Эмигрант ниоткуда. - часть3 -

Шая Вайсбух
Тамара судорожно вздохнула, прикрывая ладонью воспалённые глаза; студенческий билет скользнул между пальцами, съехал вниз, и спрятался в складках шерстяной кофты.
-- Кофе не желаете? -- прервал я затянувшуюся паузу.
-- Кофе?.. -- она глянула на меня глубокими карими глазами и устало улыбнулась, -- не помешало бы и покрепче, но здесь с нашими гривнами…
-- Приглашаю, -- не дав договорить, я кивнул на стеклянный павильон в дальнем углу.
Она несколько замешкалась (приглашение от незнакомца ей было явно не по душе). Но бросив взгляд на павильон плавающий в тёплом оранжевом свете, Тамара высвободила пальцы внучки, которая цепко держала её за вязаную кофту, и погладила по русой чёлке:
-- Нинок глянь за Ксюшей, -- она тронула за плечо соседку, -- я скоро…

В пустующем павильоне, меня «наградили»  плоской бутылкой бренди и ватрушками, а продавщица (ещё минуту назад «клевавшая носом»), тут же придала им съедобный вид, освежив в микроволновке. Прихватив одноразовые стаканчики, я присоединился к своей новой знакомой. Приготовления к «позднему ужину», было лишь преамбулой; лишнее упоминать, но документы её покойного мужа всколыхнули в сознании новую идею... яркую, беспроигрышную! Воспользоваться чужими документами выглядело гораздо проще и надёжней, чем моя откровенная липа.

 Фотография в студенческом билете? 

Да кому в голову взбредёт сопоставить мою небритую харю с лицом юнца-херувима!?.. снимок-то бог знает с каких времён.

Я оторвался от своих мыслей и взглянул на новую знакомую. Невидящим взглядом она глядела сквозь павильон, отогревая меж ладонями терпкий бренди, а блеск задумчивых карих глаз светился умиротворением и покоем; кожа на впалых щеках заметно порозовела. В глоток прикончив свою порцию, я долил нам из плоской «под карман» бутылки:
-- Ватрушку возьмите, -- посоветовал я, -- не ровен час мозги отшибёт. А у вас ещё и дорога - бог знает что впереди, и внучка на руках.
-- Оставлю вас на минуту-другую, --  я поднялся со стула.
Тамара глянула на меня отрешенным затуманенным взором.
-- Мне к банкомату, эм-м… ненадолго.

Когда я вернулся к столику, новая знакомая даже не удостоила меня своим вниманием. Потухшим взглядом она глядела вдаль и судорожно вздохнув, подносила ко рту бумажный стаканчик. Я не представлял, как бы мне изловчиться и затронуть щекотливый вопрос о документах покойного тёзки. Но первый шаг, я всё же сделал; продолжать и тянуть время не имело смысла:

-- С документами неувязка..., -- наобум начал я – ну просто полный облом! – попытался завладеть я вниманием новой знакомой.
Она мотнула головой, словно отгоняя свору нахлынувших дум,  и с удивлением глянула на меня, будто припоминая: откуда ей знаком этот внезапно появившийся у столика  «сотрапезник»?

-- Мне бы документы вашего мужа…, -- уточнил я, -- поверьте, в долгу не останусь.
Новая знакомая глубоко вздохнула и пригубила бренди из бумажного стаканчика:

-- Деньги?..

В её глазах на мгновение мелькнула искорка холодного расчёта,  деловитой озабоченности, но в следующий миг погасла, растаяла:
-- Денег?.. не к чему, для хорошего человека не жалко.

Не откладывая в долгий ящик, я тут же «ухватил быка за рога» и порывшись в рюкзаке, вытащил ручку и записную книжку:
-- Очень вам обязан, но без хронологии мне явно не обойтись, -- я несколько замешкался, подбирая нужные слова:
-- Общие детали…, где родился, где вырос, когда женился?
Она с удивлением глянула на меня и в нерешительности взяла ручку:
-- Да здесь-то и писать толком не о чем.

Её заметки были более чем лаконичны, но это не насторожило меня, не смутило; при первом же «скользком» вопросе, я напялю на себя личину вздорного нелюдимого старика, и сославшись на слабую память постараюсь вывернуться из неловкого положения.

Тамара протянула мне нейлоновый конверт с документами. Раскрыв украинский паспорт, я тут же отодвинул его в сторону. Снимок в удостоверении личности даже и близко не напоминал его будущего владельца.

На цифровом табло появилось уведомление о внеплановом рейсе на Бухарест.
-- Бросьте вы эту богадельню, и в Румынию... с нами! -- моя новая знакомая весело рассмеялась, но в голосе слышались нотки разочарования и скрытой боли.
Её замечание «с нами», показалось не в меру  откровенным.

Заигрывает?..

Нет, я не был в этом уверен, последнее время мои умозаключения зачастую давали сбой, ложно оценивая сложившуюся ситуацию.

-- С нами?.. -- я попытался отшутиться, -- не стоит возлагать на меня радужных надежд, вы только разочаруетесь.
Её лицо окатило багровым румянцем и мне стало ясно, что я вновь попал пальцем в небо силясь отгадать тайны женских ухищрений.

-- Вы мне абсолютно неинтересны. Мы - не ровня! Ведь я и красива, и добра, и умна, так что у вас может возникнуть комплекс неполноцености, -- желчным тоном прервала наш "флирт" собеседница.

Она внезапно встрепенулась, зорко высматривая оставленную на присмотр внучку, и в этот благоприятный момент, я сунул ей в сумку доллары из банкомата. Моё сердце даже не ёкнуло, не встрепенулось,  хотя это и составляло часть квартплаты за текущий месяц. Деньги лишними не бывают, но лишь бог ведает, сколько времени ей ещё суждено скитаться вдали на чужбине.
Да к тому же документы покойного, доставшиеся мне почти даром... вполне благоразумный «баш на баш»!

Опустошив в мусорную корзину остатки нашего скромного ужина, я проводил взглядом Тамару, которая подхватила на руки свой докучливый «присмотр».
Раскрыв блокнот, я углубился в недлинный столбик дат и пояснений, пытаясь закрепить в памяти хронологию своей будущей биографии.
 
Следовало спешить…

Альфа-самец, который курировал вверенный ему «женский контингент» исчез, а число его поднадзорных сильно поредело; пустующие столы, и лишь пара беззаботно щебечущих сотрудниц, вскользь посматривающие на ручные часики.

-- Простите, -- я встрял посреди никчемной беседы, -- меня здесь мурыжат уже сутки, а так и не уведомили о моём статусе. 
Одна из девиц недовольно вскинула на меня карие глаза, густо сдобренные синими тенями.
-- Имя?
-- Руминис Павел Борисович, -- с недобрым предчувствием  в груди, промямлил я.
Дробным стаккато понеслись по клавиатуре накрашенные ногти, а подбритые брови вопросительно вздёрнулись:
-- Формуляр заполняли!?
-- Вчера по приезду, когда…
Она поспешно взмахнула пухлой ладошкой, пресекая мои дальнейшие разъяснения.
-- Документы.
Я протянул ей удостоверение студента и помятый военный билет, сохранившийся у тёзки с незапамятных советских времён.
Пренебрежительным жестом ладошки она  отодвинула в сторону «никчемные» бумаги покойного:
-- Ваш паспорт!
Я чувствовал, как в недрах груди пробуждается ярость, дремлющая ненависть!.. Та, что копилась годами к этой бездушной бюрократии… к тем самодовольным чиновникам, от которых зависели твои надежды, твоё благосостояние, и твоя жизнь!
Сдерживая клокочущую ярость, я заискивающим тоном попытался пробудить сострадание к незавидной участи «беженца»:
-- Позвольте... но я хватал, что под руку попадёт. У меня и в мыслях не было, что...
Она прервала мои разъяснения взмахом пухлой ладошки:
-- Ваши метрические данные, я внесу в базу МВД, -- казённым тоном уведомил страж «внутреннего порядка», -- а с утра кто-нибудь из наших сотрудников…

-- Ритулик у нас такси через четверть часа!

Нашу бесплодную беседу прервала её товарка, постукивая ноготком по циферблату наручных часиков. 
Оставалась лишь последняя надежда. Последний козырь!..

Тираду на иврите, я выстрелил наобум, глотая окончания слов и нарочито путаясь в падежах:
-- Вы напрасно пренебрегаете своими обязанностями, оставляя на завтра, то что обязаны сделать сегодня! Семейные корни, дают мне право на въезд в страну, и разумеется, на законную репатриацию! Но если министерство внутренних дел не в состоянии решить на месте проблемы моей дальнейшей абсорбции, то-о…
Я глянул на цепочку беженцев, которые выстроились убогой цепочкой со скудным багажом у терминала на Бухарест.
-- …прошу посадить меня на ближайший рейс в Румынию, а по приезду, в консульстве, я упорядочу наше сегодняшнее недоразумение.
Накрашенное олицетворение министерства внутренних дел с рвением «паковала» в лакированную сумочку-несессер  мелочь женской косметики, и от последней реплики несколько опешила. Подозрительным взглядом она прошлась по моей сивой щетине:
-- Откуда у вас иврит?
-- С утробы матери! -- огрызнулся я, ощутив, что произнесённый монолог внёс некую сумятицу в покой её души.

Трудно было судить насколько  повлиял «последний козырь» на её служебную прыть. Может это было сиюминутное замешательство, или неясное ощущение будущих неприятностей (иди-знай во что выльется злоупотребления своими обязанностями).

Но метнув взгляд на подругу, которая уже  строила глазки полицейскому около никелированных стояков, она аллюром застучала по клавиатуре. Глухо зажужжал принтер, пластмассовым нутром  выплёвывая напечатанные листы:
--  Вот вам направление в центр абсорбции, -- скороговоркой начала она, -- это в Рамат-гане, и здесь же письмо для мотеля…
-- Будьте добры в Хайфу, -- перебил я, – у меня там знакомые, и-и если мне удастся…
Она тут же оборвала мои объяснения знакомым «па» своей пухлой ладошки, и зловеще бурча выправила вожделенный «мандат» приложив круглую печать.
-- Возьмите талон на такси, остановка у входа в терминал…, направо.

В прошлом я частенько наблюдал  механику служебного рвения, где негласный закон строго предписывал, что очередную «головную боль» следует отфутболить в следующую инстанцию.
Не дожидаясь лишних обременительных вопросов, накрашенная фурия поспешно ухватила кожаный ридикюль, и стремглав бросилась к никелированному ограждению «загона». Проводив её взглядом, я привстал со стула и пошатнулся;  предательская дрожь ватных ног намертво приковала меня к мраморным плитам.

Ручеёк украинских беженцев у деска на Бухарест, почти иссяк, оставив на поролоновых матрасах лишь немолодую пару и худосочного болезненного вида юнца.  У которого понятие «телосложение», можно было смело заменить на «тело-вычитание».

Трудно было предугадать, результат моего следующего «рандеву»  в хайфском отделении министерства абсорбции. Но хвала господу! первый, и пожалуй самый трудный рубеж я преодолел без инфаркта и с заверенным направлением в кармане.

Сухим стуком захлопнулись двери терминала. Порыв ветра метнул в лицо мелкие капли дождя.
…а непослушно-дрожащие пальцы всё продолжали судорожно разминать отсыревшую мятую сигарету.