Дом наш из белого камня стоит у кромки пустынного пляжа. Когда с моря дует ветер, флюгер на шпиле крыши – конь и его всадник – начинает свой бег по кругу, тщетно пытаясь вырваться на свободу. До террасы, где я сижу над рукописью, доносится смех детей, играющих на заднем дворе.
Открывается дверь. Она подходит к столу, смотрит, улыбаясь. Она говорит – женщина не может не радоваться, прижимаясь к плечу мужа. Лицо женщины озаряет счастье при виде резвящихся среди цветов сына и дочери – говорит она. Я киваю. Мне нечего возразить, ведь башмаки стучат по плитам двора, а за приоткрытой дверью над блюдами клубится пар. Но по ночам, когда за окном шумит прибой, а луна прячется от одиночества в тучах, мне снится один и тот же сон. Босой, я иду по пустынному пляжу. Спиной ко мне у самой воды сидит незнакомка. Голова на коленях, пальцы просеивают песок. Откуда-то я знаю – у неё есть всё, составляющее счастье женщины, и она плачет. Плачет потому, что жизнь, хорошая или плохая, наполненная или дырявая, проходит, сыпется, как холодный песок сквозь веточки пальцев. Я хочу обнять её и просыпаюсь. Наступает день с его башмаками и клубами пара. Потом тьма поглотит свет, и я погружусь в сон без сновидений под бесстрастной луной. Но перед этим, пока она будет ждать меня в спальне затихшего дома, я поднимусь на крышу, прислонюсь к шпилю и стану искать глазами сидящую у воды. Искать и не находить, не находить, не находить.