Об авторе
Это одна книга одного человека.
Глава 1
Какой пронзающий и чистый воздух был в это январское утро, будто природа нарушила равновесие между поздней осенью и зимой. Я вдыхал этот дурман и подумал, что ещё никогда не чувствовал себя таким свободным как в эти минуты. Хотелось дышать без остановки, поглощая своими лёгкими свободу и чистоту этого места. Машина стояла на обочине. Я не стал её глушить, так как не думал, долго любоваться, а посмотреть было на что. Человек, привыкший к своим родным местам, не понимает и не видит того, что увидит приезжий. Не то чтобы я раньше не видел такой красоты, но она в этом месте была настолько спокойной и безмятежной, словно я смотрел на картину с зимним пейзажем. Эта тяга к неизвестным и красивым местам всегда толкала людей порой на провокационные и рискованные путешествия. К сожалению, сейчас не то время и, не то состояние людей чтобы мы могли свободно вдыхать запах неизвестного. Хотя говорю, наверное, как смерившийся со своей участью человек. Если бы не эти места, я честное слово проклинал бы эту командировку. Хотя признаться, мне всегда было интересно съездить в другой, неизвестный мне город. Командирован я был в сталепромышленное сердце Оренбургской области, в город Новотроицк. Где-то за тридцать километров до города, дорога поднималась на возвышенность, и открывался ужасный вид, где внизу был расположен конвейер по поглощению природных ресурсов и где начинаешь ощущать себя каким-то обречённым спасателем, идущим на верную смерть. Смотрится это всё, как со сводки экологической катастрофы. Кругом дымящие трубы, коллектора и технические станции. Где-то по окраинам виднелись двухэтажные жилые дома, которые, через некоторое время, словно призраки растворялись в бело сером дыму. Эти жалкие дома осунулись, будто беззащитные растения с мрачными безжизненными телами, до которых не доходил свет солнца. У меня создалось такое впечатление, что комбинат понемногу поглотил когда-то красивый и зелёный город. Я постоял ещё минут пять, пока руки не стали замерзать и сел в машину.
Поднялся ветер и пошёл мокрый снег, хотя буквально, пять минут назад стояла приятная погода. Да уж, подумал я, погода здесь, похоже, очень изменчива. По радио играла знакомая музыка, из какого-то советского фильма, но вспомнить я её не смог как не старался. Тем временем, непогода только усиливалась, и дорогу стало заметать снегом с бешеной скоростью. Мокрый снег, начал налипать на щётки автомобиля, и видимость становилась ещё хуже. Погода ухудшалась с каждой минутой, и через некоторое время дороги практически не было видно. Она абсолютно смешалась со снежной равниной этих мест. Ориентиром служили только включенные противотуманные фары впереди ехавших машин, да и те иногда скрывались за занавесом снега. Ехал я из Новотроицка* в Оренбург. Отвозил одного из сотрудников, которого руководство нашей компании уволило за плохую работу. Странный он был не только внешне, но и само нутро его вызывало лишь не понимание, хотя мы с ним по большому счёту не были знакомы, но интуиция на людей меня никогда не подводила. Он был очень худого телосложения, ростом чуть выше среднего. Сигарета никогда не вылезала из его рта, а когда наступали приступы ужасного кашля, он матерился, говоря, что эту отраву ему подарила его тяжёлая жизнь, которая поскорее хочет уложить его в землю, а он был не в силах устоять перед её силой. Я привык судить людей за их поступки, а далеко не внешне. Так вот этот тип, даже не хотел отдавать мне деньги за бензин, который я потратил, везя его на собственной машине в Оренбург. Ведь только оттуда он бы мог сесть на автобус, ехавший до его дома. Мало того, он всю дорогу рассказывал мне про свои любовные похождения, про то, какой он соблазнитель женских сердец, и сколько женщин он оставил и почти клялся, что они его никогда не забудут, и как не прав был директор, уволив его и ещё, и ещё что-то. В общем, всю эту чушь я слушал почти три часа. Он мне к слову надоел, и мне приходилось только кивать, ведь если завязать с ним разговор, то он поймёт, что мне интересна его болтовня и промоет мне мозги до самого Оренбурга, а честно говоря, меня уже тошнило от него. В силу своего характера мне очень тяжело отказать в просьбе даже таким людям, ведь он понимал, что его никто не повезёт, что всем давно наплевать на него. Уже неделю он ходил по офису словно призрак. Все дела он передал, и единственной целью было уговорить кого-нибудь, подвезти его до Оренбурга. У меня, конечно, была и другая причина, ведь мы жили вдвоём в съёмной квартире, а за много лет командировок я худшего соседа не встречал. Мало того, что он был болтлив, от него ещё и дурно пахло. Он мог неделями не менять одежду, а когда я открывал окно чтобы проветрить квартиру, то постоянно жаловался на сквозняк и на свой плохой иммунитет. Но по правде сказать, мне было его жаль. Я понимал, что он был просто неудачником, которому хотелось красивой жизни, но, когда у него не получалось даже самое простое дело, всегда находились причины в виде какого-нибудь обстоятельства или человека, не позволившего ему это сделать.
*Не большой промышленный город Оренбургской области на границе с Казахстаном (8,5 км до границы)
Глава 2
Где-то часов в шесть утра появилась долгожданная надпись – до Оренбурга тридцать километров. За окнами картинка практически не менялась. Были такие же белые поля и голые деревья. Я выдохнул и посмотрел на своего пассажира. Спал он как убитый. Был слышен только глухой звук от удара его головы о стекло машины. Я прибавил скорости, чтобы хоть как-то сбить себе сон, но почувствовал, что мои веки тяжелеют с каждой секундой и что мне нужно срочно остановиться, чтобы немного вздремнуть.
Самому останавливаться мне не пришлось, так как меня остановили инспекторы. Это был обычный блок пост при въезде в город. Показав документы, он попросил меня пройти с ним. Я к этому был готов, потому как номера были не местные. Зайдя в кабинет, сержант сразу вышел, а за столом с кучей бумаг на столе сидел майор. Ему было лет тридцать восемь, наверное, не больше. По его внешнему виду, можно было сказать, что он прошёл через многое в своей жизни. Я присел на стул, который находился напротив него, но он даже не потрудился посмотреть в мою сторону. Хоть мне и не была приятна эта ситуация, но не заметить усталости в его глазах я не мог. Он что-то писал в журнал и когда глаза уставали, он сильно сжимал их и закрывал лицо руками.
Наконец то, посмотрев на меня, он направил свою настольную лампу прямо мне в глаза. Мне было немного неприятно, но такова была процедура, подумал я.
Он спросил: - Как вы себя чувствуете?
- Нормально – ответил я, после чего, он отдал мне документы и пожелал удачи на дорогах. Я с ним попрощался, но в ответ ничего не услышал.
Сев в машину, я посмотрел в зеркало. Теперь мне стало ясно, почему меня сразу не отпустили. Глаза у меня были красными из-за отсутствия сна и усталости. Я посмотрел на попутчика, он спал, откинув назад спинку автомобильного кресла. Всё в нём вызывало раздражение. Я даже думал, что и на обратной дороге буду представлять его на пассажирском сиденье, и от этого меня будто выворачивало всего наизнанку, но делать было нечего, и я, нажав педаль газа, помчался в Оренбург. Наконец приехав на автовокзал, я пожелал ему удачи, и объявил сколько литров бензина ушло на дорогу. Протягивая деньги, он нервно улыбался и сказал, что я его обворовываю. Но я уже не был зол, напротив мне было даже смешно, что есть такие неблагодарные люди. Немного постояв возле вокзала, мне стало интересно разглядывать людей. Я старался заглянуть им в глаза и прочитать хоть каплю их жизни. Местный бродячий бомонд толпился чуть дальше от входа, возле несуразной посадки деревьев. Корчась от холода, некоторые из них начинали растирать себе руки и лица, другие, наливали водку в стаканы и одним глотком выпивали. Я заметил, какие у этих бродяг разные глаза. У одних они были грустные, полны печали и сожаления от утраченных лет, у других весёлые и беззаботные живущие одним днём. С другой стороны вокзала бежала молодая пара, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза, они были в этой гнетущей обстановке словно утренний луч света, и я подумал, что они, наверное, занимались любовью, а сейчас просто опаздывают на долгожданный автобус. Они смеялись и были счастливы. А вот в водителях автобусов я увидел лишь злобу на всё, что их окружает. Они с остервенением доказывали друг другу свою правоту, и никто из них не искал компромисса. Я смотрел на людей, и мне стало интересно, что же подумает человек, заглянув в мои глаза? Наверное, пустоту подумал я, и медленно побрёл в сторону машины.
Глава 3
Уезжая с автовокзала, я задумался о том, что жизнь на самом деле состоит из мельчайших моментов, которые в той или иной степени составляют нашу жизнь. Иногда нам кажется, что мы владеем ситуацией и полностью контролируем свои шаги, но это заблуждение. Не мы контролируем ситуации, происходящие с нами, а мгновения словно судьба несётся за нами, порой выполняя некоторые важные моменты за нас, секунда за секундой стирая нас из жизни.
Я ехал тихо по городским дорогам, всё больше и больше погружаясь в мысли, которые должны были определить мою судьбу. Мимо меня неслись машины, одна за другой пролетала реклама на щитах. Люди на остановках боролись друг с другом за место в автобусе, потому что боялись опоздать на работу. Ровно подстриженные деревья возле дорог напоминали строй солдат, которых постригли и выгладили перед парадом. Город начинал просыпаться и пожирать людей, превращаясь в голодного монстра с неуёмным аппетитом, убивая их на стройках и на дорогах, в офисах или на больничной кровати. Он давал им горячую воду из крана и транспорт для поездок, медицинский полис и свет в лампе, еду в магазинах и страсть к деньгам, но незаметно поглощал людей. Это игра, которая проиграна человеком.
Через какое-то время я услышал глухой звук спереди машины. Свернув на обочину, я остановился, но не хотел выходить из машины, так как знал, что сбил птицу. Руки начинали трястись от волнения. По своей старой работе мне приходилось много ездить за городом, и я уже знал этот лёгкий удар по машине. Для меня похороны птицы всегда было делом личным, ведь я был их невольным убийцей. Я сидел на обочине, совсем отрешившись от мыслей, на которые тратил так много сил и времени. Рядом с собой я положил мёртвую птицу. Мне не было знакомо её названия, да и зачем мне собственно было это знать. Ведь я понимал, что название ей дал человек, но если задуматься, то, какое право он имел назвать её по-своему, ведь она принадлежит природе, в которой она родилась и жила.
Для меня, она была просто птица, которую я случайно убил.
Я начал размышлять над тем, можно ли было, каким-нибудь образом избежать смерти? Где я совершил ошибку? Почему время распорядилось таким образом, что я проехал именно здесь и именно в это время? Хотя я понимал, что это было бессмысленно, но всё же, мне хотелось найти ответ. Я её погладил и извинился. Выкопав небольшую могилу, я её похоронил. Нервно нажимая на кнопку поиска радио, я услышал по новостям про массовое убийство детей в Норвегии неким Андерсом Брейвиком*. И про то, что ему грозит максимальный срок около тридцати лет тюрьмы, либо лечение в психиатрической больнице, и я подумал, что какая несправедливость твориться в мире! А как же эти умершие дети? Кто их вернёт? А этот убийца выйдет через тридцать лет? И тут я закрыл глаза и почувствовал, как неистовая злоба переполняет каждую мою мышцу, каждую клетку моего организма. Эта ярость бежала по венам и артериям, разгоняя кровь. Я представил себе картину, как будто идёт суд над убийцей, а в зале сидят родители и родственники погибших детей, готовые зубами и ногтями рвать его плоть, но у них есть что-то для этого убийцы. Один из родителей был офицером запаса и тайно встретился со всеми родителями погибших детей. Он уговорил их пронести в зал суда детали от пистолета, а кто отказывался проносить, просил молчать, в память о своих детях. И вот что он придумал. Он разобрал армейскую ракетницу и дал каждому родителю по одной из его детали. Почему это была ракетница, а не боевой? Он не хотел его убивать. Он хотел выстрелить ему прямо в голову, чтобы тот на всю жизнь остался с уродливым лицом. Чтобы он страдал при виде себя в зеркале и вспоминал, что он натворил и во что превратился, а убийце было, похоже, плевать на всех, он только ехидно улыбался, не проявляя эмпатии за сотворённое, ему было всё равно на происходящее в зале суда. Но потихоньку наступал час возмездия. Зал задвигался словно муравейник. Никто уже не обращал внимание ни на судью, ни на полицейских, потому что у них был свой суд Линча*. Все начали передавать друг другу детали, и даже те, кто отказался проносить в зал и те приняли участие в этом плане. Женщины волновались, и начинали реветь в истерике, некоторые теряли сознание, и чувствовалось, что нарастает невероятное напряжение в зале. Некоторые встали со своих мест и начали аплодировать, тем самым заглушая судью, кто-то рыдал во всё горло, проклиная убийцу. После того, как судья попросил тишину, и застучал своим молоточком, зал суда буквально озарило пламенем. Патрон от ракетницы попал прямо в голову и буквально разъедал лицо убийце, и он, начал кричать от боли во всё горло, а с зала суда неслись аплодисменты и овации стрелявшему отцу убитой дочери, на которого полицейские уже надевали наручники. Он только смотрел в зал и ловил одобрительные слова и отмщённые взгляды родителей. Ему было уже всё равно, что с ним станет, а стон убийцы был для него наивысшим наслаждением. Когда полицейские надели на него наручники, он упал на колени и расплакался, вспомнив свою маленькую дочь, которая так любила своего папу, которая только начинала жить.
После выхода из тюрьмы, на него будут показывать пальцем, и узнавать его из-за уродливого лица и говорить, что это тот самый убийца детей.
И, в конце концов, он не выдержит и придёт к нему раскаяние, и плача как ребёнок он встанет на стул, накинет себе верёвку на шею, и будет просить у Бога прощения.
*Организатором и исполнителем этого серийного расстрела оказался 32-летний норвежец Андерс Беринг Брейвик.В течение 73 минут до того момента, когда на острове Утойя высадился отряд спецназа, преступник вел охоту на безоружных людей. Его жертвами стали 67 человек, еще около 200 получили ранения.
*Суд Линча в США представлял собой право толпы на самосуд в отношении преступника, обвиняемого в тяжких преступлениях. Линчевание существовало в США довольно долго - весь 19-й и всю первую половину 20 века. С 1950-60-х гг. традиция линчевания в США постепенно сошла на нет. С 1882 по 1968 гг. в США линчевали 3446 черных и 1297 белых преступников. Пробладение негров (3:1) отчасти объясняется расизмом, отчасти тем, что преступность среди негров объективно была и есть во много раз выше, чем среди белых. 40% заключенных американских тюрем - афро-американцы (при 12% населения). На Юге США, где расизм был очень силен, линчевание негров часто проходило с особой жестокостью, сожжением на кострах, пытками каленым железом и прочим средневековьем.
Глава 4
Сегодня был вторник. Я проснулся и почувствовал, что дрожу, так бывает, если тебя рано и резко разбудили после плохого сна. Я хотел его вспомнить, но так и не смог этого сделать. Глоток кофе понемногу успокаивал и возвращал меня в обычное состояние. Зазвонил телефон и в нём послышался знакомый женский голос. Это была секретарь директора. Как всегда, она говорила быстро и не разборчиво, но как я только начинал задавать вопросы, то бросала трубку. Странная женщина. Из её невнятной речи я только понял, что меня вызывает директор. А во сколько? И зачем? было загадкой. В общем, мне пришлось ускориться, если я не хотел получить выговор за опоздание. Допив кофе на ходу, я выскочил во двор и помчался со всех ног на автостоянку. Местные пенсионеры уже толпились возле подъездов, обсуждая тарифы на воду и повышения цен на продукты. Я иногда ловлю себя на мысли, что человек, у которого была богатая и интересная жизнь, и в старости живёт воспоминаниями и стремлением постичь те же эмоции ещё раз. Закрывая глаза, он погружается в те же моменты жизни, которые умчались словно ветер с годами, но не утратили свою силу и по сей день. А у кого вспомнить особо нечего, тот собирает информацию старческими глазами и начинает фасовать правду от лжи, порой не осознавая, что перепутал их местами. И от этого он восполняет пробелы прошлого, словно вставляя недостающую деталь в свой механизм под названием жизнь.
Я на ходу поздоровался с ними для галочки, чтобы меня совсем не посчитали за невежу, но в ответ не услышал ничего, а увидел лишь неприветливые взгляды. Так сложилось, что приезжих в Новотроицке не очень любили. Особенно пожилые люди, считали нас наёмниками комбината, отнимающих работу у коренного населения, то есть у их детей. Это была настоящая проблема для города и, особенно для градообразующего комбината, потому как половина населения города работала у них.
Выезжая со стоянки, я заметил, что одна машина застряла. У неё практически не было шансов выехать, ведь за ночь намело много снега, а по сугробу, который обнимал машину, было видно, что он не выезжал все выходные дни. Хотя мне надо было спешить, но я решил помочь. По этому человеку было видно, что он практически отчаялся выехать. Это был полноватый мужчина лет пятидесяти. Ничего в нём особенно запоминающего не было. Я таких людей встречаю очень много. Это люди, которые отдали своей семье и родине всю свою жизнь. По выходным они ездят с друзьями на рыбалку либо ходят с детьми в торговые центры. В общем, когда я вижу таких людей, неволей проникаюсь доверием к таким людям. Видя, что я к нему иду, он улыбнулся и сказал:
- Послушай приятель, если тебя не затруднит, помоги вытащить это корыто отсюда и рассмеялся.
- Конечно, без проблем – сказал я и направился в его сторону.
Застрявшим автомобилем была советская девятая модель*, ещё с низкой панелью, которые сняли с конвейера, наверное, лет двадцать пять назад. Взяв лопату, я начал разгребать съезд, но машина отказывалась ехать, шлифовала лёд под колёсами, дёргалась, но упорно стояла на месте. Конечно, если бы нас было хотя бы трое, мы без проблем бы вытащили машину, но никого не было, вернее, были, но, считать их за людей в этот раз я не захотел. Это были охранники со стоянки, которые смотрели на нас из тёплой сторожевой будки и умничали между собой, как бы они поступили в данной ситуации. После двадцати минут мучений нам всё-таки удалось вызволить машину из зимнего плена. Помню, как он вышел и начал предлагать мне деньги, но, я конечно же, ответил, что завтра могу застрять я, а денег не будет и что мне делать? А так сяду, рядом с вашей машиной и буду ждать, пока вы не придёте и не поможете. Он только улыбнулся и поблагодарил.
*Модели Ваз 2109 с карбюраторной системой питания выпускались с низкой панелью(до 1998 года) и с высокой панелью (1998-2013 года).
Глава 5
После того, как я сел в машину и посмотрел на пропущенные вызовы, стало ясно, что мне придётся нелегко. Было три пропущенных звонка от директора. Поймав себя на мысли, что сделал доброе дело, я мысленно послал директора ко всем чертям и даже не перезвонил. Приехав в офис, я понял, что всё не так было страшно, как мне представлялось. Все суетились, бегали с бумагами и как я понял, не очень-то радовались происходящему, а дело оказалось вот в чём. Наша компания подписала ещё один многомиллионный контракт по реконструкции комбината, так что дальнейшее будущее вырисовывалось яснее некуда, а шеф просто хотел собрать весь коллектив с утра и сообщить всем эту приятную новость. Но приятной она была только для него, ведь мы теперь точно знали, что будем работать допоздна и скорее всего, придётся выходить и в выходные дни. Все стояли, переглядываясь друг на друга, а если на них смотрел шеф, то приходилось натягивать идиотскую улыбку. Коллектив в офисе был небольшой, около двенадцати человек, и в основном это были женщины. К моему сожалению, молодых среди них не было, а основную часть составляли уже замужние женщины лет сорока пяти. Я не очень любил сидеть в офисе, потому как в рабочее время здесь процветали сплетни и бесконечные чаепития, в общем, это была обстановка, в которой я не мог долго находиться.
После того как прошла официальная часть, я решил улизнуть от хищных глаз директора и незаметно пробрался в коридор. Взяв в зубы сигарету, под предлогом покурить я пошёл к лестнице, но к моему сожалению, мне навстречу попалась главный бухгалтер. Эта женщина была заядлой курильщицей. Увидев меня с сигаретой, она тут же улыбнулась и заговорила:
- Артур, здравствуйте. Почему вы так редко к нам заходите? Мы по Вам очень скучаем! - сказала она глядя мне в глаза.
- Да Вы знаете, Елена Николаевна, в последнее время много работы на комбинате, так что уж извините, пойдёмте лучше покурим – сказал я, заранее зная, что она не откажется.
Теперь мне оставалось заболтать её, и придумать как ускользнуть с работы. Через минуту план был готов. В то время как она мне рассказывала, про какую-то отчётность, я скинул сообщение, своему другу Ринату, с которым вместе работали в отделе. Ринат, пожалуй, был одним из немногих людей, с кем мне нравилось общаться. И как-то мы с ним быстро находили понимание практически во всём. И здесь он меня должен был выручить. Перед тем как сменить тему к примеру, с налоговой отчётности на своего зятя, Елена делала глубокую затяжку сигаретой. Ей это особенно нравилось. И выглядела она в этот момент как старая проститутка из старого борделя "Красная луковица"(Red Onion Saloon)*, в те времена, когда курить было ужасно модно. У неё при этом щурились глаза, и лицо буквально расплывалось в сигаретном дыму. Ей уже было лет так под пятьдесят, но какая-то искра до сих пор блестела в её глазах. Такая жизнерадостная курящая тётка. Своих дочерей она уже давно выдала замуж и теперь просто работала, просто жила, просто ждала повода, для того чтобы занять свой язык. Честно сказать, не могу долго находиться в такой компании.
Наконец-то позвонил Ринат.
- Извините, я вас перебью, тут у меня срочный звонок – сказал я.
- Конечно – ответила Елена Николаевна. Всё сработало, подумал я.
Взяв телефон, я специально изобразил такую мимику на лице, что будто речь идёт о будущем компании. Я даже видел, как она поменялась в лице. Всё во мне смеялось в эти минуты. Я был просто неудержим в своём стремлении к актёрскому мастерству.
Сказав по телефону несколько слов вроде: «Хорошо, я вас понял», «конечно буду» и попрощавшись с ней, я сел в машину и почувствовал облегчение и грусть оттого, как глупо проходят мои дни.
*В Скэгвее, на Аляске, после реконструкции открыли бордель, который был построен еще в 1895 году. Во времена «золотой лихорадки» в «Red Onion Saloon» (переводится как салон «Красная луковица») мечтал попасть каждый из 14 тысяч вкалывающих на приисках старателей. Принимая по 25 человек в сутки, девушки буквально купались в золоте, но дольше года ритм не выдерживали.
Глава 6
Зазвонил телефон, и я нехотя побрёл по комнате в его поисках. Я всегда теряю его из вида, наверное, потому что мне неинтересно. И всё же, у меня есть слабая нить, которую боюсь, что лишь её коснёшься, она порвётся. Если мне позвонит моя мама, а я пьяный, не смогу подойти, либо нарочно его не возьму. После такого пропущенного звонка, мне становиться невыносимо грустно, но вспомнив, что мать переживает, я через час перезваниваю ей и справляюсь о её здоровье и говорю, что не слышал звонка телефона. Достав его из куртки верхнего кармана, я увидел, что звонил Сергей. Работал он бригадиром у рабочих. Честно сказать, он мне никогда не нравился. Помню, когда я в первый раз приехал в Новотроицк, то попал на квартиру к рабочим. Ничего не имею против. Так как для инженеров пока не сняли квартиру в аренду, то мне пришлось целую неделю жить у них и терпеть их пьяные ссоры и выслушивать какие они первоклассные специалисты, а заводилой и непререкаемым авторитетом как раз Сергей. Было ему лет тридцать пять. Лицо у него было сморщено от холода и непробудного пьянства. Ростом был чуть ниже среднего, но, когда горбился, становился похожим на старика.
Звонил он от имени бригады, они приглашали меня в одно из популярных и злачных мест в городе. Конечно, мне не очень хотелось туда идти, но отказать я тоже не мог. Когда я вышел из дома дождь уже утихал. Я закурил сигарету и позвонил в такси. На улице стояла тишина, и только капли стекавшие с крыш домов стучали об асфальт, нарушая ёе покой. Обычно вечером во дворе было многолюдно. На лавках сидела молодежь. Мужчины открывали свои гаражи, выкатывали машины, и громко смеялись разливая в стаканы водку. Я медленно побрёл в сторону дороги, и увидел подъезжавшее такси. Водитель оказался довольно приятным человеком. Мы поговорили с ним о каких-то пустяках и незаметно доехали до заведения.
На углу здания, в котором находилось кафе, драка была в полном разгаре. Громко ругаясь, парни то дрались, то разнимали друг друга. Без интереса взглянув в их сторону, я открыл дверь заведения, где в центре зала на двух шестах извивались стриптизерши, выделывая немыслимые приёмы гибкости. Само кафе было разделено на две зоны, где можно было, как посидеть за столиком, так и потанцевать. Играла громкая музыка, и было очень много людей. Когда я рассматривал посетителей, то заметил, что большинство девушек были, так скажем, очень даже приятной внешности. Засмотревшись на одну из них, я почувствовал руку на своём плече. Обернувшись, я увидел уже чуть пьяного Рината. Мы крепко пожали друг другу руки, и пошли в бар, где не было так шумно.
Первый вопрос у него был конечно предсказуемым.
Он спросил:
- Неужели, ты пришёл к этому… извини, конечно, может быть, я чего-то не понимаю, но ты и в правду общаешься с этим Сергеем?
Я смотрел на него и поражался, как он был похож на моего старшего брата. Он был среднего роста, с уже поредевшими волосами, выпиравшим пивным животом и с чертовски обаятельной белозубой улыбкой. Одет был в свою любимую серую рубашку. Как он мне сам говорил, она приносила ему удачу с женщинами.
Я смотрел на него и ничего не мог ответить.
Глубоко выдохнув, он сказал: - Если на душе так было плохо, почему мне не позвонил? - Давай мы с тобой лучше выпьем водки и оставим этот разговор – ответил я.
- Ну, как знаешь - сказал Ринат, и заказал водки.
Мы взяли графин с выпивкой, и пошли за столик. Маневрируя между столами, я заметил Сергея со своей бригадой. Они сидели впятером в углу заведения и что-то обсуждали громко смеясь. Стол у них был забит до отказа бутылками и разнообразной закуской. По их виду можно было сказать, что выпили они изрядно и теперь ждали какого-нибудь интересного продолжения. Кто-то их них пытался танцевать возле стола, махая руками в разные стороны, а кто-то, взяв в руку рюмку едва вставая с дивана, хотел произнести тост, но падал обратно. Выглядело это ужасно нелепо. Хорошо приглядевшись, я узнал его. Это был Юра. Единственный человек из этой шайки кто в силу обстоятельств был вынужден работать с ними. Человек он был хороший. Я его сразу раскусил, после того как мы с ним поговорили. А перед ними он играл роль плохого парня, хотя это было далеко не так. А вот Сергей, повернувшись к соседнему столику, за которым сидели три девушки, начал разговор, приглашая присоединиться к ним, но потом, получив отказ, срывался и переходил на крик и угрозы.
В общем, люди, сидевшие рядом, либо уходили, либо старались не смотреть в их сторону. Мне было не по себе, так как я знал этих ребят. Я незаметно пробрался и сел к столику Рината. Я знал, что долго незамеченным быть не смогу, но постараюсь продлить время без этой компании и поэтому сел спиной к их столу. За этим столиком меня ждал сюрприз в виде двух девушек, на одну из которых я засмотрелся, когда вошёл в кафе. Теперь оставалось только ждать ответа на вопрос за какой девушкой ухаживает Ринат. Долго ждать ответа не пришлось, так как после того как он меня представил девушкам, Ринат, не стесняясь, поцеловал одну из них. Целуя её, он незаметно от девушек мне подмигнул, намекая на ухаживания с моей стороны.
Налив в бокал немного вина, я повернулся к девушке. Её звали Кристина. Длинные тёмные волосы были собраны в красивую причёску. Зелёные застенчивые глаза придавали ей необыкновенную красоту. Она была одета совсем не модно, но со вкусом и чувствовалось, что ей, это очень идёт. Я завёл разговор с обычных вопросов и комплементов, но, поняв, что ей это не интересно я начал рассказывать про своё путешествие по горному Алтаю* два года назад. Увидев в глазах интерес, я перерыл в голове все великие путешествия в мире и, конечно же, сравнивал их со своим, уверяя Кристину, что моё путешествие ничем не уступало, к примеру, экспедиции Конюхова. Она смеялась над моим хвастовством, а для меня её смех был как глоток воздуха, который был так необходим мне сегодня. Мы смеялись и выпивали, со всем забыв о том, кто нас окружает. Ринат со своей девушкой, которую звали Света, кружились в медленном танце. Оглянувшись назад, я не увидел свою пьяную компанию. Только посмотрев на выход из кафе, я увидел, как они, держась друг за друга, покидали кафе. Если я думал, что остался незамеченным, то это было не так. Юра выходил последним. Подмигнув и приставив указательный палец ко рту, как знак молчания, я понял, что он меня давно заметил, но не выдавал.
После их ухода я совсем почувствовал себя свободным и полностью погрузился в веселье. Мы танцевали под рэп и джаз, под диско и шансон, иногда невпопад подбирая телодвижения, но всё казалось такой мелочью, что мы не обращали на это никакого внимание. Опустошив в кафе ещё одну бутылку, Ринат пригласил всех к себе домой. Жил он не так далеко, так что можно было прогуляться по ночному городу. Мы вышли из кафе, и пошли в сторону центра города, откуда ещё доносился шум ночной жизни. Взявшись за руки и громко смеясь, мы побрели по мокрой дороге. Старые двухэтажные дома расположились длинным строем по краям дороги, а по сторонам росли ровно подстриженные деревья, что придавало вид старого, но ухоженного города. Фонарные столбы освещали лужи на асфальте, а светофоры на перекрёстках уже давно в такт друг другу моргали жёлтым цветом. Вдруг я заметил впереди нас компанию из парней. Громко о чем-то разговаривая, они шли прямо на нас. Их было четверо, и вид у них был, далеко не приветливый. Места на тротуаре было немного, так что встречи избежать было невозможно, если только не уйти в сторону проезжей дороги, но мы этого не сделали. По этим парням было видно, что они не упустят возможность зацепиться за соломинку, чтобы случилось неизбежное. У меня сразу возникло плохое предчувствие, и я почувствовал, как Кристина сильно сжала мою руку. Посмотрев на неё я увидел страх в её глазах.
- Всё будет нормально – сказал я ей. Она промолчала, а Ринат, с присуще ему оптимизмом сказал: - Прорвёмся братишка! Я надеюсь, ты не такой пьяный, как я? - сказал Ринат и рассмеялся.
Где-то, за три шага, один из них начал кривляться, перегородив путь Ринату и Свете. Я понял, что это была провокация, и сказал им: - Послушайте парни, давайте разойдёмся по-хорошему и сжал кулаки в знак готовности броситься в драку. - Да мы вас не держим, проходите, только оставьте нам этих двух! – сказал один из них издевательским голосом, явно преследуя цель нас задеть. Вслед за ним вся их компания начали смеяться. Я ещё хотел, что-то им объяснить, но уже ничего нельзя было изменить.
Ринат крикнул: - Вот ты тварь!
И быстрым выпадом ударил его по лицу, и тот, ударившись затылком об дерево, упал на землю и застонал. Девушки закричали:
- Ребята, ребята не надо! Пожалуйста! Не надо! Дальше помню, как блеснул нож у одного их них, и как упал Ринат на мокрый асфальт, свернувшись, словно младенец. Я только успел выкрикнуть:
- Ринат! Что вы наделали ублюдки! как упал от сильного удара сзади по голове.
Когда я очнулся, то увидел, как они уходят, неся за плечи одного из своих и как Света рыдала над телом Рината. Она била его по щекам, колотила кулаками по груди, чтобы привезти в чувство, но было уже слишком поздно. Прямой удар ножом в сердце быстро остановил его жизнь.
Обернувшись, я увидел Кристину, закрыв лицо руками, она сидела на автобусной остановке. От слёз, тушь растеклась по лицу, руки дрожали, сжимая чёрную юбку. Монотонный голос диспейтчера скорой помощи из упавшего телефона, настойчиво спрашивала адрес прибытия. Прийдя в себя, я подполз к телу Рината и обнял ещё теплое тело, и услышал просто оглушающий плач Светы. Тонкая струя крови, вытекавшая из его раны, смешиваясь с каплями дождя, стекала на дорогу, окрашивая воду в алый цвет.
Мы сидели в своих последних позах возле тела Рината до тех пор, пока незаметно начало светать и первые прохожие заметив нас, закрывая лица руками, отходили в сторону. Мы понимали, что не можем смотреть друг другу в глаза, нстолько было тяжело осознать его утрату.
*Республика Алтай появилась в составе РФ как полноценный субъект 3 июля 1991 года, но ее история уходит корнями глубоко в древность.
Глава 7
Прошло пять месяцев. В моей жизни ничего не изменилось. Я работал как проклятый с утра до ночи, стараясь отвлечься от всего, что меня окружало. Теперь мне приходилось больше время уделять бумажной работе, и поэтому мне пришлось перебраться в офис. Я сидел за компьютером совсем отрешённым человеком, не с кем разговаривая. Так же понимал, что у меня началась депрессия. А эти женщины, бегали вокруг меня словно осы, готовые ужалить в любой момент. Они словно змеи заползали с ядовитыми словами мне в голову, кусая и оставляя опухшие следы от укусов. Поначалу, я ещё как-то отвечал на их расспросы о моих делах и жизни, но потом не выдержал. Мне этого не хотелось, но эти слова уже были произнесены мной тысячи раз про себя. Эти мерзкие оскорбления, словно селевой поток хотели вырваться, всё разрушая на своём пути. Они сжимали и давили мне на горло, а я просто хотел, чтобы они все оставили меня в покое. Они в ужасе смотрели на меня, а я не мог остановиться. Когда я замолчал, мне стало невыносимо стыдно. Я забрал все свои вещи со стола и вышел во двор. Конечно, я понимал, что меня могут уволить, но обратного пути не было. Зайдя в магазин, я встретил Самата. Это был старый друг покойного Рината. Они дружили с самого детства. Перекинувшись фразами «Как дела?» он мне сказал, что я неважно выгляжу и позвал вечером к себе. Он до сих пор не смирился с его смертью и при первой возможности пытался выудить из меня хоть какую-нибудь информацию про тот вечер. И всё кричал: Подонки! Сволочи! Я их обязательно найду! Но я, к сожалению, смутно помнил их лица, а Света с Кристиной после того случая уехали в Москву и больше я их никогда не видел. Мне пришлось вежливо отказаться и, похлопав его по плечу, я пошёл в сторону дома. Перед их отъездом мы с Кристиной встретились пару раз. Помню, как в день отъезда я хотел ей сказать про свои чувства, но посмотрев в её отрешенные глаза, наполненные слезами, понимал их бессмысленность. В тот вечер она уехала. Её номер телефона был недоступен. Я поехал на квартиру, где Кристина жила со своей матерью. Набравшись смелости, я позвонил в дверь, но никто не открывал. Всё было кончено, я понимал, что навсегда её потерял.
Глава 8
Этот год как-то сразу не задался. После увольнения с работы хотелось зарыться в себе и не вылезать так с полгода, но я понимал, что нужно было идти дальше. Идти дальше, где менялись бы люди и события в твоих глазах, где нужно было быть сильным, а я был слабым. Не знаю.
Я проснулся, где-то в девять часов утра. Подойдя к окну, я стал смотреть на прохожих, которые с невесёлыми лицами шли по своим делам. Я налил себе коньяк и сел в кресло. В эти минуты я хотел, чтобы про меня все забыли, забыли даже те, кто меня любил и ненавидел, но звонок Кристины, я ждал каждый день, наполняя свой день её голосом. Этот звонок был для меня спасением, но его не было.
Это лето было необычайно жарким. Тополиный пух, подхватывался лёгким ветром, и кружил возле домов, создавая иллюзию прохлады и зимней погоды. Земле не хватало влаги, и она начинала трескаться. Стали увядать даже самые стойкие растения в цветочных клумбах. Люди прятались от зноя в тени деревьев и остановок. На проезжей части светил красным светом светофор, шумно гудели вентиляторы остановившихся автомобилей, а пустые троллейбусы с настойчивой периодичностью сновали в поисках пассажиров.
Пожилые люди с тележками полные продуктов возвращались с ярмарки, которое каждое воскресенье приезжало неизменно в одно и то же место. Продавцами были фермеры из близлежащих посёлков. Они разворачивали свои старые фургоны и открыв двери, выставляли свои товары. Где-то к полудню всё распродав, они радостно пересчитывали выручку и начиналась уборка территории. А вот у людей, которые уходили с неё были уставшие глаза, я понимал их, ведь они тратили возможно последние деньги с их маленькой пенсии. Магазин уже давно перестал быть по карману пожилым людям и вот они каждый выходной день шли друг за другом, образуя длинную вереницу стариков, которых бросило государство. Как странно наблюдать за ними, ведь придя на остановку, они сразу начинали общаться с друг другом. И это меня поразило. У них не было барьеров между собой, потому как знали, что нет времени тратить на то, чтобы узнать поближе друг друга, всё было просто и понятно, ведь правда была в том, что они все думали о смерти, и эта мысль понемногу стирает то, что есть между молодыми, та прослойка, состоящая из характеров, эмоций и неприязни.
Из магазина продававшее холодное пиво выходили молодые люди с охапками больших бутылей и снэков. С довольными лицами они бежали в свои автомобили в которых работал кондиционер. Всё это довольно ничтожно, думал я, но с другой стороны, я понимал, что это чья-то жизнь проходит в данный момент. А что тогда с моей? Разве она бурлит эмоциями, даря мне сиюминутное наслаждение, которое я никогда не забуду? Разве есть разница между моими секундами, сидящего в комнате, и мужчины, который едет со своей женой и детьми отдыхать на природу? Ведь через год или даже раньше, он забудет этот выходной день, а что же я? Вот тут-то я и попался на крючок времени! В этой жизни, чтобы ты не делал, всё пройдёт, не останется и следа! Мы есть, пустой сосуд, в который мы льём свою жизнь, но он не наполниться никогда, с тем и умираем, что полноты жизни достигнуть невозможно! Кто-то конечно скажет, что знаменитые учёные и писатели оставили свой след в истории и так далее. Но тогда я хочу спросить не вас, а этих знаменитых мертвецов, какого было им, жить, когда они творили свои знаменитые книги и великие изобретения. И знаю, что не получу ответа, потому как они мертвы и им всё равно, быть может некоторые из них променяли бы часть своей научной или писательской жизни всего лишь на один день возле дыханья моря, и сидя на камнях с улыбкой на лице встретили рассвет, которого они так и не видели за всю свою жизнь! Вот в чём дело! А сейчас, я сижу на стуле, у которого сломана ножка, то и дело поправляя её, чтобы не упасть. Раздражающе начали сигнализировать наручные часы, извещая, что уже полдень. Бутылка коньяка предательски заканчивалась, и я, впрочем, понимал, что всё когда ни будь закончиться, и где-то в глубине своей души бунтую против этого! Я не хочу умирать, и понимаю неизбежность.
Глава 9
Сколько можно биться над этим вопросом? Порой я думаю, что уже схожу с ума. Ведь во всём должен был быть смысл, а я его не находил практически ни в чём. Всё вокруг меня угнетало. Представлял себе, какое-то своё действие, выстраивал смысловую цепочку, говорил себе, что так все живут и ничего. Что человек должен идти, так как у него есть ноги, должен видеть, потому что есть глаза, говорить, так как есть рот, есть пищу и так далее, работать, рожать детей, плакать, смеяться и это мне было понятно, но я не мог понять того, что, имея всё это, человек не понимает для чего он живёт. Я всячески гнал от себя утопические мысли, но стоило мне выпить немного алкоголя, моё сознание рыдало во всё горло. Мне хотелось уйти, уйти далеко, не оставляя после себя ни запаха, ни следов. В такие моменты я хотел, чтобы меня никто не запомнил, и никто никогда не вспоминал. Пусть люди, которые заковали себя в клетки поймут, что-то, что их окружает - это выдуманный мир, который поедает нашу жизнь, с начало его рождения, а я хотел туда, где ветер гулял бы по моим волосам, где свободный человек мог стать частью природы. Я понимаю, это пустая болтовня, в которой нет стержня, и всё же, я не могу оставить в покое своё отражение, которое растерзано мимолётными мыслями и переживаниями об иррациональности каждого дня. Я бунтую и жду ответов. Но их нет.
В этот вечер я решил не выходить из дома. Порыскав на книжной полке, я достал книгу Альбера Камю*. Прочитав несколько страниц из середины книги, я как-то ненароком отвлёкся и не мог оторвать глаз от происходящего за окном, а за ним уже стояла осень, листья потихоньку выкрашивались в красно жёлтые тона. Моросил мелкий дождь. Затем он усиливался и, ударяя по сухим листьям и веткам, падал на сырую землю. Ветер с силой наклонял покорные деревья. Собаки лая прятались под машины, а ветер, подхватывая пакеты с мусором, раскидывал их по двору. Дождь барабанил по козырьку, будто задавал ритм какой-то песне. Я начал стучать по подоконнику в такт падающим каплям. Мне наконец-то стало намного лучше, даже весело. Я открыл окно, и почувствовал, как свежий воздух проникает в комнату, а удары дождя становились всё громче, и мне стало ещё радостнее и, вдохнув полными лёгкими, ко мне пришло спокойствие. Но длилось оно не долго, моя роль снова вернулась ко мне, окутав не видимыми переплетениями время, отданного мне. Собрав рюкзак, я вышел и направился в сторону автобусной остановки. Мне хотелось поехать на озеро, где бы я остался наедине с собой. Великое одиночество, создано, чтобы им наслаждаться, но только нельзя чтобы оно пожирало тебя, ведь за ним приходит грусть, а её уже нельзя обмануть. И всё же, я понимаю, что жизнь не стоит того, чтобы прожить её бездарно, вот так вот, как сейчас, и вместе с тем, не нахожу в ней смысла. Приехав на голубое озеро*, а время был полдень, я знал, что людей в это время будет не много, да и к тому же была среда. Дойдя до озера, я разделся и окунулся с головой в ледяную воду. На дне я видел, как пробивается подземная вода сквозь толщи ила и песка, чтобы показать мне свою красоту и необыкновенность. В кустах прятались дикие утки, кристально чистая вода отражало чистое небо и свисавшие над ним ивы. Долго я не мог находиться в воде, так как боялся простудиться, хотя нередко купаюсь, но всё же, она была очень холодной, а я, не мог похвастаться крепким здоровьем, так как пью очень много спиртного, да ещё и курить начал. Обтираясь полотенцем, я радовался словно ребёнок, нахлынувшему сиюминутному счастью. Немного посидев на скамейке возле озера и надев наушники, я включил музыку и побрёл по песчаной дороге, по сторонам которой лежали сухие листья и не редко со стороны леса доносились голоса птиц. Всё хорошо, говорил я сам себе, каждый имеет то, что заслужил, ибо неизведанная тайна жизни не должна затмить обыденность.
Я добрался до города, где моим спутником на пустом тротуаре была старая женщина, с которой мы вместе сошли со автобуса. Она шла впереди и часто останавливалась, переводя дыхание. Затем она читала объявления на фонарных столбах и рассматривала заборы близлежащих домов. Сам не зная почему, но я не хотел её обгонять, а всё наблюдал, как старость съедает мгновения человека, который тридцать лет назад, ещё мечтал о своём будущем. А сейчас, на ней старое драповое пальто серого цвета, изношенный платок на голове и пакет с на половину порванной ручкой из супермаркета. Нет, не такую старость я хочу для себя, и хочу ли я её вообще? Закурив сигарету, я быстрым шагом перешёл на другую сторону дороги, унося свои мысли по мокрому асфальту. Дождь тем временем притаился за углом, словно ждал удобного момента, чтобы показать свою силу за несколько секунд. Выбросив мокрую сигарету, я спрятался под дерево, и почувствовал под его ветвями силу успокоения и захотелось обнять и поблагодарить его за крышу над головой. Теперь, я ощущал себя с ним одним целым, словно это я и есть одинокое дерево возле берега, но так же, я слышал тихий шёпот его листьев развевавшихся на ветру и мелодию падающих капель, которые говорили со мной, и я знаю, что придёт время, и мы станем с ним единым целым, сквозь пространство и время, только мы и эти разговоры об озере.
*В 1957 году Камю получил Нобелевскую премию по литературе «за огромный вклад в литературу, высветивший значение человеческой совести». Главным образом жюри выделяло его дебютный роман «Посторонний» и антифашистское произведение «Чума».
*Природный комплекс состоит из трех водоемов — Большое Голубое, Малое Голубое и Проточное возле Казани. Каждый из них по-своему уникален. Вода поступает из подземных вод. Притоков не имеется. Общая площадь объектов — 0,3 га. В 1994 году федеральный статус объекта стал заповедным с целью усиления уровня защиты. Водоемы появились после карстового провала. По мнению историков, он образовался двух сотен лет назад.
Глава 10
Сегодня проснувшись, я почувствовал, что со мной, что-то случилось. Я точно не болел, и с вечера никаких таблеток не принимал, но чувствовал, какую-то страшную силу внутри себя. Она заставила меня не валяться в постели, не брать с утра в зубы сигарету, не пить крепкий кофе. Я ничего не понимал, но то, что я делал, меня поражало. Я быстро вскочил с постели, заправив её за десять секунд, взял пачку с сигаретами и выкинул в урну. Кофе я убрал со стола в дальний ящик и достал оттуда чай. Открыл все окна в квартире. Подойдя к зеркалу в ванной, я посмотрел на себя и не узнал своё лицо. Оно было уставшим даже после сна. Глаза впали в глазницы, лицо сильно похудело, зубы стали жёлтые от сигарет и кофе. Я смотрел на своё отражение и не мог понять того, что со мной происходило столько лет. Нет, никогда я не был таким. Неужели я понял, для чего живу? или просто смирился с ходом своей жизни. В моей голове кружились десятки вопросов, но ответов было меньше, и всё же, у меня уже не было того бессмысленного выражения лица, каким было раньше. Я стоял неподвижно ещё несколько секунд, затем почувствовав слабость и оперевшись спиной о стену в ванной комнате, скатился вниз. Я проснулся от дикого холода. Моё тело настолько замёрзло, что едва мог пошевелить пальцами. Ноги страшно затекли и не хотели подниматься. Почему было так холодно? И сколько я спал в ванной комнате или я потерял сознание? – я спрашивал у себя, но ничего внятного придумать не мог. Облокотившись на ванну, я сделал рывок наверх. Ухватившись за сушилку, я ещё немного постоял, пока не отошли ноги. Медленно побредя по коридору, я ощутил холодный воздух, который как мне казалось, хозяйничал в квартире. Он с огромной силой ударял окна о стены, раскидывал бумаги, которые лежали на столе и улетал в коридор через щели во входной двери. Понемногу я начал приходить в себя, и вспомнил, что это я сам открыл все окна, чтобы проветрить квартиру от табачного смога, но что было потом, вспомнить не мог. Голова начала страшно болеть. Я достал из мусорного ведра пачку с сигаретами и присел на стул. Смотрел на эту пачку, наверное, с минуту, разглядывая с начало производителя, потом предупреждение Минздрава, но, так и не закурив сигареты, со всей силы выбросил её в окно.
Накинув куртку, я выбежал из квартиры и побрёл в сторону автостоянки. Мне хотелось сесть в машину и уехать подальше из этой проклятой квартиры. Я вышел из подъезда и увидел этот ночной мир тишины и скрытого гула, который через пару часов начнёт разрезать воздух исходя из тысяч людей и машин. Магазины сверкали своими неоновыми вывесками, безликие хрущёвки освещались редкими фонарями на столбах, бродячие собаки вытаскивали пакеты с мусором из помойки и злобно рычали мне в след. Когда я зашёл на автостоянку и постучал в дверь охранника, мне никто не открывал минуты две, и я уже начал замерзать и собрался обратно, как услышал хрип, и прокуренный кашель охранника. Не было сомнения, что он был пьян. Высунув своё опухшее лицо в маленькое окно, он пытался что-то разглядеть своими узкими от сна глазами, но свет от прожектора был слишком ярок, и, поняв, что это бесполезно крикнул: - Кто там? Это пятьдесят четвёртый - сказал я ему свой стояночный номер и спросил, который час, хотя уже понимал, что время, где-то три ночи, но всё же, нужно было убедиться в этом. Я ненамного ошибся, потому, как время было двадцать минут четвёртого. Постояв ещё с минуту, я подумал, быть может, проехаться по городу, обдумать, что со мной произошло, найти безлюдное кафе, где можно было бы выпить чего-нибудь. Заглянув в окно чтобы отдать пропуск, я увидел уже лежащего охранника, который закрыв глаза, матерился на меня, что я его так рано разбудил.
Глава 11
Я начал задумываться, о том, что обстоятельства могут поменять мою жизнь за считанные секунды. И вот когда они придут, я должен принять для себя правильное решение. Мы привыкли, что течём по реке жизни, даже иногда не оглядываясь назад, но ведь за спиной оставлено безвозвратное время, которое не будет просить у нас ничего взамен. Оно будет с нами играть, будет потешаться над нами, будет смотреть на нас с улыбкой с начало на младенца, потом на старика, а потом она остановит наше время, и мы уйдём в землю со своими стёртыми мгновениями жизни и ничего не сможем с этим поделать. В ту ночь я понял, что пришло время оглянуться назад, посмотреть на себя со стороны. В машине по радио тихо звучала спокойная музыка. Я достал из бардачка флягу с водкой и сделал глоток. И тут, на меня нахлынули самые ужасные поступки в моей жизни, они накатывали на меня словно волны убийцы, с каждым разом всё сильнее и сильнее ударяя по воспоминаниям. У меня не было не одного шанса убежать от них. Слёзы накатывали, хотя мне этого не хотелось. Я закрыл глаза и почувствовал, как мокрые капли медленно сползают по моим щекам. Так люди перед смертью вспоминают такие моменты и просят прощения.
Самым тяжёлым я считал, было моё бегство, когда оставил друга наедине с врагами. Я вспоминал этот момент тысячи раз и столько же раз был готов нести самое тяжёлое наказание, лишь бы он меня простил. Даже у самого сильного человека есть тайна, от которой он не в силах спрятаться, потому что она заставляет его быть слабым.
Если ты сегодня живой, то попробуй спросить у самого себя. Почему? И ты никогда не будешь знать ответа, потому что ты жив.
Как-то летом мы собрались в садовом обществе с ребятами. Нам было, наверное, лет по семнадцать. Наши родители всю жизнь горбатились на заводе, и вот от него нашим родителям достался садовый участок, около пяти соток. В этот вечер нас было трое. Самого старшего из нас звали Марат. Ему было двадцать пять лет и я, честно говоря, совсем не понимал, почему он общается с такими подростками как мы. И вот вечером, на берегу озера мы решили разжечь костёр, потравить анекдоты, покурить сигарет и чего-нибудь выпить. Погода этим летним вечером стояла хорошая, почти не было ветра. Солнце уже скрылось и по садовому обществу одна за другой начинали загораться лампы на столбах, но самое главное практически не было комаров, и на озере было тихо. Хотя в это время любят ходить компании к озеру. Они кричат, поют песни под гитару, купаются голышом, жгут костры, в общем, в это время лучше было бы не появляться, потому как можно было и нарваться на неприятности. В общем, мы откупорили портвейн, разлили по стаканам и залпом выпили, наверное, грамм по сто пятьдесят получилось. И я, как сейчас помню, как огненная река спускалась по моему телу вниз, и это было так приятно. Немного переглянувшись друг на друга, мы хором рассмеялись. Я до сих пор помню этот беззаботный юношеский смех, который с каждым разом становился всё заливистей. Нам было хорошо. Мы сидели, разговаривая на самые разные темы, но в основном обсуждая женскую половину. После того как кого-нибудь поддевали шуткой, никто не обижался, а смеялся вместе со всеми.
-Влад сказал мне, что никогда у него не было такого настроение, как сейчас. Я обнял его одной рукой, и мы оба посмотрели на небо, и не поняли происходящего на нём. У нас было две луны. Одна луна была с права, другая перед нами.
-Я спросил его: как такое возможно? Но он сам недоумевал происходящему. Тут Марат, не выдержав нашего состояния, объяснил нам, что луна отражается от озера прямо на огромную отполированную бочку, находившуюся над нами. Нам стало не ловко, хотя доза алкоголя всё перечёркивала. Мы смотрели в одну сторону кричав луна, затем смотрели наверх и тут луна! После этого мы хохотали что было сил. Но довольно скоро стало жутко темно, и часы перевалили за полночь. Мы решили разжечь костёр. Небо было необычайно чистым и красивым, даже сказочным, а украшали её сотни светящихся звёзд. Редко доносились голоса птиц, а с озера был слышен хор лягушек. Порыскав вокруг озера, мы нашли только истлевшие полена и сухие, но маленькие ветки, а нам хотелось настоящего костра. И тут, мой друг Влад предложил сходить на соседний участок, так сказать взять дрова в займы. Он был высокого роста и сильный по природе, но очень много курил, и из-за этого не любил бегать, потому как быстро уставал. Получив согласие от нас, он перелез через забор на другой участок за дровами. Если бы я только знал, что произойдёт дальше, но, к сожалению, мы не можем заглянуть в будущее и не можем повернуть время вспять. Я краем глаза заметил, что из темноты появились три фигуры. Я начал кашлять, и как бы подавая знак своим друзьям, что рядом опасность, но было уже поздно, их обнаружили охранники. Нас всех вытащили на дорогу и стали допрашивать. Одного я узнал, он жил рядом с моим домом. Мерзкий тип. По-моему, он меня тоже узнал, но не подал никакого вида. По их наглым лицам я понял, что ничего хорошего нам не светит. Они стали переглядываться, как мне кажется, думая избить нас прямо на дороге, либо тащить в дом. Поняв это, я начал судорожно объяснять им, что мы не хотели ничего плохого, а просто решили взять, несколько пален в займы, чтобы развести костёр, но, к сожалению, увидел только усмешки на их лицах. Деваться было некуда, и я уже начал поддаваться панике, так как идти с ними в дом было худшим вариантом, ведь никогда не знаешь, что них в голове. Но тут меня вдруг отдёрнул Марат и незаметно шёпотом сказал, что нужно бежать, но только по сигналу.
Я помню, как меня всего трясло, мой разум полностью поддался страху, и я уже был готов бежать куда угодно со скоростью ветра. И вот в какую-то секунду все замолчали. Посмотрев в глаза одному из охранников, я поймал его взгляд на себе. Он пристально смотрел мне в глаза и как будто хотел в них, что-то прочитать. Вот сволочь подумал я, как вдруг: - Бежим! Бежим! - крикнул Марат, и мы все ринулись прочь от охранников. Я бежал и не думал ни о чём кроме себя. Почему-то в ту секунду мне показалось, что моя жизнь висит на волоске. Позади меня, остались лишь какие-то отдалённые крики и те уже через некоторое время перестади быть слышны. Я бежал и чувствовал, как головой прорезаю воздух. Моё тело несло меня от опасности, и я, поддался этому дикому чувству, забыв абсолютно всё.
На следующее утро, я узнал, что охранники поймали Влада. Мне сказали, что его мучили и избивали всю ночь. Я не мог себе этого простить и тем более смотреть ему в глаза, после своей трусости.
Глава 12
Я отчётливо понимал, что в мире идёт борьба добра со злом. Эти невидимые сети расставлены абсолютно безошибочно, их можно увидеть в продуктовых магазинах и заправках, на рекламных баннерах и бегущих строках, на надписях на футболке своей девушки и в вечерних новостях. Они все призывают нас перейти грань человеческой совести и утонуть в поступках, за которые мы возненавидим друг друга и начнём мстить за выдуманные идеалы, не подозревая, что мы все превратились в один змеиный клубок. Мы этого иногда не ощущаем и живем, будто так же, как и вчера, и позавчера, но это не так.
В этот раз, мне как-то по-своему удавалось отдалить от себя усталость, но всё же я знал, что она, словно моя тень, преследует меня, ходит по пятам и скоро, это произойдёт, и мы сольёмся с ней в неистовом порыве печали.
Сегодня я проснулся в три часа ночи от испуга, что скоро всё закончиться. И несмотря на это, я встаю по будильнику, иду в душ, одеваюсь, выпиваю кофе, и начинаю думать о работе. Завожу машину, выкуривая сигарету. Здороваюсь с соседями по автостоянке. Приезжаю с работы, пью алкоголь и снова завтра то же самое, и послезавтра тоже самое и так будет всегда? Я не могу вырваться. И не смогу никогда! Я не живу, как хочу! Я отвратителен. Я существую. Тогда нужно разделять людей на тех, кто живёт и тех, кто существует. Ах, как бы я хотел прямо сейчас оказаться в Индии или Непале. Мне кажется, что после таких приключений я бы перестал терзать себя и отдался бы навстречу неизбежному. Но сейчас, именно сейчас, я хочу насладиться этим мгновением! Я хочу пройтись по переполненными людьми улицам Мумбаи или оказаться возле Анапурны. И тогда, я скажу, что моя жизнь не растворилась в суете бытия, она продолжает гореть, гореть, словно сотни огненных факелов, загорающихся друг от друга. Но я знаю, что пройдёт время и пламя потухнет, и я не смогу их заново разжечь. Но память, останется, в моём сердце, она будет так же, как и тогда обжигать мои мысли, возвращая меня на те ступени улицы Ламингтон Роуд* или палящего солнца на Намче Базаре*. Всё тщетно! Я снова в ловушке! Я не смогу это осилить, слишком тяжёлый груз на мне, словно тысячи нефтяных танкеров на моих плечах. Я смотрю в окно. И он посылает мне дождь, которого я так люблю. Он в виде капель стучится в моё отражение и говорит со мной. Говорит о простоте. И я, смерившись, понимаю его, понимаю его суть. Ведь дождь, это просто вода, собственно, как и я, просто человек.
*Ламингтон-роуд, официально доктор Дадасахеб Бхадкамкар Марг, названная в честь лорда Ламингтона, губернатора Бомбея с 1903 по 1907 год, является оживленной магистралью недалеко от станции Грант-роуд в Южном Мумбаи. Официальное название дороги используется редко. Его часто называют "IT-магазином Мумбаи"
*Намче-Базар находится в районе Кхумбу(Непал), на боковом склоне холма. Поселок лежит на высоте 3 440 м, поэтому природные условия здесь достаточно суровые. Когда-то Намче-Базар был крошечным населенным пунктом, затерянным в горах.
Глава 13
Каждое создание на земле многое бы поменяло в жизни, если бы только могло заглянуть в будущее. Наверное, это и есть жизненный цикл всего живого на земле. Никому не ведано, наступит ли завтрашний день. Поэтому нужно дорожить каждым моментом в своей жизни. Сколько же раз, каждый из нас повторял эти слова про себя, но всё равно люди берут в руки оружие, продают детям наркотики, унижают слабых, убивают либо за веру, либо за измену и зависть, либо инстинкт убийцы или насильника просыпается в человеке. Всё это бессмысленно думал я, ведь и до меня об этом задумывались миллионы людей, и ничего не происходило.
Иногда так бывает, что человек обернувшись назад, видит длинную, красивую дорогу, которая похожа на дорогу из детства, по которой ты бегал с ребятами из школы или шёл с отцом домой. А кто-то, видит лишь пустоту позади себя, и эта пустота начинает его догонять, потому что он, медленно идёт по жизни либо совсем остановился, и, в конце концов, если он ничего не сможет предложить жизни, она его догонит и поглотит. И таких людей мы видим каждый день, это люди без цели, без веры, без состраданья. Они бредут в этом мире словно призраки, причиняя боль себе и окружающим. Они смотрят на нас каждый день и ненавидят нас за нашу силу и слабость. А вот человеку, позади которого большая и длинная дорога нечего бояться пустоты. Он и дальше шагает по жизни, увеличивая свой путь в этом мире. Но большинство людей обернувшись, видят дорогу, которая постоянно обрывается, у кого-то на метры, а у кого на километры. Это как борьба добра со злом. Творишь добро, и твоя дорога идёт за тобой освещаемая солнцем, творишь зло, и дорога пропадает, превращаясь в тёмную пустоту. Я не знал в этот момент, пропадёт ли моя дорога, или может быть, она оборвалась уже давно, но я верил, что когда-нибудь моя дорога будет настолько длинной, что только горизонт сможет скрыть её от меня.
И в этот момент я понял, что мне нужно было бежать от людей изо всех сил, бежать, не оглядываясь назад. Бежать к родившей нас природе, про которую мы забыли и относимся к ней только как к источнику наживы. Я понял, что не хотел зависеть больше не от кого. Мне нужно было сделать первый шаг, сделать глубокий вздох, после которого бы сорвались оковы людских отношений и пороков, которые тяжёлым бременем становились непосильной ношей в моей жизни. Я больше не колебался. Теперь я всё решил. Теперь мне нужно было выбрать место, где я бы не встречался с цивилизацией хотя бы на месяц. Благо Россия, страна большая с маленьким населением и затеряться в ней можно очень быстро. Но мне, всю жизнь хотелось побывать на Алтае. По рассказам путешественников и туристов это было самым красивым местом на земле и самое главное, оно было практически диким и безлюдным. Среди туристов бытует такая поговорка, что если и есть рай для туриста, то это место в горном Алтае. В общем, я подумал, что Алтай — это лучшее место, где можно было окунуться в настоящий мир одиночества. Откладывать поход было бессмысленно, и я по пути зашёл в туристический магазин. Когда я начал рассматривать самый большой рюкзак, продавщица, улыбнувшись, спросила: - Далеко собрались? Немного помолчав, я ответил: - Далеко, Вы даже не представляете, как. - Ну почему же не представляю – ответила она. Это была девушка лет двадцати семи, с карими глазами, правильным носом, чуть пухлыми губами, и с необычным взглядом, который мог как заворожить так и оттолкнуть человека, но что поразило меня больше всего, это её простота в общении и как она выстроила наш разговор. Удивительно, подумал я.Никогда ещё не встречал такого проникновенного взгляда. Одета была, конечно, во флисовую кофту с логотипом магазина, нет, она просто красавица подумал я про себя.
- Я, успела много где побывать, если вы конечно не заграницу собрались?
- Да нет, не за границу, на Алтай – ответил я.
- Ах, Алтай, прекрасное место – сказала она это с какой-то грустью, видно было, что она оставила там частичку себя.
- Я была там три года назад, мы ходили с группой из восьми человек. Её тон немного поник, и я это сразу почувствовал. Как я вам завидую. Я смотрел на неё с интересом. Всё в ней говорило, что она любит путешествовать. Я даже как- то сразу представил её в этом походе сидящей возле костра и напевающей на гитаре одну из песен Визбора.
Хотели бы съездить туда снова? – спросил я.
Возвращение может быть опасным - ответила она.
-Чем же?
-Воспоминаниями.
-Ааа.
-А мне их как раз не хватает – сказал я.
- Если позволите, я могу Вам посоветовать, что взять в поход – сказала она.
- С удовольствием приму помощь, меня зовут Артур – ответил я.
- Меня Оля, очень приятно – она улыбнулась и сразу начала рассказывать о походе и про необходимое снаряжение.
- Извините, а Вы с кем идёте?
-Давай на ты – предложил я.
-Мне же не шестьдесят лет. Она улыбнулась и сказала: - Давай.
- С друзьями идёшь? Или с группой? - спросила она.
И тут я понял, что для обычного человека есть два пути для такого похода, но в моём случае это было уединение или другими словами бегство от реальности. Немного подумав, и натянув улыбку, я ответил: - с друзьями.
Она, как мне кажется, поняла, что я соврал, но как ни в чём не бывало, продолжала рассказывать мне про горы и озёра Алтая. Наконец- то, набив рюкзак со снаряжением, я вышел из магазина. И как-то неловко я почувствовал себя в этот момент, ведь девушка хотела познакомиться со мной, всем видом проявляя ко мне симпатию, а я только попрощался и вышел из магазина.
Нет, не должно так быть! И я, вернувшись в магазин, спросил у неё её номер телефона. Оля, улыбнувшись, написала его на листке бумаги и сказала, что будет ждать звонка.
По дороге мне пришлось зайти ещё в несколько магазинов, чтобы купить удочку со снастями, нож, спальник, горелку и продукты. Их как мне казалось, должно было хватить на месяц или даже больше. Я понимал, что это была провокация против устоев человечества, но в своих убеждениях я уже не сомневался.
Вычеркнув в блокноте последние купленные вещи, я шёл домой, обдумывая свои действия. В голове кружились мысли. Я ощущал себя счастливым, даже от того, что решился на такой шаг. А ведь если разобраться, в нём не было ничего героического. Просто уйти и начать новую жизнь. Забыв обо всем, чем я жил все эти тридцать лет. Просто понять смысл жизни и услышать тишину, которая протекает вне времени. Увидеть обратную сторону общества и понять немыслимую для остальных, внутреннюю силу природы. Уединиться! Без телефона и кредитной карты, без воды и хлеба купленного в супермаркете. Одиночество. И больше ничего. Только ты и мысли.
На следующее утро я уже ехал на вокзал, полный предвкушения перед неизвестным, в этом и скрывалась та философия великого уединения.
Интересно было бы представить себе идеальный мир, состоящий из доброты и теплых чувств, взаимопонимания и любви к окружающим тебя людям.
Мы должны свести свои мысли к простоте. Когда твой разум полон информации, он начинает кровоточить. Всё пошло не так. Я понимал, что неправильно использую время, выделенное мне. Солнце уже начинало садиться, и оставаться на улице не было смысла. Теперь, я уже отчётливо понимал обречённость своей ситуации перед силами, которые манипулируют происходящим вокруг меня. Быть может, где-то и есть тот конец пути, тот сломанный ствол дерева или придорожная остановка, где можно будет присесть и подумать о настоящих вещах, ради которых ты должен жить. После этого, можно будет взглянуть на дорогу и, поблагодарив её за свободу, накинуть рюкзак на спину и пойти в сторону дома. А пока, я не пойму куда идти. Ведь когда ты спускаешься всё глубже вниз, погружаясь в темноту, ты знаешь, что скоро верёвка закончиться и ты просто встанешь перед выбором, вернуться наверх к свету, либо отпустить руки и сорваться в омут одиночества.
Глава 14
Я приехал на вокзал где-то за два часа, так как всегда боялся обстоятельств, которые могли бы мне помешать осуществить задуманное. Зайдя в зал ожидания, я понял, что приехал очень рано. Людей на вокзале практически не было, а те, кто были, пытались уснуть на неудобных пластиковых сиденьях, между которыми бегали шумные дети. У входа как всегда толпились таксисты, держа таблички с городами и задиравшие цены в три раза. На входе стояла женщина в форме охранника с металло искателем в руках. У неё был очень серьёзный вид, но я всё же не очень хорошо отношусь к таким профессиям, где работают женщины. Ведь это означает, что мужчины сдают свои позиции, а женщины становятся ответственнее и сильнее мужчин. Я на всякий случай начал проверять документы и билет на поезд как увидел, что у проходящего мужчины, был такой же большой рюкзак, как и у меня. Переглянувшись и поздоровавшись, я понял, что, накинув на спину эту махину, я неформально вступил в братство путешественников. Для меня эти люди, будь они альпинистами или туристами всегда были большой загадкой. Но потом, я стал их понимать и даже разделять их мышление о прошедшем, вечном и настоящим. Я понял, что эти люди мечтатели, и что они, как никто другой понимает неотвратимость своего конца, поэтому, они не хотят тратить время на лишнее, а берут только то, что подарит им жизнь. Меня это очень обрадовало и я, полный надежд начал медленно отсчитывать время до приезда поезда Москва - Барнаул.
И вот в 8.25 по московскому времени объявили, что мой поезд прибывает на первый путь.
Накинув рюкзак, и радостно выдохнув, я побрёл по вокзальному тоннелю, ещё не осознавая, что этот поезд перевернёт всю мою жизнь.
На перроне стояло не так много людей. Рядом со мной нервно ходила женщина лет пятидесяти. Она была без сумок, и поэтому я предположил, что она кого-то встречает. Мои догадки подтвердились, когда я увидел в её руках буклет туристической фирмы. Поворачиваясь ко мне, она ругалась, что наши поезда всё время опаздывают, и постоянно смотрела в сторону дороги, откуда он должен был появиться. Посмотрев на часы, я понял, что поезд не опаздывает, а просто у этой женщины было плохое настроение или что-то ещё. Я подумал, что мне не нужно с ней разговаривать, так как даже мой самый простой вопрос мог привести её в ярость. Она смотрела на меня и похоже ждала этого вопроса, но я только улыбался и от этого, по-моему, она злилась ещё больше. Я поставил рюкзак и тут, подошла пожилая компания. Посмотрев на меня, старик спросил:
- Наверное, на Алтай едешь сынок?
- Точно – сказал я. Он мне одобрительно улыбнулся и сказал своей компании:
- Ну, вот видите, а вы говорите.
Я, не понял смысла этой фразы, но улыбнулся им в ответ. Они стояли и улыбаясь смотрели на меня. Я даже немного растерялся, но тут послышался громкий гудок приближающегося поезда, и все как по сигналу забегали с чемоданами, предугадывая, где, по их мнению, должен был остановиться их вагон. Накинув рюкзак, и увидев на поезде цифру двенадцать, я пошёл в его сторону. Приветливая проводница быстро посмотрела билет и пожелала мне приятной дороги. Открыв дверь купе, я увидел женщину лет с сорока с довольно приятной внешностью, которая выпивала утренний зелёный чай и смотрела в окно, рассматривая здание вокзала. По ней я бы сказал, что это была очень честная и грустная женщина. Преодолев первые минуты смущения, мы уже начали нормальный разговор. Я узнал, что она одна воспитывает сына и живёт в маленьком городишке. Работала она на единственном предприятии в городе, которое хоть как-то платило зарплату. Конечно, этому заводику ещё повезло, что немцы наладили новое производство на их старом советском заводе и её, как ведущего технолога отправили в командировку в Москву на семинар, посвящённый каким-то новым технологическим процессам на производстве. Звали её Ирина. Она была явно не из разговорчивых людей, но у нас как-то сразу завязался простой и добродушный разговор. Поняв, что знакомство удалось, я залез на верхнее место и начал запихивать свой рюкзак на верхнюю полку, как вдруг, дверь в купе открылась и зашла ещё одна попутчица. Она держала в руках зубную щётку и полотенце и, увидев меня немного засмущалась. Возраста она была такого же, как Ирина, а вот как человек абсолютно другим. Её звали Юля, и она в отличие от Ирины была абсолютно раскованная, в меру болтлива и ужасно приятная женщина. Нам совершенно мало понадобилось времени, чтобы рассказывать друг другу весёлые истории из нашей жизни. Мы свободно разговаривали и беззаботно смеялись, словно знали друг друга всю жизнь. Спустившись с верхней полки, я сел возле двери и начал рассматривать этих двух удивительных женщин. Посмотрев на Юлю, я понял, что это удивительно самостоятельная и свободная женщина. Она была свободна не только физически, но и всё её сознание было на каком-то недосягаемом уровне. Её взгляды и убеждения просто рушили представление о жизни в современном мире. Это был человек, который искал истину и в храмах, разговаривая с колдунами, веря в духи и тайные энергетические места, где человек может переродиться. Про таких людей говорят, что их дом — это каждый клочок земли, ведь они постоянно находятся в движении, исследуя всё новые возможности мира. Эти люди вампиры, которые не могут насытиться общением с одним человеком, так как границы их сознания и любопытства стирают всё на своём пути, но после себя, они оставляют выезженную землю из разбитых людских сердец и судеб. Таких интересных людей очень тяжело встретить в жизни, а когда ты его встречаешь, то начинаешь питаться его энергией, и сам того не замечая, ты отдаёшь всего себя, но к твоему сожалению, эта жертва ей не нужна. Она улыбнётся тебе в последний раз, и растворится, словно первый снег, а ты, будешь вспоминать её, надеясь на случайную встречу.
Через два часа общения мы уже совсем сдружились, и я предложил выпить коньяку, который купил ещё в Казани. Когда я его достал и поставил на стол, мои попутчицы хором начали смеяться. Дело было в том, что в бутылке из под кока колы был коньяк. Каждый турист знает, что таскать в рюкзаке стеклянную бутылку нет никакого резона. Ведь для туриста большое значение имеет вес. Я сказал, чтобы никто не переживал за качество коньяка и быстро разлил его по стаканам из-под утреннего чая. Бодро крикнув: Ура! и сильно чокнувшись стаканами мы быстро их опустошили, и я налил следующую порцию. За интересными разговорами и выпивкой мы не заметили, как пролетело время и к сожалению, пришло время расставания с Ириной. Мы проводили её до двери вагона, отдали чемоданы и увидели слёзы, когда она в последний раз на нас посмотрела. Уже идя по коридору вагона в сторону купе, я посмотрел в окно и увидел молодого парня, который взяв чемодан матери обнял её и больше не оглядываясь на поезд пошли в сторону автобусной остановки. Немного погрустив от расставания с Ириной, мы пошли за второй порцией коньяка в вагон ресторан. Мы смеялись и заигрывали друг с другом, понимая, что этот поезд, словно айсберг, который скоро растает и развеет моменты нашей жизни. Мы были словно выпускники школы, у которых осталось несколько часов до рассвета, после которого будет расставание, но мы, ничего не могли с этим поделать, но самое главное, мы ничего не хотели менять. Мы знали и понимали, что расставание не минуемо, и от этого наши секунды дорожали с каждым биением сердца и стуком часов. Мы расстались быстро и без каких-либо банальностей. Мы не спрашивали у друг друга номеров телефона, мы не обещали случайных встреч в будущем, мы просто расстались и всё, но это было лучшее моё случайное свидание в жизни. Я остался один в вагоне купе. Колёса стучали о рельсы, неся меня в далёкий горный Алтай. Я смотрел в окно, просто наслаждаясь моментом. Думал ли я о чём-то в тот момент, наверное, нет, я просто сидел, сложив руки возле колен. До Барнаула оставалось минут двадцать, я неспешно вытащил рюкзак, осмотрел своё место чтобы ничего не оставить и присел на диван, дожидаясь остановки поезда. Я не много приоткрыл дверь, как услышал, как зашевелился вагон. Люди бегали с детьми в туалет, кто-то расплачивался с проводницами за чай, мужчины выходили первыми в коридор, чтобы женщины переоделись, и тем самым создавали препятствие всем остальным. Проводница начала кричать, чтобы люди не торопились, что ещё есть время для каждого, но разве человеку можно что-то объяснить, когда вот уже через двадцать минут остановка поезда. В общем, чтобы всего этого не слышать, я захлопнул дверь. Поезд монотонно стучал по шпалам, неминуемо приближая к городу. И вот, станция Барнаул. Включив плеер и накинув наушники, я попрощался с проводницей, затем махнул рукой поезду и неспешно побрёл по вокзалу. Возле одной двери на вокзал, я увидел мужчину лет пятидесяти, он, как и я был с большим рюкзаком за спиной. Это был щупленький мужчина небольшого роста, с усами и растрёпанной головой, но его глаза говорили о характере. Мы встретились на мгновенье глазами, затем он растворился в толпе. Меня уже ждал микроавтобус на площади возле вокзала. Не найти его я просто не мог, так как возле него были сложено походное снаряжение и стояло около пяти человек. Это был старый микроавтобус Тойота немного потускневшего синего цвета. Я подошёл к снаряжению и поприветствовал моих будущих попутчиков. Немного обмолвились дежурными фразами, как водитель сказал:
- Ну, если это все, то складывайте снаряжение в багажник и поехали.
Мы залезли в микроавтобус и поехали по городу, в сторону съёмной квартиры, которую нам сняли организаторы похода. Наша машина припарковалась во дворе и я взяв рюкзак, направился в сторону одного из подъездов девяти этажного дома. Квартира в этом доме была лишь промежуточной остановкой, но всё же, я понимал, что одни сутки мы в ней проведём. Я осмотрелся.
В одной из комнат паковали рюкзаки молодая пара, и по их виду было, похоже, что они собираются домой. По людям в основном сразу видна усталость, как в одежде, так и в лицах. Я проводил их взглядом и направился в большую комнату, где собрались люди с нашего микроавтобуса. Ещё чувствовалось скованность в разговорах между нами. С утра нас разбудили и попросили побыстрее собираться и спускаться вниз. Там мы погрузились на автобусы и поехали к месту сбора. Команда подобралась отличная. В особенности были ребята из Уфы. Они все оказались из одной компании, и чувствовалась сплоченность между ними. Инструкторами были двое молодых людей, девушка с парнем. На одной из стоянок, по-моему, возле Аккема*, мы повстречали парня по имени Филипп. Это был крупный парень со своим мировоззрением. Занимался он, я так понял компьютерными играми или что-то в этом роде. Мы с ним сразу нашли общий язык, так как его взгляды были мне по душе. На следующий день мы отправились в радиальный выход, и Филипп какое-то время шёл с нами, но потом отделился и пошёл своим маршрутом. Когда мы пришли в лагерь, а это было уже под вечер, Филиппа нигде не было видно. Проверив его палатку и сходив к реке, я понял, что с ним что-то случилось. Мы начали переживать за него, ведь рюкзак со снаряжением остался в лагере. В общем, пришёл он только когда расцвело, и поведал нам свою историю. Она была очень поучительна с точки зрения тяги к жизни. Он рассказал, что на обратном пути быстро стемнело, и он потерял ориентир. В какой-то момент, поскользнувшись на камнях, он скатился вниз и упал на выступ. Не зная, что впереди он не смел шагнуть вперёд, ведь за ним могла быть пропасть. У него не было фонаря, ножа, еды, спальника, зато была воля к жизни. Всю ночь он укрывался рваным дождевиком зелёного цвета и согревался огнём от зажигалки. Придя в лагерь на утро, он был просто счастлив. Сев возле костра, согреваясь, он смотрел на языки пламени, а по его щекам текли слёзы радости.
Пересказывать весь поход нет смысла, да и не к чему этого делать. Хотя у меня там завязался роман, и было много чего интересного, но закончилось всё не очень приятным расставанием. Звали её Александра. Интересное имя, ничего не скажешь. Мне даже казалось, что она влюбилась в меня, но это не точно, так что это пустяк. А пока, на мне одеты старые джинсы, на столе четверть стакана коньяка и смятое покрывало на полу. Не могу на всё это смотреть. Какая-то вселенская тоска вселилась в меня. Она уже захватила мои мысли и строит планы на будущее. Сопротивляться ей я не в силах. Зачем живёт человек? Есть ли смысл, а если его нет, то не стоит винить тех людей, которые покончили жизнь самоубийством. Это же так просто. Опять всё просто! Опять простота. Она мне как брат. Природа простых вещей. Нет, слишком пафосно! Микробиологи вместе с генетиками доказали, что наш общий предок с шимпанзе это была по факту обезьяна. Вот бы родиться каким-нибудь денисовцем или кроманьонцем и жить в пещере. Рассуждал бы я тогда о смысле жизни? Конечно, нет! Условия и мой мозг не позволил бы мне уйти в эти рассуждения. Может это и есть простота? но нет! Это пропасть, которая возвращает меня на самое дно, откуда я бы не смог выбраться, а лишь представительствовал бы от себя. Если бога нет, то нет и души. Если нет души, то значит я, это только я. Никаких компромиссов я богословам не оставляю. Всё предельно просто! Опять всё просто. Я иду и выпиваю одним залпом коньяк и с грохотом ставлю стакан на стол, затем сажусь в бледно серое кресло напротив входной двери. Она не заперта. Я хочу, чтобы она открылась и зашла женщина. Я её не знаю и поэтому взволнован. Я хочу секса. Нет, не правильно! Ведь если я животное, высший примат, то я хочу спариться с самкой.
О Боже! Эту партию я проиграл в пух и прах, но я буду жить! Буду просто жить.
Сегодня простой день, в прочем, почти как всегда, за одним исключением: с самого утра идёт снег, совсем вымотав водителей городского транспорта. Я люблю снег, люблю его стихию и необыкновенность. Он лежит и кажется простым, но это не так. Он прилетел к нам, появившись из кристаллов льда, словно переодевшись в полёте, для того, чтобы удивить меня. И это прекрасно! Впереди меня остановка и несколько человек, которые вглядываются в номер проезжающего автобуса. Я почти их не вижу, так сильно он идёт. Вижу возле остановки урну и разбросанные окурки возле него. Вижу так же красивую девушку, смущённо разговаривавшую по телефону. Я не мог оторвать от неё своего взгляда. Настолько это было красиво в свете фонаря и снега, разглядывать её, но вот пришёл троллейбус и забрал всех обитателей остановки. Мне стало одиноко. Я ещё немного постоял и, вдохнув свежего воздуха, побрёл в сторону гостиницы. Мне хочется в горы либо пожить в доме возле озера. В общем, выкинуть, что-то такое. Засунув руку в карман, я достал кошелёк и пересчитал деньги. Их едва хватало, чтобы продлить номер на следующие сутки. Опять я без ужина. Нужно снова звонить на работу, чтобы выслали деньги. Гостиница была невзрачной, двухэтажное строение из красного кирпича. Рядом сплошь расположился частный сектор. Я зашёл на ресепшн. Как всегда, приветливые администратор и уборщица натягивали свои идиотские улыбки. В коридоре пахло выкуренными сигаретами. Впрочем, чем-то эта гостиница мне нравилась. В ней я чувствовал себя одиноким. Это и было тем договором между мной и этими стенами в номере с отвратительными красными обоями и вазами с искусственными цветами по углам. Они слушали мои мысли, они смотрели на меня, когда я сплю, они, словно безмолвные камни, окружали меня. Порой вечерами я напивался до беспамятства, а когда трезвел, не мог там больше находится. На одной из стен висела картина с летним пейзажем. Было нарисовано, будто, листья берёзы слегка колыхались от лёгкого ветра, поодаль стоял деревенский дом, сквозь ветви деревьев пробивались лучи солнца, а узкая тропинка, окутанная травой, убегала в лес. Нет, не могу на это смотреть! Лучше бы повесили репродукцию «Последний день Помпеи» Брюллова*, либо «Девятый вал» Айвазовского*, тогда бы я понял, что жизнь человека ничего не стоит! А тут солнышко светит, птички поют, нет, слишком никчёмно! Выключаю телевизор и ложусь на кровать. Включаю телефон и смотрю новости. И там, где-то седьмой строкой идёт новость про съеденного крокодилом биолога в Индонезии. Нет, не могу такое читать. Пытаюсь уснуть, но всё тщетно. Страшно хочется выпить, но в это время приходит сообщение на телефон. Зовут её Римма. Она к слову инвалид и привязана к инвалидной коляске, но я её друг. Я ей пишу, что у меня всё хорошо и так далее, но понимаю, что разговор будет пустым и через несколько сообщений он будет закончен. Нам давно не о чем разговаривать. Как-то помню я её водил в кино, так вот она уснула прямо в зале кинотеатра. Я ее, конечно, не виню, просто смешно, хотя фильм был никудышный и она, наверное, права, что уснула. А познакомились мы с ней не так давно. Я арендовал у неё квартиру, когда был в очередной командировке в городе Нижнекамск, так и познакомились. Я помню, как нашёл в этой квартире книгу «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу*. Интересная книга, но я её не дочитал. Впрочем, это не имеет значения.
Римма хороший человек, с большим сердцем. Помню, у неё умер попугай, которого она так любила. Он жил в клетке на её столе, рядом стоял ноутбук и заставленная книгами полка, а наверху красовалась дорогая кукла, разодетая, словно с Венецианского карнавала. И вот представить себе, что каждый день, после того, как её тётя и племянник уходили по своим делам, она оставалась наедине с этим попугаем, который заменял ей друга и вообще всё пространство, с кем можно было поговорить, о ком нужно было бы заботиться. Я, впрочем, не смог ей ничего сказать, ведь утешают, когда умирает человек, а тут птица. В общем, дурацкая ситуация. Я смотрел на неё и не мог вымолвить ни слова. Потом я, конечно, говорил себе, что иной раз птица лучше любого человека и так далее, но я так же понимал, что говорю несусветную чушь. Для нее, похоже, отношения с птицей заменяли отношения с окружающим миром, и я собственно, понимал её печаль.
И тогда я поинтересовался:
- Как это случилось?
Она сказала, что он начал неестественно вести себя в клетке, а потом упал и умер.
Я, конечно, понимал, что жизнь попугаев коротка, но сказать этого не смог. Ведь она ждала утешения, а я словно врач реаниматолог, который только мог констатировать факт смерти. Почему то в ту минуту, я вспомнил произведение татарского поэта Габдуллы Тукая*, которое прочитал в парке, посвящённого ему же:
-Ребёнок беседует с бабочкой, чьё время стремительно тает. Тонкой бабочке, задумчивой Кубелек, суждено истлеть, прожив всего один день. Один только день, в котором — целая жизнь, от рождения до исхода, и между ними — весь тот путь, что иным не осилить и за сто лет.
*Аккем с Алтайского переводится белая вода. Если присмотреться вода действительно серо-белого цвета из-за извести твёрдой породы, которая попадает в воду при таянии Аккемского ледника.
*1939 лет назад, 24 августа 79 г. нашей эры произошло самое сокрушительное извержение вулкана Везувий, в результате которого были уничтожены города Геркуланум, Стабия и Помпеи. Это событие не раз становилось сюжетом произведений искусства, и самым известным из них является «Последний день Помпеи» Карла Брюллова.
*Одна из самых известных и лучших картин Айвазовского — «Девятый вал» ещё при жизни художника была признана безоговорочным шедевром.
*В 1978 году Маккалоу получила премию "Золотая тарелка" Американской академии достижений.В 1984 году портрет Маккалоу, написанный Уэсли Уолтерсом, стал финалистом премии Арчибальда. Премия присуждается за "лучший портрет, преимущественно какого-либо мужчины или женщины, выдающихся в искусстве, литературе, науке или политике".
*Татарский поэт Габдулла Тукай прожил недолго: всего 26 лет. Но за это время он издал около 30 томов стихов, одним из первых в Казани, стал писать стихи для детей и выпустил несколько трудов о татарском фольклоре. Благодаря Г. Тукаю жители познакомились с творчеством Пушкина;, Лермонтова; и других русских поэтов, многие его произведения стали основой для песен, а балет по поэме «Шурале» ставили на сцене Мариинского и Большого театров.
Глава 15
Как-то помню, ко мне в гости приехали родственники, которых на самом деле знал очень посредственно. Один раз они приезжали к моим родителям на свадьбу, другой раз заходили проездом. Мать попросила оставить их переночевать у меня на одну ночь. Хотя эта идея мне не пришлась по вкусу, но, чтобы угодить, матери, я согласился. Быстро сбегав в магазин, который находился на первом этаже моего дома и, купив спиртное и фрукты, я начал готовиться к приёму гостей. И вот звонок в дверь. Я открываю дверь и вот сцена, стоят три еле знакомых человека и смотрят друг на друга смущёнными глазами. Я посмотрел на них так получилось первым и улыбнулся. Поздоровавшись, дядя вроде хотел сказать, про то, как я вырос и всё такое, но вероятно посмотрев на мою щетину, передумал. Его жена смущённо посмотрела на меня и сделала шаг первой. После преодоления первых человеческих гримас на лицах я пригласил гостей в комнату, где заблаговременно поставил стол и уже начал накрывать всё, что казалось съедобным в холодильнике. К моему удивлению стол заполнился и, впрочем, не так и дурно подумал я, но вот банка красной икры, привезённая мне другом в подарок из Приморья, просто не давала покоя, потому как я отложил её на Новый год. Открыв холодильник, я не двусмысленно посмотрел на неё и уже через минуту намазывал икру на куски хлеба с маслом.
Мои гости, были явно из рабочей семьи, и ждать от них интересного диалога я не ожидал. Посмотрев на них, я в своих мыслях пережил всю их жизнь, с их свадьбой, рождением детей, а потом и внуков. Работу на заводе с утра до вечера, премией на пятидесятилетие, покупку новой мебели, телевизора, кроватки внучке, новой машины. Вот чёрт, сказал я про себя, не так уж и плохо. Я открыл бутылку водки и мы, беседуя практически ни о чём, как-то завершили процесс гостевого стола. Налив ещё по рюмке, мой гость немного отпил и начал разговор о цели приезда в Казань. И тут я честно сказать просто обомлел. Из уст моих гостей неслись фразы и цитаты, которые сопоставимы с диалогом или дебатами, наверное, каких-нибудь профессоров или докторов медицинских наук, на каком-нибудь семинаре про хирургические операции на седьмой позвоночник. В это время я заметил, что у дяди потёк пот со лба и весь он стал каким то другим. Я вот подумал, что ведь всё равно мы умрём и к чему эти разговоры о здоровье. Они называли докторов и профессоров по фамилии, их диагнозы и предположения развития заболевания моего дяди, и всё это так торжественно, что мне стало не по себе. Не люблю я просто кивать и соглашаться, но делать было нечего, ведь в каком-то роде это был мой долг. Но после получаса мне на миг показалось, что они говорят одно и то же, только переставляя некоторые слова местами. Мне стало ещё тоскливее слушать их. Они, видя во мне потухшие глаза, замолчали. Тишина скованности и равнодушия пролегла между нами, которую я не силах разрушить.
Глава 16
Я уже как год приехал из Алтая в Казань. Жизнь текла своим чередом, иногда бурлила, но в основном всё было спокойно. Я хандрил в своей квартире, практически не выходил из дома и никого не звал в гости. В этом одиночестве моими друзьями были книги, алкоголь и старые фильмы, и, впрочем, меня это полностью устраивало. За окном неспешно шла зима. Тихо шёл снег, отражаясь от света фонаря возле подъезда. Воробьи и синицы, играя на деревьях, громко чирикали, прогоняя друг друга с веток. Я сидел в кресле, напротив окна, укутавшись в мамин старый плед. От него до сих пор исходил запах её духов. Она умерла ровно полгода назад. Я ничего в квартире не поменял, ведь здесь прошло моё детство. Я обернулся и посмотрел на старую стенку с мамиными сервисами, на папины картины, и вспоминал своё детство. Если на свете и существует запах детства, то он только в родительском доме. Мама даже не выбросила мои старые лыжи, они всё так же лежали в кладовой комнате вместе с моей деревянной хоккейной клюшкой в углу за дверью. Я закрыл кладовую и выключил свет. Боже мой, теперь я понял, когда был счастлив. Немного постояв в коридоре, я зашёл в родительскую комнату и заглянул под кровать. Оттуда я достал большую запыленную карту мира. Стряхнув слой пыли, я её раскрыл. Как сейчас помню, как мы с отцом раскладывали её на полу, положив толстые книги по углам, чтобы она не сворачивалась, и отгадывали столицы государств. Аккуратно сложив, я убрал её на своё место и достал из серванта семейный альбом. На первом листе альбома была фотография отца с матерью, ещё черно белая, но эта фотография, даже такая, была полна цвета и красок любви моих родителей друг к другу. Сколько жизни в их лицах. Остальные страницы альбома я не стал открывать, оставив воспоминания в покое.
Налив немного водки, я вернулся в кресло и включил радиоприемник.
Неспешно шли дни, один за другим, поглощая время. На улице стало невыносимо холодно. Родители запрещали детям выходить на улицу, и поэтому во дворе был слышен лишь треск мороза. На градуснике за окном стрелка ртути застряла на минус двадцати девяти. Люди с трамвайных и автобусных остановок бежали к своим домам, закрывая лица руками. Им на встречу попадались собаки, которые бегали по дворам, поднимая задние лапы от холода. Эти бедные создания не знали где спрятаться от мороза, а он жалил их лапы, с каждой секундой всё больней. Ближе к девяти часам вечера, свет горел практически во всех окнах девятиэтажного дома, стоявшего, напротив, через двор и детский садик. Я смотрел в основном на кухни, ведь самые интересные ситуации разыгрываются именно в этой маленькой советской комнате. Я представлял, как молодая жена ждёт своего любимого с работы, бросается ему на плечи и зовёт на кухню попробовать свежего супа, который она с таким усердием готовила целый день, изведя по телефону свою маму. А вот и ссора на седьмом этаже. Мужчина кричит на женщину, размахивая бумажками, похожими на деньги, а она только смотрит в окно, с заплаканными глазами.
И тут я подумал, можно ли провести линию между этими двумя окнами. Что в них разного? И что одинаково? Не уж то мы все такие разные? А если одинаковые, то ведь всё понятно, что будет дальше. У нас и окна, и так получается, что жизнь практически у всех одинаковая, а разные, только наши лица в свете ламп. А когда выключаешь свет, то мы полностью сливаемся в единый клубок, со своими радостями, переживаниями и всякими другими чувствами. Разрушить его не представляется возможным.
На следующий день я позвонил своему старому другу, которого не раз выручал. Попросив не малые деньги в долг в счёт продажи квартиры я отправился в Европу. Я давно мечтал съездить туда, где бы моим ненавязчивым попутчиком был лишь я сам. Мне хотелось повидать мир, так как понимал неизбежность времени. Открыв на ноутбуке карту, я сразу начал искать Турцию. Не знаю почему, но сразу зашёл в интернет и купил билет в Стамбул. Перелёт был необычайно волнителен, стюарды непривычно на ломанном русском предлагали выпивку или прохладительные напитки.
Сойдя с самолёта я оказался в лабиринтах международного аэропорта, в котором сотни людей разных национальностей толпились возле ворот вылетов и магазинов дьюти-фри. Люди окунались в мир безконечных перелётов, стирая землю под ногами и плиткой выхода на посадку. Наконец найдя выход и купив билет на автобус, я сел возле окна и стал наслаждаться тем самым необыкновенным видом, которая будила меня каждый раз, видеть ту непроницаемую веру в людей разных конфессий, которые смотрели в глаза друг другу не различая цвета кожи. Я понимал, что этот город был той границей, которая разделяет Восток и Запад, но так же она показывала свою терпимость к проезжающим людям. Улицы Стамбула, были похожи на живой организм, который имел свои артерии, по которым текли потоки машин и людей, перемешиваясь с воздухом восточных пряностей и чтением намаза из ближайшей мечети. Продавцы соков из граната, рыбаки на мосту и турецкие старики возле пекарен были в том миру, в котором хотелось раствориться всего лишь на миг и застыть камнем на века. Пролив Босфор был одинок и ждал меня, как никого другого. Сегодня утром мы были с ним вдвоем, я умылся его водой, а когда присаживался на его камни, он стряхивал пепел с моих сигарет, и мы говорили с ним про жизнь и бесконечность. Затем я прошёлся по узким улицам района Бешикташ, заглянул в мечеть Султанахмет*, спустился к еврейскому кварталу Балат.
Вечерним рейсом вылетел в Бухарест, которого я так и не понял. В центре он был прост, а где-то даже необычен. Но на окраинах, стоял дух непонимания и отвращения. Я не стал задерживаться в Бухаресте, и на следующее утро сев на поезд, умчался в город Констанца, который расположился на берегу Чёрного моря. Я покупал вино и одиноко бродил по вечерам обнимая побережье. Погода стояла ужасная, дул сильный ветер, сбивавший с ног и шёл моросящий колючий дождь. Но мне было всё равно, я вдыхал силу моря, распинывая ракушки под ногами, и думая, что все мы в этом мире живём ради эмоций и вот именно сейчас, я хочу сказать Ф.Ницше*: Я жив! Я стоял на понтоне, а на меня со всей своей силой бил ветер, пришедший из далека, который летел по миру как никто и ничто в этом мире не в силах сделать, и здесь мы с ним встретились, чтобы разбиться друг об друга.
Город Щецин в Польше был похож на Россию. Одинокие девятиэтажки стройными рядами стояли возле автомобильных развязок. Вместо православных церквей были котолические храмы и костёлы, олицетворяя общее прошлое. Между ими скрывались маленькие пиццерии и кафе. Низкие частные дома утопали в зелени и близко расположенных дорог. Супермаркеты были наполнены русской речью, а возле них стояли бродяги не спрашивая милостыню.
На следующий день сев на автобус я поехал в Берлин.Он был серым и унылым. Не разобравшись в метро, я пешком дошёл до Бундестага. Вокруг толпились туристы, фотографы, а вместе с ними лужи и кустарники. Томные строения отправляли меня в далёкий век, где такая архитектура привевала дух жестокости и отвращения. На обратном пути я останавливался возле туристических лавок, рассматривая женские кашемировые шарфы из Пакистана,и убирая слёзы с глаз, шёл дальше по заполненной улице Конрад Аденауэр Штрассе. Идя по мосту и рассматривая картнины уличных торговцев, я вспоминал свою маленькую квартиру с мамой. Но попав на рождественскую ярмарку по дороге, я словно окунулся в миг восторга, и тут я понял, что за ширмой немецкой твёрдости, стоит неведомая для других черта веселья и гостиприимства. Я выпил глинтвейна с ароматом апельсина и кардамона, купил хот дог с горчицей и всё это под песни местного ансамбля. Это было восхитетительно. Я доехал на такси до аэропорта Темпельхоф, он был куда более мерзким строением, чем я мог себе его представить. И хватит об этом.
Затем был Бильбао, который вызвал много эмоций. Бискайский залив, снова безграничная сила воды и снова разговоры об одиночестве. Как же мы с ним похожи, в это раннее утро. Я не смог устоять перед ним, волны которого словно бриллианты блестели на солнце. Я окунулся в воду, и почувствовал солёный вкус во рту и ту радость, которую мне подарило это место. Выйдя из холодной воды, я обтёрся полотенцем, как ко мне подбежал мальчик. Он смотрел мне прямо в глаза, а через мгновение бежал распугивать надоедливых голубей, прогоняя их с берега. Ему было не больше семи лет. Я откупорил бутылку красного вина и почистил несколько мандаринов. Закрыв глаза, я почувствовал, как море обнимает меня, своим теплом, и я соглашаюсь с его красотой и безмятежностью. Позже я увидел его родителей, которые с грустными глазами смотрели на своего сына. Через какое-то время, он заперся в кабинке для переодеваний. Отец подбежал к ней, пытаясь открыть замок, но ничего не выходило. С низу было достаточно места, чтобы мальчик просто пролез наружу, но вместо этого он начал плакать, что было сил. И тут я всё понял. Ребёнок был инвалидом. Нет, у него всё было на месте, но поведение выбивалось из обычного. Как несправедливо, подумал я. Но ведь такова природа вещей в этом мире! Разве этот ребёнок заслуживает такую учесть? Про его родителей, ничего не могу сказать. Где тот бог, которому они скорее всего молятся, и в каждой молитве прося здоровье своему ребёнку? Я то знаю, что вера-это великая надежда, которая всегда будет держать тебя рядом, ради своего зрителя и выгоды. Спектакль жизни, моральный низ ментального мышления, за которым стоит наивысшая вера в будущее! Ах, если бы мне только можно было отдать свою жизнь за здоровье этого ребёнка. Мне стало невыносимо грустно, и я ушёл на камни, где просидел на берегу вплоть до полудня, разглядывая проходящие рыбацкие катера. Бакланы сидели на волнах, то и дело ныряя в поисках рыбы. Надоедливые чайки летали возле рыбаков на мосту.
На следующий день я сидел на скамейке возле моста через реку Нервьон. Горожане сидели под маркизами в уютных уличных кафе . Дети бегали по мосту, кидая листья вниз и смотрели как они извиваясь падали на воду. Я решил посмотреть достопримечательности города и певым делом направился в музей Гуггенхайма*. С выставкой мне не повезло, экспозиции не сильно вдохновили. Какой то лабиринт из чугуна, одна картина Энди Уорхолла, две три Кандинского и отвратительные фотографии во всю стену. Конечно сравнивать с картинами Караваджо было бессмысленно, но всё же хотелось насладиться европейской живописью, а тут такое. Вечером в доволь нагявшись по городу я зашёл в шумное заведение La Barraca на улице Garsia Salazar и был удивлён контенгентом в нём. В основном это были элегантные люди пожилого возраста. Громко и темпераметно, они вели разговоры, наполняя бокалы красным вином. Один из них был очень похож на Жан-Поля Бельмондо. А вот молодёжь заполняла ту нишу в подворотнях, выставляя на подоконниках свои напитки. Удивительный город, ничего не скажешь.
Возвращаясь домой я не жалел ни о чём, но также понимал, что путешествия дают тот мир, который тебе никогда не повторить, как бы ты этого не хотел. На соседнем кресле самолёта летела напуганная новым вирусом женщина, на лице у неё была противомикробная маска. Она рассказывала про свои опасения, про болезнь и свой бизнес, который может пострадать, а мне за долгое время стало интересно слушать человека, совсем мне не знакомого, ведь я подумал, что действительно перестал слушать и понимать чувства окружающих меня людей. Для всех, я был словно гряда огромных камней, о которых разбивались старания людей приблизиться ко мне. Впрочем, я это отчётливо понимал, и обычно мне было всё равно, но сегодня она настолько была со мной близка, что мы проболтали с ней вплоть до прилёта в аэропорт. Мы попрощались возле терминала выдачи багажа, после которого, я не стал сразу заказывать такси, так как шёл снег, который закружил мою грусть, что я снова дома.
* Немецкий философ-волюнтарист, иррационалист и модернист, родоначальник европейской «философии жизни», поэт. Развивая идеи «новой морали», сверхчеловека, Ницше в конце жизни пришел к полному отрицанию христианства и даже написал трактат под названием «Антихрист» (Der Antichrist; обычно переводится как «Антихристианин»). В 1889 г. впал в безумие и до смерти пребывал умалишенным. Оказал значительное влияние на разные философские и социальные течения ХХ века: от фашизма и расизма до плюрализма и либерализма. Идеи Ницше обильно используются врагами христианства для борьбы с ним.
*Музей Гуггенхайма в Бильбао – это один из самых известных и важных музев мира. Он является филиалом в Бильбао знаменитого американского музея Гуггенхайма, расположенного на Манхэттене в Нью-Йорке.
* Мечеть Султанахмет, более известная как Голубая мечеть, также Мечеть Ахмедие, один из крупнейших религиозных комплексов в Стамбуле. Она находится в историческом центре Стамбула, прямо напротив мечети Айя-София.
Глава 17
Одевая куртку в поезде перед метро у меня разорвался шов на правом рукаве куртки. Да и чёрт с ним подумал я. Было ощущение, что всё к чему я хотел дотронуться в это утро рвалось и намокало. Все мы, в конце концов, рабы обстоятельств. Я быстрым шагом шёл в метрополитен, так как у меня было всего лишь 36 минут, до Савеловского вокзала, от которого уходила электричка в Дубну*, где меня уже ждали на совещании по сдаче объекта в эксплуатацию. Я не торопился на эскалаторах, так как любил рассматривать людей, а вернее их лица, в которых хотел прочитать их жизнь. В московском метро всегда присутствует какая-то своя атмосфера, которая пленит с первой секунды, и потом, тебе хочется быть у неё в заложниках как можно дольше, ведь ты наблюдаешь сотни судеб связанных невидимой нитью.
В Дубне совсем испортилась погода. Шёл дождь, который смывал все мои размышления. У меня промокли летние ботинки, и я совсем уже вымок. Я подумал, что совсем не угадал с одеждой, и прогноз погоды не посмотрел. В общем, ничего не вселяло хорошего настроения. Я зашёл в магазин, чтобы купить зонт. Мужчина на кассе был не очень-то приветлив, хотя, посмотрев на меня, наверное, мало кому бы хотелось натягивать искусственно улыбку. Купив последний оставшийся на прилавке мужской зонт, который, впрочем, по-моему, был, очень даже не плох, я понемногу превращался в общий поток людей, который бежал по своим делам, исчезая за углами домов. Совещание прошло быстро. Я ответил на пару вопросов, и так как в адрес нашей компании не было критики, я медленно побрёл в сторону вокзала. Я всегда считал, что настоящий дух города не на главной площади, а в каком-нибудь старом районе, где каждый дом пропитан историей его обитателей. Поэтому не стал идти по проспекту, а свернул на второстепенную дорогу, и не спеша побрел по старым городским улочкам. Идя по ним, я не видел красивых фонтанов, аккуратно уложенную брусчатку, встроенных скверов с каштанами, а видел намного больше, чем вся эта показная пыль в центре города. Я видел глаза людей, живущих на этой улице, я заглядывал в окна первых этажей, видел, как они моют посуду и пьют чай, читают книги и ссорятся по пустякам. Я присаживался на скамейки возле подъездов и слушал их разговоры. Я стоял с ними в одной очереди в маленьком магазинчике и выбирал продукты. Я прикуривал сигарету у болтавших возле своих машин мужчин и спрашивал про их модели. Я сливался с их бытом и только так я понимал, чем живут простые люди, у которых была их невероятная сентиментальность и восприимчивость к нестоящим пустякам, но в другую секунду они обострялсь до отторжения к абсолютно не касающимися их событиям. И хватит размышлений на этот счёт.
Незаметно для себя я пришёл к вокзалу. Он не отличался каким-то архитектурным изыском, скорее смахивал на стандартную репродукцию обычного, ничем не примечательного строения. Кроме меня на перроне стояла девушка, и мужчина лет сорока, не сводивший с неё глаз. Моё появление как мне показалось, успокоило её. Долго электричку ждать не пришлось, и он с гудком вывернул из поворота. Зайдя в вагон, я включил ноутбук и, надев наушники полностью отстранился от людей в вагоне, которые понемногу стали его набивать. Изредка заходили продавцы и торговали в основном отпугивателями от насекомых, трикотажем и канцелярией. На этот раз не было музыкантов и это было очень странно, зато был дежурный инвалид с отрезанной по локоть рукой. Он прошёл по вагону, но я, надев наушники, отвернулся от него, так как свои сто рублей я ему отдал на утреннем рейсе. Да и честно сказать денег оставалось не много. За несколько станций до Москвы вагон начал потихоньку заполняться людьми. В основном это были шумные студенты, едущие с практики. Они толпились возле дверей и шумно разговаривали, разбавляя его музыкой из смартфонов и сигаретным дымом из тамбура.
Посередине вагона располагались одинокие мужчины с книгами в руках и компании женщин, которые безустанно обсуждали разные темы. Что-то в этом вагоне было живым и прекрасным. Я чувствовал в нём смиренную жизнь человека, который едет по своим делам, и до которого никому нет дела. Он словно дал мне понимание, что нужно, что-то делать, чтобы стать счастливым. Невозможно вот так прожить свою жизнь. Ведь она словно поезд, который мчится к конечной остановке, а люди, что окружают, это просто временные пассажиры, с которыми ты рядом живёшь. Я говорил про себя:
- Что-то нужно менять в этом мире полном бездушия и беразличия! И не понимал, как обмануть или изменить ход своих мыслей и времени, что мне отведено. Эта ситуация давила на меня. Я был загнан в самый тёмный угол, в комнату, без окон и дверей. Я был абсолютно скован и сидел, закрыв лицо руками. Я боялся неизведанного, боялся протянуть руку в пространство, окружающего меня. Пустота вселилась в меня. Я перестал видеть выход из лабиринта повседневности. Я погибаю, словно мотылёк летящий на пламя костра. И этот полёт, моё спасение. Но нет, усилия мои ничтожны, мои слабые крылья неспособны лететь. Я понимаю абсурдность своего существования. Добравшись до Москвы я зашёл в ателье, и увидел мужчину лет пятидесяти, подумав, что это хозяин ателье я спросил его:
- Извините, а мастер, когда подойдёт?
- А что у тебя? - спросил он.
Тогда я снял куртку и показал порванный на рукаве шов. Он взял её, и небрежно кинув на стол, сказал, что ему надо с начало покурить и быстрым шагом направился к выходу. Придя через две минуты и сказав, что швы отвратительно пришиты и поэтому рвутся, он начал их перепрашивать. Я был удивлён его мастерству, потому как мне казалось, что эта работа совсем не мужская. Но это был мастер своего дела, я лишь боялся за ценник, который он скажет за свою работу.
Но и ценник был не так велик. Отдав ему пятьсот рублей и посчитав остаток денег, я направился в метро, а следом на вокзал, который отвезёт меня обратно в Казань. Мне всегда нравилось ездить на поезде, ведь он создаёт иллюзию чего-то нового, будто уезжаешь, чтобы открыть новую главу своей жизни, либо ожидание, что по приезду к тебе повернётся удача. Поезд останавливался на маленьких станциях, на перронах которых, можно было выкурить сигарету и купить у продавцов какой-нибудь выпечки, чтобы хоть как-то утолить голод. Местные пожилые люди ходили вдоль вагонов, прося милостыню и благодарственно крестились, если им их давали. Практически на всех станциях плохо живут люди, по-скотски. Даже не понимаю, как они выживают, впрочем, мне не зачем так переживать. Уставшие проводники лишь провожали их смиренными глазами. Но вот, заскрежетал состав, и поезд вновь повёз меня через унылые посадки деревьев, и редко встречающихся домов. Стакан чёрного чая на столе и вид двух занавесок на окне поезда, напоминал сухую картину из забытого кино. Я собственно понимал, что впереди дорога, которая везёт меня обратно, в мою квартиру, где меня ждёт невыносимая тоска по матери.
Приехав домой, я поставил рюкзак в угол прихожей и прошёл на кухню, не снимая ботинок. Я не стал включать свет, а просто сел на стул. Положив руки локтями на стол, я ладонями закрыл лицо, чтобы погрузиться в состояние неистового одиночества и усталости. Как ни крути, но свет даёт иллюзию присутствия в доме людей, а вот темнота стирает абсолютно всё живое.
Вдруг зазвонил телефон. Протяжные гудки ломали привычную картину тишины и спокойствия в доме. Я даже не мог предположить, кому понадобилось мне звонить в такое время, и поэтому я проигнорировал его, но если я думал, что всё этим закончиться, то был неправ. Он снова, раз за разом издавал свои адские сигналы, чтобы я взял эту трубку. И всё же я подошёл к телефону и с начало хотел отсоединить провод, чтобы больше не слышать его, но меня, какая-то неведомая сила заставила взять телефон и чуть дрожащим голосом я сказал: - Алло, на другой стороне я чувствовал дыхание, но никто не отзывался.
Я ещё раз сказал: Алло, говорите же! - Почему молчите? Я ложу трубку! И тут я услышал: - Привет.
Этот голос бурей прошёлся по мне, вырывая с корнями клетки памяти, разбрасывая и швыряя их в разные стороны.
Этот голос, я знаю его.
- Кристина, это ты? – медленно, боясь, что сорвётся связь, спросил я.
- Да – тихо сказала она.
Я не знал, что ответить. В моей голове побежали воспоминания о нашем знакомстве. Я понял, что всё это время, отгонял мысли о ней, так как думал, что мы больше никогда не увидимся.
А сейчас, она мне сама позвонила. Я собрался с мыслями, хотя на это ушло не мало секунд и спросил её:
- Как ты нашла мой номер телефона?
- Это не важно – сказала она.
- Я искал тебя, понимаешь? Почему ты уехала? – спросил я.
- Я много о тебе думала и не могла забыть, но то, что случилось той ночью, выбило меня из той жизни, а может и из этой тоже, понимаешь?
- Я не хотела даже мимолётного воспоминания о том, что случилось тогда.
- Но вчера, зайдя в вагон поезда, я увидела тебя и воспоминания снова нахлынули.
- Ты сидел возле дверей, смотрел отрешённым взглядом в окно, нацепив наушники, в общем, абсолютный интроверт – с усмешкой сказала она.
- Я очень хотела подойти к тебе, но не смогла. А когда приехала домой, то проревела весь день. - скажи мне только одно, ведь ты меня не забыл? Когда я слышал её голос, то вспоминал её глаза, как она говорит, её улыбку, её запах, всё в ней я любил.
- Ты даже не представляешь, как я счастлив, что ты нашла в себе силы позвонить мне.
- Я думала, что скоро сойду с ума от тоски и безнадёжности. Я каждый день вспоминаю тот день, и понимаю, что что-то и во мне умерло тогда, вместе с Ринатом - сказала она.
- Хватит!
- Любимая, хочешь, я прямо сейчас прилечу к тебе?
- Поеду прямо сейчас в аэропорт на самый первый рейс, только не клади трубку, прошу тебя.
- Нет, Артур, прости меня, но пока я слишком слаба, чтобы тебя видеть.
- Я тебе позвоню, а пока, я просто рада была тебя слышать.
- Прощай, любимый – сказала она, и я почувствовал улыбку на её лице.
- Пока – сказал я, и через секунду услышав быстрые монотонные гудки в телефоне, положил трубку.
Что это было, спрашивал я себя? Начало новой жизни? В одно мгновение настроение поменялось, время заиграло новыми красками. Я понял, что этому есть название. Это была надежда. Большего я требовать от жизни не мог, а лишь надеяться на звонок и ждать, и ждать тысячи лет её звонка. Я оделся и пошёл просто прогуляться в близлежащий парк, обдумывая все слова, что она мне сказала. Я дышал свежим воздухом, распинывал осенние листья, в разные стороны, наслаждаясь своей вечерней прогулкой. Нагулявшись вдоволь, я поймал такси и сказал водителю, чтобы он просто катал меня по ночному городу, куда ему заблагорассудится. Мне было нужно сегодня о многом подумать. Город гудел своими клаксонами и светом от фар проезжавших машин, цветных неоновых вывесок и стоявших возле баров пьяной молодёжи. На какое-то мгновенье я почувствовал себя счастливым. Придя домой я налил себе немного вина и, укутавшись в мамин плед, уснул в кресле. Разбудил меня звонок по телефону. Скинув на ходу плед, я подошёл к нему и дождавшись третьего гудка с нетерпением снял трубку.
В телефоне послышался строгий мужской голос. Я немного растерялся, но жёсткий тембр сразу заставил меня насторожиться и беспрекословно выслушать. С начало он представился и спросил меня, кем я являюсь Кристине.
И тут, через мгновенье, я всё понял. По моим щекам текли слёзы, затекая в уголки рта по краям. Мир начинал рушиться под моими ногами. Я перестал существовать сам для себя.
Собрав все силы, я спросил:
- Как это случилось?
Он сказал, что она выбросилась из окна, где снимала квартиру в Москве.
- Её будут хоронить в Новотроицке, если конечно интересно.
- Она что-нибудь оставила? – спросил я.
- Если тебя зовут Артур, а, похоже, это так, то есть предсмертная записка. Она будет в 55 ДВВ МВД, метро Савёловская.
- Всё ясно? – осуждающим тоном спросил он.
Я ответил, что всё ясно и положил трубку телефона.
Я сполз вниз по тумбе, стоявшей в прихожей, на нём стоял телефон и я подумал, а если бы я вчера не снял эту проклятую трубку, а разорвал бы в клочья провода, была бы она сейчас жива? Ведь, скорее всего, что да! И так получается, что я виновен в её смерти? О, боже! Могу ли я простить себе такое. Кристины нет, из-за меня? Нет! Это невозможно! Я разлагался на тысячи частиц неспособных к существованию. Я сидел на этом месте до утра, не сомкнув глаз. Немного протрезвев и придя в себя, я отчётливо начал понимать, что в её смерти виновата наша случайная встреча в московской электричке, а этот звонок, был предсмертным прощаньем.
* Дубна – это тихий, небольшой и спокойный город, расположенный в 121 км к северу от Москвы. За его скромным фасадом прячется крупнейший центр по исследованиям в области ядерной физики. Сюда регулярно съезжаются сотни туристов, которым интересно взглянуть на местные достопримечательности.
Глава 18
Все мы, когда-либо приходим к чему-то важному в своей жизни. Переосмыслить и вернуть ушедшие секунды невозможно, но можно попробовать, догнать их в будущем, и сделать то, о чём мы так мечтаем или размышляем, идя неспешно с работы по тихой улочке, оглядываясь на прохожих или на поток машин, который медленно исчезает за углами домов.
И я подумал, что невозможно оценить глубину событий, не предполагая связи между моментом свершения и долгого пути ожидания. Быть может нужно просто дышать. Дышать, как можно глубоко и тогда, может всё случиться. Случиться то, что должно было случиться так давно, когда уйдёт тяжесть, сковавшая грудь, заставляя изо дня в день погружаться в меланхолию, но так же, я отчётливо понимал, что мир создан, для тех людей, которые каждую свою секунду погружаются в непонимание, и тем самым они становятся теми, кому суждено прожить эту жизнь, не задумываясь о той печали, что несёт глубокая мысль этих мгновений.
Я остановился возле фонарного столба лишь потому, что свет, падающий от лампы, заставлял блестеть снег, который лежал на обочине. Он блестел словно тысячи бриллиантов, и манил своей обыденной, зимней красотой. Не знаю почему, но оглянувшись, и убедившись, что на меня никто не смотрит, я взял немного чистого снега, и положил его в рот. Так странно, чувствовать вкус снега, ведь в последний раз, это было так давно, наверное, ещё в школе. Вкус снега, напоминал мне о времени, которое кануло в историю воспоминаний, и только такие моменты как этот, возвращали меня в моё детство, где во дворе вечером, мы с ребятами катались на санках с ледяной горки, а в окне пятого этажа на кухне я видел такой родной силуэт матери, которая готовила что-то вкусное на ужин. Наигравшись вдоволь, я шёл к подъезду, махая рукой на прощанье своим друзьям и откусывая кусочки прилипшего снега с мокрой шерстяной варежки. Снег таял во рту, погружая меня в мир детства и беззаботности. Этот вкус облетел мой организм за пол секунды, заставив погрузиться в омут радости и ностальгии.
Глава 19
Вот уже третий день я мучился в гостинице от расстройства желудка. Ничего не хотелось есть, от всего тошнило. За окном шёл мелкий, моросящий дождь. Я чуть приоткрыл окно, чтобы впустить немного свежего воздуха, но и от воздуха, исходящего из улицы тоже тошнило. Я услышал женский крик и, открыв окно, решил посмотреть, что там случилось. Две девушки пришли к вагончику, который был вроде охранной будки возле строящегося дома, а собака, увидев их и, по-видимому, узнав, начала прыгать на них от радости и конечно же замарала одежду грязными лапами, ведь погода стояла ужасная. Грязь вперемешку с мокрым снегом покрывал практически все дороги и тротуары. На пешеходных переходах не было видно разметки. Одна девушка расплакалась, из за того, что куртка совсем была не приглядной, а другая начала бить собаку сумкой. Отваричиваясь и скуля от ударов, она прижалась к земле, не переставая махать в разные стороны своим рыжим хвостом и смотреть на неё жалобным взглядом. Я закрыл окно. Мне вдруг показалось, что с меня хватит этой жизни. Я спрашивал себя, когда же у меня оторвётся тромб или к примеру, погибну в автомобильной катастрофе или просто несчастный случай, но главное так, чтобы не мучиться. Но нет, каждый день я просыпался, и не знал, что с этим делать. Сам я не хотел лишать себя жизни, так как считал это неправильным, потому как знал, что после смерти пустота, нет никакого успокоения, есть только безмолвная тишина, у которой нет горизонта и дыхания земли за окном. Я был уверен, что от камня на кладбище остаётся лишь заметная тень от дневного солнца, и те не многие прохожие, идущие к своим усопшим с наполненными лейками воды для цветов, будут кидать равнодушные взгляды, рассматривая с интересом годы твоей прожитой жизни. На подоконнике стоял горшок с искусственными цветами, и я заметил, что один цветок просто упал, будто ждал меня.
Я лёг на кровать в позу покойника и скрестив руки с цветком представил свою смерть. Представил, как на следующий день администратор вместе с горничной откроют дверь моего номера. Осторожно подойдут, думая что я пьян, и крикнув:
- Мужчина! Мужчина вставайте!
Потом поймут по моему бледному лицу, что я скончался. Наберут номер телефона полиции и скорой помощи, говоря друг другу, что трупа в гостинице им только не хватало. И вот через примерно час, моё тело упаковывают в чёрный мешок, врач начнёт заполнять свидетельство о смерти. Полиция свяжется с родственниками и коллегами по работе. И как то всё это выглядит буднично, даже нелепо, будто и не было меня никогда. Луч света пробился сквозь бордовую занавеску, чтобы в последний раз осветить на мгновение моё лицо, которое застыло на безразличии к жизни. Зажигалка, наручные часы, телефон и листок бумаги с моими последними записями лежали на тумбочке возле кровати. Мне их стало не выносимо жаль, ведь они были частью моей жизни, а теперь их могут выбросить, либо окажутся в ломбарде или где нибудь ещё. Моё тело погрузили в труповозку и везут в морг. Там я буду лежать, среди десятков таких же потерявших жизнь людей. В морге очень холодно, впрочем я понимаю, что грунт на кладбище зимой промерзает настолько, что сейчас в морге кажется даже уютно. Белая плитка и падающие инструменты на металлическую посуду всякий раз напоминают то, где я нахожусь. Патологоанатом моет руки и смотрит на список, который лежит на столе. Впрочем здесь не к чему придраться. Птицы за окном клют налившуюся рябину. Зимний парк, в последний раз приглашает меня на экскурсию, среди обледенелых скамеек и обвисших снегом сосен. Всё в нём прекрасно, даже старая детская площадка, кажется возвращением в далёкое прошлое, когда я на санках скатывался по наливной горке, рядом запускали фейерверки, переливалась в герляндах новогодняя ёлка и были слышны хлопки шампанского. В далеке виден трамвай, который со скрежетом выезжает из поворота и остановившись на остановке не закрывает двери с минуту, словно ожидая меня. Сухо смотрит водитель на открытую дверь и салютуя фуражкой через мгновение их закрывает. Сверкают линии электропередач, но я, тот пассажир, который остался возле одинокой остановки. Я стою на ней, провожая вглядом его в путь, среди городского шума и звёздного неба. В последний раз я почувствовал удары сердца так близко, но моя правая ладонь руки от бессилия опустилась вниз. Прощай моё удивительное и несбыточное время, мне будет тебя не хватать, не будет хватать того незаконченного пути, который манил меня к покрытому льдом зимнего Байкала и заснеженных вершин Приеэльбрусья. Холодный зимний воздух и мои глаза, превращались в осколки ещё живых слёз, медленно умирая, стекали по щекам, превращаясь в кристаллы льда на снегу. Трамвай просто ехал по своему графику, впрочь от меня, и я смотрю на его отдаляющиеся фонари и смиренно принемаю свою грусть. И хватит об этом.
Через минуту стало чертовски смешно. Выбросив цветок в урну, я принялся за выпивку.
Прошло два с половиной года со смерти Кристины. Не проходило и дня, чтобы я не вспоминал о ней. Сегодня, я сидел в гостинице, читая книгу. Из окна веял всё тот же неприятный запах. Я наконец то понял его происхождение. Как-то ко мне пришёл доставщик еды, и я спросил его о мерзком запахе, который был особенно сильным по вечерам. Он сказал, что это выбросы химического завода, и что местные жители к нему привыкли и перестали обращать на него внимания. Я налил себе кофе. Всё в этой комнате было мне чужим. Рядом с моей дверью на втором этаже с справой стороны находилась дверь администратора отеля. Мне всегда казалось, что у них рабочее место должно быть внизу, возле стойки ожидания, но нет, они каждые десять минут хлопали этой чёртовой дверью. В холодильнике стояла половина бутылки водки, немного винограда и одно яблоко. Неплохой набор на вечер, подумал я и начал собираться на работу. Работа отнимает у меня много сил. Я не могу делать всё спустя рукава и поэтому много переживаю. Денег я получаю немного. Я к слову бедняк, и этим всё сказано. Да и к тому же в бога не верю. Совсем я какой-то никудышный. Но делать нечего, впрочем, чем я отличаюсь от других! Выйдя из гостиницы, я зашёл в магазин купить воды. На кассе передо мной стояла пожилая женщина и мужчина лет пятидесяти, немного странноватый, так мне показалось. Так вот этой женщине продавец на кассе предлагала купить товары со скидкой, расхваливая шоколад и кофе. Когда же подошёл мужчина, она только провела по кассе бутылку водки, даже не взглянув на него. Мужчина в свою очередь, задетый равнодушием к своей персоне, сам поинтересовался их стоимостью, и, услышав ответ, только сказал, что этот кофе самый обычный и засунув бутылку водки в карман направился к выходу, что-то бормоча себе под нос. - Он забыл спросить про шоколад - сказал я, и рассмеялся, словно у меня был приступ. Зачем я так смеялся! Пригнувшись, я зажимал рот кулаком, кусая его, но и это не помогало. В эти секунды, было очевидно, что все люди с других касс смотрят на меня. Я с трудом расплатился и, выйдя из магазина, мне стало совсем невыносимо. Дойдя до кровати, я упал на неё, смотря в то же окно, откуда простиралась безграничная бездна тёмно серых туч, сковавшее небо и придав ему на мгновение безжалостный, а моим глазам равнодушный взгляд. Я стал замечать, что перестаю смотреть на людей. Я до сих пор играю в игру, придуманную людьми, но перестаю их видеть. Мир сюрреализма давит на меня. Я вижу только облик, силуэт, а сам человек растворяется в пространстве. Но я не хочу с этим соглашаться. Только я сам способен найти выход из этого лабиринта трансцендентности, но всё же, я знал и то, что самые сокровенные мысли прячутся за занавесками окон. В конечном счёте, всё наше существование сводиться к продолжению рода, а время, что окружает нас, лишь говорит нам, что оно на исходе.
Наконец-то я решил немного развеяться. Было половина шестого вечера. Солнце как-то быстро надломилось и стало совсем темно. Находиться в гостинице больше я не мог, так как стены между комнатами были совсем тонкие, и была большая слышимость, и я нередко, впрочем, как и сейчас, слышал голос женщины, вкушающей наслаждение от занятия любовью. Мне это очень нравилось, и я порой представлял себя на месте мужчины. Ничего не вижу в этом предосудительного. Я решил сходить в бар, который пестрел своей навязчивой вывеской на углу соседнего дома. Зайдя в бар, я услышал музыку Билли Холидей*. Я узнал её голос, так как нередко слушаю джаз. Заказав стакан водки со льдом, я сел за барную стойку. Бармен оказался не из болтливых, чему я к слову был несказанно рад. Он неспешно протирал стаканы, аккуратно расставляя их на верхней полке. Мне даже понравилась наблюдать за ним, а ему, похоже, это только льстило. Кроме меня, были ещё двое за столом в углу заведения. Я не оборачивался на них, ведь это могло вызвать агрессию. Один из них мог сказать: какого чёрта тебе надо? Или что-то в этом духе. Но мне был интересен их разговор и к дополнению к этому, мне хотелось взглянуть на их лица. Разговор между ними явно не клеился, но и по тем словам, что я слышал, было ясно, что им за тридцать лет и они давно знают друг друга. Один из них сильно упрекал другого, то повышая голос, то по-дружески обнимая словами.
И вдруг я услышал тихий плач. Я никогда раньше не слышал, как плачут мужчины, такого настоящего, такого естественного. Это не был плач побитого мальчишки, это были слёзы горя настоящего мужчины. В эту минуту мне самому захотелось подойти и обнять его. Так я сильно чувствовал его боль и разочарование. Не знаю почему, но я даже подумал, что он может покончить сегодня с собой. Мне захотелось выслушать его, подбодрить и сказать, что всё в этой жизни проходит. Нет ничего постоянного, сегодняшний день сменит завтрашний и настроение, и проблемы поменяют свой цвет. И тут я услышал, как громко зашаркали стулья об пол заведения. Музыка перестала играть. Мужчины встали и пошли на выход. Нет, они не шли, шатаясь по сторонам или поддерживая друг друга руками. Они уходили, молча, с прямыми осанками, словно хотели показать, что это была лишь сиюминутная слабость, которая осталась в прошлом. Проходя мимо, один из них посмотрел в мою сторону, и я, увидел в его заплаканных глазах загнанного зверя, ту прямолинейность, которую носят убийцы, и тут же отвернувшись, я почувствовал лёгкий страх. Его холодные глаза пронзили меня насквозь, оставив во мне растерянность и тревогу. Этот взгляд было невозможно забыть. Я ещё немного посидел, приходя в себя, рассматривая алкогольные напитки напротив, пока бармен мне не сказал, что они закрываются. Взглянув на бармена, я подумал, что завтра, наступит глупое завтра, которое уйдет, как и все мои прошлые дни. Я затушил сигарету и направился в сторону гостиницы. И вот, наступило глупое завтра, где по телевизору сообщили о двойном убийстве двух студенток, и что, на данный момент проводят следственные мероприятия по поиску преступников. Я глотнул немного утреннего кофе, которого так старательно заваривал в турке, но не стал переключать канал, хотя совсем не любил слушать о всяких мерзостях, но эта новость, заставила задуматься, среди кого я живу. Сообщили, что их нашли изнасилованными и задушенными в парке, возле старого футбольного стадиона. Подозреваемых вместе с девушками засняла уличная камера видеонаблюдения. Их лица приблизили и сказали, что все, кто знает этих людей, срочно просили обратиться в полицию. Я их узнал. Это были те двое мужчин из ночного бара. Я открыл бутылку коньяка и пил из неё до тех пор, пока меня не стошнило. Пальцы на руках начали дрожать, в глазах потемнело. В комнате стояла тишина и только свет пробираясь сквозь занавески на кухне, говорил мне про время. Я выглянул в окно. Соседская собака лаяла на мальчишек, проезжавших на велосипедах и сильно сигналивших в клаксон. Когда я пришёл в себя, то позвонил в полицию и сообщил обо всём, что знал.
Придя в полицейский участок, меня допросил следователь, и уже через час отпустил, сказав, что после того, как я протрезвею, нужно составить фоторобот убийц. Я шёл, шатаясь из стороны в сторону по длинному коридору, усыпанного комнатами по сторонам, откуда доносились то крики, то стояла гробовая тишина. В конце коридора я встретил бармена, и мы, посмотрев друг другу в глаза, молча разошлись. Уже этим вечером сообщили по новостям, что при задержании, один из преступников был смертельно ранен, а второй сбежал, и ведутся розыскные мероприятия по его поимке. Я сел на стул и подумал: сколько фальши в людях. Ведь я сопереживал этому убийце, кода из его ядовитых глаз текли слёзы. Я готов был обнять его, и утешить.
И вдруг я подумал, что будь у меня в руке пистолет, и, зная тогда, что они совершили, я бы вряд ли дрогнул, а размозжил бы его голову выстрелом прямо в упор, даже, если бы на меня смотрели тысячи свидетелей и судей, и после убийства, меня бы приговорили к судебному сроку и посадили в тюрьму, но такую цену, я с радостью бы заплатил!
*7 апреля исполняется 101 год со дня рождения королевы американского джаза, темнокожей певицы Билли Холидей. Она прожила короткую жизнь – всего 44 года, но за это время успела сделать немало: начиная свой путь в полной нищете на панели Гарлема, Билли сумела завоевать титул одной из лучших джаз-исполнительниц ХХ в. Ее жизнь укоротили алкоголь и наркотики, она неоднократно попадала за решетку, но с ее именем связывают целую эпоху в истории джаза.
Глава 20
Я ехал около десяти часов. Через примерно шесть из них, появилась надпись на дорожном указателе «Челябинская область». И я увидел горы. Конечно, их нельзя было сравнить ни с Кавказом, ни с Алтаем, но у этих гор есть своя тайна и величественная простота, как подарок живущим людям на этой земле. Дорога веяла многовековой тайной, которая начиналась со смешанных лесов, видами прозрачных озёр со стоянками возле трасс и заканчивась перепадами заснеженных гор, которые стояли словно исполины*. Эту красоту не возможно забыть как и тревогу гнетущую, бросающую меня на это дикое восприятие сиюминутного счастья, где лицемрное я, превратилось бы в нечто понятное, простое. Но так же, я понимаю окружающий мир, который толкает меня на неизведанный тернистый путь, который только кажется близким, но так как его не удалось узнать и за тысячу лет, я остаюсь спокоен.
Приехав на озеро Зюраткуль*, я ещё долго искал дом, который снял в аренду на семь дней. Я хотел, чтобы он стоял прямо на озере, подальше от цивилизации, но мне чертовски не повезло. Он находился в центре посёлка с одноимённым названием озера. Дом принадлежал государству, так как эта территория являлась природным заповедником и охранялась им же. На улице было минус 15 градусов. Уже совсем стемнело, а телефон администратора предательски молчал. Я просто сидел в машине и ждал, что она перезвонит. Чтобы хоть как то скрасить вечер, я включил музыку. Зазвонил телефон. В телефоне я услышал запыхавшийся женский голос. Через две минуты я уже стоял на парковке. Возле дверей меня встретила женщина. Она была не высокого роста, лет сорока пяти. Она с первых слов извинялась и просила прощения, за то, что не брала телефон. Но мне было всё равно, и я её успокоил и попросил показать дом. Родом она была из Миасса. Она очень много что-то говорила, но я уже очень устал и честно сказать, хотелось растопить печь и лечь спать, так как у меня уже были планы на завтрашнее утро. Я попросил её, чтобы она мне показала, где лежат дрова, находится туалет и направление в сторону продуктового магазина. Больше мне ничего не было нужно. Я растопил печь, выпил водки и лёг спать в предвкушения завтрашнего дня. Сегодня слишком тихо, чтобы молчать. Нам всем нужна надежда. Эта ночь была необычайна, красива, именно сегодня. Именно сегодня было значимо не только тишина и безмятежность, но и простота этого времени. Да, нужна простота. Простота во всём и это прекрасно.
Долго я спать не смог, так как дом остыл, и нужно было заново растапливать печь. Теперь я понимал, чтобы дом был в тепле необходимо выработать систему времени, при которой он должен оставаться тёплым. Городской человек не привык заботиться о своём существовании, так как из крана течёт вода, за ней не нужно ходить к колодцу, тепло в дом идёт из котельной станции. Написано слишком банально и предсказуемо.
Наступило утро. Я посмотрел в окно. На меня смотрели сосны, покрытые снегом, смотрели далёкие вершины гор и большое замерзшее озеро Зюраткуль. Всё здесь говорило о том, что жизнь, стоит того, чтобы её прожить. Но и в этом было, что-то гнетущее, что-то отрешённое от сути, словно мгновение счастья и момент глубокой печали соединились в одно единое и создали что-то необыкновенное, что-то далёкое, которое человек не силах понять.
Я сделал себе на завтрак глазунью, выпил кофе и начал собираться в первую вылазку. Собрав рюкзак, я вышел из дома и тут ко мне подбежал пёс. По нему было видно, что он совсем ещё молод, но уже появлялись черты зрелой собаки. Он был абсолютно белого цвета. С первой секунды нашего знакомства мы прониклись друг другу симпатией. Я по дороге купил ему колбасы в местном магазине и начал прикармливать, и с этой поры мы были неразлучны. Конечно, я понимал, что этому псу нужна еда и внимание, но я так же чувствовал, что между нами есть, что-то большее, похожее на дружбу. Он весело бежал впереди, подпрыгивая на снегу, словно лиса загоняющая мышь. Со всех сторон висели предупреждения о наличии в заповеднике медведей, но это меня никогда не пугало. Я бодро шёл в лес со своим новым другом, рассматривая сосны, на которых тяжёлым грузом лежал уральский снег. У меня появилась цель, подняться на вершину горы. Для меня это не составило проблемы, так как чувствовал я себя прекрасно. Передать словами те чувства, когда ты стоишь на вершине, бессмысленно, а вот мой пёс так и не смог залезть на неё, он скулил и жалобно смотрел на меня. Спустившись к дому, я разжёг костёр, накормил пса и достал коньяк. И половину ночи я смотрел на звёздное небо, которое говорило мне о бесконечности, а пламя от костра обжигая руки, дарило тепло и присутствие невидимого бога. И так я провёл в этом месте ещё пять удивительных дней. В этом одиночестве я нашёл свои мысли, которые как мне казалось, давно потерял.
Расставание с псом было невыносимым. Ведь я его полюбил всем сердцем. Он бежал за моей машиной до тех пор, пока я, нажав на педаль газа, не скрылся от него в лесной дороге. Ещё несколько километров я вглядывался в зеркало, не бежит ли за мной мой лохматый друг, но его не было видно. Примерно через двадцать минут, я выехал на автостраду. Возле дороги пестрели своим светом вывески придорожных кафе и магазины с уральскими сувенирами. Проехать мимо я не мог, и подумал, что было бы неплохо купить себе такую вещь, которая даже через пять или даже десять лет возвращало меня на Урал. Припарковав машину, я побрёл в их сторону. С начало я зашёл выпить чашку чая и попробовать местную выпечку, а потом принялся покупать сувениры. Разнообразие просто удивляло, особенно статуэтки диких животных, украшенных уральскими камнями. Продавцы были очень приветливые. Немного скинув цену, я в хорошем расположении духа остановился, чтобы оглянуться и как буд то в последний раз насладиться моментом. Сложив купленное в багажник, и выкурив сигарету, я открыл водительскую дверь машины, как вдруг ко мне обратился мужчина. Он попросил подвезти его до деревни Юрюзань. Она была по дороге, и я её помнил и впрочем, отказывать у меня не было причины, да и настроение после расставания с псом было таким, что хотелось, кому то помочь. Одет он был плохо, и я практически не видел его лица из-за капюшона на куртке и низко посаженной вязаной шапки. Да ещё и на улице совсем стемнело.
- Ну, хорошо - сказал я, кидай рюкзак, и поехали.
Он сел сзади и где то пять минут мы молчали. Я включил магнитолу и стало немного веселее. Я решил первым заговорить с незнакомцем.
- Можно спросить?
Он не ответил и я продолжил.
- Вы, здесь живёте?
- Да нет, проездом – ответил он.
- Красивые здесь места, была бы моя воля, жить бы здесь остался – сказал я и чуть прибавил скорости для обгона едущей впереди фуры.
- Поаккуратнее – чуть ли не крича, раздалось сзади. От неожиданности я скинул скорость и опять вернулся со встречного движения в свой ряд.
Это мне совсем не понравилось. И через некоторое время я направил салонное зеркало прямо на него. Я хотел проверить его взглядом, так сказать поставить его на место и разъяснить ему кто здесь главный, а кто всего лишь пассажир, которого взяли из сочувствия. Мне была знакома эта игра, и обычно я в ней всегда выигрывал, потому что не боялся струсить. Но, взглянув на него и поймав его прямолинейный взгляд, я не то что проиграл, а был полностью капитулирован. По всему моему телу пробежал дикий холод. На меня смотрели те же глаза плачущего убийцы из ночного бара. Это точно был он! В этом не было никаких сомнений. Эти глаза, ни с какими другими перепутать я не мог.
Но как такое возможно? Как получилось, что этот убийца и насильник едет в моей машине?
Эти вопросы клубком кружились в моей голове.
А если он меня узнал? и сидит сзади приготовив нож, чтобы перерезать мне горло.
Я начал отчётливо понимать, что между нами начиналась игра, цена в которой жизнь. Слоистые облака, то скрывали луну, то открывали в полном её величии. Она отражала невероятную красоту и вместе с тем создавала жуткою передо мной картину законченности. Неслись проезжие фуры, и лишь где то в далеке виднелись фонари посёлка, который буд-то утонул в незине и тумане мира.
Я начал думать о том, что бы я сделал, будь на его месте. Скорее всего он попросит сделать остановку в безлюдном месте, которых по пути в этой местности предостаточно. Ну что же, я принимаю эту игру. Он, конечно же, думает, что я жертва, но я так не думал, ведь со смертью у меня свои длинные беседы. Впрочем, это его право. На моих автомобильных ключах висел маленький карабин, на котором был небольшой раскладной нож. И в случае, если он начнёт душить меня сзади удавкой, то я попробую несколькими взмахами руки назад попасть ножом в область лица и тогда, он явно скорчиться от боли, и тогда уже я завладею преимуществом. План, конечно был так себе, но больше мне ничего в голову не приходило. Нужно было выбраться из невыгодного положения, когда я находился спиной к противнику. Так как знаю, что если идёт захват спины, то всё кончено. Я конечно, понимал это, но также чувствовал страх быть убитым в этой глуши. Вот так просто, как в это мгновение! Ведь я одного боялся, что он свернёт в карман дороги и выкинет возле посадки деревьев, либо отвезёт моё тело в лес, словно ненужную тряпку, где бы собаки и орланы за несколько дней обглодают моё тело до костей. И не останется от меня ничего.
Нет, не такой смерти я хочу для себя. Если умирать, то не от руки убийцы детей, а с гордостью, если даже секундной. Я чувствовал, что возненавидел его всем телом и мыслями. Я хотел его убить. Именно я, требовал его смерти от имени всего мира!
И в этот момент я услышал его голос: - Я тебя не сразу узнал, но потом всё же вспомнил. Когда ты в бегах, твой мозг работает совсем по-другому. Становишься словно зверем и начинаешь чувствовать запах страха, твоё тело подчинено только животным инстинктам. В обычной жизни я не обратил бы на тебя внимание, но раз судьба нас свела обоих в этом месте, это не случайность. Поверь мне. - Так что не дёргайся, сиди тихо, и может тебе повезёт – и приставил к уху нож. - Вот, скажи мне, как это возможно встретиться в этой глуши с человеком из того бара?
Он громко рассмеялся. Его смех перебивал все мои мысли, казалось, что он воцарился на до мной и готов вершить свой мерзкий суд. В эти секунды я стал более чётко понимать, что возможно, идут мои последние моменты жизни. Я знал, что нужно было что-то предпринимать. -Скажи мне, какого это жить, зная что убил двух невинных девочек? - спросил я.
-Невинных? - закричал он,
-Да они просто мерзкие девки, которые хотят только трахаться и веселиться!
Они думают, что если у них имеется красивая мордашка, то им все должны. Я им доказал, что они просто из плоти и крови и больше ничего в них нет! Ты знаешь, они кричали и умоляли меня их не убивать, и это мольба, была для меня наивысшим наслаждением, когда я их душил, то смотрел им прямо в глаза, в которых видел только страх и обречённость, и через несколько секунд их глаза потухли, и голос перестал хрипеть в этом их гламурном мире.
-Если хочешь знать, то это я их убил, а мой брат тут не при чём, но его застрелили полицейские, и теперь мне наплевать на всех, особенно на таких как ты, для которых жалость становиться превыше всего!
- Ну и что, что я лишил их жизни? Разве я не сделал доброе дело, очистив этот мир от двух бездарных личностей?
- Что молчишь? - спросил он и закурил сигарету.
В этот момент, я понял, что этого человека ничто кроме смерти не может спасти, так как грань человечности стёрты вчистую.
Я в последний раз посмотрел в окно, и улыбнувшись полумесяцу, посмотрел вдаль, где видел снежные шапки гор, а в низине скрывались одинокие дома, дым от которых окутывал прилегающую местность белой пеленой. С грустью опустив глаза на руль, я вспомнил маму. Слёзы подступали к глазам, и с этим я ничего не мог поделать. Я даже поймал себя на мысли, что как же будет стыдно, если он их увидит. Но вот только он подумает, что я плачу из-за страха быть убитым. Как же он ошибался, ведь для меня это было освобождением, от всего происходящего. Вся жизнь пронеслась в один миг. Я с ненавистью взглянул на убийцу в салонное зеркало машины, и с усмешкой ему подмигнув, крепко взялся за руль двумя руками и нажал на педаль газа. По его глазам было видно, что страх сковал его лицо.
Он начал неистово кричать:
-Тормози!
-Кому говорю!
-Или я убью тебя!
Я почувствовал, как лезвие ножа скользнуло по моему уху и кровь начала стекать на край футболки, но также чётко я понимал, что он этого не сделает, так как очень боится за свою никчёмную жизнь.
Выбрав момент, я резко направил автомобиль в правую сторону от дороги, где был крутой обрыв. Автоматическая коробка передач сработала идеально, и сбив невысокий отбойник на повороте, мы в следующую секунду оба летели навстречу своей судьбе. Я закрыл глаза, и опустив руки вниз понимал, что удар будет очень сильным и приготовился к смерти. Убийца начал кричать, его метало по салону, так как он не был пристёгнут ремнём безопасности.
Очнулся я от запаха нашатырного спирта. Сработавшая и уже разрезанная спасателями подушка безопастности лежала на моих коленях. Я слышал, как скрежетали огромные ножницы работников спасательной службы, сдавливая и ломая корпус автомобиля. Пробравшись с задней стороны машины врач скорой по мощи начал меня осматривать.
Он спросил:
- Сынок, только не теряй сознание.
- Слышишь меня? и слегка ударил по щеке. Мне светили в лицо фонарём, и отовсюду слышался гул сирен. Мне начали одевать, что-то на шею, в виде корсета.
В следующее мгновенье я хотел повернуться, чтобы посмотреть, что случилось с убийцей, но тут же потерял сознание.
В больнице я провёл тридцать четыре дня. Мне сделали две операции на позвоночник. Было сломано три ребра и перелом правой кисти рук, не считая на половину синее тело от ушибов и ссадин. Моя уже старенькая Тойота Королла восстановлению не подлежала, впрочем, как и мой попутчик. При ударе он выбил лобовое стекло и от травм скончался до приезда скорой помощи.
*Исполи;ны (евр. «нефилим») — люди необыкновенно большого роста и большой физической силы, представители древних племен. Среди исполинских племён Священное Писание отмечает: Рефаимов (Эмимов), Енакимов, Зузимов, Замзузимов.
*Озеро Зюраткуль и его горные окрестности – по общему признанию, одно из самых красивых мест в Челябинской области.
Глава 21
Я подумал, что, наверное, фаталистом живётся лучше всех в этой жизни. Ведь на любую ситуацию у них есть один ответ, за которым стоит великая сила успокоения. Любой вопрос снимается одним словом, любая ситуация в жизни размывается, словно капля чернил под дождём. Ведь она, словно книга о тысячи вопросов, но не ответит ни на один из них, а лишь заставит смириться и не поднимать вопросы ни жизни, ни смерти, ни морали, ни сострадания, ни боли, ни отчаяния.
Дом перестал быть каким-то убежищем для меня, а больше стал напоминать землянку в лесу, в которой нужно было отсидеться, чтобы тебя не поймали пронзающие взгляды соседей. Теперь я понимал, что устал от боли пожирающую мою плоть, словно моль, поедавшая целую зиму старую шубу в шкафу. Я устал, и решил расстаться с прошлым навсегда, перелистнув страницу своей жизни, навсегда удалив из памяти всё то, что не давало мне свободно жить. В тот момент я понял, в чём истина жизни, и как бы мне не было трудно этого признать, но, она оказалось в её отсутствии. Нужно было просто жить здесь и сейчас. Сейчас я понимал это особенно отчётливо. В этом году мне исполнилось сорок лет. Вместе с этим пришли тревога и обеспокоенность за будущее, хотя оно и представляется как нечто не понятное и пространственное, но в том и есть тот странный смысл переживаний. Когда ты смотришь на своих близких, то понимаешь всю неотвратимость последствий, которые произойдут. Столь ужасно, я никогда себя не чувствовал. Я был парализован происходящим во мне, и это состояние неотвратимо сковывала мои мысли, а печаль доказывала только то, что по ту сторону реки, те же камни и течёт та же вода, что и на этом берегу. Как-то я слышал, что нет ничего постоянного, но с этим я не согласен. Время течёт каждое мгновенье и это и есть та река, возле которой я стою уже сорок лет. Эта река прекрасна, она течёт с огромной красивой горы, с большой скоростью, вот только я знаю, что войдя в неё, она мне не даст успокоения, а разобьёт моё тело о камни, разбросав и поглотив его. Как и вчера я сижу возле неё и смотрю на волны, несущиеся вниз. Снежные шапки гор говорят мне о бесконечности, и я, принимаю их суть, что через какое-то время, я уже не буду сидеть возле них, а они, также будут стоять, забирая нас в глубину своего мира, где мы останемся наедине с невидимым ветром, который разнесёт нас по миру.
Это был последний вечер в родительском доме. Я уже отправил объявление о продаже квартиры и сидел в том же кресле, что и вчера, но уже с другими глазами. Теперь я понял, что мне нужно было это пережить, утрамбовать в своей голове и отложить в сторону, словно сдать свою жизнь в архив, но самое главное, это был договор с самим собой. Я уже начинал думать о своём будущем и с грустью смотрел в окно, за которым также красиво и спокойно шёл снег, роняя снежинки на корниз окна.
На следующий день, я собрал последние вещи и, уложив их в коробку, долго стоял в коридоре, смотря на кресло, на спинке которого лежал плед матери и моя прошлая жизнь.