Рассказ
Михаилу Семеновичу Колесникову судьба определила длинный век. Сверстников его в районном центре Залесном почти не осталось. А если уж быть предельно точным, их всего шестеро. Да и те, что из таких далеких времен, стали никому не интересны. Сами они редко собираются вместе. То возрастные немощи мешают, то непогода. То еще какие-нибудь причины из арсенала старческого возраста.
Однажды шестеро из плеяды Михаила Семеновича все-таки договорились собраться вместе. Но одного они не обнаружили среди присутствующих. Стали друг у друга интересоваться, может, кто знает, почему отсутствующему не удалось прийти на встречу. Один из пришедших на собрание старейших с горькой усмешкой сказал:
– Да непригодный он уже к пешей ходьбе. Я как-то увиделся с ним у его дома. Он пошел меня проводить. И тут я заметил, что он уже «на лыжах» ходит.
Дело было знойным летом. Рассказчик имел ввиду, что его ровесник был не в силах отрывать свои старческие ноги от земли. Такое движение уже не получалось.
Все пятеро сочувственно закивали головами. Они уже давно лишились былой силы и ловкости. Теперь с горьким чувством ощущали, что их сила и жизнестойкость тают, чуть ли не каждый день.
Михаил Семенович Колескников не был в этом плане исключением. Он давно смирился с суровым законом жизни человека на земле. Пришла пора постепенно погружаться в старость. И ничего тут не поделаешь. Надо смиренно воспринимать постепенный путь из этой жизни в вечность. В свое время он бурно проявлял вспышки чувств и эмоций. Теперь жил мирно и покладисто. В семье к нему относились благожелательно. Не докучали своими просьбами и советами. Считали, что он сам знает, что ему делать.
И вдруг Михаил Семенович впал в неожиданную активность. В смущении он обратился к своей внучке Марии, у которой он жил:
– Маруся! У меня к тебе большая просьба.
Внучка тут же откликнулась:
– Дедуля! Проси, что тебе требуется. Я все охотно сделаю.
– Да просьба у меня необычная. Внук моей двоюродной сестры Ольги Владик, говорят, демобилизовался с военной службы.
– Да. Уже третий день как празднует свое возвращение. Красиво выглядит. Ему очень идет морская форма.
– Если ты помнишь, я ведь тоже в давние времена служил на флоте. Тогда в нашем селе было принято приходящему в отпуск, или демобилизованному родственники устраивали что-то вроде вечеринки. Одним словом, устраивали в их честь выпивку.
Вот и мне что-то захотелось вспомнить старую традицию. Хочу Владика угостить. Расспросить его о нынешней морской службе. Ты не переживай. Деньги у меня на угощение есть. Только вот сам я мало что могу сделать для угощения. Только оплатить все расходы. Ты знаешь, я ведь не все деньги от пенсии тебе отдаю. Кое-чего накопилось.
Внучка участливо смотрела на деда:
– Да что ты, дедуля! Все сделаю в лучшем виде. Ты сам будешь приглашать Владика? Или мне это сделать?
Михаил Семенович успокоил внучку:
– Да что ты, Маруся! Владика я буду звать сам.
Дед затеял разговор с внучкой об угощении моряка утром. А потому он сразу после завтрака собрался и потихоньку тронулся к дому Владика. Путь был недалеким. Всего около полукилометра. Владик еще никуда уйти из дому не успел. Михаил Семенович сразу приступил к делу. Без всяких предисловий он сказал:
– Владик! Ты демобилизовался со службы на флоте. Я тоже в свое время служил военным моряком. В пору моей молодости в селе существовал обязательный обычай: когда моряк, или солдат приходил со службы в отпуск, или демобилизовался, родственники обязательно звали их к себе на угощение. Я хочу соблюсти тот обычай. Ты, как и я служил на флоте. И ты мне хоть и дальний, но родственник. Так что от всей души приглашаю. Ты мне расскажешь о современном флоте. О существующих в нем ныне порядках. Меня это очень интересует.
Владик крайне удивился приглашению. Какое-то время он пребывал в глубокой задумчивости. Дальний родственник и в свое время моряк предложил ему такое, о чем в селе уже никто и не помнил. Но потом принял предложение. Михаил Семенович спросил у Владика, когда ему будет удобнее прийти в дом внучки Маруси, чтобы скромно отметить его демобилизацию.
И снова Владик немного подумал и сказал:
– Если можно, в среду. Часикам этак к шести.
На том и договорились.
В среду к шести часам вечера Владик пришел в гости к Марии. Да не один, а с двумя своими друзьями. Оба по разным причинам были освобождены от воинской службы, а потому, как сразу заметил Михаил, Семенович, смотрели на демобилизованного моряка с большим обожанием.
Внучка Маруся расстаралась. На столе было обилие всяких закусок. И все оказалось очень вкусным. Михаил Семенович рискнул взяться за разлитие спиртного. Гостям он налил по полным стаканам. Для себя смочил только донышко. Увидев вопросительные взгляды гостей, сказал, что в пору своей молодости он бы ни в чем им не уступил. Любил выпить вволю. Грешен был по этой части. Теперь время ушло. Если и позволяю себе, то только символически.
Гости приставать не стали. Михаилу Семеновичу не терпелось приступить со своими вопросами. Но он сдерживал себя. Пусть ребята выпьют и закусят. Тогда и разговор завяжется свободнее. Этот момент пришел. И Михаил Семенович дал волю своему любопытству, а Владик к ответу на них. Язык у него от выпитого стал свободнее. Отвечал он убедительно и обстоятельно. И, что самое главное, интересно.
Владик служил на Северном флоте, на атомном крейсере «Петр Великий». Друзья слушали его рассказ с широко раскрытыми глазами. Для них поистине открывалась Америка.
Да и старый моряк Михаил Семенович Колесников млел от удивления. В свое время ему на крейсере «Свердлов» довелось пройти из Балтийска в Североморск. Он не служил на этом корабле. Был на него прикомандирован на время этого похода. Тогда крейсер многим поразил рядового матроса. Но теперь он понимал, что то было нечто примитивное и неуклюжее по сравнению с атомным крейсером «Петр Великий».
Аппаратура, на которой он тогда работал, без стыда теперь и не вспомнишь. Их группа в том походе осуществляла радиолокационную разведку. Чем вела разведку? Станцией РПС. Что означало радиолокационная переносная станция. Попавшая в наш Советский Союз из Соединенных Штатов Америки. РПС использовалась американцами во время второй Мировой войны. Потом, как тогда говорили на Балтийском флоте отдали нам за ненадобностью. Теперь Владик рассказывал ясно и просто о вещах, которые в восприятии Михаила Семеновича просто немыслимы. Но Владик заранее предупредил, что о многом он не имеет права говорить из-за строгой секретности. Так что о главных секретах крейсера они ничего не узнают.
Старый моряк со стыдом открыл для себя, что многое, о чем так свободно т легко говорил старшина первой статьи Владик Жиляков, для него темный лес. Он слушал, слушал. А потом неуклюже спросил:
– Спасибо, Влад. Ты нам много рассказал о крейсере. Мы об этом никакого понятия не имели. Это для простого ума просто непостижимо. А вот ответь мне на глупый вопрос. На гауптвахте за время службы не пришлось сидеть? Какие там теперь порядки? Это я для легкого перерыва спросил. Чтобы отдохнуть от серьезной беседы.
Владик как-то неуверенно пожал плечами и сказал:
– Знаете Михаил Семенович! Меня эта участь как-то миновала за год службы. Но разговоры о нынешней гауптвахте слышать от сослуживцев приходилось. Из этих разговоров довелось узнать, что в старые добрые времена на гауптвахтах все было строже и тяжелее в бытовом плане.
Михаил Семенович его тут же поддержал:
– Ну, мне один раз пришлось отсиживать пятнадцать суток строгого ареста. Так я спал на деревянном топчане. Топчан ножек не имел. Ставился он на две миниатюрные стеночки, сложенные из кирпича. Спать приходилось одетым. Поскольку ни матраса, ни одеяла не полагалось.
Владик развел руками:
– В разговорах, которые мне приходилось слышать, постельные темы почему-то не поднимались. Или при мне они не велись. Или я на них не попадал. Но, как я думаю, тем, кто призван на военную службу, постели дают. О наказании строгим арестом давно уже никто не говорит. Давно отменили такое наказание.
Немного помолчав, Владик продолжил:
– Я, признаться, здорово не вникал в систему административных наказаний на флотской службе. Надо мной такая опасность ни разу не нависала. Знаю только, что за грубейшее
нарушение воинской дисциплины полагалось до 30 суток гауптвахты. Бывало и так, что этих грубейших нарушений набиралось несколько. Тогда их складывали, и виновник отсиживал на «губе» до 45 суток.
Только я замечал за время своей срочной службы, что такое бывало крайне редко. Многие моряки чаще переживали за то, что их не пускали в увольнение за дисциплинарный проступок.
Ныне на флоте больше контрактников, чем призывников. Контрактники стремятся не нарушать воинскую дисциплину, чтобы не понизили в должности, или в воинском звании. Чтобы не отобрали значок отличника. И больше всего боялись, чтобы не разорвали контракт.
– А за что это вы, Михаил Семенович угодили под строгий арест? Я о вас в селе слышал, что вы человек очень строгий к себе. За вами никаких нарушений и в помине не было.
Михаил Семенович немного помолчал. И, как-то съежившись, сказал:
– Да так. По глупости попал.
Но в подробности входить не стал. А ребята с расспросами приставать не стали. Они отвлеклись от старика и продолжили выпивку. Спиртного на столе было предостаточно, и они, видать, решили себя не ограничивать. И часам к девяти вечера ребята были уже основательно навеселе. Но контроль над собой не теряли. Они вовремя почувствовали, что хватит. Встали из-за стола и, выходя из дома, грянули песней:
Наверх вы, товарищи,
Все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш грозный «Варяг»,
Пощады никто не желает».
Пьяные, пьяные. А пели очень слаженно и красиво.
В эту ночь Михаил Семенович очень долго не мог уснуть. Растревожила его встреча с моряком Владиком. Растревожили воспоминания о своей давней морской службе. В мельчайших подробностях вспомнилось, за что он попал под строгий арест на гауптвахту. Тогда его с группой из пятерых локационных разведчиков прикомандировали на эсминец. Они работали в Польше. А когда вернулись в Балтийск, матрос Колесников узнал, что он уже не просто матрос, а старшина второй статьи и назначен командовать расчетом. Никто его об этом заблаговременно не предупредил, с ним не побеседовал. Это Мише Колесникову стало очень обидно. И он решил сам изменить свою флотскую судьбу. Вместе с товарищем они в первое же воскресенье ушли в самоволку на базу торпедных катеров. Там служили их товарищи по радиолокационной школе.
О самоволке сразу же было доложено командиру дивизиона. При традиционном утреннем построении была решена мера наказания Владика Колесникова. Совсем недавно был отправлен в отставку министр обороны Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Но внедренная при нем строжайшая дисциплина в воинских частях еще жила. Вот командир дивизиона и отмерил кратковременному старшине второй статьи Колесникову на полную катушку. Разумеется, перед строем его разжаловали до звания простого матроса. И тут же с утреннего построения Владика под конвоем отвели на гауптвахту.
Тогда на гауптвахте строгого режима разрешалось читать книги. Но только политические. Вот Владик и попросил дивизионного библиотекаря спешно принести ему «Капитал» Карла Маркса. Эту серьезнейшую книгу и читал Колесников на отсидке. Другого занятия в его одиночной камере просто не было.
И вот однажды обход по камерам совершал капитан третьего ранга. Когда он в сопровождении офицера гауптвахты зашел в камеру арестованного Колесникова, сразу заметил читаемую им книгу.
– «Капитал»? Ты что, читаешь эту книгу?
Владик вытянулся в струнку и ответил:
–Так точно. Читаю.
– Что ты мне голову морочишь?
И он обратился к сопровождающему его офицеру гауптвахты:
– Сейчас проверю, как он читает Карла Маркса. Ну-ка расскажи, что такое прибавочная стоимость? И как этим пользуются капиталисты?
Владик напрягся и подробнейшим образом стал излагать тему. Капитан третьего ранга внимательно слушал. Когда арестованный Колесников закончил свой ответ, проверяющий только развел руками и обратился к сопровождающему его офицеру:
– Ты смотри, обстоятельно все усвоил. Действительно читает.
И оба, крайне удивленные, покинули камеру. А арестованный Владислав Колесников остался досиживать свой срок, гордый тем, что так утер нос этому странному проверяющему.
Погруженный в воспоминания из-за бессонницы Михаил Семенович вспомнил и то, как вернулся в свой дивизион после отсидки. Он буквально покорил своих сослуживцев. На отсидке по строгому наказанию бриться не разрешалось. Так что Миша Колесников нарисовался перед своими сослуживцами с густой бородой. У него были жидкие волосики на голове. А вот борода отросла густой и красивой. Сослуживцы пришли в восторг и предложили Мише пойти к командиру дивизиона просить разрешения оставить выросшую за время пребывания на гауптвахте бороду. Никуда он тогда не пошел. Но слушать восхищение ребят было приятно.
И еще в связи с беседой за столом ему вспомнился случай, который произошел с ним в Риге. Тогда его с небольшой группой сослуживцев направили в этот город для проверки новой радиолокационной станции. Ее из Москвы привез сам конструктор.
У радиолокаторов есть прямое излучение на цель. Но за антенной при этом образуется задний лепесток. Если он слишком велик, дальность обнаружения цели существенно уменьшается. Вот группе ребят из Балтийска и предстояло определить величину этого лепестка. По установившейся в дивизионе традиции основная нагрузка в этом исследовании отводилась ему, Михаилу Колесникову. Вышли они в море из Болдерая, где стояли в Риге военные корабли, поздним утром. Миша на ходовом мостике уселся за свою РПС. Тральщик пошел по заданному курсу. Конструктор в нетерпении стоял рядом. Он явно нервничал и то и дело просил стоящего на ходовом мостике командира тральщика отдавать команду «Стопмашин». Тот, как заметил Миша, такие резкие торможения воспринимал с еле сдерживаемым раздражением. Но он выразил его не конструктору, а ему, Мише:
– Слушай, моряк! Как ты думаешь, у меня корабль, или воловья упряжка? Если тральщик будет резко стопорить, и резко набирать ход, его придется отправлять на ремонт.
Миша встал, вытянулся в струнку и стал оправдываться:
– Прошу прощения. Но я только выполняю команды конструктора.
Конструктор тут же отреагировал на раздражение командира тральщика:
– Прошу прощения, командир. Но мне надо знать точный размер заднего лепестка. Мы постараемся быть осторожнее.
Эти слова Михаил Семенович вспомнил уже в сонном или полусонном состоянии. В его отключающемся состоянии внезапно возник задний лепесток радиолокационной станции. Он не был невидимым взору, как в действительности. Он бликовал в голубом сиянии. Как понял Михаил Семенович, во сне, лепесток своим размером привел конструктора в большую растерянность:
– Моряк! Бери ключи, будем уменьшать размеры лепестка!
Моряк Колесников со злостью подумал: «Ну и дурак, этот конструктор. Как светящийся воздух можно регулировать ключами?»
Михаил Семенович, наконец, крепко заснул. Ему уже давно снились сны, далекие от реальности. Что-то с головой стало не ладиться от возраста. Надо бы к врачам обратиться. Да только знакомые медики сказали, что вряд ли ему окажут помощь с его диковинными снами. Придется доживать свой век с этими отступлениями от реальности.
,