, полковник милиции, - отозвался Михаил восторженно, но поглядев на Дениса, прикусил язык.
  -Теперь главное – фраерка не упустить. Как он выглядит, Боря?
   -Плотного сложения. Рост 173-175. Морда простая, даже на деревенского смахивает. Но прикинут: в джинсах, кроссовки «Адидас», пиджак красный замшевый. Весь по фирме. Живёт в центре города, снимает у хозяйки комнату. Сегодня же вечером отправлюсь туда, проследить, чтобы не съехал и жилье не поменял, блин. А то придется потом возле дома Спивака его круглые сутки поджидать. Я, правда, братишку своего там оставил, он на мопеде ездит, но если что экстренное случится, позвонит, я его на все случаи подготовил.
  -Опасность этот фраерок представляет? Внешне, на твой взгляд?
  -Не думаю... – заелозил на своем месте Борис.
   -Да для него, Денис, любой, кто его побить может, или просто шире в плечах, опасен, - рассмеялся Михаил.
   -Я с ножом буду, - упрямо сжав губы, проговорил Борис. – С ним я хорошо управляюсь.
   
                Глава семнадцатая.

    Три дня вынужденного отпуска Савва использовал для посещения самых разнообразных мест в Одессе. «Привоз» и набережная, рестораны и кафешки, магазины и лавки, зоопарк и Луна-парк, галереи и музеи, - вот, что его интересовало. Середина восьмидесятых. НЭП в стране был еще только обещан. Перестройка была в зародышном состоянии. Тем более интересно было наблюдать за изменениями в Одессе. Известно, что в этом городе Новую Экономическую Политику не надо было провозглашать, её надо было только разрешить.
     Савва в первый же день, когда попал в Одессу, полюбил этот город. Душой и сердцем – навсегда! Вначале за юмор – необычный, искрометный, неподражаемый, - это было ему по настоящему близко, так как и сам он обладал изрядным чувством юмора. А позднее полюбил и за всё остальное. Каждый год, начиная с 1977 года, когда он появился тут в первый раз, он проводил в Одессе несколько недель: отдыхал у моря, ходил в театры, кино, на концерты, общался с людьми, просто отдыхал. Душой и телом. Вот и теперь он не считал эти дни потерянными для себя, а просто наслаждался пребыванием в этом прекрасном городе.
     Комната, которую он снял, была довольно удобной. Сама же квартира располагалась в обычном одесском дворике почти в самом центре города, и была по порядку первой от ворот. Первый этаж, дверь, из неё длинный коридорчик, ведущий направо, в большую 20-метровую кухню. И в этом же коридорчике почти незаметная дверь налево, которая вела в небольшую комнатку, где он и расположился. А уже дальше, из кухни можно было по широкому коридору пройти в салон и в две другие смежные с ним комнаты. Таким образом, Савва мог прийти в свою комнату когда угодно, и никто его не видел. А если он хотел кого-либо увидеть, ему надо было пройти на кухню, где всегда находился кто-то из членов семьи. Во второй же вечер он проник в квартиру вместе с девушкой, с которой познакомился в Луна-парке. Хозяйка накануне предупредила, что он может, конечно, привести кого он хочет, только чтобы всё было тихо и мирно. Всё у Саввы и его случайной подружки Марианны так и было: почти тихо, если не считать любовных стонов, и вполне мирно.
      Но вот прошли три дня и наступил час встречи с Яковом Спиваком. На всякий случай Савва полностью рассчитался и попрощался с хозяйкой квартиры.
     На улице Савва поймал такси и первым делом отправился на автовокзал, где сунул свою сумку с личными вещами и покупками в одну из ячеек камеры хранения. Он очень надеялся, что ему после встречи с Яковом не потребуется бежать без оглядки, но всё же сумку свою он сложил так, чтобы в ней не осталось ничего, что бы говорило хоть что-нибудь о её хозяине. Ни документов, ни старых билетов, адресов, газет и прочей ерунды. Только вещи – безличные и безмолвные. На всякий случай.
     Таксист попросил до места дорого, Савва даже крякнул, услышав сумму, но делать было нечего, чтобы ехать дешевле, необходимо было отойти от автовокзала хотя бы на несколько сот метров, но там было сложнее поймать машину.
     «Ладно, крупное дело затеял, чего же мелочиться, - пробормотал он про себя, забираясь в салон далеко не новой «Волги». Сидя в машине, он перепроверил, всё ли у него в порядке в карманах и за поясом, поправил джинсы так, чтобы они не жали, но и не болтались, перезавязал шнурки на кроссовках. Одет он был в точности, как его описал Борис – джинсы «Аризона», кроссовки «Адидас» и бордовый пиджак с большими боковыми карманами, то есть точно по сезону. В Одессе уже наступила осень, но холода еще не наступили.
    Осмотревшись перед входом в уже знакомый ему дворик и не заметив ничего необычного, Савва прошел внутрь, пересек его наискось, по металлической лестнице поднялся на второй этаж и подошел к нужной ему двери. Уже дважды нажав обнаруженную им возле двери зеленую кнопочку, он почувствовал за спиной какое-то движение и как раз в это мгновение дверь отворилась. Нет, Савва не вошел в эту дверь, так как ему очень интересно было узнать, кто это находится за его спиной, и он уже обернулся, как его, не спрося, втолкнули в квартиру силой. Да еще с такой силой, что он пролетел до половины комнаты и наверняка бы упал, если бы не столкнулся... с девушкой. Она-то как раз от столкновения упала, а он по этой же причине остался стоять на ногах.
    -Всем оставаться на местах, это милиция! – послышался за спиной громкий голос, и Савва, обернувшись, увидел у входа двух милиционеров. Один был с погонами капитана, другой – старшего лейтенанта.
   -Товарищи, товарищи, я таки извиняюсь, а что тут собственно происходит? – вскричал хозяин квартиры, Яков, откуда-то появившийся в комнате в халате и тапочках, а ведь Савва сразу его и не заметил. – Врываетесь тут, понимаете, а это вам ведь не 39 год.
  Савва тем временем наклонился, чтобы помочь девушке встать на ноги, но его остановил окрик:
  -Ну ты, фуфел, сказано всем оставаться на своих местах и не дергаться. Ты, старик, иди к стене. Ты, в пиджаке, тоже к стене, оба поднимите руки.
   Савва, уже слегка придя в себя, почему-то сразу подумал, что перед ним разыгрывается какой-то фарс, театральное действо, в реальность которого он не мог поверить, но выполнил требуемое, подняв руки. Одновременно он внимательно оглядел милиционеров, потому что один из них сразу привлек его внимание.
    -Товарищи, а вы не хотите предъявить мне ваши документы? – спросил Яков, но тут же получил пинка под зад, от которого отлетел к той самой стенке, куда милиционеры ему указали. Савва, может быть и поверил бы, что эти милиционеры всамделишные, если бы следом за ними в комнату не вошел еще один человек. Он был в маске и с обрезом в руках – коротенькая такая винтовка.
   Тем временем один из милиционеров – капитан, сделал несколько шагов по направлению к Савве.
   Что-то форма на нём слишком новенькая, успел лишь подумать Савва, как капитан размахнулся, явно намереваясь его ударить. Это было уже слишком. Савва подобрал левую ногу, колено его поднялось почти до груди, после чего резко выпрямил, целясь милиционеру в грудь. Это в фильмах, в постановочных сценах герои бьют плохих дядей пяткой в голову, от чего те потом летят все пять, а в плохих кино десять и более метров. Но удар получился неплохой, почти как в хорошем кино, милиционер пролетел три или четыре метра назад, снес попутно кресло, одиноко стоявшее в центре помещения и упал навзничь. И в ту же самую секунду Савва вспомнил, где видел этого милиционера, теперь уже наверняка липового, а видел он его на соревнованиях, когда тот боролся на первенстве Молдавии по дзюдо в прошлом году. Дело происходило в Кишинёве, и он, Савва, заявился тогда во дворец спорта на финалы, чтобы посмотреть как борются молодые дарования. Ностальгия, ничего не поделаешь, он ведь когда-то и сам был неплохим дзюдоистом. И вот этот самый блондин там, на татами, блистая отточенной техникой, крошил всех на своем пути. И не мог же он, гражданин Молдавии, в одночасье переехать в Одессу. Тем более, он, как помнил Савва, считался юниором, то есть был не старше двадцати, а тут – целый капитан милиции.
      Все эти мысли пронеслись в голове Саввы в одно мгновение, потому что оставалась еще одна весьма реальная опасность – в лице человека в маске, держащего в руках обрез ружья.
     В  следующее мгновение Савва рванулся в сторону, норовя спрятаться в соседнем помещении, одновременно он, чувствуя, что дела принимают весьма серьезный оборот, выхватил левой рукой из нагрудной кобуры «Макаров» и в одно мгновение взвел его. Однако мужик с ружьем повел себя в этот момент весьма странно: вместо того чтобы выстрелить в Савву, он бросил обрез на пол и с криком «полундра» кинулся к выходу.
   Яков тем временем поднял с пола девушку, очевидно свою внучку. Оба милиционера в этот момент выглядели растерянными, они видимо никак не ожидали, что у заезжего фраерка имеется пистолет, а вот их кобуры, увы, были пусты.
   -Эй вы, уроды, оба на пол, живо! – крикнул Савва, направляясь к ним. «Капитан» уже пришел в себя и быстро выполнил требуемое, а «старший лейтенант» задержался и потому получил от Саввы сильнейший пинок под колено, а следом еще удар, уже с другой ноги, в пах, отчего сразу же повалился на пол.
 - Яков, что будем с ними делать? – спросил Савва хозяина квартиры, бегло ощупывая кобуры и карманы горе-бандитов; затем он подхватил с полу обрез, переломил его, убедился, что стволы пусты и тут же бросил оружие в угол комнаты.
  -Что-что, валить, ясное дело, - всерьез ответил тот. «Милиционеры» стали что-то бормотать, а Яков, подойдя к ним, послал в лицо каждому по сильнейшей струе газа из баллончика.
   -Я уже нажал сигнальную кнопку, - сказал он, отходя в сторону и жестом отзывая Савву. – Люди приедут через несколько минут. Вот тебе твои вещи, Жора, тут всё в целости и сохранности, а тут, - он достал из кармана пачку десятоки любовно её оглядел, - тебе нервы полечить. Не будь тебя, иди там знай, чем бы всё закончилось.
   -Обычно за вредность я молоком беру, ну да ладно, и на том спасибо, - проговорил Савва, быстро принимая от Якова увесистый мешочек и пачку денег. 
 - А что с этими-то? – он указал на лежавших.
  Один из «милиционеров» «капитан» как раз в этот момент зашевелился, второй зашелся в кашле.
  -Лежать неподвижно, еще раз дёрнешься, застрелю, падла! – проговорил Савва, делая несколько шагов к выходу, но не спуская глаз с грабителей.
   - С ними сейчас серьёзные люди будут разбираться, по всей строгости блатного закона, - зловеще проговорил Яков. – А ты иди, иди, парень, тебя искать никто не будет.
      Идя по двору Савва боялся, что встретится еще с кем-либо из той же банды и потому был настороже, но благополучно и без помех выбрался на улицу. Едва он отошел сотню шагов от ворот дома, как к ним с разных сторон подъехали сразу двое «жигулей», из которой повыскакивали человек шесть, не меньше.
   Менты это, или блатные, неважно, теперь залётные грабители из Кишинёва очень и очень пожалеют, что попытались ограбить Спивака, подумал Савва, он не сомневался что и компаньоны «капитана» тоже из Молдавии. Спустя пару минут он перехватил едущего пустым частника, с которым тут же уехал на автовокзал, хотя понимал, что соваться туда по меньшей мере небезопасно. С автовокзала Савва, захватив свои вещи, решил ехать на посёлок Котовского и опять же на такси.
    -Шеф, сколько до посёлка? – спросил он водителя «жигулей», молодого парня. Он конечно предпочёл бы ехать в «Волге», но этот авто был на текущий момент единственным на стоянке.
   -Гривенник, - веско сказал ему водитель.
   Савва сел в машину на заднее сиденье, пристроив рядом с собой сумку.
   -Получишь вдвое, - сказал он, когда водитель тронул с места. – Только просьба: никого по дороге не подбираем. Если тебя так уст раивает, то вперед.
   -Вперед, так вперед, никого, так никого, - послушно проговорил водитель.
    Пятью минутами позже он стал притормаживать, и Савва, взглянув на шоссе, не увидел никакого препятствия. Зато у дороги стояли двое мужиков и голосовали, то есть махали руками.
   -Мы же договорились, что едем вдвоём и попутчиков не берем, - прошипел Савва на ухо водителю, одновременно уперев ему в спину указательный палец, изображая оружие. Водитель резко ударил по газам и машина, миновав голосовавших, понеслась дальше.
   -Да я, мужчина, машинально притормозил, извините, - извиняющимся тоном проговорил водитель, своим взглядом ища в зеркале  взгляд Саввы.
   -Ладно, проехали, - сказал Савва, успокаиваясь. А про себя подумал, что нервы у него ни к чёрту, ведь едва не сорвался. Нет, он слышал, конечно, о таких случаях, когда таксист, подобрав «жирного» клиента, сигналил об этом фарами своим подельникам и те, подсаживаясь под видом попутчиков, устраивали этому клиенту ограбление, при котором этот самый ограбленный даже не подозревал, что водитель и грабители работают сообща. Грабители в результате «ставили на уши» свою жертву. Конечно, в критической ситуации Савва мог бы применить оружие, и тогда пострадали бы сами грабители заодно с водителем, но это не входило в его планы, ему главным сейчас было «не засветиться». 

                Глава восемнадцатая.

       Отпустив водителя у въезда в посёлок Котовского, он убедился, что тот уехал, и спустя минут десять уже с другим частником покатил в Николаев. Такая поездка была, по его мнению, не менее опасной, но Савва решил во что бы то ни стало покинуть этой же ночью Одесскую область. Из Николаева он ночным междугородним автобусом перебрался в Котовск украинский, а уже оттуда, сменив одежду, отправился к себе в Молдавию.
    Неделю спустя Савва появился в Кишиневе на квартире у своего старого знакомого, Григория, который занимался куплей-продажей всевозможных произведений искусства, а среди прочего также и драгоценными камешками. Дверь ему открыл сам хозяин, и Савва, не теряя времени, едва тот закрыл её за ним, выложил свое дело.
-Я тебе, Григорий, хочу дать возможность вернуть те десять тысяч, которые ты на меня в не очень давнем прошлом истратил, - сказал ему Савва, крепко пожимая руку. (Четыре года назад, к сведению читателя, этот деятель "купил" у Саввы за названную сумму его подружку-любовницу Катерину).
   - Причем с больши-и-и-ми процентами вернуть, - добавил он, после чего достал носовой платок, развязал его и ссыпал на ладонь Григорию десятка полтора разноцветных камней. – Камушки чистые, старые, довоенные, из личного семейного наследства, так что дерзай и ничего не бойся. И, само собой, не связаны ни с каким криминалом. Только не вздумай болтать языком, тут серьёзные люди замешаны, понял? Дашь нормальную цену, тогда и дальше буду иметь дело исключительно с тобой. Начнешь жадничать, тогда на себя пеняй, тут же забуду о тебе. Естественно, при любом раскладе дел мое имя нигде не фигурирует. Омерта. (по-итальяски – молчание даже при смертельной опасности).
    Глаза у Гришки при виде камушков загорелись, руки слегка подрагивали, на слова Саввы он не отвечал, а лишь кивал.
-Аванс мне небольшой подбрось, а то я в последнее время что-то поиздержался, - отвлек его Савва от этого занятия.
-Да-да, конечно, - пришел в себя Гришка, и бережно высыпав камешки на стол, вышел из комнаты.
-Вот, - сказал он вернувшись и протянул шесть пачек четвертных билетов. – Пятнадцать тысяч, все, что дома наскреб. Надо будет еще, через недельку-две соберу.
-Не торопись, Григорий, - сказал Савва, засовывая пачки во внутренние карманы пиджака. – У тебя есть пара месяцев на реализацию, так что не спеши и, главное, не продешеви. Катька, жена твоя, не дома сейчас?
-Она же вторым беременна, ты не знал? По магазинам болтается, детскую одежду покупает.
-Уже? Так, говорят, примета плохая, до родов покупать, - усмехнулся я.
-А мы в такие приметы не верим, - хитро прищурившись, ответил он.
      Спустя полгода с помощью Григория Савва продал золотые монеты, большинство камней, включая снятые с пистолета, а также почти все золотые украшения, а сам пистолет, слишком уж это была заметная игрушка, после капитальной починки, обошедшейся ему в кругленькую сумму, подарил одному своему старому знакомому, высокому КГБ-шному чину, сидящему в Москве, большому любителю всяких подобных безделушек.
   Произведя полный расчет, Савва подбил бабки, и вышло у него 174 тысячи рублей наличманом, не считая издержек. Дяде Ефиму, не рассказывая, конечно, подробно о своих приключениях, он отдал 50 тысяч, сказав, что это еще не все, остальное мол, уже меньшая часть, на сумму 37 тысяч, находится в стадии реализации.
-Я понимаю, понимаю, что это самая сложная и долгая часть операции, - сказал дядя Ефим, крепко пожимая ему руку. – Она же и самая интересная. - И не скрывая слез, добавил: - Не зря я верил тебе, доверял как родному, не подвел ты меня, Савва. Теперь куплю детям по кооперативной квартире, в первую очередь, ну и обстановку там, прочее, а после можно будет и о машине подумать. Дочери-то водить нельзя, а сыну – в самый раз. Теплицу современную поставлю, буду помидоры к майским выращивать. С первого же урожая тебе с пяток килограммов в подарок передам.
   Расчувствовавшись, Савва обнял старика.
   -Ты деньги-то, дядя Ефим, в надежное место положи. И не держи их долго, раздай детям, как обещал.
    -Знаешь что, приходи ко мне через недельку, - сказал дядя Ефим весомо. И добавил, словно генерал, планирующий решающую битву: – Будем второй проект разрабатывать.
-Приду, - коротко ответил Савва.

                Глава девятнадцатая.
    Зимой, сразу после нового года, он получил без обратного адреса, судя по печати почтового отделения из Черновицкой области, коротенькое послание, писанное на открытке, в письме, немного странное по своему содержанию, если читать постороннему человеку, но во нем вызвавшее невероятную бурю радости.
     "Бабушка Федора, заболев воспалением легких, приказала долго жить".
     Загнулся цыган Федька, понял Савва, разрывая письмо в мелкие кусочки. А и не жалко, он ведь хоть и молодой был и только начал жить, а уже был убийца. Иди знай, сколько горя он принес бы людям, живи он дальше. К тому же, имел дурную привычку без всякой на то необходимости свой член демонстрировать. А Анатолий молодец, настоящий сыщик, Савва был уверен, что он даже своих отпечатков пальцев на письме не оставил.
   
P.S.
      А в сентябре следующего года Савве на домашний адрес пришло приглашение на свадьбу. Красивое, красочное. Из села Гречиха. Честно говоря, Савва не был уверен, что Анатолий женится вообще, или же что обязательно на Тасе, однако в приглашении было написано:
   "А-ров Савва приглашается на свадебное торжество, который состоится в 18 часов, такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года, по такому-то адресу". И имена новобрачных: Таисия и Анатолий.
     Отложив к назначенному дню все свои дела, он, задействовав одного своего знакомого, Андрея, занимающегося частным извозом, отправился по знакомому ему уже адресу, став пассажиром новенького советского джипа "Нива".
      Прибыв на место, к хорошо знакомому ему дому, у ворот которого стоял автобус "ПАЗ" с надписью "дежурная РОВД", Савва понял, что торжество, то есть свадьба Анатолия и Таисии, тут же в доме и отмечается, так как ворота были украшены бантами, лентами и разноцветными воздушными шариками, а у входа в дом, на табурете, стояло ведро, наполненное букетами с цветами. Многоголосый шум раздавался далеко за пределами дома. Едва ступив на веранду, Савва с Андреем, водителем, увидели празднично накрытый стол, одним своим концом уходящий в зал, вокруг которого в этот самый момент, шумя и смеясь, рассаживались по местам около полусотни гостей. В пылу праздничной суеты на них не обратили внимания. Поняв, что они не опоздали, а прибыли в самый раз, Савва с водителем вернулись к машине и пятью минутами позднее внесли на веранду две двадцатилитровые канистры с десертным вином, одну десятилитровую с коньяком, два копченых окорока и корзину с виноградом и яблоками, - молдавские сувениры. На вешалке у входа среди прочих вещей висел привлекший внимание Саввы новенький милицейский офицерский китель с капитанскими погонами. Пробравшись к молодым, которые, к его радости, сидели неподалеку от входа, Савва обнял и поцеловал в румяную щечку искренне обрадованную его появлением Тасю, затем обернулся к Анатолию, приобнял его за талию и незаметно для остальных сунул ему под нос, а потом уже во внутренний карман пиджака тонкий кусок картона – сберкнижку на предъявителя на сумму в десять тысяч рублей.
-Что там, надеюсь это не компромат на самого себя? - шутливо спросил Анатолий, отходя вместе с ним к окну.
-Нет, взятка, то есть, простите, товарищ капитан, мой взнос на вашу будущую семейную машину, - шепотом сказал Савва, дружески хлопнув его по плечу. – Джентльмен слово держит.
     Анатолий вмиг посерьезнел.
            – Да не напрягайся ты так, жених молодой, я от всей души, с хорошим человеком не жалко поделиться, пистолетик-то ценным оказался, а я его, если помнишь, целиком его тебе подарить собирался.
-Помню, как не помнить, - улыбнулся Анатолий и потащил дорогого гостя к столу.
      Тася сидела рядом с Анатолием красивая, счастливая и гордая, в голубом воздушном полупрозрачном платье; а на противоположном краю стола сидела ее дочь, повзрослевшая Настенька – красивая и тоже счастливая, так как по правую руку от нее находился молоденький лейтенант пограничных войск, только после училища, за которого Настя, как Савве уже успели доложить, через две недели выходила замуж.
      От соседей по столу в разговорах между тостами Савва узнал, что Анатолий, получив капитана, перешел работать оперуполномоченным в районный уголовный розыск. "Надо же, я ведь будто чувствовал, что именно там, в угро ему и место", - подумал Савва. Один из тостов поручили сказать ему как гостю, приехавшему издалека. Начал он его с высоких материй, витиеватым слогом, а под конец, дойдя наконец до жизненных реалий и простых материй, с большим трудом завершил его.
      Хотя все гости были в штатском, в ходе празднования выяснилось, что едва ли не каждый второй из гостей-мужчин являлся работником милиции, включая и двух женщин. Оказалось, однако, что и они умеют достойно гулять. Вино, водка и особенно самогон хорошо знакомого Савве вкуса текли рекой. Свадьба, продолжавшаяся до самого утра, удалась, все в итоге оказались в норму пьяны и веселы, при этом празднующим пришлось в четыре часа пополуночи отпустить молодых в спальню.
      На следующий день, проснувшись и наскоро пообедав, Савва отправился искать Настеньку. Застать ее одну, без жениха оказалось делом непростым, так как тот её ни на минуту от себя не отпускал. И все же Савве это удалось, когда молодой лейтенант, уж простите за подробности, на минуту отлучился в туалет. Савва обнял девушку, поздравил с предстоящим замужеством, неловко поцеловал куда-то в область уха, посетовал на то, что сам, к сожалению, не сможет погулять на её свадьбе, затем достал из кармана и протянул ей золотое колечко с большим красным рубином в окружении целой россыпи крошечных брильянтов. 
    -Ой, оно мне, кажется, немножко большое, - мгновенно примерив на палец кольцо, воскликнула девушка. – И наверно дорогое, да, Савва?
-Да уж не дешевое, - усмехнулся он, - только ты об этом не распространяйся, ладно. Знай, оно мне от бабушки досталось, а ей от ее матери, и началась эта традиция давно, еще до революции. Носи на здоровье. Рука у тебя со временем поправится, и будет в самый раз, так что не расстраивайся. А цена ему примерно машина, или чуть дороже, это я тебе так, на всякий случай говорю.
-Ой, Савва, - воскликнула девушка и, обвив его шею руками, поцеловала крепко, в губы. – Ведь ты мой первый мужчина, а мы так ни разу и не поцеловались.
  -Да ну тебя, хулиганка, - шутливо оттолкнул ее от себя Савва и вовремя, так как на веранде появился жених Насти, Кирилл, офицер-пограничник, уроженец соседнего села Сосновка. Он удивленно поглядел на них, и тут Савва, ни на секунду не растерявшись, взял молодых за руки, соединил вместе и сказал: - Счастья вам, молодые, радости, здоровья и троих пухленьких деточек.
       Кирилл с Настасьей смеясь убежали, а Савва отправился к машине будить спящего в салоне водителя. Настала пора возвращаться домой.
 


    

  Коктейль «Чики-пуки»
Состав:
джин – 15 мл;
ликер из черной смородины – 15 мл;
Лимончелло – 20 мл;
черный молотый перец – 1 грамм.
Приготовление: этот крепкий коктейль наливают слоями в такой последовательности: джин, Лимончелло, черносмородинный ликер. Затем поверхность стопки посыпают перцем.

                Отзвуки войны.
               
               

                Свой век я прогулял на карнавале,
                где было много женщин и мужчин,
                потери мне веселье придавали,
                находки добавляли мне морщин.
                И. Губерман.
 
               
    1.
    -Вот, Савва, я тут тебе схему нарисовал, думаю, не ошибся, хотя, чувствую, память временами меня уже подводит. – Дядя Ефим отставил в сторону карандаш и пододвинул по столу листок к своему собеседнику.
      Было обеденное время. Двое приятелей, возраст которых - одному шестьдесят с лишним, другому – меньше тридцати, не мог бы объяснить стороннему наблюдателю, если бы таковой имелся, общность их интересов, находились на летней, открытой площадке кафе под названием "Поплавок", расположенного в районе соленого озера. Это кафе, любимое местными жителями, размещалось в городской зоне отдыха, на своеобразном зеленом островке, со всех сторон окруженном водой, куда можно было попасть, лишь перейдя через ветхий на вид деревянный мостик. Вечером посидеть в этом кафе было практически невозможно из-за большого наплыва посетителей; готовили тут вкусно и цены были вполне доступными, сейчас же, днем, оно было почти пустынно. Заняв обособленно стоявшую у самой воды среди плакучих ив и кустов беседку, почти полностью скрытую от посторонних глаз витым виноградом, эти двое заказали официантке поесть-попить, а сами завели разговор на интересовавшую их тему.
      К моменту нашего повествования на столе стоял ополовиненный кувшин с яблочным соком, непочатый графинчик с коньяком, салат, а также остатки шашлыка в тарелках. Нетронутый алкоголь говорил о том, что интерес приятелей был не в выпивке.
     Собеседник Саввы, Ефим Яковлевич, одетый в приличный, темный в синюю полоску костюм, был аккуратно выбрит и даже благоухал одеколоном.   
     Савва взял листок в руки и стал внимательно его изучать, периодически задавая дяде Ефиму уточняющие вопросы.
      «Итак, - шептал он про себя, стараясь не упустить ни одной мелочи, ни одной детали, - республика Белоруссия, южная окраина города Витебск. Минское шоссе, четыреста энный километр. В этом месте к шоссе почти перпендикулярно примыкает грунтовая дорога, ведущая на север. Если пойти по этой дороге от шоссе, то примерно в сотне шагов с правой стороны расположен колодец, а неподалеку от него в тридцати шагах, если смотреть опять-таки на север, растет одинокий старый дуб, между корнями которого, только уже с южной стороны, на глубине примерно одного метра спрятана посылка.
    -Ну и выдумщики вы со своим командиром, дядя Ефим! – сказал Савва восхищенно, в который уже раз вглядываясь в схему. – Надеюсь, этот колодец и в особенности дуб сохранились и по сей день, а всю эту территорию еще не застроили шедеврами советского зодчества времен Хрущева.
-Да и не говори, я и сам очень на это надеюсь, - махнул рукой Ефим Яковлевич, - ведь все глубокой ночью делалось, в спешке, тайком, так что ты уж прости старика.
-Ерунда, батя, - Савва махнул рукой, - какая за тобой вина. Если подарочек на месте, тогда все в порядке, справимся, - стараясь придать своему голосу бодрое выражение, закончил он, а сам глубоко задумался. Первая операция по извлечению клада, хотя и оказалась в итоге успешной, принесла с собой человеческие смерти. Конечно, виной всему было весьма неблагоприятное стечение обстоятельств, да и погибшие, если уж говорить начистоту, были далеко не ангелами, а матерыми бандитами, и без того ходившими слишком близко от смерти, а если уж говорить совсем от сердца, то и заслуживали её. И все же с течением времени, а с тех пор прошло уже почти два года, Савва все чаще вспоминал и думал об этом, и на душе его становилось нехорошо. Пусть он ни на кого не нападал, а лишь защищался, но ему пришлось избить человека, избить отчаянно, и целью его, увы, было покалечить или даже убить, что в итоге и случилось, а в результате это его глубоко потрясло, а позднее многое в нем изменило. Во всяком случае, в последующих своих поисках, решил он, надо постараться не допустить, чтобы кто-либо хоть как-то пострадал.
       Стряхнув с себя воспоминания, Савва налил себе и выпил немного коньяку, затем сделал глоток из своего стакана с соком и спросил дядю Ефима:
-Скажи мне, твои дети довольны финансовой помощью?
Лицо старика потеплело, а его выражение стало важным.
-Еще бы, конечно, - самодовольно усмехнувшись, сказал он. – Яшке я дал денег на кооперативную квартиру, а также на обстановку: ну, мебель там купить, новый телевизор и всякое разное барахло, включая одежду. Обещал и с машиной помочь, он давно мечтает, а мне, как ветерану, как раз полагается.
-А дочке что же, денег на квартиру не хватило? – Савва, откинувшись на стуле, достал пачку "Мальборо" и закурил.
-А она, дурочка, кооперативную квартиру покупать не желает, говорит, что тут будет жить, на земле, в своем доме, чтобы огород был и так далее. Так что я теперь ремонт дома затеял, с людьми договорился, они потолочные балки поправят, полы сменят, все, в общем, приведут в порядок, в человеческий вид. Пристройку со стороны кухни уже начал, еще одну комнату хочу, а также туалет с ванной, чтобы всё как у людей. Надоело, понимаешь, в туалет через весь огород и зимой и летом ходить. Водяное отопление вместо печного проведу. Подсчитал уже, тысяч на пять все это потянет. Во дворе рабочие теплицу каменную заканчивают, помидоры буду выращивать, надо подумать и о завтрашнем дне. Ты мне, это, Савва, - старик, заговорив о хозяйстве, на несколько минут отвлекся от своего рассказа, - пленку для теплицы достань, а то и дорогая она, да и нет ее нигде. Ты достанешь, я знаю, для тебя ни в чем нет проблем. Деньги я тебе на пленку прямо сейчас дам. – Он полез в карман за деньгами.
-Не надо денег, дорогой мой бизнесмен, - Савва, привстав, обнял старика за плечи, затем сел обратно. – Кстати, я тебе не рекомендую какие-либо крупные суммы с собой носить, опасно это. Для здоровья. А мне, если что, за пленку потом отдашь, да я думаю, что твои деньги не понадобятся, мелочь это.
-Хочу своим детям устроить все по совести, чтобы, когда умру, они не думали обо мне плохо, - покивав в знак того что понял, продолжил дядя Ефим. – Вон внучка моя, Белла, дочка Яшкина, скоро уже ходить начнет, и о ней надо позаботиться.
-Родители позаботятся, ты не обязан на сто лет вперед загадывать, да это и не в силах человеческих, - усмехнувшись, сказал Савва, затем поднялся со своего места и подпалил зажигалкой с нескольких сторон изученную наизусть схему, которую затем положил на тарелку. Дождавшись пока листок превратится в пепел, он сдул его на пол и добавил: - Ну что, пойдем, дядя Ефим?
-А за это заплатить? - старик, встав следом за ним,  в растерянности обвел рукой стол с остатками на нем обеда.
-Не беспокойся, отец, тут за все уже наперед уплачено, - ответил Савва, выбираясь из беседки.

2.
Спустя несколько дней после этого разговора Савва уже был на пути к поискам сокровища. Выйдя из пассажирского поезда на станции города Витебск, он оставил свой объемистый рюкзак в автоматической камере хранения, а сам налегке, с одним пакетом в руке, неспешной походкой отправился в нужную ему часть города. Дорогой он внимательно осматривался по сторонам, стараясь запомнить, что где находится – площади, скверы, парки, стоянки автобусов и такси, автовокзал, затем еще один, здание областной милиции, - никогда не знаешь наперед, что и когда может пригодиться.
Было обеденное время, августовское солнце и в этих, по идее не в самых жарких краях, палило по-летнему, заливая теплом и светом улицы, дома, деревья. Он шел скорее по наитию, направляясь в южную часть города и в течение  примерно часа миновал его центральную часть. Жилой район, в который он затем углубился, был застроен в основном частными домиками. Еще через десять минут ходьбы он заметно сузился, уменьшившись до двух улиц. Домики в этой части города были не совсем привычны его взгляду - в основном деревянные, так как в Молдавии, где он жил, дома строились из камня, кирпича или же из глины.
     Вскоре жилой район и вовсе закончился, и Савва, обогнув последний стоявший на улице дом, вышел к шоссе. Это была широкая в четыре полосы дорога, с довольно оживленным движением: по ней в этот час проносились многочисленные грузовики, автобусы, изредка личный автотранспорт. Савва понял, что это и есть минское шоссе. Пойдя с полкилометра вдоль шоссе, он стал искать место примыкания к шоссе другой дороги, грунтовой, неподалеку от которой должен был находиться колодец. Вскоре нужная дорога нашлась, она была явно местного значения, сравнительно узкая, грунтовая и вела в небольшой, соседний с тем, что он только что миновал, частный микрорайон со множеством деревянных домиков. Тут же обнаружился и колодец, он находился на стыке двух дворов, разделявшихся деревянным забором, так что водой могли пользоваться все кому потребуется.
    Подойдя к колодцу, Савва обнаружил на его срубе ведро, на треть наполненное водой и даже кружку, висевшую на крючке. Сполоснув кружку, Савва наполнил ее водой и стал медленными глотками цедить холодную, с легким привкусом воду. Вода приятно охладила, утолила жажду. Наслаждаясь водой, Савва одновременно сопоставлял расстояния, пытаясь найти дуб, о котором говорил дядя Ефим. Его взгляд, медленно перемещаясь, вскоре остановился на искомом предмете. Но что это? Открытие было настолько неприятным, что Савва так и застыл с кружкой в руке.
     Примерно в двадцати шагах севернее колодца, прав был дядя Ефим, росло дерево, вернее их там было несколько. Но это был не дуб, а целый ряд из шести молодых кленов(!?) Нет, он не ослеп, это были действительно клены. Значит ли это, что дядя Ефим ошибся? А что, дело было давно, да еще ночью, война, обстрелы... а тут клены. Красивые, блин. Причем именно молодые, явно послевоенной, а скорее всего и вообще недавней посадки. Так что же это получается, подумал Савва, дуб выкорчевали, а вместо него посадили клены? Похоже, что так. Деревья росли прямо посреди двора, огороженного забором, за ним широкой полосой тянулись кусты крыжовника, а также, если он не ошибался, черной и красной смородины. Далее в глубине двора стоял дом: относительно небольшой, но аккуратный, бревенчатый, с резным крыльцом посредине, по обеим сторонам которого с фасада имело сь по паре окон. От ворот до крыльца домика вела тропинка, на полдороге к нему стояла собачья будка. Если судить по размерам будки, поневоле поежился Савва, то пес, находившийся в ней, тоже должен был быть немаленький. Самого пса, впрочем, видно не было, очевидно, спал внутри будки, сморенный жарой.
       Итак, сбывалось самое худшее их с дядей Ефимом предположение: дерева на искомом месте не было, а само место находится на частной территории. Да, подумалось Савве, вот это конфуз! Ведь дядя Ефим ничего про дом не говорил. Он сказал, насколько ему помнится, что это место вообще пустынное. Но не зря ведь здесь уже тогда находился колодец. А где колодец, там вода, а где вода, там люди, - это естественно. Тем более что после войны прошло немало лет, город расстроился и пришел на это место, пустынное прежде.
       Волевым усилием Савва подавил в себе поток панических мыслей, могло ведь быть и хуже, на этом самом месте мог бы стоять многоэтажный дом, и что тогда?
      То-то же, успокоил он этим сам себя и пошагал по улочке дальше.
       Итак, варианты.
     Первым делом ему в голову пришла идея отправиться прямиком к хозяину этого дома, и выкупить его у него. Денег, правда, таких с собой у Саввы не было, - пара тысяч и все. Но деньги не проблема, если сегодня он даст телеграмму, завтра-послезавтра нужная сумма денег придет телеграфом на местный главпочтамп, это у него был хорошо отработанный вариант. И тогда, если он купит этот самый дом, в любом месте двора хоть раскопки проводи, ищи, пока не надоест, никому до этого никакого дела не будет. А что, неплохая мысль! Затем пришла другая мысль, от которой он мгновенно похолодел. Ведь дуб, росший прежде на месте нынешних кленов, судя по всему, спилили, после чего, что весьма вероятно, выкорчевали. Тогда получается, что и посылку, спрятанную, в общем-то, на небольшой глубине, скорее всего, обнаружили и прибрали. Вот это действительно неприятно. И даже весьма огорчительно. Потому что искомый клад Савва уже заранее считал своей собственностью. Да, кстати, подумалось ему, если бы клад обнаружил сам хозяин, то он, скорее всего, вместо этого хоть и симпатичного, но скромного домика поставил бы здесь роскошные каменные хоромы. А если же клад нашел кто-либо из посторонних: какой-нибудь нанятый на день-два работяга, или же тракторист, тогда проблема вообще неразрешима, - иди теперь разыщи их, неизвестно ведь, когда тут эта самая выкорчевка велась. Может, десять лет тому назад, а может и все тридцать. Тогда и ценности, в кладе находившиеся – тю-тю, давно улетели. Савва вдруг почувствовал, что веко на левом глазу стало дергаться. Нервный тик, твою мать, подумал он и вылил остаток воды из ведра себе на голову.
     Ему вдруг вспомнилось, очевидцы рассказывали, как в его родном городе, в конце шестидесятых, когда развалили старый трухлявый дом вместе с фундаментом, чтобы на его месте построить новый, трактор своим ковшом среди прочего хлама ковырнул из земли глиняный кувшин с зацементированной горловиной. При этом взрослые его не заметили, а любопытные детишки, игравшие вечером в свои немудреные игры на развалинах старого дома, нашли этот самый кувшин, разбили его, а внутри его оказались монетки – тяжелые и некрасивые, а когда они их от грязи почистили, они оказались желтыми и блестящими.
     Детки поделили монетки между собой и стали ими играть. И играли до тех пор, пока они не попали на глаза кому-то из взрослых. Тот сразу понял, что монетки-то золотые, но, видимо на радостях, или  же сдуру кому-то об этом проболтался. Шумок вихрем пронесся по соседним со стройкой дворам, взрослые жители которых бросились эти самые монетки разыскивать, а после отбирать у детей и прятать. Днем или двумя позже слухи о кладе дошли и до милиции, и тогда начальник БХСС местного РОВД старший лейтенант Узун проявил завидную смекалку, энергию и инициативу. Где беря горлом и нахрапом, а где умом и хитростью, он вскоре имел в своем распоряжении практически все золото из обнаруженного кувшина, - говорили что его там было несколько килограммов.
     Правда, в милицию этот деятель от закона золото почему-то не сдал, о чем вскоре узнали. Узнали, и милицейскому начальству пришлось сделать Узуну пальчиком ну-ну, и тогда он принес в банк кувшин с разбитым горлышком, на дне которого болталось несколько монет. Узнав об этом, честные граждане, родители детей, которые нашли золото и были вынуждены отдать его милиционеру, обиделись на такую несправедливость и заявили куда следует, то есть в КГБ. Спустя очень короткое время Узун был арестован и помещен в КПЗ. А буквально через пару дней из самой Москвы в тихий городок на юге Молдавии приехали двое дядечек в гражданском, с неприметной внешностью, но с острым и жестким взглядом чекистов. Начальник РОВД, увидев их документы, побледнел и тут же подал рапорт об увольнении, который, впрочем, не приняли.   
     Там временем двое дядечек, по свидетельству одного знакомого Саввы, работавшего в те дни в милиции, ныне пенсионера, не теряя ни минуты, пригласили для разговора старшего лейтенанта Узун. Разговор у них был своеобразный: они подвесили его прямо в КПЗ за руки, на наручниках на водопроводной трубе в подвале РОВД. Затем произведя резиновым куском шланга массаж его почек и прочих органов, они уже через несколько часов знали о золоте все: что, где, как и сколько.
       Через пару дней, обнаружив и вытряхнув припрятанное товарищем Узун в самых разных укромных местечках его дома и двора золотишко, все до последнего грамма, то есть, до последней монеты, дядечки уехали. Предварительно сдав найденное золото в городской банк. А вскоре старшему лейтенанту Узун за проявленное упорство, и за помехи, чинимые в расследовании этого дела, суд назначил меру наказания в размере десяти лет заключения с отбыванием на строгом режиме. Вот такие страсти кипели в нашем городе по поводу найденного там клада. Клада, заложенного, кстати говоря, еще до революции, настоящего хозяина которого, как мы понимаем, уже было не сыскать.
     Ну а тот клад, который Савва теперь разыскивал, в отличие от описанного выше имел настоящего законного хозяина – им являлось, естественно, государство – СССР. И за покушение на этот клад государственная система могла, как мы видели из вышеописанного примера, жестоко покарать. Конечно, в нашей стране существует закон, согласно которому человек, нашедший клад, получает 25 процентов от его стоимости. (Кстати, еще недавно доля нашедшего составляла всего десять процентов). Однако надеяться на это было по меньшей мере глупо, ты поди еще докажи откуда ты узнал про этот самый клад, уж не говоря о том, как, кем и по каким критериям будет производиться оценка клада.

3
      Когда Савва уже отходил от колодца, подошла женщина с двумя большими ведрами и коромыслом.
-Добрый день, - учтиво поздоровался с ней Савва, - жаркий денек сегодня.
-Добрый день и вам, - отозвалась женщина, внимательно оглядев Савву с ног до головы. – Вы, вижу, не здешний будете?
-Нет, я здесь в гостях, - с готовностью ответил Савва. – Вы случайно не знаете, где тут Жидовичи проживают? (Эту фамилию Савва накануне прочел на почтовом ящике интересующего его дома).
-Как же, вон он, их дом, - указала глазами женщина направление, а сама тем временем с грохотом отпустила ведро в колодец. – А кто именно вам нужен? Если Степан Петрович, хозяин, так он в городе, в квартире живет, если же тесть его, Николай Павлович, который не Жидович, а Рыжкевич, то он сейчас тут находится, за огородом да за домом присматривает.
-Да я и не знаю точно, кто мне из них нужен, - сказал Савва, и задумчиво потер лоб. – Я вообще-то Жидовича Антона Ивановича разыскиваю, поручение у меня к нему. Фамилию, понимаете, сказали, а вот адреса у них не было.
-Так вам тогда в город нужно идти, в столе справок справляться, - сказала женщина, ловко переливая из ведра в ведро воду.
-А где в городе я могу найти Степана Петровича, не подскажете?
-Известное дело где, в доме культуры железнодорожников он работает, заместителем директора. Это от станции недалеко. – Женщина поманила пальцем Савву, и он подшагнул ближе. – Раньше он директором был, но за это дело, - женщина выразительно щелкнула указательным пальцем по горлу, - за пьянку, значит, понизили его в должности.
-А-а, понятно, - ответил он. – Давайте я вам помогу, - Савва указал на наполненные ведра. – Отнесу до дома.
-Нет-нет, не надо, я к этому делу привычная, - махнула рукой женщина.
-Ну, спасибо, мать, - сказал Савва. - Пойду я, может, он мне подскажет, как Антона Ивановича найти. Возможно, это его родственник какой-нибудь. А вам большое спасибо. Да, кстати, а как вас зовут?
-Тетя Ядвига, - ответила женщина, ловко вскидывая коромысло на плечо. – Все меня здесь знают, все так зовут.

4
         Степан Петрович Жидович, заместитель директора дома культуры железнодорожников, мужчина в самом цветущем возрасте – 36 лет, в описываемое время переживал один из самых трудных в своей жизни периодов. Нет, дело было не в пьянке, о чем рассказала Савве тетка Ядвига. От этого порока Степан Петрович избавился вот уже как два года тому назад, ума и силы воли хватило, ну и доктора чуток подмогли. Неудивительно, что его, весельчака и балагура, залихватски игравшего на гармони, аккордеоне и прочих клавишных инструментах, практически с юношеского возраста приглашали на свадебные вечера и прочие веселые мероприятия, на которых зачастую старались рассчитаться поднесенным стаканом. Уже после армии он закончил культпросветучилище, так как другой жизни для себя уже не мыслил. Закончил и развеселая жизнь продолжилась. Но вот времена изменились, и кроме выпивки и легкодоступных пьяных девиц появилась возможность зарабатывать деньги, притом немалые. Он и стал их зарабатывать, умело и даже с фантазией. В семидесятых, когда началась эпоха вокально-инструментальных ансамблей, Степа организовывает группу, сам тем временем играя на клавишных и на барабанах; понемногу он поигрывал и на всех прочих инструментах. Попутно он женится на девушке, которая пела в его ансамбле, Яне. Так уж случилось: переспали, очнулись, беременна. Она спустя какое-то время рожает Степану дочь. Обрадованный папаша забирает «своих девочек» из роддома, но вскоре узнает, да и по месяцам-дням выходит, что родила она от другого. И даже настоящий папаша на горизонте вырисовывается, который настаивает, что ребенок – от него. Яна же упирала на то, что родила семи месяцев и именно от него, ну а врач –  хорошая знакомая Степана - сообщила счастливому отцу, что беременность были полноценная и протекала нормально, да и роды прошли вовремя. Конечно же, развод, решает огорошенный муж, но государство настаивает на алиментах, которые Степан бесприкословно платит. Даже тестя, теперь уже бывшего, он не выгоняет из своего дома, так как тому пока, за неимением собственного жилья, некуда податься.
    Степан, не чувствуя более оков семейных, бросается во всяческие авантюры, мотается в Москву и по республикам, приобретает и перепродает музыкальную аппаратуру, которая с каждым годом становится все дороже, организует концерты, сам играет на свадьбах. И вскоре становится благодаря этому вполне обеспеченным молодым человеком, обзаводится собственной двухкомнатной кооперативной квартирой и автомобилем "жигули" 01 модели. Потом, естественно, начались трудности с БХСС, так как он, само собой, ничего не делал законно и не платил налогов. Но став к этому времени, разумеется не без помощи взяток, директором дома культуры, Степа в дальнейшем действует весьма осторожно. На базе ДК он организует хоровое пение, танцы, действуют секции вольной борьбы и тяжелой атлетики. В подвальном помещении он с помощью тренеров и учеников школы наводит порядок, выносит тонны мусора, делает косметический ремонт, и вскоре там начинают функционировать настольный теннис, а также кружок любителей бильярда.
    Вскоре в бильярдной, которая в отличие от других помещений школы, закрывалась не в десять вечера, а в два-три часа ночи, и которая имела второй вход прямо со двора, стали собираться деловые люди города: заведующие базами и магазинами, завскладами, бармены, администраторы ресторанов, гостиниц, теневые бизнесмены, а также некоторые руководители города. При бильярдной почти открыто стал функционировать бар, где подавались спиртные напитки, в основном импортного производства. Одно из помещений, использовавшееся раньше под кладовую, задействовали для игры в карты, что вскорости и послужило тому, что в подвал нагрянула милиция. Дело о выпивках и игре в карты в доме культуры, конечно же, замяли, так как имена бывавших там людей нельзя было произносить. Но виновного все же надо было наказать, в результате чего уже на другой день бильярдная была закрыта, а директор "за упущения в работе" был понижен в должности. Нового директора прислали из области, это была женщина лет пятидесяти, в прошлом артистка областного театра, и звали ее Дудник Клара Алексеевна.

5
    А Савва тем временем ломал себе голову, как ему быть. Еще одним вариантом для него в этом деле было – прежде всего - успокоиться, запастись терпением, пожить и покрутиться какое-то время среди местных, найдя для этого простую и подходящую причину, пообщаться по возможности с бОльшим количеством народу и выяснить в доверительных разговорах с ними, а не случалось ли здесь кому-либо найти клад, обычно такое трудно было утаить. Выяснить, когда это примерно произошло, не представляло большой сложности, ведь по виду кленов можно было вычислить, сколько им лет, хотя бы примерно. А там уже вернуться к тому времени, когда дуб спилили, а точнее, выкорчевали, и клад, увы, что, опять таки, весьма вероятно, был кем-то найден. Ничего более умного в голову ему не приходило. И надежда на удачу, как он понимал, была близка к нулю. 
   Итак, Савва ввиду того, что время было еще рабочее, от нечего делать направил свои стопы к местному ДК, то есть в ту сторону, откуда недавно пришел. Расспросив по дороге нескольких жителей, где этот самый ДК находится, Савва спустя минут сорок оказался на месте. Войдя в громадное и прохладное фойе здания, он, согласно вывеске у входа, сообщавшей о лекции, которая должна была в этот час проводиться тов. Жидович С.П., поднялся на второй этаж, и спустя минуту был уже в нужном ему помещении, где находились около полусотни человек. На сцене у микрофона стоял молодой мужчина в светлом костюме при галстуке, который и проводил лекцию и Савва, войдя, присел на один из свободных стульев.
   -Да, товарищи, - вещал сильный, хорошо поставленный голос чтеца, который, впрочем, хотя и держал перед собой какие-то бумаги, говорил по памяти.
 - В 1927 году, товарищи, - это я вам в дополнение к предыдущей теме рассказываю, - в нашем городском театре выступал В. В. Маяковский с чтением своих стихов.
    Лектор перевернул листик.
    -Теперь еще, уже по нашей основной теме – современная культура: на сегодняшний день в Витебске и его ближайших пригородах посёлках Руба и Верховье функционируют 22 библиотеки; 15 из них названы в честь классиков русской, советской и белорусской литературы, а областная библиотека носит, как вы знаете, имя В. И. Ленина. В городе работает пять основных книжных магазинов, не считая мелких книжных лавок в торговых центрах. Витебск является побратимом немецкого города Франкф урта-на-Одере и польского города Зелена Гура. В честь этих городов-побратимов Витебска были названы рестораны. Кстати, рекомендую вам посетить их в плане культурного отдыха.
    По залу прошел легкий гул, это немного развеселило слушателей, очевидно уже подуставших от лекции.
    -Высокая социалистическая культура, товарищи, 
    сегодня характеризует подавляющее большинство советских людей. А нести эту самую культуру в массы, товарищи, - это и есть наш труд, наша неустанная забота.
  Вялые аплодисменты.
  -На этом, дорогие товарищи, уважаемые коллеги, культурный актив нашего города, а также, позвольте вас так назвать, золотой фонд культуры, разрешите мне  закончить нашу лекцию. О времени следующей лекции будет сообщено дополнительно.
   Вновь аплодисменты, на этот раз уже более оживленные, после чего слушатели начали вставать, двигая стульями и направляясь к выходу.
   В буфете на первом этаже, куда после лекции спустился Степан Петрович, дабы освежиться холодным пивком из-под прилавка, так как пиво в последнее время почти приравняли к спиртным напиткам и убрали почти повсеместно с витрин, находился всего один человек, это был молодой мужчина, который пришел в самом конце проводимой им лекции и внимательно ее слушал.
  -Клавочка, - обратился Степан Петрович к буфетчице своим громким, красиво поставленным голосом, - выуди-ка мне, пожалуйста, бутылочку, да попрохладнее. 
  -Так ведь не держим, Степан Петрович, - буфетчица, женщина среднего возраста в белом халате, с «халой» на голове и шустрыми глазами карточного шулера, кивнула на второго обитателя буфета.
  Но тот сам разрядил ситуацию.
  -Выудите тогда уж две, пожалуйста, - кивнул он Степану Петровичу, словно старому знакомому, и протянул буфетчице трояк. – Всё равно ведь несовершеннолетних и прочих посторонних лиц здесь нет.
   Степан Петрович вопросительно приподнял брови, но промолчал, а пару минут спустя они уже сидели вдвоем в уголке буфета за маленьким столиком под фикусом, и пили холодное пиво. Савва представился Сашей и простецки рассказал Степану Петровичу, что разыскивает Жидовича Антона Ивановича, шестидесяти лет от роду, а вот где тот проживает, не знает, и решил, мол, обратиться к его однофамильцу, человеку в городе известному и уважаемому – Степану Петровичу.
     Глаза  Степана Петровича, а спустя уже минут пять после начала их разговора, просто Степана, слегка увлажнились от этой бесхитростной лести, и он сидел, вспоминая, есть ли у него в родне – ближней или дальней - человек с таким именем.
   -Нет, не припоминаю, - с сожалением сказал он, испытывая легкую симпатию к человеку, угостившего его пивом.
   -Это ничего, я еще в адресном столе поинтересуюсь, - сказал вставая со своего места Савва и направляясь к буфету с двумя пустыми бутылками. Он бы, пожалуй, несказанно удивился, случись так, что придуманный им Антон Иванович Жидович на самом деле существует.
  -Повторите пожалуйста, - сказал он, протягивая буфетчице  пустые бутылки, которые она движением фокусника убрала куда-то под стойку.
   -Понимаете, Александр, то есть, э-э-э, Саша, - сказал Степан Петрович, принимая из рук нового знакомого запотевшую бутылку. – Фамилия наша, конечно, неблагозвучная, ну, сами подумайте, что это за фамилия – Жидович. Да она прямо напрашивается на..., – он мельком оглядел пустой буфет, - ...на антисемитские высказывания. Однако наша фамилия, и грамотные люди об этом знают, имеет латышские корни, хотя, вполне вероятно, без евреев тут не обошлось, - Степан усмехнулся и сделал очередной глоток из бутылки.
  -Насколько я знаю, мои дед и отец, - продолжил он, - по документам, естественно, русские, а вот прадед, тот, как-будто был из казаков. 
  -Ну да ладно, на кой черт вам моя биография, - перебил сам себя Степан. – А ваш этот, Иван, то есть Антон Иванович, кто и что он?
  -Если бы я знал, - широко улыбнулся Савва и для убедительности развел руками в стороны. – Вот получил указание от семьи и, воспользовавшись предоставленным мне на работе отпуском, поспешил в ваш прекрасный город его исполнять. 
  -Где остановились? – полюбопытствовал Степан. – Я к тому, что тут в нашем районе есть недорогая, но вполне приличная гостиница. Я позвоню туда, нет, лучше записку напишу, и тебя там примут по высшему разряду.
  -Хорошо, - сказал Савва, - договорились. Я, правда, не знаю, на сколько дней тут задержусь, но место в гостинице – это уже хорошо, не будешь же снимать комнату у кого попало, особенно не зная точно, сколько времени для розыска понадобится.   
   -А после того как устроитесь (Степан то и дело переходил с ты на вы), добро пожаловать сюда. Да-да, в ДК, только уж попозже. Захочешь, фильм хороший импортный можешь посмотреть, тут же, в малом зале, где я лекцию проводил, он начинается в 19.00. Фильм для своих, естественно, бесплатно. Ну а после, если есть желание, заходи в бильярдную, что внизу. Нет, я тебя туда сам отведу, так будет лучше. – Он наклонился к уху собеседника. – Шарики погоняем, а захочешь, после можно и в картишки перекинуться. Ты любишь это дело – в картишки, да на тугрики, в смысле на деньги? Не волнуйся, - поправился он и широко улыбнулся, видя что собеседник слегка напрягся, - тут деньги большие не крутятся. Так, по мелочам, в лучшем случае на ресторан заработать, вот и всё.
   Полутора часами позднее Савва, уже съездив маршрутным автобусом за своим рюкзаком на вокзал, вернулся и поселился в гостинице, предъявив дежурной записку от своего нового друга Степана и паспорт на имя Мокряка Георгия. Не зная еще что он тут будет делать и как вообще дело повернется, он решил использовать запасной вариант, предъявив в гостинице чужой паспорт со своей фотографией. Подкрепив записку от Степана конкретной суммой, он получил номер на трое суток, оказавшийся вполне себе приличным полулюксом.
   Разложив и развесив в комнате вещи, он принял душ, полежал немного в постели, расслабляясь, а заодно приводя мысли в порядок, после чего оделся по-вечернему и выбрался на улицу. Перекусив в кафешке, попавшейся ему по дороге, он отправился в ДК, где скоро должен был начаться просмотр кинофильма. Поспев к самому началу, Савва поискал глазами Степана, но среди тридцати-сорока зрителей, уже собравшихся здесь, его не было, вероятно, был занят или запаздывал. А тут как раз фильм начался, и свет в зале погас. 
    Фильм оказался румынского производства. Это был боевик, и довольно приличный. Увлекшись просмотром, Савва не заметил, как к нему во время просмотра подсел Степан. Тому даже пришлось хлопнуть своего нового приятеля по плечу, чтобы тот обратил на него внимание.
    Савва поднял большой палец кверху и прошептал: «Классный фильм! Спасибо тебе». Но тут как раз началась напряженная сцена и Савва, слушавший фильм в оригинале, на румынском языке, а русские титры только бегло просматривал, всё своё внимание устремил на экран. Но вот наступила финальная сцена, плохие люди наказаны, то есть убиты, а герой, еще не смывший с лица пот, кровь и оружейную сажу, пьет пиво в компании с черноглазой и черноволосой красоткой.

6
   В бильярдной, куда приятели спустились после фильма, шла вялая игра в карамболь. К их приходу как раз одна пара проиграла, и они с ходу, тоже парой, вступили в игру.
  -Ну что, сыграем на стольник? – спросил новых игроков находившийся там раньше веселый здоровяк Костик. Савва в это время как раз рассматривал свободные кии, выбирая себе подходящий. Но Степан, сделав ему знак подождать, сунулся в какую-то подсобку, откуда вынес парочку вполне приличных киев, один из которых протянул Савве.
   -На стольник так на стольник, - согласился он, переводя взгляд на своего партнера. – Ты как, Саша, не против?
  -Наоборот, с хорошими людьми почему бы и не сыграть. Даже проиграть в такой компании и то приятно.
  Но проигрывать не хотелось. Впрочем, новые партнеры эту партию выиграли легко, причем Савва после каждого своего удачного удара удивлялся, словно играл впервые в жизни.
    -Вот это да! – восторгался он, снося «чужим» сразу половину фишек. – Да у вас тут шарики сами куда надо прыгают, только успевай их подталкивать.
   Сыграв восемь победных партий и каждый раз с новыми партнерами, которые то и дело прибывали в подвал, Степан и Савва заплатили маркёру за время и судейство, после чего вышли на свежий воздух, где и поделили выигрыш, составивший почти восемьсот рублей.
   -Для начала неплохо, дружище, - сказал Степан, крепко пожимая руку своему новому товарищу. – Играешь ты, надо сказать, довольно прилично.
   -Да приходилось гонять шары, когда в делах был простой или же лень было работать, - ответствовал Савва.
  -Ну что, куда теперь двинем? – спросил Степан. – На мой взгляд есть два варианта: в кабак, да слегка гульнуть, в смысле, отметить наше знакомство, там же «снять», если удастся, девочек, после чего кто куда. Или же можно тут же в баре по паре коктейлей выпить, а затем я позвоню кое-куда, есть у меня парочка постоянных дамочек, к ним, если ты не против, и забуримся. Ну как тебе мое предложение?
  -Решать тебе, - учтиво сказал Савва. – Ты хозяин, ты и командуешь парадом.
  -Хорошо, значит, тут остаёмся, - сказал Степан, поглядев на часы, - потому что в кабак нет смысла идти: там кухня уже закончила свою работу, да и телок поди всех разобрали.   
      Они вернулись в бильярдную, откуда прошли к бару. Бар был так себе, самодельный и размером совсем не большой, впрочем, выбор напитков в нем был довольно приличный. Во время дегустирования коктейлей, рецепт которых Савва надиктовал местному бармену, парню молодому и не заносчивому, Степан успел сделать пару звонков.
   -Всё на мази, - сообщил он своему партнеру. – Бабоньки ожидают нас, уже и душ приняли. – Степан хихикнул, после чего спросил: - Ты презервативами пользуешься?
  -А в этом есть необходимость? – спросил Савва. – Если честно, то не люблю я эти резинки.
   -Не знаю, надо ли, - неуверенно ответил Степан. – Вообще-то я там бывал неоднократно и ни разу на конец не ловил. Заводское общежитие. Но это тебе не девочки, которые только вчера из деревни в город попали и бросаются на всё и под всех, там, куда мы пойдем, живут только ИТР, понял. Лаборантки, техники, а то и выше бери, инженеры, технологи и бухгалтера. Женщины грамотные и самостоятельные. Только незамужние. Целый этаж там таких. Сейчас я схожу в свой кабинет, захвачу пару пар колготок и духи, ну эти, «может быть». Всё дамочкам приятнее будет, ну и отдача будет соответственной.
   Когда спустя четверть часа друзья, захватив с собой из бара по бутылочке коньяка и шампанского, причем платил Степан, вышли на улицу, намереваясь поймать такси, Савва спросил:
   -Степ, давай я тоже как-то поучаствую в расходах, ну, в смысле подарков.
  -Добро, такси на тебе, - усмехнулся Степан. – Мелочи это, брат, смотри, сколько мы с тобой сегодня выиграли, кому-то за эти бабки пару месяцев нужно вкалывать, да еще и как.
   Такси доставило приятелей на место минут за пятнадцать. Савва, взглянув на счётчик, который выбил два рубля ровно, протянул водителю трояк, после чего приятели выбрались наружу. Перед ними высилось огромное здание в шесть этажей. Почти все окна его ярко светились.
   -Наш – третий, - сообщил Степан. – Мы сейчас с торца зайдем, а не через центральный вход, так поспокойнее будет и в глаза никому не бросаешься.
   Они шли ко входу, когда сверху со свистом пролетела бутылка, за ней вторая, обе грохнули об асфальт, словно бомбы.
  -Вот козлота, ведь поубивают тут нас! - воскликнул Степан, ускоряя ход, - надо же, блин! Нет, чтобы тару сдать и деньги за бутылки получить. Пойдем, Савва, поскорее.
   Если у центрального входа внутри за стеклянной перегородкой находилась женщина-вахтер, то тут их встретила строгая дама с повязкой на рукаве.
   Вместо паспортов, которые обыкновенно предъявляют посетители, Степан сунул ей в ладонь пять рублей, после чего друзья быстрым шагом поднялись на третий этаж.
   Девушки, уже ожидавшие их в одной из комнат, оказались так себе. Одна из них, Татьяна, невысокая круглолицая блондинка в мелких кудряшках, смешливая и улыбчивая, сразу приклеилась к Степану. Она успела нанести макияж, после чего видимо решила что встретить мужчину можно и в халате. Вторая, Олеся, со слегка лошадиным лицом, была ее полной противоположностью: высокая, за метр восемьдесят, волосы черные прямые, ниже плеч, на вид строгая и неулыбчивая, ну прямо недотрога. Одета, правда, она была так, словно собралась на званый вечер: черное с серебром платье, явно импортное, черные колготки, туфли на высоком каблуке (при её-то росте), и куча золотых изделий везде, где только возможно – в ушах, на шее, на запястьях и на каждом пальце. Работала она, как Савве успела сообщить Татьяна, заместителем начальника заводского отдела кадров.
   -Невеста на выданье, - сообщила Татьяна шепотом приятелям, когда Олеся по какой-то нужде вышла из комнаты. – Муж-то ее сидит. Сделал аварию со смертельным исходом, после чего усадили его на целых восемь лет. 
   Перекусив приготовленной девицами немудреной едой – тушеный картофель с мясом и очень вкусной кислой капустой, а затем выпив по бокалу шампанского, решено было расходиться по комнатам.
   Та, в которой жила Олеся, была последней по коридору справа. Обставлена она была так себе, скромненько, но Савва никаких хоромов здесь и не ожидал увидеть. Кровать на вид вроде тоже не ахти, и когда он, раздевшись, улегся в ее прохладные глубины, она довольно громко скрипнула.
  «Ага, - подумал он, - знакомая песенка, кровать-то музыкальная».
   Наконец Олеся выключила свет, разделась и прилегла к нему.
   Поначалу неловкие объятия, Олеся пытается его поцеловать, он уворачивается, потом кладет ее навзничь, раздвигает коленки, входит в «боевую» позицию, медленно вставляет «удальца» и чувствует, что его корень любви попал в довольно просторную, и при этом всё еще прохладную щель. То есть, девица эта еще не возбудилась по-настоящему? Савва, поняв это, применяет подходящие приемы, задирает ее ноги вверх, вжимается до конца, и всё равно чувствует, что ее вагина слишком велика для него. Не очень приятное открытие, хорошо хоть он ей не жених и не муж, то есть не обязан ее удовлетворять. Когда там просторно или же слишком влажно, Савва «приплывает» быстро, вот и сейчас это дело заняло у него всего несколько минут.
   -Всё? – спросила его Олеся, когда он, кончив, повалился на спину рядом с ней.
  -Ну, это, еще чуть попозже можно продолжить, - ответил он, чувствуя что ушел бы от этой дамочки, обладательницы вагины, что твоя лоханка, прямо сейчас.
   Конечно, дамочка не виновата, думал Савва, лежа рядом с Олесей и раздраженно чувствуя ее горячий, будто бы укоряющий его своей близостью бок. У всех ведь органы устроены по-разному, - физиология. Он, например, в такие ситуации, как сейчас, попадал довольно редко, ну, может, это был третий-четвертый в его жизни случай. То есть, один такой случай приходился на сотню, или даже две сотни нормальных, когда партнерша ему подходила по всем показателям. «Не мой габарит, что поделаешь», - утешил он сам себя. 
   Олеся тем временем вновь возжелала секса и стала его возбуждать рукой.
  -Лучше ротиком, - прошептал Савва, убирая ее руку в сторону, так как движения девушки показались ему грубоватыми.
  Олесю уговаривать долго не пришлось и девушка, опустив голову ему на живот, втянула в свой рот его корень жизни в одно движение почти целиком.
  «Однако, - подумал Савва, - у дамочки и рот тоже...». 
   Олеся пыталась добиться того, чтобы у Саввы получше встал, чтобы потом продолжить уже в обычном режиме, однако не уловила момента и он извергся ей в рот горячей вязкой струей. Девушка, не демонстрируя брезгливости, честно сглотнула, но корень жизни после этого увял окончательно.
   Разочарованию его партнерши не было границ; она без конца ерзала по постели, то и дело случайно или нарочно пихая его, однако слова больше не вымолвила. Савва спустя еще какое-то время попытался вставить ей лежа сзади на боку, но толком его корень так и не возбудился, поэтому он, поерзав там, причем Олеся раза два его останавливала, говоря «не туда», успокоился и вскоре уснул.
   Проснулся Савва поутру, когда уже рассвело. В комнате никого, на столе в тарелке стопка горячих сырников, а рядом пыхкал паром небольшой электрочайник.
   Одевшись, Савва присел к столу, и тут в комнату вошла Олеся. Савва подошел, молча поцеловал ее в щеку, после чего вновь сел за стол.
   -Извини, Олеся, если что не так, видно я не герой твоего романа, - извиняющимся тоном произнес он. – Да и вообще не герой, если честно. Может, даже и сырников не заслужил.
  -Всё нормально, Саша, - ответила Олеся подходя сзади и кладя руки ему на плечи. – Мне и этого хватило. Редко у меня это случается, вот вчера как только тебя увидела, сразу поняла – мой мужчина. Во всяком случае внешне.
   Она присела рядом и продолжила:
   -Кстати, вчера с тобой должна была остаться другая, но я тебя как увидела, сразу захотела... Девчонки уступили, уважили, так что и ты меня прости. Я ведь работаю на таком видном месте... особо не разгуляешься.
   Возвращались из общежития друзья Степан и Савва вместе. Степан держался бодрячком.
  -Ты не поверишь, Сашок, Танька – она такая шустрая, что твой огонь. Дает так, что закачаешься. А сосет - и минуты не пройдет, кончишь. – И, видя, что Савва помалкивает, спросил, скосив хитрый взгляд: - А у вас с Олесей всё нормально было? Или как?
  -Да-да, всё класс! – подтвердил Савва, и насильно улыбнулся.

7
   Приятели пришли в ДК часам к десяти утра.
  -У меня тут сегодня намечается серьезная игра, - сказал Степан. – Я даже стесняюсь тебе предлагать. Играем в белот. Прямо в моем кабинете, чтобы никто не видел, не мешал. Партнеры все старые, сыгранные, хорошо изученные, так что за себя я спокоен. Конечно, карты – вещь непредсказумая, равно как и фортуна, но что делать. А что касается тебя... суммы там немалые, вот в чем дело.
  -Ну так и что, - Савва равнодушно пожал плечами, хотя подспудно уже почувствовал азарт игрока. – Можно и сыграть. Если возьмете в свою компанию, конечно.
  И вот они за игровым столом. Савва знакомится с соперниками, интересуется правилами и деталями игры, затем вступает в собственно игру. А она идет с переменным успехом. Савва пока больше следит за движением карт, за игроками, за их руками, поведением. Затем решается и соглашается на повышение ставок, предложенное партнерами.
    Спустя три часа игра заканчивается. Соперники сдержанно пожимают друг другу руки и расстаются. До следующего раза.
   -Блин, проигрался я сегодня, - сетует Степан, пересчитывая оставшиеся после игры банкноты. – Сегодня минус пять сотен. Что у тебя? - обернулся он к Савве. - Вроде должно быть неплохо, особенно под конец тебе поперло.
  -Да, выкатил чуток, - спокойно резюмировал Савва, отсчитывая и передавая пятьсот рублей Степану, - после всех расчетов еще 1800 в выигрыше.
  -Ого, молодец, - округлил глаза Степан, - а мне ты зачем эти деньги даешь?
 -Так ты же меня пригласил, вот с меня и причитается. Так что теперь ты, считай, не в пролете. Кстати, сегодня и завтра гуляем за мой счет, - твердо сказал Савва и Степан не стал с ним спорить.
   -Послушай, Санек, - сказал спустя три дня после их знакомства Степан. – Вот ты собрался продлить своё проживание в гостинице. А я хочу тебя спросить, что насчет родственника, моего однофамильца, не нашелся он?
  -Нет, как в воду канул, - ответил ему Савва. – Видно, с самого начала данные были неверными.
  -Так что же теперь? Побудешь еще здесь или - домой?
   -Даже не знаю, - честно ответил ему Савва. – По логике, так пора домой ехать, а так, по душевному настрою, я бы еще остался, нравится мне здесь, откровенно говоря.
  -Послушай, друг Савва, давай-ка ты ко мне жить перебирайся. Я своего тестя на днях спроважу, в одном из ближайших сел нашлась его родня, готовая его забрать хоть сейчас, да он всё кобенится, нравится ему тут, на хозяйстве,  видите ли, садик он всё взращивал, да и огород тоже.
   И Степан, закурив, стал рассказывать Савве о работе, да о делах, о своей жизни, своей бывшей жене, подрастающей дочери, а заодно и обо всем прочем. Повествуя о семье, упомянул и отца своего – матерого урку, вора, который был жив, но находился в местах не столь отдаленных, как тогда говорили. (В тюрьме, значит). Как усадили его в 1979 году на двенадцать лет, так сын отца больше не видел. И видеть не желал, поэтому на свиданку ни разу не ездил. Очень зол был Степан на отца, считая его виновным в преждевременной смерти матери. Да, матери его уже давно не было в живых – сказались боевые раны, она воевала в партизанском отряде с 1942 по начало 1944 года. Выйдя замуж сразу после войны за отца Степана, Петра Петровича, чем удивила знакомых, фронтовых друзей и родственников, она родила лишь в 1950, а до этого всё по по врачам да по бабкам ходила, так как забеременеть не могла. Тогда женихов мало было, понятное дело, немцы побили, и выбора, получается, тоже не было, а Петр был веселый, разбитной, да при деньгах, что тогда было немаловажно, вот и случилось так, что Анна влюбилась в него. Продолжил свой рассказ Степан уже по возвращению домой, приятели за ужином как бы между делом, слово за слово употребили целых две бутылки коньяку.
  -Так отец твой, Петр Петрович, за что уселся, говоришь? – как бы невзначай спросил Савва. Язык его заплетался, но не столько от выпитого, сколько для вида. –  Нет, это, конечно, дело не моё, если что, прости мне моё любопытство.
  Но Степан тут же с запальчивостью убедил его, что в этом секрета нет, а сидит его отец за убийство.
  -Что-то не поделил он с приятелем, за то и приговорил... - сказал Степан и Савва мгновенно напрягся, как овчарка, делающая стойку. – Но я к нему не езжу, потому что терпеть его не могу. Мать угробил, мне жизнь подпортил...
   Почему отец подпортил ему жизнь, Савва не стал выяснять. Но тут Степан, продолжив свой рассказ, сказал такое...
   -Как-то раз, а тогда это дело еще мусора расследовали, папаша мой так напился, что стал мне рассказывать о каких-то там ценностях, предметах старины, якобы им найденных. Нашел он их под каким-то там деревом, которое  собирался спилить, но был тогда не один, с корешом, вместе с которым они корни рубили. Кореш сдуру позарился на эти ценности, долю стал требовать, за что батя и замочил его. Но сделал всё шито-крыто, не подкопаешься. Мусора три месяца искали убийцу, и лишь потом на батю вышли. Да, собственно, больше и подозревать было некого, кореша они были, не разлей вода. Били батю, конечно, зверски, иначе бы он ни за что не признался. И вот, усадили, значит.
   -Извини, конечно, Степа, только я думаю, бравада это. Блатные всегда, чтобы цену себе набить, сказки всем рассказывают, дым в глаза пускают – ценности, мол, и всё такое прочее...
   -Да батя мой не такой, не болтун, кремень дядька, - проговорил Степа. - Да что там говорить, он и помирать будет, денежку зажмет, мне, во всяком случае, никогда и ничего от него не перепадет.
   «Да уж, - подумал Савва. – Тяжелый случай. Одно радует, скорее всего посылочку-то, запрятанную дядей Ефимом, он, Степкин батя нашел. А кореша или подельника, или кто он ему там был, мочканул, в смысле убил. Ну и ну. И в тюрьму уселся. А денежка-то где сейчас, вот вопрос. И что мне теперь с этой новостью делать?».
    Савва, думая новую думку, почти совсем протрезвел. Он лежал в своей постели, в отдельной комнатке, предоставленной ему Степаном в полное пользование. Обстановка в ней была спартанской, но это было как раз то, что нужно: узкая деревянная кровать, стол, пара стульев, шкафчик. И всё. Удобства в санитарном блоке, как шутил Степан: туалет, ванная, и еще кухня – все помещения располагались отдельно, как в городской квартире. Во дворе периодически, для порядка, взлаивал Рекс, немецкая овчарка, тот самый, что жил в огромной будке посреди двора; соседские шавки ему лениво отвечали.
       Поутру Савва встал и, пробороздив холодильник, а также сходив на огород, соорудил вскоре кастрюлю борща. Степан, испробовав его, пришел в восторг:
   -Надо же, мама моя борщ такой же готовила, прям один к одному.
    Савва улыбался, он был доволен.
   
8
    Прошла неделя. Савва еще в первый день после предложения Степана переселился в его дом. По правде говоря, это был дом родителей, то есть отца Степана, но в связи с тем, что отец отсутствовал по вынужденной причине, сын был здесь теперь полноправным хозяином. В квартире же, что находилась в центре города, царило запустение; Степан там не жил, разве что дамочек водил, да теперь, когда его тесть покинул дом, дамочек можно было и на дом приглашать.   
      Савва от нечего делать все эти дни ходил словно  привязанный за Степаном: на работу в ДК, в ближайший ресторан обедать, по любым другим делам и стал при нем кем-то навроде оруженосца. Один раз они даже съездили на рыбалку, это было во вторник, а в понедельник накануне Степан как раз свою машину из ремонта забрал, которая теперь выглядела как новенькая. За это время партнеры еще дважды играли в карты по-крупному, один раз в белот, в другой и вовсе в двадцать одно. В белот опять выиграли, тысячи полторы взяли, а в двадцать одно им пришлось попотеть: поначалу оба проигрывали, и немало, и лишь в середине игры Савве стало везти. Партнерами их при этом были самые разные: работники торговли всех профилей, бармены, официанты, администраторы гостиниц, коллеги Степана из сферы культуры.
     Загребли они с этой игры шесть с половиной штук, ну и Савва, когда они вернулись домой, уже под утро кстати, деньги эти поделил на двоих.
   -Слушай, Саша, так ты меня скоро совсем от работы отвратишь, - сказал Степан, аккуратно складывая купюры в свой объемистый портмоне. – Стоит ли вкалывать день за днем за полторы сотни в месяц, если есть такой вот источник дохода.
   -Да ладно, мелочь это, к тому же ненадежно, - небрежно сунув свою долю в карман, сказал Савва. – Вот я, бывало, сыграю разок и год работать не надо было..., - и он рассказал Степану, как однажды выиграл довольно крупную сумму в поезде, раздев пару поездных катал. Приврал, конечно, сказал, что двадцать тысяч тогда взял, а на самом деле сумма была втрое меньше, но факт такой в его жизни действительно был.
   Как-то после обеда, когда Степан по долгу службы отправился в обком партии, Савва прогулялся до Главпочтампа, откуда позвонил в свой родной город.
   -Слушай, Граф, - сказал он своему собеседнику на противоположном конце провода. – Собирай пацанов, вы мне здесь, в Витебске нужны, втроем. Жердя с собой возьми и Махрова. Есть тут один товарищ, которого надо ощипать. Выигрыш весь ваш будет, я же буду играть против вас. Как-будто бы. Кстати, меня тут Сашей зовут, но вы ко мне на всякий случай никак не обращайтесь, вы меня не знаете и точка. Вы забираете всё что сможете, я помогу в этом, и сразу сваливаете, однако при этом не забывайте повторять, что назавтра, мол, дадите этому человеку отыграться. Мою долю, с которой в игру войду, потом вернете конечно. Квартиру снимаете на неделю или больше, это для вида, так как вы тут  будете не больше двух-трех дней. Всё понял? - спросил Савва своего товарища и, выслушав ответ, подытожил разговор: - Ну вот и ладненько, а я вам пока тут эту самую квартирку подыщу, чтобы в гостиницах не светиться. Тут, на главпочтампе я на твое имя письмо оставляю заказное – руководство к игре для тебя и пацанов; получишь по приезде.
  Спустя час с небольшим приятели – Степан и Савва - вновь встретились.
   -Тут это, Санек, наши игроки постоянные, мои дружки и знакомые стали поговаривать, что ты, наверное, карточный шулер залетный, видно, им не дает покоя тот факт, что ты, то есть мы с тобой всё время в выигрыше. Правда, заверяют, что за тобой не замечено каких-либо манипуляций или там еще чего, но всё-таки. – Степан, закуривая импортную сигарету «Мальборо», сунул пачку в нагрудный карман.
  -Так ты, это, Степа, больше не хвастай перед друзьями, а говори всем, что проигрываешь. – Савва повертел в руке зажигалку, затем сунул ее в карман. – Тут же как в игре, не понять ведь ничего, кто и что. Один говорит, что проигрался, другой хвастает что выиграл, а на самом деле толком ничего не знаешь. Если, конечно, один сразу нескольких до трусов не разденет. И ты жалуйся на фортуну, а еще на меня ругайся, так это работает.
  Степан во все глаза смотрел на Савву.
  -Надо же, оказывается что в каждом деле и даже игре есть своя специфика, - рассмеялся он, хлопая приятеля по плечу.
  -Да, именно так, - подтвердил Савва.
 -Хорошо, я теперь так и буду делать, - резюмировал Степан. – А то действительно, болтнешь тут случайно, что штуку-две зацепил, а все вокруг уже знают, да еще умножают на два-три-пять.
  В последующие три дня друзья играли по мелочи, да и игры крупной, по правде говоря, не было.
  9
   На второй день из этих трех спокойных, друзья, находясь дома, вновь засобирались в знакомое уже им общежитие, к девушкам. Степан накануне успел созвониться.
   -Послушай, Степан, - сказал Савва, - а нельзя так сделать, чтобы Олеси сегодня там не было?
  -А что, плохо дает? – спросил Степан, повязывая перед зеркалом галстук.
  -Да как-то мы с ней не очень подходим друг другу, - проговорил Савва. – Короче, ей со мной не кайф.
  -На месте сорентируемся, хотя, между прочим, она говорила другое, - уверенно сказал Степан, брызнув на себя французским одеколоном, который ему давеча подарил Савва.
   Спустя какое-то время подъехали к нужному зданию. Знакомой уже тропкой приятели прошли ко входу, и спустя несколько минут были на месте.
  -Ты мне, это, Таньку не сосватаешь? – спросил Степана Савва.
  -А что, запала она тебе? – Степан хитренько подмигнул приятелю.
  -Ну, других я там попросту и не видел, - улыбнулся Савва.
  Все в той же комнате, хозяйкой которой была Татьяна, их уже ожидали. Кроме Татьяны, которая вновь была в халате, другом и красивом, правда, но всё же домашнем, была еще одна девушка по имени Ганна. Это была миниатюрная и стройная, словно статуэточка брюнетка, с четкими и правильными чертами лица, хотя и несколько мелкими. Глаза ее, черные, словно маслинки, так и стреляли по сторонам. 
   Познакомились, сели за стол, выпили вина. На этот раз угощали девушки, а вино было венгерское, полусладкое.
   -Ты и теперь хочешь чтобы я тебе уступил Таньку? – выбрав подходящий момент, когда девушки по какой-то надобности отошли на кухню, с хитренькой улыбкой спросил  Степан.
  -Ну... не знаю, - пробормотал Савва. Новенькая девушка, следует признать, ему сразу понравилась.
  -Ганна живет не здесь, а этажом выше, где все матери-одиночки, поэтому я сейчас схожу на первый этаж и сниму для вас комнатку до утра. Идет?
  -Буду премного благодарен, - с чувством сказал Савва, не отводя своего взгляда от Ганны, как раз входившей в комнату. Движения этой девушки были гибкими и плавными, словно у пантеры, а пропорции безупречны.
  «Интересно, какова она в постели», - подумал он и в рассеянности налил себе еще полстакана вина. Воображение подсказывало ему, что его ожидает полная любви бессонная ночь.
   -Любите это вино? – спросила его Ганна, присаживаясь рядом и кивая на стакан в его руке.
  -Нет, я больше люблю приятную компанию, - сказал он, не сводя с нее глаз. – Вам налить?
  -Пожалуй. Только немного. Так же как и себе.
 Спустя четверть часа Степан вернулся. Заговорщицки подмигнув, сунул Савве в ладонь ключ.
  -Комната 107, на первом, - прошептал он.
   -Благодарю вас, сэр, - только и ответил тот. 
  Посидели еще немного, пообщались, затем Савва, подав руку Ганне, отвел ее к окну.
  -Если вы не против, то вот вам ключик от одного уютного гнездышка под номером 107, - сказал он, вкладывая ключ девушке в ладонь. - Будет неловко, если мы туда пойдем вместе, так что давайте уж порознь. Ladies first. (Прежде дамы). – В улыбку Савва вложил всё своё обояние.
  -Вы хотите этого? – ее ответная улыбка была очаровательная и кокетливая одновременно.
  -Я, если честно, уже теряю рассудок в предчувствии нашей встречи. – Савва, говоря это, был недалек от истины.
  И девушка его не разочаровала.
  Спустившись вниз десятью минутами позднее, Савва, идя по коридору, воровато шмыгнул в чуть-чуть приоткрытую дверь, над которой была табличка с номером 107.
  А за дверью, которую он едва успел запереть, его встретили руки, губы, а чуть позднее, когда Савва и Ганна, раздевая друг друга, упали в расстеленную уже ею постель, на него обрушился настоящий шквал любовной страсти.
      К огромной радости этой парочки, кровать в гостевой комнате была кем-то толково подобрана: она была железной, с деревянным щитом-покрытием, поверх которого лежал лишь тощий матрас, другая бы кровать попросту не выдержала того энергичного напора, который производили тела этих двоих молодых людей. 
    Спустя какое-то время, когда парочка, лежа друг к другу лицом, приводила в порядок дыхание, Савва, в порыве нежности и благодарности, провел ладонью по телу своей партнерши, а она его руку ласково, но уверенно отвела в сторону:
  -Не сейчас, милый, а то я опять захочу тебя.
   -Будь по твоему, - согласился Савва, он уже хорошо прочувствовал, какая любовная страсть пылает в его партнерше; тут как бы не обжечься; во всяком случае, он должен был сделать паузу, передохнуть.
  -Как же ты попала, Ганна, на вид совсем еще девчонка, в компанию этих солидных дамочек? – спросил он ее.
  -Мы работаем вместе, - ответила Ганна. – И я уже давно не девочка, если даже ею выгляжу. Кстати, институт скоро заканчиваю, работаю в лаборатории ОТК. Так что не думай, мне 26.
   -Ой ли? – удивился Савва. - А я боялся, что тебе еще нет восемнадцати.
    -А еще, милый, - Ганна состроила серьезное лицо, - у меня есть дочечка, Аллочка, ей скоро семь, вот так. Первого сентября в школу пойдем. А пока что она у мамы живет, та её готовит, спрос теперь с первоклашек большой. А мама у меня очень строгая. Не смотри, что простая секретарша, она у меня в очень серьезном учреждении трудится. А что касается возраста, это у нас семейное, все молодо выглядят, - рассмеялась Ганна. – Бабушку и теперь еще замуж зовут, мужики сорокалетние, а ей 67. И мама моя выглядит на 30, а ей 46.
  -Да, счастливая наследственность, - согласился Савва, вновь поднимая было руку, и тут же, вспомнив ее просьбу, убрав ее назад.
  Савве этой ночью заснуть так и не пришлось;  они с Ганной целиком и полностью посвятили ее любви...
  Расставались они рано утром, Ганне надо было уходить.
  -Если честно, мне не хочется с тобой расставаться, - сказал ей Савва на прощание.
   -Тогда знаешь что, - прошептала она. – Давай сегодня вечером встретимся и куда-нибудь вместе сходим, я так давно нигде не была, ну хотя бы в ресторан, например. Если не любишь рестораны, в кафе можно пойти, а то и в кино.
  -Почему же не люблю, с удовольствием схожу с тобой вместе куда угодно, - ответствовал Савва, целуя ее в висок.
   -Я сегодня должна после работы заскочить кое-куда на часок, - сказала Ганна, смешно сморщив носик, - а после буду свободна. Знаешь что, давай в 19.30 встретимся у «синего дома». Я как раз из парикмахерской буду выходить. Если что, не огорчайся, если меня там на пару минут задержат, хорошо? Погуляй там, пива попей.
 -Хорошо, моя прекрасная леди, - сказал он, после чего Ганна, звучно чмокнув его в щеку, выскользнула за двери и исчезла в недрах коридора.
   И вновь двое приятелей возвращались домой утром. Впечатлениями на этот раз решили не делиться, уже по внешнему виду их было видно, что ночь была любвеобильной.
10
       Вечером того же дня Савва, извинившись перед Степаном, что оставляет его одного, привел себя в порядок и отправился искать «синий дом».
   Подойдя к нужному дому, он убедился что это место весьма оживленное, о чем Ганна и говорила. Народу тут было множество и все куда-то спешили: кое-кто еще только возвращался с работы, спеша посетить нужные им магазины и сделать покупки, школьники торопились в спортивные секции, студенты, частью – на подработки, частью – в библиотеки, и лишь пен сионеры, сидевшие здесь и там в сквериках, кто с внуками, а кто просто с газеткой в руках, никуда не торопились. Савва, явившись к месту встречи несколькими минутами раньше назначенного времени, с любопытством разглядывал местных жителей; его интересовало как люди одеты, о чем говорят, что их заботит. Белорусы для него были почти что иностранцы.
     Часы показывали 19.37, когда кто-то сзади ладошками прикрыл ему глаза и Савва не сдержался, чтобы не пошутить:
   -Это ты, Дуся? Признавайся скорее, я же чувствую.
   Пальцы убрались с его лица, зато он получил ощутимый тычок в спину.
   -Я тебе дам – «Дуся», негодник.
   Это, конечно же, была Ганна, которую Савва от чувств, его переполнявших, хотелось схватить на руки и закружить на месте. И он едва сдержался, чтобы не исполнить свое намерение. Ганна была одета в голубого цвета летний костюмчик, на голове свежая прическа «паж».
  - Ну как я тебе? – кокетливо спросила его девушка.
  -Само то, высший класс! – в тон ей ответил Савва, и молодые люди, взявшись за руки, пошли вдоль по улице.
   -Вот почему мне, Саша, с тобой легко и хорошо? – спросила его Ганна.
  -Потому что мы еще плохо друг друга знаем, - ответил он.
  -Ты думаешь? – надула она губки. – Неужели когда лучше узнаешь человека, чувства притупляются или вообще пропадают?
  -Да просто не надо думать об этом, моя милая, - ответил Савва, обнимая ее за плечи. – Жить надо на полную силу сегодня, особо не заглядывая вперед и уж точно не озираясь назад.
  -Поцелуй меня немедленно и в полную силу, - попросила она, задирая голову и подставляя ему губы.
  Что ж, он с радостью выполнил ее просьбу.
   Ресторан, в который они вошли, оказался с претензией на шик. И во внешнем виде, и в обслуживании. На улице еще даже не стемнело, а тут окна были затянуты тяжелыми фиолетовыми шторами и уже горели приглушенным светом роскошные хрустальные люстры. Хотя большинство столиков в зале еще пустовало, администратор церемонно провела их в дальний угол зала, где находился ряд двухместных столиков.
  -Располагайтесь здесь, - сказала дородная среднего возраста женщина, одетая в строгий бардового цвета костюм, подавая им меню. – Вас скоро обслужат. 
  Вскоре их действительно обслужили, шампанское, закуски и салаты заняли свое место на столе, но едва они выпили по первому бокалу, как заиграла живая музыка – это был ресторанный ВИА.
   -Не «Песняры», конечно, однако и у этих ребят вполне приличные голоса, - слушая их сказал Савва, приглашая свою партнершу на танец. Так, перемежая танцы и тосты в честь их самих, они провели этот полный любви и обожания вечер. Савва, приглашая свою даму на очередной танец, вставал, подходил слева, целовал ей руку, спрашивал разрешения и только после этой церемонии они вливались в группу танцующих. Всё в этот вечер здесь было пристойно, никто из присутствующих не орал, не дрался, никто не падал лицом в салат. Приличная публика по большей части среднего возраста заполнила зал целиком: тут были ухоженные, хорошо одетые женщины, да и мужчины им соответствовали – солидные, в отличных костюмах, с хорошими манерами.
  -Мы тут на их фоне смотримся как парочка, которая по ошибке вместо кафе заскочила в ресторан, - сказала Ганна, с любопытством разглядывая присутствующих.
  -Надеюсь, нам это в вину не поставят, - ответил ей Савва. – Зато ты тут самая красивая, ну а я, скажем, самый влюблённый и... любвеобильный. - Сказал и сам своим словам засмущался.
  -А вот насчёт этого мы вечером узнаем, - сказала Ганна и устремила на любимого томный зовущий взгляд.
  -Пойти попросить для нас отдельный кабинет? – в тон ей спросил Савва.
  -Кабинеты, увы, остались в далеком дореволюционном прошлом, самое позднее в период НЭПа, - сообщила Ганна.
  -Надеюсь, мадам, что вы их уже не застали? – с затаенной улыбкой спросил Савва, намеренно ревнивым тоном.
  -Нет, мой милый, я для этого недостаточно стара, - Ганна показала ему язык.
   Рассчитавшись с официанткой по счету, к которому Савва добавил по своему обыкновению 10% чаевых, они вышли на улицу. На часах было 23.35.
  -Ну что, поймаем такси? – вглядываясь в жидкий поток уличного транспорта, спросил Савва.
  -Ну хорошо, давай поймаем, - согласилась Ганна, выглядывая из-за его плеча на дорогу.
   Как раз в эту минуту перед ними возникла троица парней. Не сказать чтобы нетрезвых на вид, но что-то такое было в их внешности... Савва, нутром почувствовав исходящую от них опасность, в одно мгновение подобрался, сбросив с себя романтически-радужное настроение. Он еще успел критически оценить ситуацию и в одно движение телом оттеснил свою партнершу в сторону так, чтобы она находилась за ним. Любопытно, подумал он, стараясь держать ситуацию под контролем: парни явно ищут приключений, однако же не пьяны, даже следов опьянения не видно. Значит – подосланные. Только вот кем, хотелось бы знать.
  -Землячок, дай рубль на пиво, нам догнаться надо, - гнусавым голосом попросил один из парней, делая шаг навстречу.
  -Пожалуйста, ребятки, угощайтесь, - великодушно сказал Савва, вынимая из кармана и протягивая парням трояк, три рубля.
   Ганна недовольно дернула его за рукав, но Савва своим локтем сильно прижал ее локоть к своему боку.
  -Мы тебе не ребятки, ты, козел, - грубо сказал второй из парней, светловолосый крепыш.
  -А вот это слово очень некрасивое, и, кроме того, сказано не по адресу, - ответил ему Савва, исподволь глядя по сторонам.    
   Кроме этой троицы поблизости крутился еще один, мужчина постарше, вероятно имевший к ним отношение. Но выяснять это уже не было времени.
   А тут второй из парней, худой и долговязый, шагнув в их сторону попытался схватить Ганну за руку, но та с криком: «пошел вон!» вырвалась.
   Далее размышлять и бездействовать было попросту опасно, и Савва лягнул левой ногой под колено ближайшего к нему парня, который ранее обозвал его козлом, сопроводив удар словами: «Сам ты козел!». Тот, согнувшись от боли до пояса, так и остался в этой позе. Долговязого, рискнувшего вновь приблизиться к ним, Савва сразил мощным ударом кулака в живот, отчего тот, сложившись вдвое, упал на асфальт.
   И тут последний из нападавших, оставшийся на ногах, бесстрашно бросился на Савву.
   Боксер, понял Савва, когда тот, подскочив, стал в некое подобие стойки и попытался нанести ему целую серию ударов. Часть их них пришлась в воздух, остальные попали Савве в руки, который погасил их какими-то странными кошачьими движениями. Несколькими секундами позднее, перехватив руку нападавшего, Савва дернул бойца в сторону и резко подсек его ногу. Нападавший с воплем рухнул на асфальт. Ганна, стоявшая чуть в стороне, не успела как-либо прореагивать на нападение парней, когда со стороны к ним рванулся четвертый парень, вернее мужчина, в руке которого что-то блеснуло. Попутно грубо толкнув Ганну в плечо так, что она, не удержавшись на ногах, покатилась по асфальту, мужчина бросился на Савву. Тот попытался на ходу перехватить его руку, но ему это не удалось. Когда они вновь схватились, причем нож был опасно направлен Савве прямо в живот, дамская сумочка Ганны шлепнула мужчину сбоку по лицу, а в следующее мгновение сам Савва, воспользовавшим секундным замешательством противника, рубанул его ребром ладони по горлу спереди наотмашь. Тот, захрипев, повалился на землю.
   -Такси, - крикнул Савва, заметив проезжавшую мимо «Волгу» с зеленым маячком и замахал руками.  Машина остановилась рядом с ними.
   Савва, подхватив Ганну под руку, толкнул её вперед, дернул на себя ручку двери, помог ей сесть, запрыгнул сам, и уже пару секунд спустя их автомобиль влился в транспортный поток.
  -Ну, блин, надо же, новый немецкий костюм порвала, - в сердцах возмущалась Ганна, рассматривая себя.
  -Ничего, милая, тряпку новую купим, а ты сама не ушиблась?
 -Да заживет, как на... кошечке, - сказала она, потирая ушибленное колено. – Так и не поняла, что этим троим было надо?
  Савва вновь взял ее за запястье и сжал его.
  -Это нас не касается, - сказал он. – Парни те между собой поссорились, сами и помирятся.
  Ганна, поняв, что ей лучше при водителе помолчать, больше ничего не сказала.
  Спустя минут десять они рассчитались с таксистом, вышли наружу, и, тут же поймав другое, поехали дальше.
  -Здорово же ты их отделал, Сашка, - сказала она, когда они выбрались из такси около дома, где жили Степан и сам Савва. – Ты мой могучий защитник. Боксом, что-ли, занимался? Или этим самым, карате?
  -Этим самым, - ответил он и крепко, несмотря на показное сопротивление, ее обнял.
  -А ты меня сильно выручила, - заметил Савва. – Когда сумочкой его огрела.
 -А что, ждать пока он тебя ножом пырнет. Ну уж нет, ты мне живым и здоровым нужен.
  Савва вошел во двор первым, подержал Рекса за поводок, пока Ганна не проскочила к дому, потом тихонько, чтобы не разбудить Степана они вошли в дом и прошли в ванную комнату, где добрых полчаса отмывали свои ссадины и царапины.
   Кровать в комнате, где жил Савва, была, конечно, спартанской, зато была твердой и не скрипела, и молодые люди вскоре уверились, что она вполне подходит им в плане секса.
  Утром, завтракая бутербродами с чаем, они по-прежнему вели себя тихо, стараясь не побеспокоить хозяина, хотя то и дело целовались. Однако вскоре по некоторым признакам Савва определил, что Степана дома нет, и он даже не ночевал.
   После раннего завтрака Савва посадил Ганну в такси, так как ей перед работой требовалось еще заехать в общагу, чтобы переодеться. А несколькими минутами позднее домой явился хозяин.
   -Нам следует получше выспаться, - сказал Степан, запирая входную дверь. – Вечером, как мне сообщили, состоится большая игра.
  -Вот как? Во что будем играть? С кем? – насторожился Савва.
  -Хохлы какие-то приехали. В командировке тут. Виноделы вроде. Три человека. Вчера в ДК наведались, скучно им, видите ли. Тоже, кстати, на бильярде играли. Так себе игроки.
  -И кто же их пригласил? – равнодушным тоном спросил Савва, не обращая внимания на странную манеру рассказа Степана – короткими предложениями.
  -Кто-то из наших, Костик с Черниковым, как будто. Ребята судя по всему денежные, чего же не сыграть с ними.
  -Во что будем играть? – спросил Савва, показно зевнув.
  -В двадцать одно.
 
1001
   Вечером игроки собрались в помещении, служившем еще недавно Ленинской комнатой.
   Приятели Саввы – Граф и Жердь, а это, конечно же, были они  – выглядели если не комично, то по меньшей мере странно, он это сразу заприметил, но лишь спустя минуту понял в чем дело. Ребята были одеты непривычно: оба в костюмах, на ногах туфли. Ну прямо инженеры, блин, а то и выше бери. Обыкновенно же они ходили в джинсах и кожаных куртках – по погоде; или же просто в рубашках-ковбойках и кроссовках, если летом.
   Молодцы, резюмировал Савва, замаскировались. И правильно, после дела так будет легче переодеться и исчезнуть. Накануне, пару часов тому назад, он в частном домике, где они по его подсказке остановились, сняв на троих две комнаты, давал друзьям указания как им следует вести себя вечером в игре.
   Хозяйка, подслеповатая старуха лет восьмидесяти, была нелюбопытна, а получив с жильцов деньги за неделю вперед, ушла на свою половину дома и больше не появлялась.
   Гости, поздоровавшись и осмотревшись в помещении, сели за стол, Савва и Степан сели с ними через одного, а чуть позднее к ним присоединился еще один игрок, ранее Савве незнакомый, по имени Анатолий, старший товаровед одной из областных торговых баз.
   Александр Махров – третий из приезжих парней – в игре не участвовал, он в случае форс-мажора должен был прикрывать своих друзей. Этот товарищ был игроком посредственным, зато мог без труда уложить в кулачном бою троих-четверых мужиков, а пока же с независимым видом слонялся по коридору ДК, рассматривая объявления и фотографии, висящие на стенах и стендах.
    Накануне игры Степан спросил Савву:
   -Ну что, Саша, играем как обычно? Расходы и доходы пополам? 
    На что его товарищ ответствовал: «Да, конечно!».
     И пошла игра. Конечно, в том, что с ними сегодня играли люди приезжие, незнакомые, был элемент риска – фортуна вещь непредсказуемая, да какая же игра да без риска.
  Поначалу осторожные гости ставок не поднимали, но вскоре, поняв, что играют против любителей, стали смелеть и ставки постепенно выросли. Савва как мог им подыгрывал, но так, чтобы это не было заметно.
  Спустя часа два после начала игры Анатолий, сетуя на невезение, отвалил, не забыв сообщить, ни к кому конкретно не обращаясь, что продул три тысячи рублей, а его место тут же было занято новым игроком, желавшим проверить свое везение: это был Артур, человек теневого бизнеса, ворочающий, насколько знал Степан, весьма крупными суммами. Поговаривали, что он работал на МВД, а то и бери выше – на Контору. Но и он вскоре встал из-за стола, недоуменно покачивая головой; его проигрыш всего за час с небольшим составил восемь тысяч – целый автомобиль!
   Сменили колоду, приглашенный со стороны судья – а это был всем здесь знакомый режиссер местного театра – Михаил Гройсманн, ветеран карточных игр, следил за порядком, однако нарушений с чьей-либо стороны не замечал. Савва то и дело рисковал – иногда это приносило свои плоды, иногда же они со Степаном летели, и в какой-то момент выяснилось, что Степа, имевший при себе наличными более пяти тысяч, оказался пустой.
  Но, видя что Савва, его партнер, всё еще держится, Степа отпросился у коллег на полчаса и отправился домой за деньгами. Уложившись по времени, он привез с собой восемь тысяч – всё, что было у него дома, но уже буквально через час и эти деньги перешли к их соперникам. То и дело поглядывая на Савву, Степан ждал от партнера каких-либо особых действий, но тот, казалось, забыл о нем, а Фортуна о нем самом. Финал для местных игроков оказался плачевным: Савва наконец тоже проиграл всю свою наличность, и Михаил остановил игру.
  Залетные игроки, благодаря своих партнеров за игру, распихав деньги по карманам заторопились к выходу, а местные, не найдя аргументов против, так и остались не солоно хлебавши.
  -Было очень приятно играть у вас, - сказал на прощание один из приезжих, чернявый крепыш – Граф, которого его коллега звал просто Володя. Он отстегнул Гройсману стольник, как договаривались, еще раз поблагодарил за игру, после чего залетные парни удалились, пообещав, впрочем, прийти сюда же назавтра в то же самое время. В коридоре к ним присоединился их третий товарищ; спустя пару минут они уехали куда-то на такси.
  -Что за фигня, Миша? – спросил рассвирепевший из-за проигрыша Степан Гройсмана. – Ты случайно не в доле с этими... хохлами или как их там?
  -Да как можно, Степа, ты же всё видел сам, - ответствовал тот, заламывая руки. – Никаких нареканий, никаких замечаний, просто невезение какое-то и всё. Они даже не сигналят между собой, настоящие профи.
   -А ты что скажешь, Саша? – Стеапан обернулся к товарищу.
  -Нашла коса на камень, вот что. И такое бывает,  - просто ответил тот.
  Спустя час они выпили по сто граммов коньяка в буфете, после чего разговор их принял более спокойный тон.
  -Сколько ты проиграл, друг мой? – спросил Степан Савву.
 -Семь штук, - был ему ответ.
 - Надо же, все вместе мы им попали больше тридцатника, а на двоих - двадцать. В таких случаях надо местных ментов держать рядом для помощи.
  -А кто знал, что такое случится, кто знал, - не на шутку горевал «Санек», то есть Савва. – Степа, я тут тебе должен остался, с меня трешка, на днях отдам.
 -Да откуда тебе их взять? – с досадой сказал Степан, грохнув стаканом по столу, отчего тот лопнул и развалился на куски. 
  Вечером они сидели в доме за скромным ужином, на столе початая бутылка коньяку.
  -Может стоит попытаться поискать отцовские деньги, как думаешь, Санек? – спросил Степан. Накануне он, когда ездил домой за деньгами, заглянул в комнату Саввы, где, роясь в его сумке, нашел паспорт на имя Григория Мокряк и теперь, сопоставляя эту новость с проигрышем, Степан решил, что его товарищ, вполне вероятно, и не Саша вовсе... то есть выдает себя за другого.
  -Должен же он был где-то свои деньги заныкать, просто обязан, - бормотал он, наливая в стаканы очередные порции коньяка.
    Теперь, когда он остался без гроша, голова Степана работала в усиленном режиме и только в одном направлении.
   -Так что именно ты собираешься делать? – спросил Савва с вымученной улыбкой. – Ты же не знаешь, где искать. Копать от забора и до заката?
  -Да, невесело, - отозвался Степан, опрокидывая порцию жгучего напитка в себя и даже не чувствуя его вкуса. – Знаешь что, давай пойдем со мной. В подвал. Хотя бы прикинем, где следует искать.
  Сказано – сделано, и двое приятелей, вооружившись шанцевыми инструментами, спустились в подвал. Вкрутив в патрон самую мощную лампу, Степан встал перед стеллажами, почти сплошь уставленными банками с консервной продукцией. Чего тут только не было, жаль только, что время было неподходящее для восторгов.
  -Теперь, когда у нас наличных денег нет совсем, даже на еду, будем питаться тем, что в доме осталось. -  Степан, отставив в сторону лопату и лом, стал снимать с полок разнокалиберные банки и коробки.
   -Скажи мне, друг мой боевой, - сказал он, выпрямляясь чтобы отдышаться. – Прежде чем мы вместе отправимся в погоню за бабками.
  -Да, слушаю, - ответствовал Савва.
  - Ты ведь по паспорту Григорий? Или как прикажешь себя величать?
 -Ой, Степа, это секрет полишинеля, только для тебя. Я и не скрываю этого. С детства мне моё имя Григорий не нравится, вот и взял себе псевдоним – Саша. Имя красивое, звучное, почему бы и нет. Да я сам забыл уже, что когда-то был Григорием. Ты, что-ли в паспорт мой заглядывал? Я хотел тебе раньше об этом сказать, да как-то подходящего случая не представилось.
  -Извини, так вышло. Ты ведь у меня в доме живешь... А я тебя совершенно не знаю.
  -И правильно. Доверяй, но проверяй. Я ведь паспорт свой не прячу. Так что, дружище, если этот вопрос тебя больше не мучает, я готов быть рядом с тобой, помогать по мере сил. А ежели есть какие-нибудь сомнения, так я уйду. Тебе решать.
  -Да ладно, это ты меня прости, - Степан вытащил из кармана платок и вытер им вспотевшее лицо. – Замяли эту тему. Нервы, сам понимаешь, ни к черту. После этой злосчастной игры.
  -Да как не понять, в одной лодке, небось.
  Приятели, выяснив отношения, принялись за дело. Степан стал ковырять в стене подвала то там, то здесь, а Савва тем временем стал осторожно выстукивать стены. Спустя три часа, злые и голодные, приятели поднялись в дом, чтобы перекусить. С собой из подвала они взяли несколько банок с консервами – мясными и овощными, а еще сливовый и яблочный компоты.
   -Не зря тесть мой заготавливал тут всё это, старался, теперь вот пригодилось, - сказал Степан, отставляя пустую банку в сторону. – Ну что, а теперь спать, - сказал он сам себе.
 
11
    Испросив на работе три дня отгулов, Степан решил всерьез взяться за дело, поиск тайника стал для него навязчивой идеей. Савва всё это время был вместе с ним, лишь на второй день он отъехал часа на полтора, держа путь на Главпочтамп, чтобы отправить телеграмму и сделать пару звонков. А еще он очень скучал за Ганной. Это было несколько неожиданное чувство. «Да ну его к черту, этот клад и всю эту связанную с его поиском тягомотину, - думал он, сантиметр за сантиметром выстукивая стены подвала. – Забрать бы Ганну вместе с дочкой, и увезти к себе. Сколько той жизни, блин». Сама идея поиска клада его уже не вдохновляла. Ну найдут они эти ценности, и что? Степу придется как-то нейтрализовать, а ведь парень он хороший, свойский. И его у себя поселил, и денег в игру, затеянную Саввой, вложил, да и вообще... Даже найдя и реализовав найденные ценности, то есть добившись своей цели, будет ли он по-настоящему счастлив?.. И еще: знал бы Степан, что Савва, то есть Саша, то есть Григорий, друг его ситный, эти их растраты в игре в двадцать одно сам же и спланировал.
  На третий день, сходив на Главпочтамп, Савва получил присланные ему переводом деньги – десять тысяч.
  Уже дома, отстегнув три тысячи Степану, он попросил его чтобы тот позвонил девушкам.
  -Извини, Степа, но мне ужас как к Ганне хочется, - сказал он честно. - Не смогу больше работать, если с ней не встречусь.
  -А если нет её в городе, или в командировку укатила? – добродушно смеясь спросил Степан.
 -Яростный кулак, вот что! – с чувством воскликнул Савва. - Слышал, фильм так называется...
 -Да в курсе я, в курсе. Понял, иду звонить.
  -Кстати, Степ, - остановил его Савва. – Ты не знаешь случайно, муж Ганны куда делся?
  -Да всё где-то по бабам, говорят, болтается, то у одной поживет, то у другой. Алименты не платит, да они и не в разводе еще, недавно вроде подала. Он же Ганну год тому назад триппером наградил, вот она его и выгнала. Простить такого позора не смогла.
  -Откуда такие подробности знаешь? – ревниво спросил Савва. – Нырял к ней, честно скажи?
  -Нет, не пришлось, - честно же ответил Степан. - Но хотелось бы. – Заметив бешеный взгляд Саввы, добавил: - Раньше, в смысле. Но только не сейчас уже, мешать товарищу не стану.
  Ганна, как выяснилось из разговора с Татьяной, этой ночью не могла у себя принять Савву, и к нему в гости отправиться тоже. И следующей ночью тоже, так как ночевала у своей матери. А на третий день он, как мужик, был уже совсем никакой, хоть в ЗАГс его веди. Стал такой капризный и нудный, что даже Степан заметил.
   Ну а затем у Саввы с Ганной состоялась наконец встреча всё в той же комнате 107. Эта ночь по накалу страстей оказалась еще круче чем предыдущая. Зато наутро Савва чувствовал себя на вершине счастья.
  Вернувшись домой поутру и проспав до обеда, Савва, дождавшись прихода Степана с работы, с азартом взялся за дело, и вскоре, работая, нащупал в стене пустое пространство. Это место оказалось в самом углу подвального помещения, для чего Савве со Степаном пришлось отодвигать бочку с соленой капустой. Оба одновременно почувствовали азарт охотников, и в короткое время друзья, утроив усилия, выбили кусок стены, за которым обнаружился лаз. Пролезть в него они оба, мужики довольно упитанные, при всем желании бы не смогли.
  -Что будем делать? – спросил Степан Савву.
  -Кажется мне, что этот лаз наружу ведет, - сказал Савва, внезапная догадка озарила его.
   Он, не обращая внимания на Степана, выбрался на улицу. Ну конечно же, в шести-семи метрах от угла дома находилась будка Рекса.   
  -Тут находится твой клад, - уверенно сказал он глухим от волнения голосом, увидев что Степан вышел следом за ним. – Где-то на пути между будкой и подвалом.
  Особенно тяжело далось ему слово «твой»...
   -Так что, начнем теперь копать от будки? – спросил Степан. – Голос его, также, вероятно от предчувствия, что клад вот-вот найдется, стал ниже и даже завибрировал.
  -Давай копать, - согласился Савва.
  Рекс был изгнан из будки на свежий воздух, сама будка убрана в сторону. Но под ней ничего не оказалось, не было там ни следа, ни намека на люк или лаз.
   -Надо копать навстречу, - сказал Савва, выбирая штыковую лопату. – Ты даешь разрешение, хозяин, или как? Или может сам жаждешь найти запрятанное?
  -Давай работать, бездельник, - Степан, орудуя лопатой, обозначил границы.
   -Снаружи проще копать, чем изнутри, - сказал ему Савва, втыкая лопату в грунт. Земля здесь была не то что в огороде, довольно натоптанной и потому копать было нелегко. Пришлось даже для начала лом использовать.
  -Бог в помощь, - услышали они чей-то голос из-за забора, когда работа была в самом разгаре. – Потеряли что-нибудь?
  -Привет, тетка Ядвига, - подымая голову на говорившего, ответил ей Степан.
  -А ваш жилец, вижу, нашел таки, что искал, раз он до сих пор тут.
  -Кто ищет, тетка Ядвига, тот всегда найдет, - бодро ответил ей Степан.
  -Вот и замечательно, - закончила разговор тетка Ядвига и потопала себе дальше.
  Час с лишним работали приятели без отдыха. Затем присели перекурить. Савва, который курил изредка, по особым случаям, тоже сосал сигаретку. И думал. Как ему быть, если они найдут клад. Как себя вести. Что рассказать Степану, чего нельзя. Или... попросту связать хозяина, клад упаковать и бежать отсюда, всё равно ведь Степа его не найдет.
  Уже вечерело, когда лопата Степана ткнулась во что-то странное, что в итоге оказалось металлическим ящиком, в котором слесаря и сантехники обыкновенно держат свои инструменты. Внимательно осмотревшись по сторонам, Степа сделал знак Савве помалкивать, а сам, ковыряя вокруг, подвытащил его, после чего они вдвоем, подхватив ящик, выдернули его из земли, затем отнесли в кухню.
  Тяжело дыша, не сколько от тяжести ящика, сколько от волнения, они уставились друг на друга.
  -Вот что, друг мой Савва, - сказал Степа, достав топор, которым тут же принялся отдирать перекосившуюся крышку. – Надеюсь, у тебя нет претензий к этому ящику, который закопал мой батя? Я, если тут что и найдется, часть себе возьму, остальное же спрячу, сохраню для бати.
  -А топор зачем взял? – криво усмехнулся Савва. – Для вящего аргумента, что-ли?
 -Да нет, просто чтобы открыть его.
 -Ты классный парень, Степа, я хочу заметить тебе это, причем именно сейчас, несмотря на то, как сложатся наши дальнейшие отношения. Ты относишься ко мне как к брату с первой минуты нашего знакомства, и я не могу это не оценить. А теперь послушай меня внимательно. Нет, вначале открой ящик. Стой, а хочешь, я тебе уже сейчас расскажу, что находится в этом ящике?
    Степа вытаращил на приятеля глаза.
    -Там ты обнаружишь брильянты, - сказал Савва уверенно, - а еще золотишко, ну и еще кое-какие ценные изделия, в основном женские украшения, и всё это, заметь, дореволюционной работы.
  -Откуда тебе знать? – недоверчиво спросил Степан.
  -Предчувствие, - усмехнулся Савва.
  -Зная своего батю, не удивлюсь, если тут рубли в пачках, пистолет в масле и парочка ножей, в смысле финок. – Степан нажал еще раз, поддел чуть сильнее, и ящик, обиженно скрипнув, открылся. Сверху теперь оказался кусок плотной черной бумаги. Осторожно сняв ее, Степан поднял на Савву глаза.
  -Ты случаем, меня убить не собираешься?
  - Так не за что, - просто ответил Савва, и Степан, посмотрев ему в лицо долгим испытующим взглядом, поверил ему.   
  -А если бы было за что? – всё же спросил он.
  -Прекрати, эта тема не про нас, - успокоил его Савва.
   Плотные пакеты лежали в рядок. Степан не выбирая, вытащил один из них наудачу. Развернул, надорвал, на стол посыпались золотые изделия – с камушками и без.
  -Пока твое предсказание работает, - сказал Степа.
  Савва положил ладонь на ящик.
  -А теперь послушай меня, друг мой, брат мой, внимательно.
  И Савва рассказал Степану вкратце историю военной службы Ефима Яковлевича. Все как есть, выложил. И дополнил этот рассказ тем, что именно ему поручен розыск этой посылки.
  Всё это время Степан, шокированный его рассказом, молчал.
  -Вот так, брат, - закончил он свое повествование. – Это добро принадлежит не твоему отцу, не тебе, и даже не мне... но я бы по справедливости рассудил вот так, поправишь меня, если что-то тебе покажется нелогичным. Всё это добро можно реализовать как оно есть, а потом поделить: тебе треть, остальное хозяину этого добра, Ильичу.
  Конечно, у тебя после подобного дерибана возникнет ситуация, когда надо будет разбираться с батей по его возвращению. Но я тебе могу оставить расписку, в которой будет указано, что посылку целиком изъял и присвоил настоящий хозяин этого добра, которое Петр Петрович случайно обнаружил под дубом во время корчевания оного. Но и это еще не всё. Вероятно, батя твой убил того своего партнера из-за этих денег, потому и уселся, но тогда и он должен получить за свои страдания компенсацию. Короче, можно подрегулировать процент, например, 60 % - Ильичу, а 40 % тебе, то есть вам с отцом. Это было бы, на мой взгляд, абсолютно справедливо. Денег тут, если считать на наши тугрики, думаю, потянет... нет, не скажу сейчас даже предположительно, а как рассмотрим всё, что тут есть, тогда и гадать будем. Упрощенно говоря, если, например, всё это на стольник тысяч потянет, то сороковник – тебе. Кстати, я бы тебе не рекомендовал свою долю реализовывать самостоятельно. Доверься профессионалу. Или предоставь это мне, стреляному волку в этом деле.
   -Ну... хорошо, допустим, - только и нашел что ответить Степан.
   -Степ, - Савва взял товарища за руку, - смотри, я хорошо понимаю какая сейчас борьба происходит в твоей душе. Только что, казалось, всё это барахло было твоим, а тут какой-то хрен залетный требует себе бОльшую половину. Мне лично твоя ситуация понятна. Однако же я не могу тебе сейчас предоставить план расположения этой спрятанной в 1944 году посылки, мы с Ефимом его уничтожили, и сам понимаешь почему. Ну и так далее. А еще я тебе скажу так: без моей помощи, - это я про последнюю игру говорю, когда мы проигрались, - ты бы попросту не стал искать этот самый ящик. А отец, сам говорил, вернувшись из тюрьмы, тебе бы фиг что оставил. А ведь в тюрьме нелегко, и он далеко не тот парень, каким был когда-то...
   Степан смотрел на Савву во все глаза.
  -А, так это ты устроил нам проигрыш? – наконец вырвалась у него.
  -Пришлось, брат, - выдохнул Савва. – Но ты к сердцу это не принимай. Деньги я тебя уже на днях верну, так что не думай об этом. И еще одно: большое богатство очень часто влечет за собой большие проблемы. Что бы и где бы ты не нашел, всегда на то же самое может найтись настоящий хозяин, порой неожиданный. В нашем случае, скажу тебе начистоту, всё еще складывается удачно, а ведь могло быть... Короче, я знаю случай, когда в подобной ситуации погибли люди, да-да, а кое-кто чуть позже отправился за решетку. Окончательно скажу тебе так: «Потерял – не радуйся, нашел – не огорчайся». Заложи свою долю куда подальше, особенно это касается камешков, а изделия потихоньку реализуй, только через надёжных людей. А если тебе понадобится крупная сумма и сразу, найдешь меня, адрес оставлю, и я тебе помогу с реализацией. Ну а теперь, если ты не против, давай посмотрим что тут вообще есть и тогда решим как будем делить.
  -И ты не боишься, Саша, вот так, в моем доме, в моем городе, в моей республике, брать на себя такую ответственность? А я ведь могу пойти за ружьем и навести, ну, как бы справедливость.
  -Во-первых, Степа, ты этого не сделаешь, - мягко ответил ему Савва. - Во-вторых, ты уже видел моих ребят, а они сейчас стоят на стреме, только и ждут чтобы я позвал их на помощь. А в-третьих, я и сам могу справиться с многими проблемами...
  -Да уж, наслышан, это ты о драке, – Степан достал из пачки сигарету и прикурил. – Не подумай только, что я тут замешан, это были эти, проигравшие, они попросили наших бандюганов, чтобы они тебя пощупали, ну там, у ресторана. Короче, это дело рук Артура, что с нами давеча играл и проигрался. Наши же боялись, не из мусорки ли ты, уж не знаю почему они так решили. Ну в итоге получили его парни по мозгам, это мне рассказали. Каратист, говорят, этот ваш Сашок.
  -Да, я понимал, примерно, конечно, откуда и от кого эти ребятки присланы. – Савва почесал в голове. – Ну да б-г ему судья, этому Артуру. Вопрос сейчас в том, не захотят ли они продолжить знакомство. А то ведь тогда кто-то реально нарвется на неприятности.
    Целую ночь приятели разбирали ящик с ценностями, одновременно раскладывая на две почти равные части и мирно при этом беседуя. Среди прочего в одном из пакетов они обнаружили сразу пять портсигаров, почти сплошь украшенных драгоценными камешками, явно дорогие, но все почему-то разные; значит, не ширпотреб. Один из них был золотой или позолоченный, четыре других скорее всего серебряные. Взяв один из них в руки, Савва прочёл на задней крышке ФАБЕРЖЕ и еще какие-то буквы и цифры шрифтом поменьше. Такой же знак был и на оставшихся четырёх портсигарах. Что это означало, Савва не знал, но аккуратно уложил эти вещи в коробочку; три, один из которых золотой, себе, два других - Степану. Кроме портсигаров тут было еще десятка полтора самых разных орденов и жетонов, мастерски выполненных из золота. «На досуге очень интересно будет всё это рассмотреть», - решил для себя Савва, Спать улеглись только с рассветом и почти целый день проспали.
 12
  -Знаешь, Саша, - сказала Ганна, когда они одним приятным утром проснулись в комнате Саввы. – Мне тут очередь на кооператив подошла...
 - И что, любимая? – Савва собирал ее волосы в горсть, после чего отпускал и они черными нитями расползались по ее плечам, подушке, щекоча его руку.
  -Мне неловко тебе это говорить, милый, только для первого взноса мне не хватает пятисот рублей.  Муж мой, козел, сбежал от меня, как ты знаешь, и еще с собой наши общие деньги прихватил. А другого я никого просить не решаюсь, да и не хочу. Ты как, сможешь мне эту сумму одолжить, есть у тебя такая возможность?
  -Квартира какая? – деловито спросил Савва.
  -Однушка, конечно, куда мне на большее-то замахиваться.
  -А ведь можешь по закону замахнуться и на двушку, нет разве?
  -Да, конечно, мы же двое с дочей. – Ганна тяжело вздохнула. - Только я указала в заявлении что претендую на однушку, а председатель кооператива раньше сам предлагал двушку, так что даже не знаю. Ты не думай, я верну, мама вот тоже поможет. Тысяча у меня есть, пятьсот мама даст. Уже скоро, сказала.
  -Хорошо, - просто ответил Савва. – Пойди куда там требуется, и скажи, или же в заявлении напиши, что будешь брать двушку.
  -Так ты знаешь, что мне тогда понадобится 3700 заплатить. И где я их возьму? Сашка, не трави душу... Если можешь, помоги. Пятисот будет достаточно. Нет, я не обижусь если нету у тебя, тогда буду дальше искать.
  -Так вот я и пытаюсь помочь, только ты сопротивляешься. Оформляй всё как полагается, а я тебе завтра занесу трёшку, ну в смысле 3000 рублей.
  -Нет, Сашка, ты с ума сошел, я так не могу... – Ганна в волнении закусила губу. - Давай уже тогда вместе жить, а? Вот скажи честно, ты бы на мне женился? – взгляд её, прежде просящий, стал кокетливым.
  -Да, хоть сегодня, - ответил Савва улыбаясь. - Только прежде надо будет развестись, как и тебе, впрочем. Но тогда уж трехкомнатную проси, чего это нам в двушке ютиться.
  -Ты... да ты шутишь, Сашка, ну тебя...
  «Как знать, Ганночка, как знать...», - подумал Савва, но вслух ничего не сказал.
 
13
   На третий день после вскрытия и обследования ящика, а также последующего его раздела, Савва стоял у дома вместе со Степаном,  держа в руке тяжелый саквояж; рядом на земле стоял большой дорожный рюкзак с его вещами. Чуть в стороне от них перемежалась с ноги на ногу Ганна, к которой Савва обещал заехать в общежитие, но она не удержалась и пришла сама. Такси – «Волга» с шашечками на дверцах, остановилось у ворот, из него выглянул Граф, друг Саввы и помахал рукой.
  -Узнаешь этого парня? – спросил Степана Савва, но тот, кивнув головой, только усмехнулся. Очень многое в последние дни свалилось на его голову, и всё это Степан с большим трудом до сих пор переваривал.
   -Ну давай, брат, - сказал Савва, крепко пожимая руку Степану. – Вся эта история могла закончиться гораздо более худшим образом, если бы ты оказался подонком, жлобом, или просто плохим человеком. Но сегодня я чувствую себя так, словно приобрел брата, которого у меня никогда прежде не было. Но дело даже не в этом, - он встряхнул саквояж, - дело в человеческих отношениях, а ты в этом плане просто замечательный человек. 
   С этими словами он опустил саквояж на землю и они обнялись.
   -Ну и куда ты теперь? – спросил Степан. – Опять скитаться?
   -Ну да, Степа, - в тон ему ответил Савва. – Ты вот по фамилии Жидович, а я по жизни – вечный жид, которому никогда и ни в чем нет покоя.
     Степан, понимающе улыбаясь отошел в сторону, и тогда к Савве подошла Ганна.
  -А вот с тобой я не прощаюсь, во всяком случае пока, - сказал Савва, вынимая из карманов пиджака два небольших черных пакета. 
  -Это, - он протянул ей один из пакетов, - то что я обещал, деньги. На кооператив. Спрячь в сумочку, дома пересчитаешь. А это, - подал он ей второй пакет, - маленький сувенир. Разверни, если хочешь.
  Ганна развернула пакет, вынула оттуда другой, поменьше, в котором обнаружилась сразу две бардовые бархатные коробочки. Она приоткрыла большую из них, довольно крупный брильянт на тонком золотом колечке блеснул искорками во все стороны; во второй лежали сережки с камешками поменьше.
  -Примерь, это вроде твой размер, - сказал Савва, и Ганна, вынув его из гнездышка, надела колечко на палец.
  -Как раз, тютелька в тютельку! - восторженно сверкая глазами воскликнула она, разглядывая колечко на своем пальце со всех ракурсов, и сразу же добавила: - Ты с ума сошел, оно же наверняка дорогущее. Еще и сережки эти...
  -Нет, что ты, эти вещи совсем не дорогие, - усмехнулся Савва, покачав головой, - чтобы этот комплект купить, я работал всего шесть часов.
  -Глаза Ганны округлились от удивления, и лишь Степан понимающе кивнул.
  -Ну всё, моё время подошло, друзья, пора в путь, - проговорил Савва, направляясь к такси. - Поехали, Ганна.
   Спустя полчаса такси доставило двоих мужчин на автостоянку в одном из пригородов Витебска. Это были Савва и Граф; Ганну друзья по дороге завезли в дом ее матери.
  Рассчитавшись с водителем, друзья направились к другой автомашине: это была «Волга» белого цвета с широкими спортивными колесами, из крыши ее торчало сразу пять антенн.
  Внутри за рулем развалясь сидел Сашка Махров и пил из горлышка лимонад.
  -Вылазь, смена пришла, - шутливо приветствовал друга Савва, и Сашка, выскочив наружу, обнял его.
  -Ни о чем не беспокойся, я только что ее заправил, - сказал Махров, передавая товарищу ключи. – Соскучился небось за своей тачкой?
  -Да уж, ты прав, – сказал Савва, аккуратно укладывая в багажник машины саквояж. - Потом добавил чуть громче: - Ну что, пацаны, пора отчаливать.
   Он с любовью провел рукой по корпусу машины, затем открыл переднюю дверцу и сел за руль. Двое его приятелей, устроившись на заднем сиденье, достали бутылки с пивом и открыли их.
   -Я из багажного холодильника их выудил, - с гордостью заявил Махров, делая длинный глоток из горлышка.   
   -Да уж, - согласился Граф, - температуру этот аппарат держит клево.
   Савва повернул ключ в зажигании, форсированный двигатель, сделанный по заказу неофициально в одном из спецгаражей, принадлежавших республиканскому КГБ взревел, затем ровно и мощно заработал, и он, включив первую скорость, стал выруливать со стоянки.
    На седьмом километре от автостоянки у дороги стояла милицейская будка, а около нее патруль. Гаишник выбросил навстречу едущей по трассе «Волге» полосатую палочку и Савве пришлось притормозить, затем съехать вправо и остановиться.
  -Не нравятся мне, пацаны, эти мусора, - сказал Савва, - странные они какие-то.
  -Может надо было дернуть отсюда и не останавливаться? – спросил Махров.
  -Вот же козлики,  - откликнулся Граф, - сейчас бабки будут доить.
  -Ладно, если дело только в бабках, то этот вопрос я сейчас решу, - сказал Савва, опуская боковое стекло, так как к ним уже подходил гаишник.
  -Добрый день, лейтенант Боборович, - отдал он честь.
  -Что не так, командир? – спросил его Савва.
  -Нарушаем, товарищ водитель. Вот и скорость превысили.
  -Так вроде в норме всё было, ехал 80.
  -Нет, у нас ведь тут радар имеется. Сходим вместе, там посмотрите.
  Савва оглянулся на своих приятелей, подморгнул им, затем вышел из машины и потопал за лейтенантом к машине ГАИ.
  Попутно он рассмотрел, что чуть в стороне от трассы стоит белая как у него «Волга», а рядом с двумя гаишниками находились также двое мужчин в гражданском. В одинаковых костюмах.
  -Вот, пожалуйста, вы ехали со скоростью 95 километров в час, - вежливо обратился к нему сержант с радаром в руке, едва Савва подошел.
 -Хорошо, возможно я не заметил, что давлю на газ сильнее чем следует, - согласился Савва. - Дорога у вас тут хорошая, широкая и ровная. Что же теперь?
  -Для начала предъявите документы, - строго сказал старший из офицеров, капитан. – И ваших попутчиков сюда пригласите, пусть тоже документы приготовят.
  -Так я сейчас  мигом сбегаю, принесу, - сказал Савва и не ожидая разрешения, рысью побежал к машине.
   Подойдя, он вынул из бардачка паспорт и права на имя Саввы Александрова, другой же паспорт, вынув из кармана, сунул под подстилку сидения.
  Минуты две спустя они втроем подошли к милиционерам.
  Махров держал в руке недопитую бутылку с пивом, и лейтенант не удержался чтобы не сделать замечание:
  -Вот, прямо в машине выпиваем, товарищи. А это уже нарушение. Давайте ваши документы.
  -Скажите нам, откуда и куда вы едете? – спросил капитан, просматривая предъявленные паспорта. – И кто из вас тут Григорий Мокряк?
  -Нет у нас такого, - вдвоем, в унисон, проговорили Махров и Граф; Савва промолчал.
  -Один из гражданских уверенно указал рукой на Савву.
  -Вот этот гражданин нас интересует. Вы, капитан, дайте нам его паспорт, а вы, Александров, права и ключи от машины. Короче, товарищи офицеры, вы его сейчас еще должны проверить на алкоголь.
     -А по какому такому праву, позвольте узнать? Что я еще нарушил? – спросил Савва, отдавая ключи и права.
   -Скоро тебе всё объяснят, - криво усмехнулся милицейский капитан. Минутой позже он отвел в сторону офицера из Конторы, они о чем-то коротко переговорили, после чего подъехал милицейский УАЗ, в который усадили одного Савву и машина сразу уехала.
     Тем временем двое милиционеров в течение целого часа честно и добросовестно искали что-то в машине, Граф и Махров всё это время находились рядом. Только непонятно было, они были здесь понятыми при обыске, или же обвиняемыми, то ли вообще свидетелями. Милицинеры, работая сноровисто и слаженно, открыли и вынули всё из холодильника, проверили бардачок, вывернули все из багажника, саквояж, принадлежавший Савве, обследовали особенно тщательно, но были весьма обескуражены, обнаружив в нем две бутылки зубровки местного производства, палку копченой колбасы, шесть огурцов и батон белого хлеба. После чего саквояж был небрежно брошен прямо в траву. Офицеры, отходя в сторону, то и дело советовались о чем-то между собой.
  -Вы бы хоть сказали, что ищете, - с легкой издевкой в голосе сказал им Саша Махров. – Может я сумею вам помочь. А то, как я вижу, вы нас ужина собираетесь лишить.
  -Да были сигналы, прямо по телефону к нам поступили, вот мы и проверяем, это наша обязанность, - сказал лейтенант.
  -А это законно? – спросил Граф, озираясь на своего товарища.
  -Не волнуйся, мы вам ваши права скоро объясним, - сказал один из гражданских.
  А Савву тем временем поместили в КПЗ одного из отделений милиции. Когда его втолкнули в это небольшое дурно пахнущее помещение, отгороженное решетками, там уже находились двое хулиганов, задержанных ранее. Едва Савва туда вошел, как хулиганы, молодые, крепко сложенные парни, сразу подступили к нему.
  -Отдыхайте, пацаны, вам что, по жизни приключений не хватает? – устало обратился к ним Савва, но один из парней, потянувшись к нему грязной рукой, почти что схватил Савву за горло.
  -Понятно, - сказал Савва, поднимаясь со своего места. Он всей пятерней, по кошачьи, шлепнул парня по лицу, отчего тот, сделав пару шагов назад, упал навзничь на бетонный пол. Второго из них Савва, дождавшись, когда парень ринется на него с поднятыми кулаками, с левой боковым врезал в область печени, отчего тот сразу обмяк, присел на корточки, лицо его исказилось от боли.
  -Сказал же вам, отдыхайте, пацаны, - повторил Савва, присаживаясь на скамейку. За этой картиной наблюдал милиционер, который, покачав головой, вышел в коридор. Минут десять спустя Савву вывели из КПЗ уже в наручниках, и переправили в другое помещение, имевшее глухие стены но не имевшее окон.
   Следом вошли трое милиционеров, первый из которых, гигант двухметрового роста, с погонами капитана, на ходу засучивая рукава, разминал кисти рук. Савва стоял лицом к нему и милиционер, размахнувшись, нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Но его мощный кулак едва коснулся лица Саввы, а 99% его мощи пришлись мимо и капитан, проскочив по инерции пару шагов, едва не рухнул на пол. Двое других милиционеров бросились на Савву, но несколькими секундами позже оказались на полу...
   Еще через полчаса пятеро (!?) милиционеров вынесли избитого парня из помещения и, обдав его водой из шланга на заднем дворе, поместили в камеру.
   - Привет тебе от Артура, - сообщил, оскалившись, милицейский капитан, впиваясь взглядом Савве прямо в лицо.
  -Поди вон вместе с ним, противно слышать, - Савва, пошевелив разбитыми губами, сплюнул кровавым сгустком в сторону капитана, попав на мундир.
   -Это тебе тоже зачтется, - угрожающим тоном сказал капитан, стирая тыльной стороной ладони капли крови, попавшие ему на лицо.
  Спустя пару часов, когда на улице уже стало темнеть, Савву служебной «Волгой» отвезли в другое место, где препроводили в отдельное помещение при районном отделении КГБ. В  помещении  стояли стол и два стула, на столе телефон, и больше ничего. 
   -Капитан Тобалевич, - представился один из гражданских, входя следом за Саввой в комнату.
    Савва, покачиваясь от слабости, руками облокотился на стол и лишь после этого сел.
  Человек в гражданском занял свободный стул.
 – Вы нам должны рассказать, товарищ, пока еще, заметьте, товарищ Александров, о своей деятельности в городе Витебске. Сколько времени здесь пробыли, чем занимались, где проживали, с кем общались. Может быть, у вас за это время и подружка здесь завелась. Местная, так сказать. Наверняка шалава, раз с чужаками дело имеет. Про карточные игры можете не рассказывать, у нас про это уже две объяснительные имеются.
  У Саввы задергалась левая бровь; так бывало всегда, когда ему случалось нервничать. Услышав вопрос про подружку, он испытал короткое тошнотное состояние: надо же, они еще и в его личном белье будут ковыряться. И Ганну его оскорбили.
  -Что-то я вас не пойму, капитан, - сказал он раздраженно, - если вы из Конторы, то зачем тогда уголовный розыск подменяете? Безопасностью страны надо заниматься, а не ерундой, к вам не относящейся. Давайте конкретно: какие имеются обвинения в мой адрес? А еще подумайте хорошенько, стоит ли позорить Комитет, опускаясь до банальной уголовщины. У вас же, как мне прежде казалось, приличное и интеллигентное заведение. Да, и вот еще что: позвоните, пожалуйста, вот по этому телефону, прямо сейчас, - Савва протянул капитану карточку с номером телефона на ней. Вернее, номеров на ней значилось шесть, но подчеркнут был только один.
  -И почему это я должен туда звонить? – подняв брови, спросил Тобалевич.
  -А вы код посмотрите, и вам всё станет ясно, - ответил Савва.
  -Да, тут что-то знакомое, - проговорил капитан, набирая на диске нужный номер. Он с полминуты ждал ответа, затем услышал в трубке властный голос:
  - Даниленко слушает.
 Капитан в растерянности посмотрел на Савву, потом на телефон, затем ответил:
  -Добрый вечер.
  -Кто говорит, - перебили его в трубке.
  -Капитан Тобалевич, областное управление КГБ, город Витебск, - выпрямившись на стуле, проговорил он.
  -Кто вам дал этот номер, я спрашиваю? - громко прозвучало в трубке.
  -Так это, Александров Савва тут передо мной сидит, он и дал.
  -Передайте ему трубку.
  Капитан протянул трубку Савве, и тот сказал в нее лишь несколько слов: город Витебск, в порядке, здоров, не знаю, не объяснили.
  Затем трубка вновь перекочевала к капитану.
  -Послушайте меня, капитан, с вами говорит генерал-лейтенант госбезопасности. – Голос и особенно тон говорившего не предвещали собеседнику ничего хорошего. - Если на задержанного вами товарища нет ничего компрометирующего, то есть конкретно по нашему профилю, потрудитесь отпустить его в самое ближайшее время. Если потребуется, согласуйте это со старшим офицером, я понимаю, что вы не вольны решать этот вопрос сами лично. Если есть какие-то трудности по этой моей просьбе, пусть ваш начальник управления мне перезвонит по этому же телефону, срочно. Итак, время пошло, желаю всего наилучшего. Да, если моя просьба не будет удовлетворена в ближайшие час-два, мне придется отправить к вам завтра прямо с утра порученца с особой миссией. Этот будет полковник Белобородько. Заодно с ним и познакомитесь, хотя я вам не желал бы встречи с ним. 
   Получасом позже мужчина в халате с чемоданчиком в руке, представившийся врачом, умело обработал синяки и ссадины на лице Саввы.
  -Ну, в общем, всё у вас нормально, через неделю заживет.
  -Спасибо, доктор, - только и сказал Савва, чувствуя сильную боль во всем теле, ведь били его профессиналы своего дела, и основные удары были нанесены по туловищу.
  Спустя час с небольшим Савва выбрался из здания КГБ в сопровождении всё того же капитана. Не слушая слабых  возражений Саввы, он посадил его в служебную «Волгу», на этот раз черного цвета, и машина тронулась с места. Еще через полчаса капитан, собрав всех троих прятелей вместе, подогнал машину к отделению милиции, где парням были возвращены документы и ключи от машины.
  -Кто-то из наших сильно на вас рассердился, поэтому на меня лично зла не держите, моего интереса тут нет, - сказал он на прощание. – Хорошо хоть, что у вас есть такая мощная защита. Ну всё, я свою функцию выполнил, езжайте аккуратно и больше не нарушайте.
  -Давай, капитан, прощевай. Благодарить тебя, как ты сам понимаешь, не станем, ты уж не взыщи, - с этими словами Граф взял ключи от машины и сел за руль.
   Когда они отъехали от Витебска километров сорок, Махров сказал:
  -А что, Савва, козлу этому, устроившему нам всю эту канитель, так всё и пройдет безболезненно и безнаказанно?
 -Забудем пока об этом, - ответил ему Савва, - должно пройти какое-то время, ведь это блюдо – месть – подается холодным. Классика жанра.
  По приезде в свой родной город, а это произошло лишь спустя трое суток, приятели сразу же направились в гости к еще одному их товарищу – Жердю.
   Тот находился дома; возился с чем-то около машины. Это был желтого цвета «Жигуль» уже почтенного возраста. Друзья обнялись, перекинулись обычными словами приветствия, после чего Жердь провел Савву в комнаты, где отдал ему ничем не приметную сумку серого цвета.
   -Всё на месте, - сообщил он.
  -Спасибо, братишка, – только и ответил ему Савва.
    Когда они вышли во двор, Граф и Махров с удивлением разглядывали автомобильные номера, лежавшие на багажнике машины. Там было два белорусских, один украинский и два молдавских номера.
  -А нас с Сашкой Махровым, значит, вы держали в колоде за китайских болванчиков? – обиженным тоном спросил Граф, обращаясь к Савве и Жердю одновременно.
  -Так надо было, брат, так надо, - ответил за обоих Савва.
  P.S.
   Спустя примерно полгода, когда республика Белоруссия была сплошь покрыта снегом и скована морозом, у одного из жителей Витебска, по кличке Артур, в один из февральских дней начались неприятности. В одну ночь у него сгорел новенький автомобиль «ГАЗ-31», на который хозяин, кстати, еще не успел и страховку сделать, причем сгорел вместе с гаражом и со всем скарбом, что был внутри. А еще в тот же самый час по необъяснимой случайности сгорела дача, принадлежавшая Артуру, расположенная в пригороде. «Пожарка» на дачу приехала вовремя, но специалисты вынуждены были констатировать, что огонь был такой силы, что спасать оказалось просто нечего, в течение какого-то часа всё выгорело напрочь. Вечером, накануне этих происшествий самого Артура, спешившего к любовнице, встретили у её дома двое уголовников с ужасными рожами, обмотанными чуть ли не до глаз шарфами. Оглушив его ударом тупым предметом по голове, и надев на Артура наручники, они, приведя его в чувство, заставили постучаться в дом к этой женщине, которая, ожидая любимого, тут же открыла.
     Один из уголовников попросил хозяйку, замершую от ужаса при виде этой троицы, вести себя тихо, после чего уложили Артура животом на стол.
   -Надеюсь, он целка еще? - сказал один из бандитов, стягивая с него брюки вместе с трусами. Причем Артур, едва только увидев половой орган одного из бандитов, увешанный всякими штучками, такими как «чебурашка», резинки, шары и прочими подобными зэковскими атрибутами, отчего орган этот был более похож на початок кукурузы, почти потерял сознание. Тем не менее приятели отымели Артура вдвоем по полной программе. 
   Спустя полчаса, сделав свое дело и вежливо извинившись перед хозяйкой дома, они попросили ее никуда не звонить и не звать на помощь хотя бы в ближайшие полчаса, чтобы им позднее не пришлось в этот дом возвращаться уже по ее душу, после чего исчезли так же тихо, как и появились. Артур, к которому женщина бросилась сразу после их ухода, пребывал в безсознательном состоянии. Ей пришлось потратить минут десять, чтобы привести его в себя, одновременно позвонив в «скорую», а за это время двое уголовников убрались уже довольно далеко.
   На другой день в больницу, где находился Артур, пришли его супруга и десятилетний сын, - проведать мужа и отца. Он одиноко лежал в отдельной палате и страдал. На столике перед ним стояла бутылка водки и моченые яблоки на закуску. Страдал Артур не сколько физически, потому что боль, буквально парализовавшая его анус накануне вечером, благодаря помощи медиков уже почти прошла, сколько душевно.
   А как раз в это время в его 4-комнатную квартиру на втором этаже престижного дома в самом центре города пожаловали четверо незваных гостей. Безболезненно нейтрализовав охранника, скучавшего у двери на стульчике, они за несколько секунд открыли секретный замок двери, вошли внутрь, не забыв внести туда же связанного по рукам и ногам охранника, а спустя час вышли оттуда, облегчив квартиру суммарно на шестьдесят тысяч рублей. В эту сумму вошли украшения жены Артура, наличные деньги и прочие ценности. 
  Позже случайные свидетели говорили Артуру, что, мол, да, они видели каких-то незнакомых мужчин у его дома, прилично одетых и гортанно разговаривающих на каком-то языке. То есть это были явно кавказцы. То же сказала и его любовница, с которой незваные гости общались накануне.
P.P.S    Спустя пару месяцев после этой истории, в Москве, в одном из баров «Интуриста», куда обыкновенному человеку попасть было проблематично, за одним из столиков встретились двое.
  -Привет, брат, - жгучий брюнет среднего роста, одетый в джинсовый костюм «Левис», подошел к мужчине, привставшему из-за столика ему навстречу и обнял его за плечи.
    Это был конечно же Савва.
  -И я рад тебя видеть, Гиви, братишка, - радостно улыбающийся Савва пододвинул свободный стул своему товарищу. – Присаживайся.
   -Ну что? Как ты тут? – спросил Гиви, осматриваясь по сторонам и устраиваясь рядом с ним.
   -В порядке, что у тебя?
   - У меня тоже всё хорошо, брат, я вот тебе твою долю принес. Пятнадцать кусков. Неплохо мы этого ару пощипали, а?
  -Денег не возьму, - Савва поднял кверху ладонь. – Себе оставь. А нет, ребятам раздай, хорошо работу выполнили, а что и как там всё было-происходило, я в курсе.
  -Как скажешь, слово настоящего джигита для меня закон, - сказал Гиви и спрятал обратно в карман приготовленную толстую пачку с деньгами. – Тогда этот вечер – за мой счет. Гуляем?
  -Гуляем! – воскликнул Савва. – И повод хороший: зло наказано, плохие люди получили по заслугам.
   


«Коктейль 001»
Состав:
джин – 40 мл;
спрайт – 100 мл;
смородинный сироп – 20 мл.
Приготовление: наполнить бокал льдом, джином, сиропом и спрайтом. Пить через трубочку.

                Коттедж с лифтом.


                Обманчив женский внешний вид,
                поскольку в нежной плоти хрупкой
                натура женская таит
                единство арфы с мясорубкой.
                И.Губерман.
      Часть первая.
      Столица Молдавии город относительно небольшой, и потому такси доставило меня от центра Кишинева до нужной улицы на окраине города в каких-нибудь пятнадцать минут. Я попросил водителя остановиться, когда до места осталось, по его мнению, совсем немного, рассчитался трёшкой и вышел из машины, так как хотел пройти остаток пути пешком, чтобы получше осмотреть эту часть города. Попутно мне не мешало обдумать предстоящий разговор с Григорием.
     Улица, носящая имя известного молдавского поэта и переводчика 19 века А.Д., да и весь этот район, занятый частными постройками, почти сплошь покрыт зелеными насаждениями: тут росли тополя, платаны, самшит, а во дворах частных домов, кроме обычных в этих местах фруктовых деревьев, таких как яблони, вишня, абрикосы, нередко попадалась декоративная черешня. По обеим сторонам улицы здесь стояли одно- и полутораэтажные небольшие домики, построенные из котельца (местный ракушечник) и кирпича, так что по сути этот район можно было назвать коттеджным посёлком.
    Разглядев номер на одном из домов, я медленно пошел вдоль улицы, выискивая нужный. Григорий, проживавший где-то тут, в собственном доме, был старый мой приятель, с которым нас уже несколько лет связывали кое-какие финансовые дела. Знакомство наше состоялось шесть лет тому назад, но и сегодня я не могу без улыбки вспоминать, как Григорий влюбился в одну из моих «воспитанниц» Катюшу, которую я называл Катрин и вскоре, применив недюженную энергию и огромное желание, "увел" её у меня. Правда, ему пришлось заплатить за неё выкуп. Он отдал мне тогда за неё десятку - десять тысяч рублей, но оно стоило того уже лишь потому, что Катерина мне и самому дорого обошлась, помнится, одной одежды в валютном магазине в те самые дни я ей накупил эквивалентом на три тысячи рублей. Я уж тут не говорю о внешности Катерины: она в тот период была необыкновенно хороша - высокая, прекрастно сложена, с необычным для наших мест восточным разрезом глаз. И лет ей было всего восемнадцать. Вскорости Григорий женился на ней, и я думаю, ни на минуту не пожалел, так как Катька, вопреки ожидаемому, оказалась прилежной женой: родила ему за это время двух деток - мальчика и девочку, и вообще роль матери и хозяйки дома, как я понял, ей пришлась по душе, так же как когда-то, на заре юности, ей нравились повальные пьянки и неразборчивые сексуальные отношения, по большей части с одноклассниками. Когда я её обнаружил в одном из наших городских притонов, ей едва восемнадцать исполнилось, и мне пришлось ее оттуда чуть ли не силой вытаскивать. Вытащил, конечно, и ввел в свой круг знакомств, но вскорости, через пару месяцев, будучи на отдыхе в городе Кишиневе, мы с ней случайно повстречали Григория...
    А вот и нужный мне дом, расположенный по левой, четной стороне улицы. Ба, да это двухэтажное строение, дворец, одним словом! Вчера, во время разговара по телефону, Григорий почему-то пригласил меня именно в родительский дом, где я не бывал прежде. Раньше мы с ним встречались по большей части в районе Ботаники, где у него была квартира для деловых встреч, можно также сказать, что это был офис. Еще я пару раз бывал у него в трехкомнатной кооперативной квартире, расположенной в центре, где, собственно и проживали Григорий с Катериной и детками, еще были у нас встречи в ресторанах и барах системы «Интуриста», но вот тут я оказался впервые.
    Небольшой садик у входа в дом, пяток фруктовых деревьев. Вокруг дома обычный забор в рост человека из крашеного в зеленый цвет штакетника, а вот и ворота, за которыми виднеется автомобиль "Жигули" вишневого цвета, рядом калитка. Машина эта, насколько я знал, не принадлежала Григорию, так как сам он ездил на "Волге - ГАЗ 24", хотя, иди там знай этих богатеев...
    Сам дом, следует отметить, был довольно большим по размеру и это, заметьте, при двух этажах, да еще на крыше виднелась какая-то небольшая надстройка; снаружи дом оштукатурен и побелен, но не очень аккуратно, цвет - светло-бежевый. Архитектурной ценности он собой не представлял - здание да и все. Безвкусица, по большому счету. Или... Или же хозяева тем самым не хотели к своему дому привлекать чье-либо  внимание.
    Я толкнул калитку и шагнул внутрь, и только тогда заметил на ней кнопку звонка. Нажал на неё и она отозвалась где-то в недрах дома высоким переливчатым звоном. Несколькими секундами позднее дверь в дом отворилась и на пороге возникла невысокая стройная симпатичная девушка лет двадцати в кокетливом фартушке. Черные блестящие волосы ее были собраны в хвост; видимо, хозяйка дома занималась домашними делами.
   -Добрый день! - дружелюбно улыбнулся я, помахав рукой, девушка мне сразу понравилась. - Вы и есть Яна?
     Григорий накануне сказал мне, что возможно я застану дома одну лишь Яну, его младшую сестру, а самого его, мол, придется подождать, так как он по нашим с ним делам должен был еще найти и привезти с собой эксперта. Помнится, я еще успел подумать, что девушка, если она чем-то похожа на брата, наверняка мне не понравится, учитывая внешность самого Григория: невысокий рост, лысина, крупный нос, большие сочные губы.
    Но девушка оказалась полной противоположностью Григорию, то есть была попросту хорошенькой.
  -Нет, я не Яна, но вы проходите. Вас ждут.
  -И как же вас зовут? - спросил я входя и снимая с себя легкую спортивную курточку японского производства.
   -Давайте повесим ее вот сюда, на вешалку, - сказала девушка, протягивая мне маленькую изящную ладонь, после чего назвалась:  - Моё имя Мара.
   -Очень приятно, Савва, - дружески улыбнулся ей я.
   -Савва? - послышался удивленный женский голос низкого вибрирующего тембра за моей спиной. - А мне казалось... Да и  вообще вы рановато пришли...
   Я обернулся на голос, передо мной возникла брюнетка среднего роста, возрастом немногим постарше Мары, то есть лет двадцати с небольшим, одетая в летний, серого цвета, явно импортный комбинезон, на ногах легкие летние туфельки.
  -А вы, вероятно, и есть Яна?
  -На этот раз вы угадали. - Большие карие глаза излучали волю, энергию, и кроме того, улыбка девушки казалась лукавой и одновременно чуть насмешливой.
   -Проходите, Савва. Мне, правда, назвали другое имя, но, вам, видимо, так удобнее...
   Я не выказал своего удивления её словам, хотя, признаюсь, мне мое имя нравится, и, более того, я даже счастлив тем, что меня не зовут уже набившим всем оскому именем Славик, например, или Игорем, а то бы меня то и дело путали с кем-нибудь, а так Савва и Савва, один-единственный в своем роде.
    Яна жестом указала мне на вход, который вел из прихожей в комнаты и пошла впереди. Я последовал за ней. Передо мной открылась дверь в зал, размер которого был меньше ожидаемого, учитывая размеры дома, метров в двадцать пять квадратных. Пол был деревянным, орехового цвета. Посреди зала стоял стол, простой, деревянный, вокруг с десяток стульев. У одной из стен, справа, стоял огромный рояль бежевого цвета, на первый взгляд довольно приличный, слева же у стены располагался целый музыкальный уголок, где виднелась ультрасовременная радиола с мощными колонками, пара бобинных магнитофонов и видеомагнитофон, марку которого я узнал издалека: это был "National". Такие недавно продавались в московских магазинах сети "Березка". Телевизора нигде не было видно, однако на потолке была укреплена так называемая "пушка", предназначенная для просмотра видео и телевизинных программ. К моему удивлению мы с Яной миновали этот зал без остановки и вошли в следующее помещение, которое вновь оказалось залом, только размером поболее. Убранство этого зала оказалось в разы богаче, чем предыдущего, чего только стоил пол - паркетный, но каков был паркет: сказка, а не паркет! Он был необыкновенно красив, цветастый, с богатым рисунком, словно восточный ковер ручной работы. Тут тоже стоял стол, но это был особый стол: слегка овальный, на 12 персон, если судить по количеству стульев, из натурального дерева великолепных цветов. Ножки стола, как, впрочем и стульев, покоились на паркете на специальных подставках, чтобы его не портить. На стенах между двумя большими окнами картины в тяжелых резных рамах. Я, конечно, в живописи не разбираюсь, хотя и занимался когда-то пару лет, на заре своей юности в художественной школе, но с первого взгляда было видно, что они имели немалую ценность, так как лица людей, а также руки на них были выполнены с удивительной тщательностью и точностью. А еще тут были цветы - разные, в кадках, в рост человека и даже более. Их тут было семь или восемь. В правом углу залы я увидел кое-что, что мне было близко по духу и образу жизни - это был маленький ультрасовременный бар, и Яна по чудному совпадению вкусов, подвела меня именно к нему.
   -Выпьешь чего-нибудь? Или ты за рулем? - спросила она и меня вновь поразил ее голос, какой-то необычайно звучный, и, несмотря на низкий тембр, довольно красивый.
   -Нет, я на такси приехал, - ответил я, после чего, уверенно зайдя на рабочее место, протянул руку за шейкером, одновременно бегло осматривая стойку, на которой увидел свой любимый ликер "Вишневый цветок", несколько бутылок разного коньяка, сироп в бутылке, шампанское:
  -Что вы пьете, Яночка, в это время дня? Коблер-шампань? Рекомендую, освежает. Или?..
   -Да-да, коктейль с шампанским подойдет, - ответила девушка, становясь прямо передо мной и тут мне предоставилась возможность разглядеть ее достаточно хорошо. Ну что же, результатом увиденного я остался доволен: девушка была довольно привлекательна – хорошенькая лицом, стройная, гибкая, пропорционально сложена. Чуть-чуть смущал меня ее взгляд – это был взгляд опытной женщины-вамп, то есть роковой женщины, что не очень вязалось с её возрастом. Тонкие, чёрные, четко очерченные дуги бровей, средней полноты чувственные губы, обыкновенный прямой нос, на высоких скулах едва заметные ямочки.
   Я порезал фрукты, стоявшие в вазочке - абрикос и персик - на кубики, сверху побросал пару вишенок, и всё это ловкими движениями забросил в большие широкие бокалы, предварительно на треть наполнив их кубиками льда из морозилки, щедро плеснул коньяк, вишневый ликер и лимонный сок из уже открытых бутылок, залив сверху шампанским, которое уже открыл сам, после чего поставил коктейли перед хозяйкой дома.
   -Надо же, да ты, я вижу, мастер этого дела, - с удовольствием сказала она, протягивая руку за одним из бокалов. - Ну что же, давай выпьем за знакомство. Для меня, признаюсь, оно неожиданное, но приятное.
    -Взаимно, - ответил я, собираясь было спросить её, долго ли мне придется дожидаться Григория, но девушка протянула свой бокал чтобы чокнуться, и я решил не торопиться с делами, всё равно хозяин, едва появившись в доме, сразу даст о себе знать.
   Яна, выпив свой бокал в несколько долгих и тягучих глотков, потянулась ко мне полузакрыв глаза и раскрыв коралловые губки, и я, расслабленный столь приятным началом знакомства, застигнутый врасплох и не сумев увернуться, ответил ей тем же и мы слились в страстном поцелуе.
   -Идем же, Савва, что это мы зря теряем время, - с видимым сожалением оторвавшись от моих губ, девушка потянула меня за руку куда-то в глубь комнат. - Ты хочешь принять душ? - и приняв мое молчание за согласие, на ходу спросила: - Мы можем искупиться вместе?
   -Ну, если ты этого хочешь, то давай, - ответил я, немало удивленный таким приемом, но согласился, всегда готовый к любым авантюрам, особенно любовным, а сейчас как раз затевалось нечто в этом роде.
    Совсем не представляя себе, как мы с Яночкой будем выглядеть в тот момент, когда нас Григорий застукает в постели, или еще где-то в своем собственном доме и каковы будут последствия этого, я ринулся за девушкой в душевую, оказавшуюся довольно просторной и приличной по всем параметрам. Раздеваясь за полупрозрачной ширмой, я разглядел финский унитаз и финское же биде рядом. Встретившись с Яной уже в душевой, мне пришлось потереть своей неожиданной пассии спинку, затем мне с трудом удалось увернуться от её рук и других частей тела, готовых уже, казалось, на любые непристойности, после чего мы, на ходу вытираясь, перешли прямо в спальню. Что вам сказать, такие спальни я видел прежде только в индийских фильмах, когда мне было лет 15 или 16. Тогда, помнится, моим приятелям и подружкам удалось таки уговорить меня сходить на индийское кино, музыкально-танцевальное, конфетно-слащавое, но ужасно нудное. (Ну, вы, надеюсь, в курсе). С тех пор я на индийские фильмы не хожу по вышеперечисленным причинам. Итак, повторюсь, спальня Яны была устроена в восточном стиле. Тяжелая штора на окне гарантировала полумрак, а сама огромная по своим размерам кровать была забрана лёгкой полупрозрачной кисеёй, собранной под потолком. Больше я ничего не успел разглядеть, так как требовательные ищущие руки Яночки увлекли меня в постель, излишне, на мой взгляд, мягкую из-за перины, находившейся в ней, так что мы, упав в неё, попросту провалились. Но спустя минут-две природа взяла свое и мы с Яночкой, соединившись в объятиях, отдались друг другу. Поначалу наша схватка была слегка сумбурной, но вскоре я взял это дело в свои опытные руки и плавно довел свое амплуа до конца, потратив на это минут двадцать. Девушка стонала и вертелась подо мной, прося то увеличить темп, то замедлить, что я и выполнял не выказывая недовольства этим диктатом, все же она была хозяйкой дома, да и просто приятная партнерша. Во втором заходе, последовавшем почти сразу же вслед за первым, Яночка оседлала меня и, то и дело слегка видоизменяя позы, приплыла несколько раз, изредка издавая гортанные стоны, под конец заставив кончить и меня. На лице моей партнерши появились мелкие бисеринки пота, лукавый взгляд ее проникал, казалось, вглубь меня, когда мы, закончив движения, смогли спокойно посмотреть друг на друга.
    -Ну, как ты? - спросила она.
   -Всё класс! - ответил я.
  Девушка слегка подалась ко мне всем телом, съехав с моих бедер на живот.
  -Ты куда? - отозвался на ее движение я.
  -А ты не хочешь побаловать меня язычком? - вдруг спросила Яна, слегка напрягшись. - Ну, язычком туда, слышишь, ну же? - Она вновь шевельнулась и ее лобок стал наезжать мне на грудь, я уже видел вблизи черные кудряшки ее промежности. Голос девушки дрожал от возбуждения и мне пришлось применить свои борцовские навыки, чтобы свалить ее набок и освободиться от объятий.
   -Мы еще не настолько близки, милая, - строго сказал я, не желая обижать партнершу, и в то же время давая понять, что она не получит желаемого.
   -Савва, ну давай же, я заплачу, слышишь? - ее голос, прежде требовательный, теперь стал просительным.
   -Ты с ума сошла, подруга! - воскликнул я, с ходу влепив ее несильную, но взбадривающую пощечину. - И сколько же ты готова заплатить? - не удержался я от вопроса.
   -Ну, стольник за всё, - уже без агрессии в голосе ответила она, потирая щеку.
  -Давай я заплачу тебе два стольника, и продолжу так, как мне этого хочется, едет?
  -Нет. Не хочу. Оставь это. Мне казалось, что это входит в твои...э-э... обязанности.
  -Да!!! Обязанности, говоришь? - не выдержал я. - Но ведь мы встретились сегодня впервые, и у меня, оказывается, уже есть перед тобой какие-то обязанности? С чего это вдруг взяла? Что с тобой, девка?
   С этими словами я выбрался из постели и стал искать взглядом свои вещи, разбросанные где попало.
   -Но ты ведь это... проститут, парень по вызову, разве нет? - девушка как будто собиралась меня обидеть, но тут я вдруг вспомнил ее слова о том, что я якобы заявился в их дом рано.
  -То есть... ты хочешь сказать, что ожидала парня, который займется с тобой этим за деньги? – в моём голосе было безмерное удивление.
    -Ну да, - ответила Яночка, тоже выбираясь из постели и заворачиваясь в простыню. - Я заказала тебя... то есть его через Эдика, ну этого, из Интуриста.
   -Ну блин, вот это попадалово, - рассмеялся я. - Неужели же я похож?..
   -Не знаю, - устало качнула головой Яна, - но одет ты подходяще - весь по фирме, да и внешне...
   -Ну хорошо, Янчик, давай не будем ссориться, - сказал я, и подойдя, приподнял пальцем ее подбородок и поцеловал в щечку.
    -Нет, поцелуй меня как следует! - воскликнула девушка, обхватив меня за плечи и крепко поцеловав в губы.
   -А гонорар? – едва отдышавшись после поцелуя спросил я, протягивая ладонь лодочкой.
  -Да иди ты... я и так уже почти что влюбилась в тебя, - скривила губы Яна.
  -Я друг и в некотором роде партнер твоего братца, Григория. И пришел, собственно, к нему. По делу, между прочим. – Усмешка на моем лице появилась сама, без моего желания. - Но рад был познакомиться с его замечательной сестренкой.
   На эти мои слова ответа не последовало, видно девушка все еще приходила в себя от сказанного.
   Одевшись, мы с Яночкой проследовали в бар, где вскоре освежились новыми коктейлями.
    -Мир? – спросил я ее.
   -Нет, ты мне еще будешь должен, - капризным тоном ответила  она; девушка, судя по всему, не привыкла себе в чём-либо отказывать.
    Тут нас нашла Мара, смущенно сообщив, что Яну в первом зале уже двадцать минут дожидается какой-то симпатичный молодой человек.
      Девушка, поблагодарила Мару за сообщение, затем, едва та вышла за дверь, беззлобно выругалась:
  -Твою мать! Надо же... Это тот, который проститут, пришёл. С первого раза и такой облом.
   -Так в чем же дело? - удивился я. - Вычеркиваем первый, пробный, возможно что и неудачный эпизод, вручаем меня Маре, обещаю к ней не приставать, а сама ты можешь разговеться теперь уже по полной программе с профессионалом секса. – Сказал я это, конечно же, не без сарказма.
   -Савва... блин... ты меня совершенно не знаешь... Вот что, ты теперь должен меня выручить. - Девушка достала откуда-то из незаметного кармашка на комбезе зелёный полтинник - пятьдесят рублей - и протянула мне: - Я не смогу... Будь добр, отдай ему деньги, скажи, клиентка нездорова сегодня, он меня в лицо не знает... Ну пожалуйста!
    Я взял денежку, вышел в первую залу, поздоровался с рослым хорошо сложенным парнем, который встал со стула мне навстречу, оглянулся на Мару, которая понятливо кивнула и сразу же исчезла из поля зрения, и сказал:
   -Привет, кобелино. Мадам нездорова и отказывается от сеанса, прими это как компенсацию за визит. Если мало, - я полез было в карман брюк, но парень, неуловимим жестом выхватив у меня купюру и тут же спрятав ее, жестом остановил меня. 
   -Всё нормально, - сказал он неожиданно высоким для его комплекции голосом, - этого достаточно. - Повернувшись, он шагнул к дверям и спустя минуту исчез из виду.
   Я в лёгкой растерянности или же задумчивости стоял у входа, когда вернулась Мара и тронула меня за рукав, глазами указывая куда-то наружу.
  -Что? - обернулся к ней я, а в это время к воротам, которые было видно через открытые двери, подъехала серая "Волга".
    -А вот и Григорий прибыл, - расслабленно произнес я.
 
 Часть вторая.
    -А вот и я, - с этим возгласом Григорий широким шагом вошел в дом, следом за ним семенил слегка сгорбленный седенький старичок с седой же бородкой на вид возрастом под семьдесят с черным портфелем подмышкой.
   -Яночка, Мара, я совсем забыл вас предупредить, что мой приятель Савва далеко не так безобиден, каким кажется на первый взгляд. - И он, на ходу пожимая мне руку, рассмеялся собственной шутке, а мы с Яной переглянулись, после чего она сказала:
   -Ну-ну, мог бы и раньше предупредить, а то я чуть было в него не влюбилась.
   -Яночка, сестренка, должен тебе заметить, что это как раз тот редкий случай, в котором я бы тебя поддержал. Ведь ты у нас на настоящий момент, извини за откровение, невеста в поиске, а Савва, насколько я знаю, свободный мужчина и одновременно завидный жених.
   -Да-а? – язвительно пропела Яна, одновременно бросая на меня испепеляющий взгляд. - Ну хорошо, я буду иметь это в виду.
  -Марочка, а что, обед у нас готов? - Григорий обернулся ко второй девушке. - А то я, знаете ли, голоден, как волк. От всех этих общепитовских кафешек и ресторанов мне уже тошно.
   -Да, всё готово, можно накрывать? – откликнулась Мара.
  -Ну конечно, подавай. Знаете что, а давайте пообедаем наверху, если хозяйки не против. - Он обвёл взглядом присутствующих. - Ты как, Моисей Аронович?
    -Ну, если есть что-нибудь диетическое, то почему бы и нет.
  -А ты, Савва?
 Я пожал плечами.
  -Можно и пообедать, в делах, когда речь идет о еде,  я всегда за.
  -Ну вот и славненько, - проговорил Григорий, потирая ладони. - Поднимемся наверх, там у нас, хэ-хэ, летняя резиденция.
   У лестницы, ведущей на второй этаж, куда мы все дружно отправились, обнаружился лифт, скрытый от нескромных взглядов тяжелой портьерой.
  "Лифт? В частном доме? Да это же нонсенс", - подумалось мне, а тем временем Мара, Яна и Моисей Аронович вошли в кабинку, которая почти безшумно унеслась вверх.
  -Я в восторге, Григорий! - воскликнул я.
 -Смотри, Савва, не для бахвальства я это соорудил, а по необходимости, - сказал он с грустной улыбкой. - Папа мой тогда еще был жив, но уже не мог ходить по лестнице, зато очень любил в солнечные денечки побыть наверху, на крыше, подышать свежим воздухом и порадоваться видам сверху и просто природе, вот я ему и устроил лифт.
   Тем временем лифтовая кабинка вернулась и мы шагнули внутрь.
  -У твоем доме четыре этажа? - удивился я, указывая на кнопки на пультике.
  -Я бы сказал, четыре уровня, - ответил Григорий. – Два этажа, крыша и подвал, итого четыре. Кстати, я был вынужден пригласить тебя сюда, так как мой офис на Ботанике оказался под плотным контролем у Конторы. Не поверишь, мне пришлось его сдать семье одного многодетного мента за гроши, чтобы отцепиться от хвостов.
  - Вышло как раз кстати, я ведь давно хотел поглядеть, как живут нормальные советские миллионеры.
  -Полно тебе, Савва, - сказал Григорий с показной укоризной. - Ты же и сам не нищий, ты из нашего круга, иначе я бы с тобой столько лет не имел гешефтов. А насчет миллионов, тут ты конечно загнул, сам понимаешь, что деньги с собой в могилу не возьмешь, поэтому я и живу сегодня полной жизнью, ведь неизвестно, что с тобой в нашей стране чудес будет уже завтра. Кстати, ты бы поглядел как живут члены правительства и ЦК, поверь мне, не хуже нас, кстати, они тоже зачастую живут одним днем, не надеясь на светлое завтра, которое может и не настать. Или настать, да не для всех.
  -Ладно, хозяин, это была шутка, не реагируй так на мои слова, а то аппетит пропадет.
  -Ну да, ты прав, конечно, чего это я разошелся, - отозвался Григорий и спустя минуту мы присоединились к компании.
   На крыше дома, наполовину плоской, наполовину двухскатной, под черепицу, размещалась маленькая кухонька и большой навес, под которым собственно и был расположен стол. На этот раз стол оказался круглым и мы дружно разместились вокруг него. На столе уже стоял супник, исходящий паром, рядом стопка красивых с рисунками тарелок и кучка столового серебра. Из напитков домашняя вишневая наливка, водка "Столичная", коньяк "Праздничный", а также вина марочные светлое и красное, названия которых да и содержание меня не очень интересовали, когда на столе есть крепкие напитки. 
   -Куриный диетический суп, из грудки, - сообщила нам Мара, ловко орудуя половником. - А также греческий салат, закуска молдавская, паштет из куриной печени, на второе стейки телячьи, котлеты говяжьи же паровые, к ним пюре и рис отварной – на выбор.
  -Божественная еда, - закатил глаза я, опуская ложку в тарелку с супом. - Не могу поверить, что все это сделано двумя вот этими нежными ручками.
  -Таки да, - подтвердил Григорий, усердно налегая на суп. - У нашей Марочки замечательные руки.
  -Прошу прощения, - сказал я, - а Марочка тоже твоя сестра?
  -Сестра, только двоюродная, - подтвердил Григорий. - Я как раз собирался об этом сказать, а ты меня опередил. Она в этом году закончила училище, теперь дипломированный повар, правда, она хорошо готовила еще и до поступления туда, это, очевидно, врожденное.
   -Сейчас доберусь до стейков, а под них уже можно выпить за её талантливые руки, - сказал я, наливая себе в рюмку коньяку.
  -А вот Яночка в этом году закончила МГУ, философский факультет, так что спорить с ней не рекомендую, любого переспорит.
  Спорить, как видно, никто и не собирался, и все дружно отдали дань вкусной еде.
   После столь сытого обеда полагалось отдохнуть, но Григорий с видом заговорщика увлек меня и Моисея Ароновича в подвальное помещение, причем отправились мы туда не лифтом, а по ступенькам.
   Подвал, надо отметить, был в этом доме настоящей достопримечательностью. Из неширокого коридора можно была попасть в не менее чем в десяток помещений, двери которых были расположены по обе его стороны, но мы, спустившись, повернули налево, в тупик, где Григорий отпер каким-то особенным на вид ключом неприметную дверь. Дверь, тем не менее, оказалась металлической, да еще и двухслойной, хотя и покрыта была деревом, а сверху еще и простым дерматином. Оказавшись внутри помещения, я с интересом осмотрелся. Небольшой стол, покрытый бархатом, с тремя стульями около него, сейф в рост человека, метровый диванчик, настольный холодильник на тумбе - вот и вся обстановка. Да, еще довольно мощный светильник на столе, включаемый по необходимости.
   За рабочее место за столом уверенно уселся Моисей Аронович, который тут же в поисках чего-то запустил руку в свой портфель, и я убедился что для него это место привычное. Напротив него присел Григорий, я же опустился на диванчик, так как он был удобнее и, кроме того, я как специалист никакой, поэтому мое присутствие за столом не требовалось.
   Несколько минут понадобилось Моисею Ароновичу, чтобы изучить камешки, принесенные мною на этот раз, для чего он водрузил себе на глаза и лоб какой-то сложный прибор, на первый взгляд напоминающий снаряжение водолаза. Перед ним лежали пять небольших камешков довоенной, а может быть, еще и дореволюционной гранки. Брильянты.
   -Ну что вам сказать, молодой человек, - начал Моисей Аронович, оторвавшись от разглядывания камней в оптический прибор. - Эти камушки старой огранки, и тем отличаются от современных, и в этом есть своя особенность и привлекательность. С другой стороны, их не так легко продать, так как люди нынче требуют современную работу с сертификатами качества. Я же, как вы понимаете, подобные сертификаты выдавать не могу, в моем случае может работать только честное имя. В то же время бриллианты, как и любой прочий товар, от года к году меняют свою стоимость. Вот подорожали, например, продукты в наших магазинах, и спрос на камушки заметно уменьшился, то есть прежнюю цену уже не дают. К слову, крупные камни, можно с уверенностью сказать, всегда растут в цене, а ваши, хоть и чистые, отборные, всё же мелковаты для наших основных и постоянных клиентов. Вот, например, Галина, дочь нашего бывшего Генсека, до недавней поры скупала только особенные камни или изделия музейного уровня, а мелочь ее не интересовала. Сейчас, правда, после смерти отца, у нее уже совсем другие запросы, то есть проблемы, но всё же это именно она ввела моду на крупные камни... И с тех пор все эти артистки, по большей части народные СССР, а также жены и дочери маршалов и адмиралов, стараются покупать что-то покрупнее. А этот товар для тех, кто попроще. Так что в нашем с вами случае примерная цена, которую мы с Григорием можем дать, это двенадцать тысяч за эти пять камней. Сразу. То есть сегодня. Если бы вы дали их нам на комиссию, возможно, это добавило бы вам тысячу-две через пару месяцев, но не более. Я правильно говорю, Григорий?
  Григорий кивнул в знак согласия.
  -Хорошо, - согласился и я.
  -Учитывая прошлые камешки, что мы брали таки на комиссию, тебе, Савва, следует уплатить 23 плюс 12, итого тридцать пять тысяч рублей, - сообщил Григорий.
   -Именно так, - смиренно согласился я. - Желательно, крупными купюрами, чтобы чемодан с собой не пришлось носить.
   -Сейчас заглянем в сейф, - сказал Григорий, - посмотрим, что у нас там есть.
  Спустя час мы с Григорием сидели на уже полюбившейся мне крыше, перед нами на столе стояли кофейник с дымящимся кофе и коньяк.
  -Смотри, я могу тебе подбросить до автовокзала, если хочешь. Ты же домой с Южного ездишь, так?
   Я кивнул.
  -Или же могу позвонить знакомому таксисту, это наш человек, он тебя за два часа до дому забросит, причем на частной машине, и болтать - что? кто? почему? куда? когда? - ни с кем не будет.
  -Ничего, я сам доберусь домой, не беспокойся, - уверил его я.
  -Понимаешь, ты же из моего дома едешь, причем с деньгами немалыми, так что я в какой-то мере несу за тебя ответственность. Не дай бог случись что с тобой, я первый на подозрении, а оно мне надо...
  -Ладно, не в первый раз замужем, прорвёмся, - бодрым голосом ответил я.
  -Ну и ладно, была бы честь предложена. Мне вот, например, сейчас очень хочется завалиться спать, а ведь надо ехать в Интурист, предстоят еще две встречи. Да непростые, с серьезными людьми. Я ведь почему квартиру на Ботанике сдал? Конторские мусора меня стали пасти и именно интуристовские. У тебя, случайно, на их босса выхода нет?
  -Есть, почему нет, - ровным голосом ответил я. - Лесничий его фамилия, должность - замгенерального "Интуриста". Прежде был подполковником, теперь,   может, уже полкана получил. Свести тебя с ним, или как?
  -Если можешь, позвони, а. Обрисуй ему, что я - хороший парень, ну а дальше по обычной схеме: что потребуется, занесу.
  -Звонить не буду, лично заеду к нему. Так будет лучше, - сказал я твердо. - Телефон - вещь ненадёжная, всё же лишние уши. В течение недели, если тебя устроит этот срок, всё улажу. И сам занесу.
  -Вполне устроит. За мной не заржавает, Савва, ты же знаешь. А пока, прыгай ко мне в машину, завезу в центр города, всё равно Моисея везти.
  -Не, я еще кофейку выпью с твоего позволения. И через часок тронусь, так мне удобно. А скажи, сестренка твоя, Яночка, она и впрям тебе родная? Что-то вы уж чересчур на дядю с племянницей похожи.
  -Так она мне кровная сестра, отец мой и ей отец, только матери разные, ты же знаешь, моя мать Сара Марковна умерла в возрасте 36 лет. Рак. А после батя еще раз женился, уже на Эстер.
  -Ну ладно-ладно, - успокоил его я.
  -Смотри, девка-то она хорошая. Порой пытается казаться чересчур современной, так это возрастное, пройдет. Замуж выскочит, родит ребенка и всё станет на свои места.
  -Да, это у них у всех обычно так и случается, - согласился я.
  -Ты подумай, Савва, может сроднимся? – с затаенной улыбкой спросил Григорий.
   -Непременно подумаю, - ответил я.
   Григорий уехал, а мне всё не давал покоя подвал в этом доме, так и хотелось заглянуть во все его закоулки. В доме стояла тишь и я, думая, что после столь сытного обеда наши дамочки наверняка завалились спать, решил действовать. И отправился вниз. Нет, не лифтом, а по ступенькам, как прежде, когда шли в кабинет. А у самого мыслишки всякие в голове бродят. Например, как я оправдаюсь, ежели встанет вопрос о том что я здесь делаю. Ну, подумаешь, бродит гость по дому, может человек туалет ищет. Внизу было темно, и мне пришлось щелкнуть своей фирменной зажигалкой. Проходя мимо первой двери, я прислушался. Тишина. Тронул ручку, закрыто. Следующая дверь, уже по другую сторону коридора была также заперта. Таким образом я уже почти дошел до последней двери и вдруг услышал сдавленные крики, доносившиеся будто бы издалека и одновременно как бы оттуда. Я тронул дверь и она отворилась...
   Это была толстая металлическая дверь, точно такая, как в кабинете Григория. Ладно, там понятно: кабинет и сейф с деньгами, а тут что? И кто это здесь кричит, если вообще крик отсюда доносится, а не откуда-нибудь с улицы. Я открыл еще одну дверь, уже не металлическую, а просто толстого дерева и оказался... в тюрьме. Да-да, именно в тюрьме, это я сразу понял по толстой металлической решетке, потому что в этом помещении находилась узница. Передо мной оказалась самая настоящая... клетка. А узница находилась внутри неё. Это была седовласая женщина непонятного возраста, и одета она была тоже во что-то непонятное. Тряпье какое-то. Все стены и пол помещения покрыты толстым войлоком, точно как показывают про сумасшедшие дома, где находятся буйнопомешанные. Женщина сидела на полу, при этом мотала головой из стороны в сторону и негромко завывала. Надо сказать, что я до сих пор провел в этом доме несколько часов кряду и никаких звуков не слышал. Или женщина всё это время спала? Может быть. Наверное, всё же, услышать ее можно только лишь в том случае, если ты тут, внизу, в подвале, да еще именно в этой его части, то есть вблизи. И если дверь не заперта, как вот сейчас. Наверняка это чье-то упущение. Зрелище, я вам скажу, было не из приятных, я сделал шаг назад, затем обернулся и... мне в лицо ударила струя какой-то дурно пахнущей жидкости. Помню, что почти мгновенно стал терять сознание, и попытался за что-то ухватиться, но не сумел и упал на пол помещения, в голове что-то погасло...
   Очнулся я уже в другом, но тоже довольно милом месте. Я лежал навзничь. На каком-то ковре, а руки и ноги мои были связаны; нет, я мог пошевелить ими, но весьма ограниченно. Внимательно осмотрелся, несмотря на то, что в горле першило, а в голове всё еще было легкое помутнение: первое впечатление - это камера для пыток. Ничего подобного я не представлял себе даже во сне. Такое, как я прежде думал, можно было встретить разве в каком-нибудь музее европейской инквизиции или же в России времен царя Ивана Грозного. 
   Свет в помещении был слабый, но вскоре я понял, что несмотря на предметы пыток, имеющиеся тут в избытке - на стенах, на полу, на столе в центре комнаты и даже свисающие с потолка – как то косы, секиры, плётки, удавки, главная тема всё же была сексуальной; значит, я в кабинете садо-мазо. Самым неприятным моментом в этом оказалось то, что я был закован в наручники. Ну не смешно ли, столько лет мы с Кондратом, товарищем моим, устраиваем всякие юморесочки с девчонками на тему секса, а тут, блин, я, кажется, сам попал под раздачу. И что же теперь, я буду пассивным участником какой-то оргии? Ну уж нет, не может этого быть, елы-палы! И кто-то посмеет меня так вот за здорово живешь использовать? Да ни в жизнь не поверю. Со мной такое попросту не может произойти, блин. И все это затеяла, как я теперь понимаю, Яночка, милая девочка, которая, учась на философском факультете МГУ, обрела, живя в Москве, кое-какие дополнительные знания. В нашем конкретном случае именно в области садо-мазо.
    Я зажмурил, затем вновь открыл глаза, надеясь, что этот  мираж развеется, однако комната, где я лежал, скованный по рукам и ногам, была не в моем воображении, а наяву.
  Уловив какое-то движение в притивоположном углу комнаты, я поднял и повернул голову чуть влево и увидел... наших прекрасных хозяюшек - Яночку и Мару. После обеда они переоделись словно для прогулки, и теперь стояли, взирая на меня, словно на какую-то бессловесную вещь.
  -Девчонки! - воскликнул я. - Тут какое-то недоразумение, вы бы, это, развязали меня, пока я не огорчился своим столь позорным положением.
  -Ха-ха-ха, - сардонически рассмеялась Яночка и сняла со стены устрашающего вида плетку, сплетенную из нескольких толстых разноцветных шнуров, концы которых торчали наружу. - Наш гость, как ты видишь, Мара, недоволен сложившейся ситуацией. А сам нарушил все запреты и границы, проник в подвал, куда его никто не звал, напугал тётушку Берту, которая уже долгое время не видит мужчин, не считая доктора и брата своего - Григория. Я уж не говорю о том, что накануне, обманным путем проникнув в мою постель, не довел свое мужское дело до конца, заставив бедную женщину страдать...
  -Так дайте же мне возможность довести дело до конца, - возопил я, мгновенно включаясь в игру. - И женщина та будет удовлетворена, и вообще всё сразу станет на свои места.
    "Вы только руки мне освободите, - злорадно думал я, - и тогда увидите, каков я бываю в гневе. Вам тогда секса еще долго не захочется, стервы драные".
   -Неужели, Савва, ты думаешь, что мы с Марой настолько глупы, прямо как те дурочки, с которыми ты привык дело иметь. Или примитивные, как твоя эта воспитанница Катрин, - улыбка Яночки стала напоминать мне дьявольскую, что меня, если честно, слегка напугало.
  -Да ладно вам, Катрин-то в чем виновата? - спросил я, чтобы хоть как-то поддерживать разговор.
   -Скажи, несчастный, ты готов исправить свои ошибки? – перебила меня Мара.
   Я оглядел, насколько сумел, находясь в этой позе, моих милых дам, которые явно собирались стать моими истязательницами.
    Мара была одета в шорты и рубашку-ковбойку и показалась мне в этом одеянии настолько хорошенькой, что я сказал: "Да".
   -Только без глупостей, Савва. Мы же знаем, что ты не какой-то там мырлан деревенский, а друг Григория, сам деловой и прогрессивный, и потому денег тебе не предлагаем.
  "Деньги, - вдруг вспыхнуло у меня в голове. - У меня же до встречи с этими стервочками на руках был целый пакет с  деньгами, тридцать пять тысяч рублей. Ну конечно же... И где же они теперь? Ага, вспомнил, я его в один из цветов, между нижними ветвями затолкал и листьями фикуса прикрыл. Надеюсь, он не пропадет, никто его там не найдет".
    -Ну хорошо, тогда я вам заплачу, - важно, не теряя присутствия духа, произнес я. - Вы меня только развяжите. И тогда увидите, что я совсем не жадный. Конечно, я обычно денег девкам не даю, но в данном случае так и быть, изменю своим привычкам. И еще за фантазию доплачу.
  Тем временем обе девы - Яна  и Мара - медленно приблизились ко мне. Девушки выглядели весьма сексуально, и если бы не их грязные намерения и эти оковы на моих руках и ногах...
    Впрочем, намерения их мне были до конца неясны, пока Яна не ткнула своим кнутом мне в промежность. И ткнула довольно ощутимо.
   -Тут особо хвастать нечем - обычная длина – семнадцать см., толщина чуть больше средней, - равнодушным тоном сказала она, очевидно имея в виду мой детородный орган. - А вот тут, - она осторожно ладонью провела  по моему рту, - красивый рот и шустренький, я надеюсь, язычок.
   Я дернулся, её слова мне почему-то не понравились, неужели она все еще надеется, что я стану удовлетворять ее языком? Впрочем, если уж начистоту, у меня в этой ситуации не было выбора. Если они сейчас разденутся, и налягут вдвоем сверху..., -  развязные стервочки, и где они только этому научились, неужели действительно в МГУ.
   Но тут Яна сама озвучила предполагаемые действия, которые оказались еще хуже, чем я ожидал.
   -Сейчас мы уложим его поудобнее, затем снимем штаны и смажем задницу вазелином, потому что мы ведь не садистки, а добрые феи  от секса. Итак, приготовим задницу нашего гостя к работе, - с этими словами она вынула из заднего кармана шорт среднего размера резиновый член, а следом за ним тюбик с вазелином. - Это чтобы наш гость не дергался, а если дернется, мы ему эту штучку сразу целиком туда вставим. А что, Мара, я слышала, что некоторым мужикам это нравится, а?
  Мара с деловым видом закивала.
   -Ладно, девчонки, пошутили - и будет, - миролюбиво сказал я. – Я ни одной из вас ничего такого не сделал, чтобы возникла необходимость меня насиловать. Оставьте свою прыть на другой случай, для кого-нибудь, более подходящего. А то...
    -А то что будет? – игриво спросила Мара.
   -А то обижусь, и тогда мы рано или поздно действительно пересечемся на этой почве по полной программе, но только уже на моих условиях. И фантазия моя, поверьте, будет столь далеко простираться, что это может вас неприятно удивить. Впрочем, я вижу, вы девочки продвинутые в некоторых областях и вас всё это ни капельки не пугает и не смущает. Ну что же, посмотрим, только помните: смеется тот, кто смеется последним. Имейте в виду, я не тот объект, с которым у вас эти шуточки пройдут безнаказанно, поверьте. Уже сейчас, хотя я и не знаю, который теперь час, меня ожидают дома, и это, к вашему сведению, не жена и дети, а мои друзья, мужики серьезные, которые надеются, что я вот-вот прибуду с деньгами. Не встретив меня в назначенный час, они сложат два и два, и уже спустя парочку часов прибудут сюда, по этому адресу, который я предусмотрительно оставил им на всякий случай. И тогда уже вам будет вовсе не до смеха. Хорошо, если только Кондрат найдет вас, он человек воспитанный, а если и другие мои приятели подъедут?.. Им только и останется, что взяться за вас всерьез, причем со всех сторон, так сказать. И тогда ваши эти, на мой взгляд, почти невинные шуточки, закончатся печально, когда вас вот тут распнут на ваших же игрушках, и отыграют по полной программе, коллективно, да так что, извините, ма@да вдребезги. И сиськи набок.
   -Ну что, Мара, как думаешь, освободим нашего пленника? – спросила Яна. – А то, как видишь, он шуток не понимает, пужает.
  -Каждая шутка имеет свои границы, - сказал я. – Давайте уже, снимайте эти свои причиндалы. Я обещаю что сердиться не буду. Правда, вы меня тут траванули какой-то гадостью, теперь вот не знаю, потенции это не помешает?
   -Да всё будет с тобой хорошо, Савва, - сказала Яна, скривясь. Но исполнила мою просьбу.
   -Так не хочется уходить отсюда, - мечтательно сказал я, вставая на ноги и потирая руки в тех местах, где у меня были наручники. – Наверное, у нас еще будет возможность сюда вернуться.
   Сказал это, и как в воду глядел: так и произошло. Едва мы выбрались на первый этаж, где я, обнаружив свой пакет с деньгами под листьями фикуса, окончательно успокоился, как последовали следующие события.
   Мара отперла входную дверь с целью выпроводить меня вон, как внутрь ворвался... ну конечно же, Кондрат, мой славный и неразлучный партнер. В руке у него вращались грозные боевые нунчаки, которыми он технично, в одно движение захватил более близко к нему стоявшую Мару за шею.
   -Отойди ты, сучка, от моего братца, - прокричал он Яне. Та от неожиданности испуганно отпрянула в сторону.
  -А что я, я ниче! – воскликнула она.
   -Что здесь происходит, брат? – спросил Кондрат, не отпуская Мару.
   -Да вот, девушки пригласили на вечеринку в спецкабинет, да только я всё отнекивался, сказал, что скромный, с двумя не смогу, мне мой партнер Кондрат для этого дела нужен.
    -Так и сказал? – переспросил он.
   -Ну да, - ответил я. – Правда, девчонки?
  Девушки неуверенно закивали.
   -Ладно, тогда пошли, показывайте где это место? – строго спросил он, успев мне едва заметно подмигнуть.
  -Ну вот, я же говорил вам, девчонки, что всё у нас ещё будет, - сказал я, беря Яну под руку, на всякий случай захватывая ее кисть японским приёмом так, чтобы она не сумела вырваться.
   И вот мы идем той же дорогой обратно. Попарно, хотя девушки от ожидающей их перспективы пока явно не в восторге.
   Что вам сказать, наша встреча в подвале, в той самой прекрасной комнате для садо-мазо в итоге прошла на высочайшем уровне. Поначалу, правда, нам с Кондратом пришлось руководить процессом, так как девушки явно не ожидали столь неожиданной и скорой развязки, и, по сути, не были на неё настроены. Тогда я попросил Мару, считая ее менее опасной из них двоих, сходить за шампусиком наверх, в кухню. Устроившись прямо на ковре, мы распили бутылку этого божественного напитка, так сближающего мужчин и женщин. После чего разбились на пары и для начала устроили пилки-скачки прямо на ковре рядышком, чтобы видеть друг друга, причем, не выключив свет, а лишь приглушив его. Потом поменялись партнершами и вновь продолжили. Поначалу несколько скованные, наши дамочки в конце концов весьма разохотились в своих желаниях, причем они уже хотели нас, кроме прочего, орально и анально. Поэтому мы пока не использовали их игрушки, о чем, кстати, они вскоре попросили сами. Яночке, например, девушке с фонтанирующей фантазией, нравилось, когда все три её природных отверстия заняты членами, одним из которых для удобства был электровибратор. Но это, согласитесь, уже на любителя, тем более что мы сами предложили ей этот пунктик, который она восприняла благосклонно. Выполняя все эти ее прихоти, я вдруг вспомнил, что наша Яночка в настоящий период является невестой в поиске и сам себе улыбнулся. Не представляю, мечтает ли кто из парней, женихов, то есть, о такой именно невесте... Думаю, что нет, ведь невесты у нас обыкновенно скромны и о своих сексуальных пристрастиях жениху сразу не расскажут, а скорее всего, из осторожности никогда не расскажут..., ну а что касалось нас с Кондратом, то мы в женихи им точно не годились. У Мары, конечно же, запросы были попроще, чем у Яночки, но ей мы тоже уделили достойное внимание, утолив сексуальную фантазию девушки на все сто. На «десерт» наши партнерши слились, словно змеюки в один клубок, и стали изощренно ласкать друг дружку. Зрелище это лишь позабавило нас, так как сил на участие в этой финальной сценке ни у меня, ни у моего друга не осталось.
  -Тебе нравится лесби? – спросил меня Кондрат, небрежно кивая на дамочек.
  -В данном случае я вижу лишь, что девочки зализывают друг дружке раны, - ответил я, и мы оба заржали.
   Расставались мы с нашими дамочками уже поздним  вечером, что-то около одиннадцати, как раз в это время домой вернулся Григорий, лишь к этому часу освободившийся от своих дел. Удивившись тому, что я всё еще здесь, он, тем не менее, попрощался с нами очень тепло, тем более что девушки были доброжелательны и предупредительны с нами обоими.
   -Вот уж не думал, что приеду сюда и обнаружу тебя в руках двух нимфоманок, - сказал Кондрат, выруливая на центральную трассу, ведущую в наш город. – Я так за тебя испугался, что чуть было пистолет твой дома не забыл, когда выезжал в Кишинев. Ты же мне что сказал? Что если тебя до четырех пополудни не будет и не будет предупреждающего звонка, немедленно выезжать по указанному адресу. – Он сунул руку в карман заднего сиденья и достал оттуда кобуру с пистолетом внутри. - Уже подъехав к дому, я понял, что мне хватит нунчак, поэтому волыну не стал доставать.
   -Смотри, я таки натурально находился в их руках, причем связанный по рукам и ногам. Они собирались надо мной поглумиться, брат. Странно, их даже не испугал мой вид, который нередко даже на мужиков действует весьма отрезвляюще.
   -Новое поколение, брат Савва, так что удивляться не приходится,  - вздохнул он, переключаясь в четвертую скорость, дорога впереди была ровной и свободной для движения. Дорога домой.