Сны

Настоящая жизнь спрятана где-то глубоко внутри нас.

Иногда мы не имеем к ней доступа и не понимаем, что, в действительности, с нами происходит.

Но, в конечном счёте, именно из той подземной реки проистекают все внешние события и реакции.

Пролог.

Южная ночь. Пляж, на котором ни души. Волны с шумом и пеной мерно накатывают на берег. Чёрный океан простирается далеко до горизонта. В нём чувствуется мощь и сила. И, теряясь в глубине ночи, он сливается с чёрным небом. Звезды, крупные, россыпью  манят в вышину.

Она погрузила ладони и ступни ног в тёплый мелкий песок и ощутила, как под едва уловимым движением ветра мягкие волосы касаются её оголённых плеч.

Ей страшно. Одиночество задавливает. Она снимает летнее платье и оставляет его на берегу, прижав камнем. Ноги утопают в мокром песке и их омывают волны. Она не торопясь заходит в прохладную воду океана и уплывает в даль от берега. Горизонт и звёздное небо зовут все дальше и дальше. Она наполняется их свободой и восторгом. Ложится на спину и смотрит на звезды. Вода её держит без усилий. Так бы здесь и осталась, на гране двух стихий, в ирреальном и ничем не ограниченном космосе.

Она поворачивает обратно, видит очертания берега и огни кафе. Скоро вновь будут слышны звуки музыки. Вода теперь кажется очень тёплой, а воздух - холоднее.

Она выходит на берег и натягивает платье на мокрое тело. Жаль, нет с собой полотенца.

Её никто не ждёт. Наверное, заметят её отсутствие или возвращение. Да и только. Она сама по себе. Ни с кем. Сама с собой. Зато у неё есть космос. Космос, который поселился сейчас внутри, заполнил её естество своей глубиной и спокойствием.

Она не хочет возвращаться в толпу и идёт в свою комнату, чтобы принять душ и переодеться.

Часть первая. Беременность.

Ася посмотрела на часы. Ехать нужно было далеко, с пересадками и она боялась опоздать на приём к врачу. Нет, она успевала ко времени. Вся эта кипа анализов, которые она собирала месяца два, наверное, была при ней в прозрачной папочке. Каждый раз, приходя сюда, она страшно нервничала, словно ей предстояло сдать экзамен. Ей казалось, что нужно все учесть, задать все необходимые вопросы. Но какие вопросы она должна задавать? Ася не знала. Она терялась. От волнения мозг отказывался нормально  функционировать.

Правда была в том, что у неё уже который год не получалось забеременеть и она никаким образом не могла на это повлиять. В сущности, от неё мало что зависело. Ей нужно было просто довериться профессионализму врачей. Но Асе казалось, что все зависит от неё, что она несёт за все это персональную ответственность. Она недостаточно практична, недостаточно активна и ответственна. В общем, сама во всём виновата.

Она и впрямь тянула и медлила и каждый раз совершала внутреннее усилие перед походом к врачу. Но связано это было с тем, что ей приходилось сталкиваться с поглощающими её, словно чёрная дыра, эмоциями от осознания тщетности всех её усилий и попыток, со страхом, что она совсем никогда не сможет иметь ребёнка.
 
Так, в общем, было со всем, чего она по-настоящему хотела. Ей казалось, что самое желанное она никогда не получит. Это попросту невозможно. И ей так трудно было делать хоть какие-то шаги в этом направлении. А возможность иметь ребёнка была тем заветным призом, который она так хотела выиграть в жизни. И Ася вовсе не удивлялась, что у неё возникли с этим проблемы. Конечно, а как же иначе?

Она уже ложилась на операцию - диагностическая лапароскопия, где обнаружили и устранили непроходимость маточных труб. Потом было две недели физиотерапии. И вот сейчас она снова пришла на приём. Врач сказала, что надо поймать овуляцию, для этого нужно несколько раз в месяц делать УЗИ малого таза.

Ася вышла из медицинского центра в растрёпанных чувствах. Позвонила маме и мужу, рассказала о визите. Если проблема была в маточных трубах, то есть шанс, что теперь все получится. Но Ася знала, что у неё не все в порядке с гормонами, продолжительность цикла скачет, как хочет, и совсем не факт, что есть овуляция. А без овуляции беременности не наступит.

Кто-то советовал забить на все и расслабиться. Но Асе это не помогало. Она вспомнила, как на каком-то обучающем семинаре гинеколог рассказывала, что кесарили  наркозависимую женщину. У неё уже был не первый ребёнок и ей предложили перерезать маточные  трубы. Она согласилась, а через несколько лет снова попала к ним, беременная.

Медицина - далеко не точная наука. А зачатие и рождение ребёнка - таинство, на которое  не всегда человек властен повлиять.

Ася ехала на работу. Там, в привычной роли педагога и психолога, она переставала чувствовать себя маленькой и беспомощной. Она могла спрятать за своей профессиональной ролью чувство бессилия, подавленности, безысходности, потерянности... Она играла с детьми, учила их, успокаивала, решала их  споры, заботилась - и её тяжёлые переживания отступали на второй план. У неё появлялись силы жить дальше и надеяться на лучшее.

Сон первый.

Лето или не лето? Ветер дует порывами, прохладный. Гладь воды на озере подергивается рябью, макушки мелких берёзок у берега кренит то в одну, то в другую сторону. Жёлтые одуванчики разбросаны среди травы. Конец мая - начало июня?

Она сидит прямо на траве, обняв руками колени. Солнце выбегает из-за туч и прячется снова. Оно на мгновение дарит ей свою ласку и надежду на близкое счастье.

Что-то здесь есть живое, что-то происходит. Внезапный толчок сердца заставляет её кровь бежать быстрее, тепло прибывает и разливается по всему телу. Глаза увлажняются и она с любопытством озирается по сторонам, замечает какое-то движение в лесу у себя за спиной. Там кто-то есть среди кустов и деревьев. Кто-то прячется за стволами. Человек? Кажется, ребёнок. Он наблюдает за ней.

Она поворачивается в сторону леса и замирает, внимательно и напряженно вглядываясь. Движение прекращается, но кто-то стоит там, прячется. Она чувствует. Лес далеко - метров двадцать-тридцать, и все же -  она уверенна.

Через несколько мгновений ребёнок выглядывает из-за ствола дерева и быстро прячется обратно. Сердце её стучит быстрее. Возникает желание встать и пойти к нему, но она продолжает оцепенело сидеть на месте, не шелохнувшись, боясь спугнуть его. Она выждает какое-то время, несколько раз глубоко вдыхает воздух и медленно встаёт. Так же медленно делает несколько шагов вперёд, а потом ещё несколько и замирает. Расстояние до леса заметно сокращается, до него теперь метров восемь-десять. Она делает ещё пару шагов.

- Эй, - тихонько зовёт она, - Ты там?
Спустя секунд двадцать, из-за ствола  толстой сосны показывается его лицо. Мальчик, наверное, лет девяти -десяти.

- Что ты там делаешь? Ты прячешься от меня?
Он не смотрит ей в глаза, смотрит куда-то сквозь неё.  Она берёт палку, рисует большой круг и делит его на две равные части. Поглядывает на него с улыбкой, замечая, что он наблюдает.

- Помоги мне найти камушек, небольшой. Я научу тебя играть в игру. Он, наконец, выходит из леса, поднимает с земли камень и показывает ей:

- Такой?
- Да, этот подойдёт! Иди  расскажу как играть, - кивает она ему головой, удивляясь и радуясь, что он с ней заговорил.

- Это твоя земля, а это - моя. Пинаешь камушек на мою землю, я - на твою...

Она объясняет дальше правила. Мальчик слушает внимательно и они начинают игру.

Она смотрит на него, а он - на неё. Ему нравится с ней играть. Взглядами они ведут молчаливый диалог. Игра заставляет их общаться. В их диалог вклиниваются возгласы удивления, разочарования, недовольства, радости. Они договариваются, уточняют, сверяются и спорят друг с другом.

Прилетают вороны и садятся на ветки сосны рядом с ними. Их становится все больше и больше. Уже штук десять. Как будто, они наблюдают за ними. Вороны не приятны. Зачем они тут? Они похожи на разумных существ, а не на птиц. От них исходит недовольство и угроза. Напряжение усиливается.

Самая крупная ворона каркает. Она раскачивается на ветке и вскидывает крылья, чтобы удержать равновесие. Мальчик пугается и отводит взгляд в сторону. Ворона разгневанно каркает громче и настойчивее. И мальчик поспешно убегает в лес.

Она растерянно смотрит ему в след,  потом - на ворон, которые разом срываются с места и улетают прочь.

Её охватывает чувство горечи, досады, тревоги и бессилия и того задавленного гнева, от которого хочется кричать и плакать. С какой стати прилетели эти вороны? Почему они все испортили? И где-то там, на заднем плане - чувство вины, словно она сделала что-то не так.

***

Ася проснулась ночью и ощутила себя пойманной в эту ловушку сложных и неприятных чувств. Дверца схлопнулась и не было рядом ни единой живой души, способной понять или разделить с ней её чувства. Все её попытки поделиться сокровенным пусть и с самыми близкими людьми заканчивались полной катострофой и ей становилось только хуже.

Но этот сон. Такой яркий. Жёлтые одуванчики, синее небо. Мальчик. Вороны.

Откуда он взялся? И чувство надежды и счастья. Солнце, которое растворилось в ней. Такие отчётливые телесные ощущения.

Наверное, самые кризисные моменты в своей жизни мы вынуждены переживать в одиночестве. Слишком сложно разделить с кем-то его глубокие и тяжёлые переживания, инстинктивно мы пытаемся отгородиться от них.

Ей дана смелость, привилегия или проклятие, очень глубоко чувствовать жизнь. И так трудно было найти кого-то, кто готов нырнуть так же глубоко. Никто не понимал, почему и зачем так много чувств, почему так сложно. Она оставалась в этом одинокой.

Асе помогала терапия. Но в небольшом опыте краткосрочной психотерапии ни один из трёх терапевтов не сумел, а скорее просто не рискнул, заботясь о её безопасности, нырнуть с ней в глубину. И она ныряла сама без страховки и сопровождения, наощупь.

Её так часто окружала атмосфера обвинений, чувства неполноценности. И сейчас любое её действие легко казалось ей неправильным, неуместным и неправомерным, стоило только кому-то извне намекнуть на это.

Ну что такого она сделала? Играла с ребёнком и им было интересно вместе?

Но даже сейчас, когда она уже поняла, что это был всего лишь сон, чувство вины не отпускало её.

Ася знала, что все это не рационально и в этом нет никакого смысла, но чувство никуда не уходило, оно жило в ней, разрушая, заполняя, присутствуя фоном во всей её жизни.

Но были же там, во сне лёгкость, счастье, увлечённость. Она хотела вернуть эти чувства себе, хотела из них соткать новую реальность, где есть свобода, и уверенность, и надёжность.

Сон второй.

Она на том же месте. Озеро за её спиной. Мальчик быстро сбегает с песчаной горки и подбегает к ней, но не близко. Смотрит на неё, хитро улыбаясь и неторопливо исчезает в лесу, словно приглашает её пойти за собой.

Она заходит в лес. Он оглядывается на неё, проверяя, идёт ли она за ним и снова убегает, прячется куда-то. Он играет с ней, хочет, чтобы она искала. Она ищет, заглядывает за большой камень и находит его в неглубокой пещере. Мальчик улыбается ей и опять убегает. Она бежит за ним, ловит и обнимает за плечи. Мальчик очень доволен - его игра удалась.

- Привет!
Он молчит.
- Я тебя поймала! Почему ты убегаешь? - смеётся она, - Ты играешь со мной?
Он молчит.

- Посмотри на меня, - просит она, но он упорно смотрит в сторону, - Посмотри на меня - мягко, но настойчиво просит она ещё раз. Он, наконец, поворачивается к ней и смотрит в глаза немного настороженно. Она просто улыбается ему, она ему очень рада, он ей нравится. Мальчик улыбается ей в ответ немного смущённо, очень трогательно и доверчиво.

- Как тебя зовут? - спрашивает она.
- Гурий.
- А меня - Ася Алексеевна.

Откуда-то сверху слетает большая ворона и осторожно садится на плечо мальчика. Острые когти вонзаются ему в одежду.

- Карр - повелительно и раскатисто каркает ворона. Мальчик оборачивается к вороне и делает небольшой шаг назад.

Неторопливой походкой из-за деревьев появляется какой-то мужчина, он подходит к мальчику, треплет рукой его по волосам и уводит за собой.

***

Ася проснулась в недоумении. Она почувовала себя так, словно пристала на улице к чужому ребёнку и хочет увести его домой. Но она не хотела никуда его уводить, хотела только поиграть с ним, подружиться, понять его...

"Да, что ж такое-то! Это всего лишь сон! Почему и перед кем я оправдываюсь?" - подумала Ася.

Мужа не было рядом. Она взяла какую-то плюшевую игрушку, обняла её и заплакала. Почему, почему всегда так - ей нигде нет места, всегда найдётся кто-то или что-то, что важнее и нужнее? А она, как всегда, одна. Даже во сне.

Она вспомнила, как ей ещё восьмилетней девочке мама маленького двух или трёхлетнего мальчика, у которого в няньках была вся их детская компания, рассказала, что он говорит во сне её имя. Ася тогда смутилась. И мама, заметив это, сказала: "Ну, он же маленький". А Ася смутилась вовсе не от того, что подумала, будто мальчик влюбился. Она смутилась от мысли, что мальчик заметил и выделил её из всех остальных. Но она не придала тогда этому значение, подумала, что это была случайность. Наверное, так оно и было.

Никогда в детстве у Аси не было любимой плюшевой игрушки или куклы. Она читала в книжках, как дети представляют игрушки живыми или придумывают себе воображаемых друзей. И ей хотелось так же, хотелось поверить. Но она не верила. И никогда не спала с плюшевыми игрушками, как спят многие дети. Но сейчас, ей так хотелось обнять кого-то маленького и мягкого, кто был бы только её, кого-то, похожего на ребёнка.

Ещё лет в тринадцать, она стала представлять себе, сколько у неё будет детей, как она их назовёт. Получалось чего-то очень много, вроде, так много не хотелось, но она все представляла... Представить можно, что угодно.

Она всегда хотела ребёнка, но через год после того, как они с мужем перестали предохраняться, беременности так и не наступило. Тогда она пошла к врачу. Она долго принимала гормональную терапию, потом выяснилось, что у неё проблемы со щитовидкой. За три года лечения и бесплодных попыток она ужасно устала от бесконечных очередей, талончиков и ожидания и обратилась по рекомендации в платный центр. Для их скромного семейного бюджета это были весьма существенные траты, но ей уже было все равно.

С чем связан её сон? В последнее время она все смотрела на то, как работают воспитатели и стала делать, как они. Она стала обращать внимание на неаккуратную или грязную одежду детей, нестриженные ногти, учила их правильно мыть руки, стала интересоваться их жизнью, задавать личные вопросы. Она никогда не умела этого делать и в этом была для неё какая-то часть материнской, взрослой, не знакомой ей пока роли.

Дети вертелись вокруг неё, обступали, облепляли её так, что она не могла и шагу ступить, называли её  мамой. Она пыталась протестовать, довольно веско заявляя о своей просьбе, но они, будто не слышали её. Ася понимала, что для них это, скорее просто игра и все равно это её пугало.

Она стала гораздо ближе к ним, грани стирались и Асю это тревожило. Может, сон об этом?

Но почему тогда этот мальчик? Он  никого ей не напоминал из тех детей, которых она знала. И странный мужчина.

Мальчик немного напоминал ей её в детстве. Но она же девочка. Возможно, это как-то связано с её папой и его сложным детством? По складу характера Ася была больше похожа на папу, чем на маму. Но мальчик на её папу не очень-то похож...

Все это казалось ей надуманным и притянутым за уши. Мир, который вырастал перед ней в её снах был таким заряженным энергией, таким ярким и самодостаточным, что Ася была уверена в его самостоятельной ценности и первичности природы его происхождения.

"Гурий", - вспомнила она имя. Такое странное, она такого не знает. Ася ввела наугад в поисковик. Действительно, есть такое имя, значит - львёнок. Она озадаченно посмотрела на игрушку, которую держала в руках. Это был плюшевый лев. Вот и думай теперь, что и откуда берётся. Бывают же в жизни совпадения...

Сон третий.

Дует пронизывающий ветер. Небо закрыто тучами. Она зябко обнимает себя руками и смотрит вверх на макушки деревьев.

Гурий ходит по зелёной лужайке и нервозно сбивает большой палкой шапки одуванчиков.

- Гурий! - она подбегает к нему, - Гурий, перестань.
Он приподнимает палку и останавливается, глядя на неё.
- Дай мне палку, - просит она и берётся за ее конец. Он тянет палку на себя.

- Отдай её мне, - снова просит она. Мальчик выпускает палку. Она бросает палку в сторону и легонько гладит его по спине. Гурий успокаивается.

- Холодно, - говорит она и берёт его за руку,  - Ты знаешь, где тут можно погреться?
- Там, - он показывает на деревянный домик в лесу.

Они идут туда. Дверь не заперта. Внутри очень тепло. На полу пушистый ковёр. Горит камин. Гурий садится на ковёр. Она тоже.

- Ася Алексеевна, вы скоро опять уйдёте? - спрашивает мальчик.
Она в растерянности отводит глаза, смотрит на огонь в камине.
- Хочешь, останусь с тобой?
Мальчик молчит. Он ждёт чего-то ещё. Ему надо больше.
- Хочешь я буду заботиться о тебе?
Он упрямо молчит и смотрит на неё.
- Хочешь, ты будешь для меня самым лучшим из всех детей?
Мальчик молчит и ждёт.

Она вздыхает и сдаётся:
- Хорошо, ты будешь моим первым ребёнком.
Она слышит его глубокий удовлетворённый вздох. И тяжёлый камень падает с её плеч.

***

 Ася проснулась вся в слезах. Она обняла себя руками за плечи. Теперь у неё есть Гурий и она будет о нём заботиться. В её груди появилось приятное тепло и спокойствие. С каждым вдохом оно медленно разливалось по всему телу. Солнце поселилось у неё внутри, заполнило своим сиянием мысли и сознание. Асю ни мало не заботило, что мальчик всего лишь ей приснился. Сон был так похож на явь. Её мозг отключался и переставал работать здраво. Она погрузилась в сладкую полудрему.

Утром Ася пошла на работу. Она смотрела на детей и думала о Гурии. Что ей до них, когда к ней во снах приходит мальчик, которому она так нужна? Где-то он её ждёт...

 Где? Ася, где он тебя ждёт? Ты придумала его себе. Он - всего лишь часть твоего подсознания!

Она вела с собой такие внутренние диалоги, но оставалась абсолютно глуха к доводам собственного разума. Она была спокойна и счастлива. Она вспоминала солнце и Гурия.

В какие-то моменты ей становилось тревожно и плохо, ей казалось, что мальчик зовёт её. И, если она была дома, то садилась или ложилась и прислушивалась к себе, углублялась куда-то внутрь своего сознания.

- Гурий, - звала она, - Что с тобой? Не бойся. Все будет хорошо. Я с тобой. Ты сильный, ты справишься. У тебя все получится.

Кажется, она говорила это вслух? Она слышала свой собственный голос и успокаивалась - мальчик больше не один.

Она делала так раз за разом. Это Ася умела лучше всего на свете - понять, принять и успокоить. Она прислушивалась к его реакциям. Нет, это были даже не слова. Это были едва уловимые изменения эмоционального состояния - облегчение, настороженность, страх, разочарование, недовольство, непонимание, радость... Она, как будто бы разделилась на двое.

Ася, может, ты сошла с ума? Какой такой мальчик приходит к тебе во снах и вмешивается в твою жизнь? Где он существует?

Она вспомнила, что им читали в университете по психиатрии. Это уже смахивало на навязчивую идею и начало шизофрении. Может, она чокнулась на почве своего несостоявшегося материнства? Утешает лишь одно - настоящие психи не критичны к своему состоянию. Они уверены, что с ними все в порядке, это мир вокруг сошёл с ума. Только при неврозе человек осознаёт, что с ним что-то не так и хочет излечиться. То, что с ней происходит, кажется, не очень похоже на невроз.

 Этот мальчик живёт в её подсознании, приходит к ней во снах. Это нормально или нет?

Но это ей помогает исцелять себя. Тогда, почему бы нет? Себя исцелять или его? Кто он? Часть её подсознания или иная сущность, другое живое существо, с которым она каким-то непостижимым образом установила связь?

Нет уж! Это уже слишком похоже на бред сумасшедшего.

Но этот мальчик так реален и она совсем не знает, как он отреагирует на её слова. Это так похоже на общение с другим человеком. Если она допускает в мыслях существование сверхъестественного, значит ли это, что она сошла с ума? Нет, по-моему.

Как-то Ася заметила, что во всех встреченных мальчишках, хоть немного напоминающих ей Гурия, она пытается узнать его. Она ходит, оглядывается по сторонам, ищет его везде. Ей кажется, что она может его встретить. Но он же не реален, его нет на самом деле. Кого она ищет? Неужели же она думает, что он где-то существует, что это настоящий ребёнок?

***

В первый месяц овуляцию поймать не удалось, во второй - тоже. Она ждала месячных, но они задерживались. Задержки не были для неё новостью, хотя на гормональных таблетках, которые она сейчас пила, цикл был стабильней.

Она купила тест на беременность. Сколько раз она уже их делала и результат всегда был отрицательным. На нём вообще бывает две полоски? Ася уже сомневалась. Но этот тест показал  две. Ася не поверила, не поверила, что, правда, беременна. Это может быть ошибкой, ведь в этом месяце овуляцию на УЗИ не увидели. Муж тоже не поверил, но оба нервничали.

Она записалась на УЗИ к своему гинекологу через неделю, раньше смысла не имело, а на завтра - сдать кровь на ХГЧ - этот анализ более точен, чем тест на беременность.

ХГЧ беременность подтвердил, а через неделю на УЗИ гинеколог сказала, что есть сердцебиение. Наконец-таки они выиграли в эту лотерею. Маленькая жизнь была внутри неё. Ася, наверное, не стала исключением и, как большинство будущих мамочек, полезла в интернет - изучать стадии беременности.

Срок был ещё маленький, риск выкидыша на таком сроке очень высок. Её даже не поставили на учёт в женской консультации, сказали сдать анализы и приходить через несколько недель. Она продолжала пить гормоны, затаенно радоваться и ждать, когда плод внутри неё подрастёт и окрепнет.

***
Ася заполняла свои рабочие бумажки. Глупая, неблагодарная работа, по большей части механическая. Она уже 15 минут сидела над ними. Странное беспокойство по-немногу овладевало ею. С каждой минутой оно возрастало. Ей казалось, что надо непременно куда-то идти, что-то важное ждёт её снаружи. Ей с трудом удавалось усидеть на одном месте.

Зазвонил её мобильный. Звонила коллега по работе, просила зайти к ней в соседний корпус. Ася очень быстро и с энтузиазмом согласилась, даже толком не поинтересовавшись в чем там дело. Она готова была тут же сорваться с места и пойти туда, но коллега остановила её и уточнила, что подойти нужно через полчаса.

Ася положила трубку и задала себе вопрос: "С чего вдруг ей так срочно понадобилось туда идти?" Она вспомнила, что с коллегой этой у неё совсем недавно был конфликт и до этого момента она и не думала с ней общаться. Конечно, по рабочим вопросам все равно пришлось бы, но  поведение её самой ей казалось странным.

Она немного успокоилась и принялась обратно за свои бумажки.

Чтобы попасть в соседний корпус, нужно было перейти дорогу и пройти через двор. Ася пошла, по привычке  оглядываясь и ища глазами Гурия. Она не могла забыть о нём. В её сознании та жизнь, которая зарождалась и росла у неё внутри и образ мальчика, который возникал в её снах, не были как-то связаны между собой. Ей казалось, если она забудет о Гурии, это будет так, словно она где-то оставила своего ребенка. Да, она в положении, но один ребёнок не может заменить другого и один ребёнок никак не может быть важнее другого.

Гурий не настоящий ребёнок, он всего лишь образ, созданный её фантазией, но эмоции, которые она переживает, эмоции настоящие и слишком сильные и глубокие, чтобы не брать их в расчёт.

Внезапно в её сознание проникла мысль, что скоро она увидит Гурия, что он там, впереди, на её пути. Это чувство было сильнее всякого здравого смысла. Оно целиком завладело ею. И в следующие несколько секунд она увидела Гурия. Он шёл ей навстречу счастливо улыбаясь и на какое-то время они посмотрели друг другу в глаза. Ещё с полминуты Ася шла вперёд, оставаясь во власти своих ощущений и в полной и абсолютной уверенности, что только что видела Гурия. А потом здравый смысл вернулся к ней и она поспешно оглянулась в попытке проверить, что же на самом деле она видела. Но мальчик уже исчез за поворотом и там никого не было. Мысль попробовать догнать его даже не пришла ей в голову. Она словно внутренне оцепенела и весь поток её мыслей и действий оказался резко ограничен. Страх сковывал её.

Ася только нахмурилась. Она продолжила идти вперёд, понемногу размораживаясь.

Нет, она никак не могла видеть Гурия. Откуда взяться ему тут? Скорее всего это был просто какой-то мальчик, похожий на него. Только и всего. Но почему он так смотрел на неё и улыбался? Да мало ли ходит по улицам счастливых мальчиков? Она смотрела на него, поэтому и он задержался взглядом. Это просто совпадение. Остальное придумал её напичканный гормонами мозг. Но зачем, зачем, почему ей все ещё надо помнить Гурия? Она же уже беременна.

Ася была сбита с толку. Ей казалось, что что-то странное и в то же время что-то очень важное происходит с ней. Она не в силах на это повлиять, но это что-то выходит за рамки обыденного сознания. И либо с её расшатанной психикой что-то не так, либо...

Нет, она была уверенна в своей внутренней правоте. Она доверяла себе и своим ощущениям. А ощущения говорили: "Так надо. Все правильно. Это важно. " Ей казалось, она проникла куда-то очень глубоко, в саму ткань жизни и одновременно куда-то в глубь своего подсознания.

И все же, все же... Она была взбудоражена, взвинчена. Это было точно не то, о чем она хотела думать во время беременности. Ей хотелось выкинуть все это из головы, как что-то лишнее, непонятное. Но, когда она пыталась отгородиться от своих странных мыслей и переживаний, это было так, будто она обрубает связь с чем-то живым, наполненным энергией, с чем-то, что поддерживает её. Так, словно она открыла источник радости и жизни, а теперь сама же хочет перекрыть себе путь к нему. Она чувствовала, что Гурий не хочет отпускать её, ей хотелось плакать, слезы сами собой наворачивались на глаза. Она ему нужна, а он нужен ей. А ребёнку у неё внутри нужна спокойная и счастливая мама. Она не может поступить иначе. Ей необходимы её странные фантазии.

***
Они вывели детей на прогулку. Ася устроилась на скамейке рядом с коллегами и наблюдала за детьми. Коллеги о чём-то говорили. Посреди разговора к Асе снова подкралось беспокойство, она стала озираться по сторонам, пытаясь взглядом найти Гурия и только спустя какое-то время осознала, что с ней происходит. Ей определённо казалось, что Гурий где-то здесь, за теми кустами в дальнем конце площадки. С чего это вдруг? Нет, она не может ни с того ни с сего взять и пойти туда. "Подойди, подойди сюда, " - просит она. Но не в слух же она это  сказала? Но она не помнит, может, и вслух. Ася теряет нить разговора. Она вдруг чувствует как ей становится холодно и её передёргивает от озноба. "Холодно, " - и это она уже точно говорит вслух. Она больше не может вытерпеть этого и встаёт со скамейки, направляется к кустам. Она проходит через кусты и видит Гурия. Ася чувствует страх и волнение. Она боится, что сейчас он убежит и она не найдёт способа его остановить и волнуется, потому что не знает, что ей делать, как себя вести, что ему сказать, так, чтобы он не испугался и заговорил с ней. А ещё от того, что ей надо скорее вернуться назад.

- Здравствуй, Гурий, - говорит она, делая шаг ему навстречу.
- Здравствуйте, Ася Алексеевна.
- Откуда ты здесь?
 
Все у неё внутри каменеет, она с трудом находит слова. Гурий беспокойно смотрит по сторонам, ей кажется он вот-вот убежит от неё. И она пытается придумать, что же ещё такое ему сказать.

- Я гуляю, - растерянно отвечает он.
Ей хочется как-то справиться с волнением. Двое маленьких детишек недалеко от них возятся в траве, отрывают её охапками и забрасывают друг друга. Один подбегает к Асе и запускает травой в неё. Ася играет с ними, потом они втроём забрасывают травой и Гурия. Начинается возня. Они бегают и смеются. Часть напряжения сбрасывается. Ася обнимает Гурия. Похоже, ей пора идти. Можно же остаться ещё? Или нельзя? Она на работе, её не должно быть здесь. Но она уже здесь. И все же надо идти.
- Пока, - говорит она, глядя на него.
Гурий кивает ей.

Ася возвращается на скамейку. Коллеги, похоже, недовольны ею или ей это только кажется? Она только что видела Гурия, говорила с ним? Это правда было? Было. Но этого не могло быть. Гурий - мальчик из её снов - не может быть здесь. Ася вспомнила своих любимых Стивена Кинга и Харуки Мураками и, конечно, Стругатских. Их книжки, где в реальность вплетается нечто этакое. Она любила про такое читать. Но, когда читаешь книжку, ты не думаешь, что нечто подобное может случиться в реальности, тем более, с тобой. Может, конечно, кто и думает, но не Ася. Ей на ум пришла фраза из "Алисы в стране чудес", точнее с детской пластинки про неё: " Когда читаешь книжку - это одно, а когда влезешь внутрь в самые чудеса... " Вот уж точно. Асе стало жутко. Толи она и вправду тронулась умом, толи с ней происходит нечто необъяснимое. И она не знала, какой из двух вариантов лучше.

***

На следующий день Ася пришла на работу и увидела рядом с воспитателем Гурия. Она сразу его узнала. Ася замерла ошеломленная и стояла, не веря в увиденное, пока воспитательница представила ей Гурия и рассказывала что-то про него. Гурий поздоровался с ней и быстро куда-то убежал. Она не могла понять, узнал ли он её? В курсе ли этот мальчик о том, что они виделись во сне? Происходило ли с ним что-то подобное или это касалось только Аси. Была ли их вчерашняя встреча на площадке настоящей или это тоже было что-то вроде сна? Как ей это выяснить? Не может же она вывалить на ребёнка вот это вот все, что, возможно, ей только пригрезилось.

Ася пыталась увязать происходящее в своём сознании? Это уже никак не объяснить с точки зрения здравого смысла. Даже если предположить, что она спроецировала на этого мальчика то, что видела во сне и ей только кажется, что он и внешне и по поведению похож на ребёнка из её снов... Хотя и такое допущение уже выглядело совершенно невероятным в Асиных глазах. Но допустим. А как же тогда объяснить, что она знает его имя? Откуда она могла его знать? Имя слишком редкое, чтобы можно было подумать, что это просто совпадение.

Она, наконец, немного пришла в себя, оглянулась, увидела Гурия среди других детей и позвала его по имени. Гурий точно её услышал, но не обернулся, он как-то замер и, похоже,  испугался. Ну вот... Ася и сама удивилась тому, как странно прозвучал её голос. Как же она будет с ним работать, если её так штормит?

Но она стала работать. К ней постепенно приходило осознание - Гурий настоящий ребёнок. У него есть мама. С этим, как раз, ей смириться было довольно легко. И в самом деле, какая же она ему мама? Какие бы сильные чувства Ася к нему не испытывала, она точно не прошла с ним весь тот путь, который проходит мама со своим ребёнком. Она пока ещё и представления не имеет, что значит быть мамой. К тому же, сейчас она носит под сердцем своего собственного ребёнка.

Но другие педагоги. Ася недавно работает здесь. Это она видит Гурия в первый раз, а они знают его давно и он знает их. Какие у Аси на него права? Никаких. Ей хочется быть рядом с ним, ей хочется заботиться о нём, но она на работе. Она должна выполнять свои функции. Она должна работать со всеми детьми. Асе кажется, Гурию, трудно видеть, как она общается  с другими детьми, ему тоже хочется быть с ней. Может быть, ей только кажется? Это просто непереносимо. Она часто уходит к себе в кабинет, только, чтобы не быть там, в общем помещении. Она находит себе работу, она берёт детей на занятия.

Ася приходила домой и плакала, закрывала глаза и представляла как крепко держит Гурия за руку, так, что никакая неведомая стихия не может их разъединить. Никому это будет не под силу, они прогонят всех.

Все это, определённо, не полезно для её ребёнка. Как бы она хотела нажать волшебную кнопочку и перестать все это чувствовать и обо всём этом думать. Но тогда она никогда уже не проживёт того важного, что, ей казалось, она должна прожить. Она чувствовала, будто должна сделать все возможное для Гурия, "починить" его и свою "поломанную" привязанность, тогда с её ребёнком все будет в порядке.(Под привязанностью здесь понимаются близкие отношения со значимыми людьми, изначально чувство привязанности формируется в детско-родительских отношениях и в отношениях с другими близкими членами семьи, у взрослых в круг привязанностей входят супруги, иногда близкие друзья.Людям с травмой привязанности сложно строить близкие отношения, в том числе и со своими детьми. - примечание автора).В этом не было какой-либо логики, но какая может быть логика у подсознания?

Асе казалось, что то, что сейчас с ней происходит, это едва ли не самое важное в её жизни. Что-то, после чего она сможет с уверенностью сказать, что прожила жизнь не зря.

Ей представлялось, в происходящем есть нечто судьбоносное. Сама жизнь направляет её.

Кем ты себя возомнила, девочка? Да у тебя мания величия! Нет же, чем дальше, тем больше она замечала, что события происходят не случайно, что-то странное есть во всей этой истории и другие люди влияют и на неё и на ситуацию. Как будто бы она участвует в грандиозном представлении, как будто бы судьбы их тесно переплетены и есть у всего этого дирижёр, который знает, что правильно, зачем все это и чем оно кончится. А она только проводник этих высших сил, она только чутко прислушивается к себе, к тому, что они ей велят. Она, как и все другие. Только больше замечает, больше осознаёт...

Ну да, мега-осознанная, почти что просветлённая, остальным-то, конечно, до тебя расти и расти. Ты это серьёзно что ли? Ты, действительно, в это веришь?

Или она уже находится во власти бредовой идеи и подтасовывает все факты реальности под неё? Идея разрастается и факты обрастают все большими подробностями, как это бывает при шизофрении?

Но разве здоровой психике не присуще то же свойство, желание понять, осмыслить и систематизировать действительность. Разве не смотрим мы все на реальность под определённым углом, не задаём ей свои фильтры? Разве то, что она может замечать и держать в голове мельчайшие детали и нюансы событий и связывать их в единую целостную картину говорит о её психической несостоятельности?

 Даже самые закоренелые реалисты и прагматики иной раз бывают бесконечно далеки от реальной сути вещей, замечая только малозначительные детали, то, что лежит на поверхности и пытаясь впихнуть реальность в свои далеко несовершенные шаблоны.

И неужели, если она и впрямь умеет что-то делать лучше других, если в чём-то она выделяется из толпы и имеет смелость заметить это и ценить, неужели это говорит о мании величия? Вот уж, нет. Живёт во многих из нас этот пережиток коммунизма - нельзя быть особенным. Но мы все в чём-то особенные, уникальные и неповторимые.

***
Шла десятая неделя беременности. У Аси не было и намёка на токсикоз. Она прекрасно себя чувствовала, только все время хотелось есть и спать. Ей нравилось быть беременной, нравилось представлять, что внутри у неё растёт маленькое существо, строго говоря, ещё не ребёнок, а только плод. Он есть и она теперь все время с ним. Она пока ещё не знала, мальчик там или девочка и, в общем, ей было все равно, кто. Единственное, что её беспокоило - это страх ребёнка не выносить. Ей одновременно хотелось и продлить это блаженное состояние безмятежного счастья и в тоже время хотелось, чтобы ребёнок быстрее рос и благополучно родился.

***
Кровотечение началось вечером. Ася увидела кровь и почувствовала на себе действие адреналина. Они вызвали скорую и поехали в больницу. Врач осмотрел её, сделал укол и Асю оставили на сохранение.

Кровотечение было небольшое и довольно быстро прекратилось, но никто с уверенностью не мог сказать Асе, что уже все в порядке. Она так и провела неделю в больнице, ожидая контрольного УЗИ. Нужно было лежать и раз в сутки делать укол.

В палате с ней на сохранении оказалось ещё три женщины. Одна жизнерадостно и бодро рассказала, что прыгала на батуте со своим старшим ребёнком и теперь у неё тонус матки. Вторая забеременела повторно после выкидыша, у неё, как  и у Аси был небольшой срок. А третья оказалась очень разговорчивой и эмоциональной. Она с боем пробилась в больницу, потому что срок её беременности был совсем мал и врачи усомнились вообще в её наличии. Она во всех красках и подробностях расписала свою историю. Беременеть каждый раз ей было трудно, но ещё сложнее было выносить ребёнка. Шейка матки раскрывалась и не могла удержать плод внутри. Чтобы плод мог расти, приходилось зашивать шейку матки и лежать, не вставая с кровати, несколько месяцев. И все равно три её беременности закончились выкидышами. Последний выкидыш случился уже на очень большим сроке, но ребёнок был ещё не жизнеспособен.

Впечатлительной Асе лучше было бы никогда не слышать таких историй. Все эти рассказы оживали перед её глазами. И теперь она боялась ещё больше.

В довершение ко всему через несколько дней к ним в палату положили совсем молоденькую женщину после чистки. У неё была замершая беременность. На очень маленьком сроке плод перестал развиваться. Женщина первое время плакала и стонала. Вероятно, она отходила от наркоза, возможно, ей было больно и, конечно, она переживала своё горе.

Через неделю Асе сделали контрольное УЗИ. Ребёнок был на месте, с ним все было хорошо. И она, наконец-то, уехала домой.

***
Пока Ася лежала в больнице, она вспоминала и о Гурии. Она мысленно обращалась к нему. Неделя - это же совсем немного, но Асе казалось, очень много.

Как бы ей хотелось быть ему кем-то. Нет, не просто педагогом или психологом, кем-то гораздо ближе. И не мамой, конечно. Может быть, другом? Кем же ещё она могла бы ему быть? Она бы хотела общаться с ним не на работе. Но он ещё маленький и чтобы быть ему другом, она должна быть другом его мамы или кого-то ещё близкого.

Но нужно ли это Гурию? А тем более, нужно ли это его маме?

Ася вовсе не хотела составлять конкуренцию его маме. Но Гурий сам несколько раз вскользь заговаривал с ней о маме и Ася поняла, что эта тема его тревожит. Ей хотелось прояснить, хотелось обозначить границы. Она замечала, что и педагогов тревожит то, насколько она сблизилась с ребенком. Они видят в этом что-то неправильное, а, может быть, что-то в этом задевает их? Ася не могла до конца понять. Она видела, как много эмоций оказывается поднято не только у неё или у Гурия, но и у всех остальных. Иной раз происходящее казалось ей каким-то нелепым фарсом.

Однажды она сказала:
- Гурий, кто-то, может быть, думает, что я хочу быть тебе мамой, но это не так.

И на несколько секунд она невольно представила, что он и вправду её ребёнок.

- Мне такого не говорили, - ответил Гурий своим голосом, в котором для Аси отразилась вся глубина мироздания.

Он, вероятно, имеет в виду педагогов? А что тогда, интересно, ему про неё говорили? Что она сумасшедшая тётка, от которой лучше держаться подальше? Или, что у неё какой-то нездоровый к нему интерес?

Да какое они имели право?! Дальше в Асином сознании всплывал лишь ряд нецензурных ругательств и бессильная ярость охватывала её. С чего они взяли, что у них есть власть вмешиваться  и рушить такие ценные для неё отношения? С чего они взяли что понимают, что лучше для Гурия, что они имеют право это решать и рушить доверие, которое она так долго и старательно выстраивала? Травмированной психике так легко внушить недоверие, нет ничего проще. Ломать - не строить.

С чего они взяли, что могут своими досужими домыслами компостировать ребёнку мозги? Он ещё маленький,  почему он должен быть втянут во все эти взрослые игры?

Была ли её злость оправдана? Действительно ли другие педагоги настраивали Гурия против неё или ей это только представилось?

Как-то раз Ася увидела Гурия рядом с его мамой и её поразило, как они похожи. И дело было даже не во внешнем сходстве, которое, конечно, тоже было, ей бросилось в глаза насколько одинаковы в этот момент были их позы и выражения лиц, как точно они внутренне подстроились друг под друга. Ей хватило беглого взгляда, чтобы понять, что они сейчас находятся в тесной эмоциональной связке друг с другом, в одном эмоциональном поле. И по тому, как её это внутренне поддело, Ася вдруг поняла, что здесь, на работе, она с Гурием находится в похожей эмоциональной связке. Она чувствует и ведёт себя так, словно Гурий её ребёнок. Ася не замечала этого до того момента, пока не увидела его рядом с мамой. Куда она влезла?

Ася попыталась отдалиться от него. Но, когда Гурий подошёл к ней и заговорил, она так сильно и так откровенно этому обрадовалась, что Гурий удивился и озадаченно посмотрел на неё. Он ничего не понял.

***

К Асе в сознание внезапно приходили смутные мысли и образы о событиях, связанных с Гурием, и она могла предугадать, что будет дальше. Её восприятие настолько обострилось, что она стала немного ясновидящей. Про какие-то события она так никогда и не узнаёт, были ли они на самом деле или её яркое воображение всего лишь сыграло с ней злую шутку.

Гурий стал старше, чем в её снах, ему было двенадцать. Он уже не маленький, он подросток. И все стало сложнее, гораздо сложнее. Ей до слез было жаль той простоты отношений и той близости, которую она потеряла. Было ли это связано с возрастом или просто их отношения изменились? Скорее всего, и то и другое.Но, может быть, та близость возможна была только в снах? Может, отчасти она лишь вообразила себе их отношения, а настоящий Гурий отличается от того образа, который она сама себе создала? Но к чему тогда все это? Почему все эти странные и необъяснимые события с ней происходят?

 Ей так хотелось продолжать заботиться о нём так, словно он маленький. Ася думала, Гурию этого не хватало. Но, как и каждый подросток, он уже хотел независимости.

Она должна отпустить Гурия, как бы тяжело ей это ни было. Этого хочет он сам. Но даже дело не в нём. Этого требует движение тех внутренних процессов, в которые она оказалась включена. Она сама толкает его на то, чтобы он ей противостоял, на то, чтобы он отсоединился от неё. Ужасно не хочет, но все же подталкивает. Она чувствует, что так правильно, что сейчас так лучше для него. И в то же время, она отстаивает, сохраняет и защищает себя. Она ужасно устала бороться, она вымотана до предела, она устала.

Срок пребывания Гурия на их отделении подходил к концу, а Ася скоро должна была уйти в декрет. Асе казалось, она сделала для Гурия все, что было в её силах, дальнейшее от неё уже больше не зависит. Самое время поставить точку.

***
Ася уже знала, что у неё будет мальчик. Они с мужем придумали имя. Ребёнок в её животе пинался, она чувствовала его и иногда говорила с ним.

Ася слышала, что беременные часто бывают не в меру чувствительны и плачут на пустом месте. Но у неё такого не было. Наоборот, ей часто становилось смешно практически без повода, она заливалась смехом и не могла остановиться.

Угроза выкидыша сохранялась всю Асину беременность и раз в неделю ей приходилось колоть гормоны. Ася переживала, как это скажется на ребёнке, но и не колоть гормоны она не могла.

Она наплевала на приметы и пошла по магазинам покупать малышу все необходимое. Ася хотела сделать это сама и, будь её воля, наверное, скупила бы пол магазина, но здравый смысл брал верх и она остановилась лишь на необходимом минимуме вещей. Остальное, в конце концов, можно было бы купить и позже.

Ася регулярно доставала мешок с детской одежкой, раскладывала все эти сокровища на диване, а потом радостная скакала по квартире.

На позднем сроке у Аси начались проблемы с давлением и отеками. Это называлось гестоз или поздний токсикоз. Её подташнивало и словно распирало изнутри. Приходилось ходить в поликлинику и ставить капельницы.

Часть вторая. Роды.

Шла 37 неделя беременности. Ася пришла к гинекологу на плановый осмотр. Давление скакало и чувствовала она себя, прямо скажем, не очень. Её тошнило, а живот распирало так, что Асе казалось, ещё чуть-чуть и он лопнет. С переменным успехом это продолжалось уже второй день и порядком её измотало.

Гинеколог решила, что нужно ложиться на сохранение в роддом. Асе вызвали скорую. Она ещё часа полтора ждала, пока скорая приедет и состояние её легче не становилось. Асе было дурно.

Её повезли в Снегирёвку, 6-й роддом в центре города. Многие Снегиревку ругали за антисанитарные условия, запущенные туалеты и обшарпанные стены, но меньше всего Асю волновали обшарпанные стены. Она знала, что Снегиревка - старый роддом и там работают хорошие специалисты, есть все необходимое оборудование. По крайней мере, в отзывах она такое читала.

Ася ещё какое-то время просидела в приёмном покое, а потом, наконец, её оформили и положили под капельницу. Под капельницей ей сразу полегчало.

Когда капельница кончилась и Асю отправили в палату, было уже около 12 часов ночи. Ася устроилась в палате и собралась спать. Про стены и туалеты отзывы, увы, не врали. Она полежала в кровати всего минут 10-15 и почувствовала, что лежит в луже. Ася сообразила, что отошли воды. Значит, сохранение отменяется и она будет рожать. Ася знала, что для ребёнка это не страшно, срок уже большой. Она сама не боялась рожать.

Ася встала с кровати и пошла искать дежурную медсестру, оставляя за собой на полу мокрую дорожку. Её перевели этажом выше, в родильный зал.

У неё не было сильных схваток. Она ходила по залу, позвонила маме и мужу. Родильное помещение делилось на саму родилку и зал, где женщины ждали родов. Вокруг была суета, роженицы появлялись и исчезали, из родилки слышались крики рожениц, докторов и плач новорождённых. Ася бродила по родильному залу, читала какие-то надписи на стенах. Временами ей становилось хуже, временами легчало, но она даже толком не могла отследить у себя схватки. Через несколько часов на смену заступили новые доктора. Ася не выдержала и пошла узнать, почему она не рожает. Врач сказала ей, что безводный период может длиться до 72 часов. И все же через какое-то время её положили под аппарат, который что-то там мерил. Родовая деятельность была очень слабой, раскрытие маленьким. Ей вкололи стимулирующие лекарства.

Пока Ася рожала сменилось четыре смены врачей. Она не спала уже более суток и около суток ничего не ела. Завтраком и обедом её не кормили, а ужин медсестра заставила её съесть. Зря. Позже Асю всем этим вытошнило.

Уже после ужина ее-таки перевели в родилку, проверили раскрытие и снова оставили. Когда акушерка подошла к ней в очередной раз, Ася попросила, чтобы они уже что-нибудь сделали. Акушерка ответила: " Ну вы же не хотите кесарево". Ася подумала про себя, что уже согласна на все, но вслух ничего не сказала. Подошла врач, ещё раз проверить раскрытие. Через некоторое время вокруг Аси в общей сложности собралось, наверное, человек шесть акушеров и докторов. Доктор подсказывала ей, когда тужиться, Ася не всегда понимала, когда у неё схватка, такими они были слабыми. Она тужилась несколько раз, а на последней схватке потеряла сознание, ей приснился короткий сон. А потом она родила.

Ася ждала, когда заплачет ребёнок, но он заплакал только после того, как что-то сделали доктора. Ей положили ребёнка на грудь и она увидела его тёмные, как у неё, волосы.

Ребёнка унесли. Её стали зашивать. Через какое-то время пришла медсестра и сказала, что ребёнка забрали в реанимацию, потому что роды были сложные и они хотят его понаблюдать и все проверить. Ася попросила телефон и медсестра пошутила, что, значит с ней все хорошо. На часах было уже полпервого ночи. Ася позвонила домой и её на каталке отвезли в палату. Ася заснула.

***
Первое о чем подумала Ася утром: "Где её ребёнок? Почему они его не несут? Вдруг с ним что-то не так? ". На обходе доктор сказала, что с ребёнком все в порядке, он дышит сам и к 12 часам дня она может сходить в реанимацию и посмотреть на него.

Мальчик лежал под куполом и спал. Такой маленький. У него уже было имя - Артём. Асе нравилось - Тема. Нужно было взять все анализы и сегодня он должен быть в реанимации, под наблюдением врачей. Ася постояла немного и посмотрела на него. Никто из реанимации её не гнал, но она понимала, что должна уже идти, что же ей тут ещё делать?

После родов она была очень ослаблена и почти весь день проспала.

На следующий день ребёнка перевели в отделение рядом с реанимацией. У него подозревали желтуху. Ася чувствовала себя уже значительно лучше. Она переживала, не находила себе места. Почему она здесь, а он там, один? Она его даже толком не разглядела. Часы тянулись бесконечно медленно, день казался нескончаемым.

Вечером Ася пришла ещё раз взглянуть на ребёнка и его приложили к груди. Крикливая медсестра сказала Асе встать у стенки и поднесла ребёнка к её груди. Малыш заливался плачем и Ася так и не поняла, удалось ли ему правильно ухватить грудь. Все это было так нелепо, что Асе стало смешно. Первое их очное знакомство состоялось.

А на третьи сутки Асю, наконец-то, перевели в палату, где мамы лежали с детьми и ей принесли её Тему.

Малыш долго спал. Продолжительные роды его тоже ослабили. Потом пришла очень пожилая сгорбленная педиатр и учила Асю правильно прикладывать ребёнка к груди. Получалось не сразу, но со второй или третьей попытки Тема захватывал грудь и начинал сосать. Он громко кричал, но каждый раз с жадностью пытался захватить грудь и Асе нравилась его отчаянная настойчивость.

На четвёртый день их выписали домой.

***
Все было совсем ни так, как ей хотелось. В её безмятежное счастье беспардонно вмешивались её близкие, создавая череду бесконечных конфликтов, как казалось Асе на пустом месте. Ей хотелось, чтобы о ней и о ребёнке заботились, чтобы им помогали, ну или по крайней мере не мешали. Но близкие привыкли, что она всегда заботиться о них, а сейчас единственное, что её волновало - это её ребёнок, ни сил, ни желания заботиться о других уже не хватало. Наоборот, ей хотелось, чтобы кто-то позаботился о ней, безвозмездно, не требуя ничего взамен,  не вступая с ней в споры, пререкания и выяснения отношений.

И в то же время Ася отстаивала своё право быть рядом со своим ребёнком, заботиться о нём так, как считает нужным. Она огрызалась и вела себя довольно резко. Близкие не привыкли к такому её поведению, и муж и мама обижались на неё и отдалялись.

Ася чувствовала себя ужасно одинокой, всеми заброшенной и никому не нужной. Она вспоминала фразу из любимого ей "Гарри Поттера" о дементрах, о том, что они словно высасывают из тебя всю радость. Именно так она сейчас себя и чувствовала.

Теперь она отвечала не только за себя, но и за своего ребёнка. Она должна прочно стоять на ногах. Она не может больше витать где-то в облаках и плыть по волнам бессознательного. Ей нужно вернуться обратно на бренную землю. И Ася заставила себя поверить, что все те странные события, которые происходили с ней ей просто почудились.

Она словно нашла оборотную сторону медали. Она никому больше не доверяла. Она все время требовала и добивалась чего-то от других людей.

Если она ошиблась в Гурии, если она была не права в тех своих ощущениях и убеждениях, на которые она все это время полагалась, значит она может ошибаться и в других своих отношениях. Ей хотелось подтверждения от своих близких, от подруг, что она им нужна, но никто не понимал, почему она так себя ведёт.

Ася пыталась объяснить то, что с ней происходит разными причинами: теми отношениями с близкими, в которые она сейчас была плотно включена, социальной изоляцией, гормональными изменениями, усталостью, недосыпом и истощением нервной системы,  всплывшими на поверхность детскими травмами... Все это была правда, все эти вещи, вне сомнения, влияли на неё, но она замалчивала главный источник своих переживаний и внутренних движений. Она упорно обманывала себя и других. Но правильный ответ всегда вставал перед её внутренним взором, он неизменно всегда был перед ней, хоть она и гнала его от себя. Она перестала доверять себе и своему чутью,  но она не лишилась способности быть в контакте с собой. Ася знала, что с ней происходит - она очень остро переживает утрату важных и ценных для нее отношений, она не может забыть Гурия. Он остался с ней помимо её на то воли, он стал частью её самой.

Потом, уже позже, Ася неоднократно задавала себе вопрос: С чего же она решила, что не нужна больше Гурию? Она пыталась вспомнить события того времени и судя по его поведению, Ася понимала - нет, он вовсе не хотел от неё избавиться, совсем наоборот... Но её так долго и старательно убеждали в том, что Гурию она не нужна, что в конце-концов, она сдалась и поверила. Что-то внутри у неё сломалось, от той боли, которую она чувствовала все это время. Она сопротивлялась и боролась, пока могла, а потом все-таки сломалась. Все те конфликты и эмоции, которыми фонтанировал их коллектив, догнали её и накрыли.

Ася чувствовала облегчение от того, что её больше не разрывает на куски от невозможности быть рядом с Гурием, от невозможности остановить этот неконтролируемый круговорот событий и контактов, замедлиться и не делить Гурия больше ни с кем.

А может, просто невидимый дирижёр решил вывести её из игры, чтобы и она и Гурий и другие, связанные с ними люди, могли прожить свой путь? Чтобы Ася могла встретиться со всей своей болью, чтобы эта боль обрушилась на неё, она её пережила и  стала сильнее? Чтобы она прошла своё испытание? Чтобы она на себе ощутила всю ценность и глубину любви и тех отношений, которые у неё были? Чтобы она, в конце-концов, смогла смириться с тем, что люди причиняют друг другу боль чаще всего не потому, что они плохи, а потому, что не могут иначе...

Если бы все было легко и просто, не было бы истории. Кто-то любит легко решать простенькие задачки и радоваться тому, какой он молодец, а кто-то берёт задачки со звёздочкой, рискуя и зная, что, может, и не справиться и напрягает все свои силы. Потому что решать простые задачки ему скучно. Потому что нет в этом ни драйва, ни преодоления, ни приключения, ни развития.

Но дело не только и не столько в сложности. Даже в абсолютно идентичных обстоятельствах внутренне мы переживаем разные истории. Каждый свою историю.
 
***
Тема был первым младенцем, с которым Ася,  да и её муж тоже, имели дело. Конечно, она читала статьи и смотрела видео о том, как надо обращаться с новорожденными. Но все равно первые их дни дома были, как полёт в космос.

Стояло лето. Ася много гуляла. Ребёнок спал в коляске. Она могла гулять с ним часа по три. Ей хотелось куда-нибудь идти, она уходила далеко от дома, прогулки были её отдушиной. Она не могла быть запертой в четырёх стенах.

Первые месяцы ребёнок плохо набирал вес. Ася всегда боялась, что он голодный. Они приходили с прогулки, укладывались в кровать и Ася его выкармливала по несколько часов к ряду. Она включала телевизор и смотрела какие-то глупые сериалы. Тема спал на груди, но Ася не спала. После вечерних процедур с массажем и купанием, она снова его кормила и Тема засыпал. Она засыпала тоже.

С таким графиком у неё катастрофически не хватало времени делать что-либо по дому. Готовить она ещё успевала, а вот уборка... Во внезапно освободившееся время, если вдруг ребёнок спал дома, она старалась сделать какие-то дела и у неё совсем не было времени на отдых.

В какой-то момент Ася попыталась выучить детскую потешку, чтобы рассказать её ребёнку, и обнаружила, что не может запомнить несколько простых строчек. У Аси всегда была хорошая память и она хорошо запоминала стихи. То, что с ней было называлось нервное истощение.

Осенью малыш стал старше и больше бодрствовал, но он много капризничал и все время требовал маминого внимания. Ася оставляла все дела на то время, пока он спал.

Всё происходило так быстро, малыш рос и развивался на глазах. И Ася с сожалением думала: "Неужели она сможет наблюдать все эти изменения только один раз?"

***
Асе катастрофически не хватало общения, она была замкнута в своём маленьком мирке и чувствовала, как пагубно на неё это действует. Но её состояние не позволяло ей заводить новые контакты, у неё не хватало на это ни физических, ни душевных сил, ни времени.

Ася думала о том, что коллеги только рады её отсутствию, они, вероятно, устали с ней конфликтовать, так же, как и она с ними. Она была решительно настроена на то, чтобы после декрета не возвращаться на старое место работы.

Несколько раз Асе нужно было приехать на работу, подписать какие-то бумажки. Она знала, что не увидит там Гурия, но, как только она садилась в автобус, её начинало трясти от волнения и внутреннего, неясно от чего возникавшего, возбуждения.

Ася думала, что, когда она покинет своё место работы, мысли о ней перестанут её тревожить. Этого не случилось. Временами непрошено и без всякого на то повода она вспоминала кого-нибудь из коллег и вновь испытывала приступы злости, ревности и бессилия. Ей снова казалось, что Гурия у неё отнимают, буквально вырывают силой из её рук, а она ничего не может с этим поделать. Она пытается, снова и снова пытается и снова и снова ранится об то, что у неё ничего не выходит.

В другие моменты вдруг она начинала тревожно думать о том, что, может, она была не права, может, она делала, что-то не так и сама заслужила всю ту агрессию, которая на неё вылилась. Эти вспышки внезапно приходящих в сознание мыслей захватывали её мучительным чувством вины и стыда.

Иногда беспричинно она сталкивалась со страхами за собственного ребёнка. В её мыслях рисовались картины, что социальные службы хотят забрать его у неё. Для подобных мыслей у Аси не было никаких поводов. Это был абсолютно нелогичный страх, как страх темноты или высоты. Тогда Ася представляла, как крепко она будет держать в руках своего малыша. Хватит ли у них совести забрать его у неё силой? А если хватит, она придёт и будет стоять под дверьми там, где он будет, пока они не вернут ей его обратно. Не упрячут же они её, в самом деле, за это в психушку?

Зачем и почему все это с ней происходит? Она Гурию не мама, но она не чувствовала себя в этом и кем-то из представителей социальной системы, хоть по факту им и являлась. Она была каким-то невидимым элементом, который существовал, вероятно, только за тем, чтобы все это чувствовать. Асе хотелось верить, что её страдания не напрасны, должен же быть в этом какой-то смысл. Она точно знала, что он есть для неё самой.

Она чувствовала себя так, словно у неё украли её жизнь, а взамен подсунули чужую. И ей она не нравилась, она была в ней бесконечно несчастна.

Часть третья. Бабушка.

В своих отношениях с Гурием Ася находила много сходства с теми отношениями, которые были у неё с бабушкой. Возможно, она бессознательно копирует эту модель привязанности? Но скорее, она копировала по чуть-чуть все модели привязанности, что у неё были.

Ася всегда была для бабушки любимой внучкой. Она придумала ей имя и ещё маленькой Ася легко успокаивалась у неё на руках.

Так случилось, что с полутора до трёх лет Ася большую часть времени проводила именно с ней, а потом родился младший брат и связь с родителями так до конца и не удалось восстановить. Ася росла замкнутым и молчаливым ребёнком.

Характер у бабушки был сложный. Ася стала девушкой, а бабушка постарела. И Ася все больше ее опекала. Бабушка никому не доверяла, но внучка была тем, человеком, которому она могла доверять больше, чем другим. Ася была её опорой и поддержкой, она её понимала.

Бабушка часто рассказывала историю о своём деде. В деревне его называли "ведьмак" и боялись. Ещё ребёнком, в семь лет, бабушка помогала ему укладывать снопы сена на телегу. Что-то она сделала не так, дед разозлился и наругал её. Вечером бабушка заболела, у неё был жар и ничем его было не снять. На утро отец пошёл за дедом. Сказал: "Что ты с ней сделал?Иди лечи". Тот пришёл, пошептал что-то и жар прошёл.

Ася знала, что бабушка рассказывала то, во что сама верила, придумывать такое и преукрашивать
было совсем не в её характере. И все же Ася частично списывала все на суеверия.

Однажды, чтобы бабушка не скучала, Асина мама дала ей почитать какие-то женские романы. Бабушка немного почитала, а потом отказалась. Сказала, что мысли об этих героях крутятся и крутятся у неё в голове, а она не хочет думать про них, лучше она будет думать про Асю.

Ася не могла бы сказать, откуда она это взяла, все это было как-то между строк, но так уж повелось у них в семье, словно думая и переживая за человека можно было как-то его уберечь.

Асе было приятно знать, что бабушка так заботится о ней. Но все это ей казалось не более, чем безобидными старческими причудами. Но теперь, после всего, что с ней было, она уже не была так уверенна в этом.

К концу жизни бабушка совсем плохо видела и слышала, но она откуда-то знала о событиях, при которых она не присутствовала и не могла знать подробности. Никто в их семье не придавал этому особого значения, все только удивлялись, откуда же она может это знать. Ася вспоминала и все чаще задавала себе вопрос: "Действительно, откуда? "

Бабушка очень ждала, чтобы Ася родила ей правнучку. У Аси родился мальчик. Бабушка, кажется, не расстроилась. Она видела её беременную и маленького Тему. И Ася была очень рада этому.

Бабушка часто заговаривала о смерти. У неё была астма и лет с шестидесяти ей периодически вызывали скорую, чтобы снять приступ или ложили в больницу. Но, когда бабушка вышла на пенсию, приступы прекратились. Теперь её мучило высокое давление.

Бабушка вспоминала во сколько лет умерли её отец и мать, старшая сестра, а потом говорила: " А я все зачем-то живу и живу". Ася отвечала ей, что не зачем-то, что так надо, что она им всем нужна и пусть ещё поживёт. А бабушка говорила, что разве ж это жизнь, что и пожила она уже, и старая она, и больная... Она совсем не боялась смерти. Кажется, только и ждала, чтоб её отпустили. Такие разговоры они вели часто, повторяя одно и то же из раза в раз.

Последний год своей жизни бабушка сильно сдала. Временами она лежала с открытыми глазами и пребывала в какой-то прострации, потом ей казалось, что она спала. Асе снились сны в которых бабушка погружалась под воду и она связала сны с тем, что бабушка все больше уходит куда-то в другой мир и все реже присутствует здесь, с ними.

Ася всегда боялась смерти кого-то из  близких. У неё ещё никто не умирал и она не могла себе представить, как это. Но теперь по-тихоньку она стала бабушку отпускать. Она была внутренне готова, что скоро её не станет.

Летом, когда Теме исполнился уже годик, бабушка поранила палец и рана никак не заживала, развилась гангрена. Бабушку отвезли в больницу и это на неё плохо повлияло. Сознание совсем спуталось и после больницы бабушка все реже приходила в себя, почти все время лежала в кровати и с отсутствующим взглядом смотрела в стену. Асе ещё удалось несколько раз с ней поговорить, она приходила в сознание. А однажды утром мама позвонила ей и сказала что бабушки больше нет. Она умерла ночью, наверно, во сне.

Ася плакала. Ей надо было кормить ребёнка, играть с ним, гулять. Это было и тяжело и в тоже время отвлекало её. Она плакала и ей казалось, что бабушка сейчас с ней рядом и она говорит ей все то, что всегда говорила о своей смерти, что она её успокаивает. Ася думала о том, что бабушка не хотела такой жизни, не хотела мучиться, не хотела, чтоб за ней все время приходилось кому-то ухаживать, не хотела быть обузой. И она не жалела, что бабушка ушла сейчас. Ей только трудно было смириться с потерей.

Первую ночь спать было страшно. Она не представляла, как бы она могла спать одна или даже вдвоём с ребёнком. Но рядом с ней был муж и это её спасало.

Самыми сложными были первые три дня, перед ней будто открылась бездна. Горе накатывало периодами, но полностью не отпускало ни на минуту.

В день похорон у неё было чувство, словно она собирается на праздник. Она оставляла ребёнка с мужем и ей предстояло как-то по-особому одеться, что в декрете бывало не часто. Но дело было не столько в этом. Ей казалось, будто она идёт на встречу с бабушкой, словно она там её ждёт. И слезы накатывались на глаза и в то же время присутствовало это внутреннее оживление и улыбка.

А когда тело отпевали, ей казалось так явственно, что бабушка здесь, рядом с ней, в этом зале.

Ещё несколько месяцев после смерти Ася по-немногу приходила в себя.

***

Она не говорила больше с Гурием, не видела его во сне. Но все равно думала о нём. Ей хотелось бы знать, помнит ли он о ней и что он о ней теперь думает. Она гадала по книжке, открывала страницу наугад и читала ответ на свой вопрос. Это была полная ерунда, конечно, но подбрасывало ей пищу для размышлений.

Иногда она погружалась в состояние покоя и счастья, как тогда, когда солнце было у неё внутри. Она не знала, связано ли это с Гурием или нет. Но смутно думала, что связано.

В очередной раз ей нужно было придти на работу. Ася знала, что Гурий там есть и не хотела его встретить. У каждого из них теперь своя жизнь и нигде они не пересекаются. Ей не хотелось снова сталкиваться с чувством утраты.

И все же она его там увидела.Он поздоровался с ней, она ответила. Ася повернулась в свою сторону, Гурий - в другую. Он не останется, а она не станет его удерживать. И все же этого короткого приветствия было очень мало. Они синхронно обернулись и посмотрела друг на друга, а потом Гурий ушёл.

Часть четвёртая. Выход на работу и проблемы в развитии.

Тема все никак не начинал говорить. До двух лет Ася ждала. Она знала и позже ей ни раз приходилось это слышать от разных специалистов, что многие дети сейчас не вписываются в нормы речевого развития, установленные в советский период, да и в принципе все больше детей рождается с различными патологиями.

В два с половиной Ася стала планомерно с ним заниматься и за два месяца они усвоили звукоподражания, но дальше этого никуда не сдвинулись, как Ася ни старалась. Теме очень сложно было говорить и Асе казалось, словно она пробирается к нему сквозь невидимую стену.

Они только успели сходить к неврологу и тут объявили карантин по ковиду. Мир вокруг сходил с ума, все средства массовой информации были до краёв напичканы эмоциями, люди нервничали. А для Аси мир всего лишь пришёл в равновесие с её внутренним сюрреализмом, в котором она прибывала вот уже последние несколько лет.


А осенью Теме уже было три и он должен был пойти в сад. И тут Ася со всей очевидностью столкнулась с трудностями своего ребёнка.

Специалисты говорили очень разное. Многие из них откровенно хамили и Ася слышала и от других родителей, что с этим часто приходится сталкиваться. Некоторые просто не особо церемонясь выдавали то, что считали нужным. Но были и такие, кто обладал  чувством такта и разговаривал с ней по-человечески, за что Ася была им благодарна. Потому как каждый такой поход и разговоры о диагнозах  выбивали её из колеи надолго.

Ася не могла смотреть фотографии, где Тема был маленьким, потому что тогда она ещё пребывала в счастливом неведении о том, что с её ребёнком что-то не так. Тогда она просто радовалась ему и думала, что у них все будет, как у всех. Но, как у всех уже не было. Она ещё ждала и надеялась, что им помогут таблетки, физиотерапия и занятия, что Тема подрастёт ещё немного и заговорит. Примеров вокруг было предостаточно, да и прогнозы специалистов были весьма оптимистичны. Но время шло, а ни лечение, ни занятия не давали ровно никакого эффекта. Ни логопеду, ни дефектологу так и не удалось Тему разговорить. И за год его отставание в развитии стало гораздо более очевидным. Если в начале учебного года, когда они проходили комиссию и выбирали детский сад, Ася надеялась, что они пойдут в логопедический, весной, когда им пришло направление в группу для детей с ЗПР, она уже склонялась к тому, что им туда и надо.

Ее опыт общения с младенцами был очень скудным, но с трёх-четырёхлетними детьми она занималась достаточно, чтобы понимать, что Тема не может делать того, что легко делают его сверстники. Каждый раз занимаясь с ним и сталкиваясь с этими его ограничениями, она злилась. Злилась, потому что начинала видеть в нём не своего ребенка, а его неврологические особенности. Ей так хотелось не замечать этого, так хотелось заставить его вести себя по-другому. Но что она могла сделать? Ася понимала, что за её злостью стоит боль. Но она все больше отчаивалась, путалась, терялась и не понимала, что им теперь делать и что их ждёт дальше.

***

Где-то за полгода до выхода из декретного отпуска, Ася решила не менять все же место работы, а начавшаяся пандемия только укрепила её решение.

Кроме практических соображений, таких как близкое расположение к дому, у неё были и другие. Её внутреннее сопротивление неожиданно для неё самой как-то улеглось. К тому же Ася поняла ещё одну вещь. Все события додекретного времени остались живы в её сознании, они не давали ей покоя и она хотела найти ответы на свои вопросы. Она думала, что вся эта история не оставит её так просто, едва она сменит место работы. Найти ответы можно было только там, с теми людьми, с которыми она была в отношениях. А чуть позже, уже выйдя на работу она все больше осознавала, что во всех тех конфликтах и отношениях было ведь не только то, что причиняло ей боль, было много энергии. С ней тогда происходило что-то важное и она хотела с этим соприкоснуться снова.

Гурия она уже там не увидит, но это скорее хорошо, чем плохо. У неё больше не будет причин для конфликтов.

***

Ася вышла на работу и поняла, что её отношение и к работе и к детям резко изменилось. Она прекрасно помнила, как легко дети могут отвергать, играть на её к ним расположении. И она предпочитала не относиться к ним больше никак, просто выполнять свои функции и соблюдать дистанцию, не включаясь эмоционально.

Раньше детям она доверяла куда больше, чем взрослым. Теперь же все было наоборот. Ей стало не интересно с детьми.

Но и в отношениях с коллегами у Аси присутствовало много недоверия и агрессии. Она застряла в чувстве разочарования и ожидания подвоха и удара от окружающих. Она больше не боялась встретиться с агрессией. Она научилась больше не раниться об неё, а наоборот, заряжаться энергией. И ей становилось тревожно, когда кто-то проявлял к ней участие и добрые чувства.

Как-то одна из коллег вскользь упомянула что-то про Гурия и Ася сделала от неё шаг назад, опуская руки и отводя взгляд. Все, что связано с Гурием, её больше не касается.

Но Ася снова переживала своё чувство утраты и словно продолжала со всеми детьми проживать отношения с Гурием.

Время шло и образ Гурия так живо вставал перед её глазами, что ей казалось, он находится здесь, в этом помещении. Что стоит ей открыть дверь и она его увидит. Она проваливалась  куда-то в свои переживания и ей одновременно становилось и хорошо, и мучительно. Временами чувства настолько переполняли её, что ей казалось, еще немного и они просто разорвут её изнутри. Она должна была хоть что-нибудь с этим сделать.


Ася понимала, что никто из детей не сможет ей даже частично и отдалённо заменить Гурия. Все это было нечто совсем другое.

Но Гурий теперь вырос и никто уже не вернёт ей того маленького мальчика, которого она знала. Его больше нет. Он навсегда остался в прошлом. И все, что с ними было, тоже осталось в прошлом. Занавес закрыт. Концерт окончен. Что ей осталось? И почему дети так быстро растут?

***

Однажды Ася отвела ребёнка в сад, а вернувшись домой, почувствовала, что хочет спать. Она прилегла на несколько минут и провалилась в сон.

Сон четвёртый.

Ася оказалась где-то в метрополитене. Поезда по обе стороны от неё приходили и уходили, люди спешили по своим делам. Все было привычно. Ася вошла в поезд. Двери за ней закрылись и поезд поехал. Она сообразила, что спит, а во сне ведь может быть что угодно. И Ася вспомнила, что ей нужно. Нужно найти Гурия.

Она огляделась по сторонам - вагон был полупустой - прошла вперёд, вышла на следующей остановке и перешла в другой вагон. Но и там Гурия не было. А в третьем вагоне Ася увидела его. Он сидел и смотрел куда-то в пространство. Ася тоже села и стала за ним наблюдать. Она думала и не решалась подойти к нему. Захочет ли он с ней говорить? Она подозревала, что нет.

И всё же она должна попробовать. В конце концов, что она теряет? Попытка - не пытка, как говорится, а за спрос денег не берут. Она подошла к нему и села рядом. Гурий заговорил с ней, он обрадовался встрече.

Когда Ася проснулась, она уже не помнила, о чем они говорили. Помнила, что шум поездов мешал им, что они зачем-то все время переходили из вагона в вагон и из одного поезда в другой. И каждый раз, Ася думала, что должна уже уйти и в то же время, что должна остаться с Гурием.

Этот сон, как и те, что снились ей раньше, давно, не казался Асе обычным сном. Он был чем-то между сном и явью. Какой-то потусторонней реальностью и оставил ощущение наполненности и ясности.

Ася прикинула, сколько лет сейчас Гурию. Шестнадцать? Семнадцать? Во сне его образ был таким неопределённым и спутанным, что она не могла его чётко определить.

Этот сон был для неё, как глоток свежего воздуха и заставил снова поверить себе.

Она снова стала, как и когда-то, обращаться к Гурию. Она говорила и говорила. И пыталась прислушаться к себе, к той части себя, которая была связана с Гурием.

Ей хотелось верить, что она говорит не в пустоту. Она подпитывала своё доверие и каждый раз, сталкиваясь со страхом и недоверием, она вновь и вновь обходила их. Она преодолевала себя, рискуя быть откровенной, и это делало её сильнее, возвращало чувство контроля.

Иногда её охватывала паника и ощущение того, что ничего из этого Гурию совсем не нужно. Но она спасала себя тем, что это очень нужно ей самой. От этих разговоров ей становилось легче. Теперь внутренние процессы, которые застопорились и будто заморозились со времени исчезновения из её жизни Гурия, вдруг оттаяли и пришли в движение. Она получила то, в чем так отчаянно нуждалась  - продолжение и надежду и возможность что-то понять и исправить.

Ей хотелось объяснить ему и поделиться с ним тем, что когда-то она не смогла ему сказать и в то же время, разобраться во всём этом самой.

Она вновь поверила себе, она снова прислушивалась к своей интуиции и погружалась в бессознательное, временами исчезая там. Она переживала много разных эмоций, но теперь уже чувствовала себя более безопасно, чем раньше. Потому что отчасти её эмоции улеглись, она больше понимала, что происходит. У неё теперь был ребёнок и это придавало ей устойчивости. В их взаимодействии с Гурием больше не было ни других детей, ни педагогов. То есть они все же были, но все больше отходили на задний план.

Несколько месяцев таких разговоров позволили ей немного залатать свои раны. Она стала мягче, сгладились и её отношения с родными и коллегами. А главное, она больше не чувствовала себя такой несчастной. Она снова получала удовольствие от жизни.

Часть пятая. Реанимация.

Летом в конце Асиного отпуска у Темы начался понос, вроде и не сильный. На третьи сутки они уехали с дачи в город и пошли к педиатру. Врач назначил консервативное лечение. Ася дала Теме какие-то лекарства, а на следующий день начались странности. Ещё с вечера Асе не понравилось, как Тема смотрел. Она никогда не видела у него такого взгляда. А утром только проснувшись он снова заснул и проспал несколько часов. После пробуждения его вытошнило и он пребывал в какой-то апатии. Асе это не понравилось. Она вызвала дежурного врача. Врач долго не могла взять в толк, почему Ася волнуется. У ребёнка нет температуры, понос небольшой, однократная рвота, он пьёт воду и писает. Значит обезвоживания нет. Она отреагировала только, когда Ася сказала, что вот сейчас он немного ожил. А Тема просто лежал на кровати и немного ворочился. "Это он ожил? " - переспросила врач и решила-таки вызвать скорую.

В приёмном покое больницы врач, задав несколько уточняющих вопросов и осмотрев Тему, пришла к выводу, что он находится в состоянии сумеречного сознания и его надо класть в реанимацию под круглосуточную капельницу. В реанимации инфекционной больницы кладут детей без родителей. Она уточнила у Аси, согласна ли она. Ася спросила,  разве у неё есть выбор? Врач, видимо , не ожидавшая такого быстрого согласия, не сразу поняла её ответ. Вообще никто никуда не торопился. И до Аси никак не доходила вся серьёзность ситуации. Она находилась в эмоциональном ступоре. Сумеречное сознание, реанимация. А она была предельно спокойна.

Через какое-то время врач вернулась и сказала, что в реанимации пока мест нет и их положат в палату. В палату, так в палату. Они поднялись наверх и Теме поставили капельницу. Он лежал с открытыми глазами, но с совершенно отсутствующим взглядом. Через какое-то время он начал постанывать. Ася сначала не придала этому значения, а потом у него дёрнулась рука и он застонал сильнее. Ася пошла к медсестре, та позвонила врачу. Врач сказала, что срочно надо в реанимацию, взяла Тему на руки, а Ася несла капельницу. Они побежали по коридору и врач засуетилась и тут только Ася поняла, что все совсем не хорошо. Они спустились в реанимацию на лифте, Тему унесли, а перед ней закрыли дверь. Врач сказала ей подниматься в палату и подойти к реанимации через час.

Уже была ночь, около двенадцати часов. В палате с ней лежала ещё какая-то женщина и она уже собиралась спать. Ася вышла в коридор, позвонила мужу и маме. Они тоже не сразу поняли серьезность Теминого состояния. Тогда она добавила более эмоционально, что он в реанимации, что у него были судороги, что неизвестно, что будет дальше и что просто так в реанимацию не кладут.

Она вернулась в палату, села на кровати и стала смотреть в окно. До её сознания медленно доходило произошедшее. Она пребывала в смутном беспокойстве. Ей предстояло выждать час и она полезла в телефон. Там она открыла Темины фотографии и только тогда слезы навернулись ей на глаза и стало немного легче.

Через час к ней вышел реаниматолог, молодой и худощавый. Он рассказал все подробно, с изобилием научных терминов. Ася не все поняла, но то что он отнёсся к ней с вниманием, говорил много и подробно, её успокаивало. Он рассказал, что Тему успешно реанимировали, что состояние сейчас тяжелое, но достаточно стабильное, что пока не ясно до конца, чем были вызваны судороги и как они могут сказаться в будущем на его состоянии, что это может усугубить его неврологический статус.

Это Ася поняла, она ни раз слышала истории про деток с особенностями развития, которые, попадая в больницу, выходят из неё в гораздо более худшем состоянии. И ей стало по-настоящему страшно. Ей достаточно удалось повидать детей с такими сложностями, что  говорить о присутствии личности у ребёнка можно было с натяжкой.

Ей разрешили на ночь остаться в больнице, а с утра она должна была освободить койку.

В реанимацию можно было звонить два раза в день, утром и вечером, в строго отведённые часы, чтобы узнать состояние ребёнка. Днём можно было приехать в больницу и поговорить с реаниматологами или с заведующей  и довести необходимые вещи.

Утром состояние Темы не изменилось. Тот же врач сообщил ей, что судороги случились, скорее всего, от резкого падения уровня сахара в крови и что Тема чудом не впал в диабетическую кому, такой низкие у него были показатели глюкозы. Судороги, вероятнее всего, были метаболические, то есть связанные с нарушением обменных процессов, а не с неврологией. Что было явно лучше, во всяком случае, Ася так поняла.

Она поехала домой, чтобы перевести дух, поесть, принять душ и переодеться. Потом нужно было взять из дома и докупить все необходимые вещи - воду, средства гигиены и прочее и отвезти их в реанимацию. Ей необходимо как-то скоротать это время, что-то делать. Она должна высыпаться, пить валерьянку и беречь себя. Когда Тема очнётся, ей нужны будут силы, чтобы быть рядом с ним.

Сколько раз она видела в фильмах и слышала от других людей подобные истории, когда жизнь рушится в одночасье. Но ты никогда не думаешь, что что-то подобное произойдёт с тобой. И правильно, что не думаешь, иначе можно просто сойти с ума, если представлять все те несчастья, которые происходят в мире и вокруг нас. Ты слушаешь чьи-то рассказы, кто-то стоит перед тобой и говорит все эти вещи спокойно и сдержано. И ты думаешь, ну да, такое бывает, но вот же живой человек и он все это пережил  и живёт дальше и даже не теряет самообладания. Но мы никогда не знаем, что стоит за этими простыми и сдержанными словами, все переживания остаются за кадром.

Она так размышляла зачем-то решив идти пешком до метро с достаточно тяжёлой сумкой, которую они собрали в больницу, вместо того, чтобы проехать на автобусе пару остановок.

Она все время подспудно чувствовала эту угрозу, внезапно нависшую над ними. Мир развергся и перед ней открылась бездна. Она снова находилась на тонкой грани между жизнью и смертью, там, где реальность искажается и преломляется, там, где мир перестаёт быть предсказуемым и безопасным. Она снова оказалась с изнанки бытия, где время течёт по-другому и жизнь вокруг приобретает иное значение и вкус.

Она вернулась в больницу с вещами, а на обратном пути зашла в детский магазин у метро. Просто так.

Ещё задолго до своей беременности она любила заходить в детские отделы в магазинах и подолгу бродила среди стеллажей, изучая ассортимент детских книг и развивающих игрушек. Когда Тема родился, она почти все свои свободные деньги тратила на его книги и игрушки. В декрете поход в детский магазин был основным ее развлечением и видом отдыха, кроме, пожалуй, ещё прослушивания аудиокниг и просмотра фильмов и сериалов.

А что теперь? Она бродила по магазину, смотрела на товары и не пыталась остановить свои слезы.

Ася вернулась домой, поспала. Вечером, волнуясь, набрала номер реанимации. Ответил какой-то равнодушный доктор. Он сообщил, что состояние Темы стабильно тяжёлое. Ася попыталась уточнить, что это значит. Он ответил, что если бы Тема очнулся сразу, то можно было бы говорить о минимальном ущербе, а так не ясно, в каком состоянии он очнётся и очнётся ли вообще. Какой добрый, однако!

Ася понимала, что врач всего лишь сказал ей, что думает и подготовил её к худшему варианту развития событий. Но эти мысли что-то совсем её не успокаивали...

Ася снова приняла валерьянку. Она пила её по две таблетки три раза в день. Ей нужно было куда-то двигаться, движение помогало ей справиться с тревогой. Было уже поздно и сейчас ей почему-то было страшно гулять одной. Она уговорила мужа пройтись с ней.

Был август. Тёплый летний вечер. Она сто лет не гуляла вот так по вечерам, чтоб без коляски. Она не расставалась с Темой больше, чем на несколько  часов с самого времени его рождения. И ей было непривычно, что так долго его нет рядом.

Потом наступил понедельник и они смогли поговорить с заведующей. Она сказала совсем не то, что вчера говорил ей тот врач. Сказала, что, то что Тема пока не пришёл в себя - это обычное дело, что он просто ещё не отошёл от лекарств и нужно подождать.

Они вернулись домой и Ася принялась за уборку. Она решила разобрать и помыть Темины игрушки, навести порядок на полках. На это часто не хватало времени.

Она думала, что вдруг Тема больше сюда не вернётся. Как они будут дальше? Думала, что, если он вернётся в таком состоянии, что не сможет уже играть в свои игрушки, как раньше? Она пыталась гнать от себя эти мысли и надеяться на лучшее.

Первый раз в жизни она молилась. Она нашла в интернете какую-то молитву и время от времени её читала. Что ещё она могла сделать? Верить, надеяться и молиться. И ждать. Больше ничего.

***

Ночью Тема пришёл в сознание и днём, когда они приехали в больницу, Асе с мужем разрешили на него посмотреть. Тема был в сознание и Ася пыталась поговорить с ним, звала его. Она видела, что он отворачивается от них, словно не хочет видеть и в глазах его стоят слезы. Но, если так, значит он их узнал и, наверное, ему больно поверить, что мама и папа к нему наконец- то пришли после того, как он очнулся ни пойми где и ни пойми что происходило вокруг него.

Только на следующий день Тему перевели в палату и Ася смогла уже быть рядом с ним. Первое время он продолжал от неё отворачиваться, Ася была достаточно настойчива и через некоторое время он все же стал смотреть на неё и реагировать на её слова.

Она принесла ему игрушки и книжки. Ася хотела понять, случился ли откат в его развитии. Тема был очень слаб физически, но он живо отреагировал на книжки и на игрушки, пытался, как мог, поиграть и даже усиленно старался что-то сказать.

На другой день состояние его как-то ухудшилось. Тема все меньше контактировал с ней, довольно вяло проявлял интерес к игрушкам и книжкам, его настроение было мрачным и он пребывал в апатии. Это совсем не нравилось Асе, она боялась, что это связано с ухудшением его неврологического состояния. К тому же он был очень слаб, он не мог даже сидеть и все время сваливался на подушку, а стоять он мог только, если Ася придерживала его. Педиатр удивилась, что он не стоит на ногах и Ася забеспокоилась, нормально ли это, должно ли так быть?

Но, может быть, это синдром госпитализма, который может развиваться у детей в больничных условиях? Может быть, просто Тема не понимает, что происходит? Вокруг него много врачей, они делают ему болезненные процедуры, он все время лежит, и давно уже не был дома. Мамы долго не было рядом с ним, он слабый и с трудом может шевелиться. И непонятно, что будет в следующую минуту, когда все это кончится и кончится ли.

Ася стала с ним говорить. Она сказала ему, что он заболел, поэтому они в больнице, что доктора его лечат, что ей нельзя было быть с ним, а теперь можно и она пришла, что скоро он поправится и они уедут домой, что она теперь будет все время рядом с ним и никуда не уйдёт. Она повторяла ему все это несколько раз, каждый раз немного переиначивая. Она стала вспоминать, что было до больницы, показала ему домашние видео и фото с телефона, включила его любимую книжку в её собственной озвучке, сказала ему, что дома его ждёт папа, и бабушка, и кошка, вспомнила всех остальных родственников. Она легла с ним рядом на кровать и долго лежала так в обнимку.

К вечеру Тема окончательно оттаял и перестал впадать в апатию. А на следующий день он уже стал улыбаться и смеяться.

Тема быстро восстанавливался. В течение одного дня он сначала стал самостоятельно сидеть, потом стоять, а к вечеру пробовал самостоятельно ходить по палате. Через сутки, в день выписки, он уже стал по-немногу бегать и прыгать.

Их возвращение домой было радостным. Дома Ася наконец-то могла немного расслабиться, отдохнуть физически и хоть чуть-чуть сбросить эмоциональное напряжение.

Весь август им предстояло принимать кучу лекарств и сидеть на карантине. Гулять можно, но подальше от людных мест, пока у Темы не окрепнет иммунитет. А в сентябре - сдать кучу анализов, пройти все обследования, в том числе сделать ЭЭГ, чтоб исключить эпилепсию, посетить нескольких врачей и только к началу октября Тема сможет пойти в новый сад.

Но все это было абсолютной ерундой по сравнению с главным - Тема снова рядом с ней и на его развитие заболевание никак не повлияло. Ася решила, что они отделались малой кровью.

Ощущение экзистенциального страха, которое Ася пережила, быстро забылось. Мир снова вошёл в привычное русло.

***

Ася думала о том, что разговоры с Гурием удерживают её на плаву. Когда-то давно их отношения подарили ей столько сил и энергии, что она смогла пережить трудное для себя время. Вот и сейчас они помогают ей принять особенности своего ребёнка, пережить собственное бессилие и неопределённость её жизни и встретиться с тем одиночеством внутри себя, которое она в силу ряда субъективных и объективных причин все чаще и отчётливее чувствовала. Её одиночество не было полным, потому что у неё был Тема и это было весьма существенно. Но он был маленьким и не мог с ней говорить.

После реанимации Ася была совершенно выбита из сил и ей хотелось хоть капли радости, покоя и безмятежности.

Она продолжала говорить с Гурием. А однажды ночью ей приснился сон.

Сон пятый.

Ася была одна  в своей квартире. Она потом никак не могла вспомнить, что такого она сказала Гурию. Может, этого и не было во сне. Но он был возмущён и пришёл ей об этом сообщить.

Она открыла входную дверь и увидела Гурия. Что-то из её слов он понял по-своему и набросился на неё с порога. Ася обиделась. Потом она думала, почему? Ну, ошибся он, придумал что-то. А, может, и не придумал, может, просто вспомнил, что было когда-то давно и выдал ей все это автоматом. Откуда ей знать? Но она-то почему обиделась на него, как девочка? Да, потому что нашла коса на камень. Они дошли до того момента, который их когда-то и разбросал по разные стороны баррикад, до того, на чем они когда-то споткнулись.

Ася обиделась, сказала, раз так, то она не будет больше ему надоедать и попробовала закрыть дверь. Но Гурий ей не дал. Такой поворот событий его не устроил. Он открыл дверь и вошёл в квартиру и в комнату. Он хотел прояснить ситуацию до конца.

Он наговорил ей кучу дерзостей, в том числе  и то, что не нужны ему все эти её разговоры и что не надо было ей вмешиваться в его жизнь. Хотя последнее скорее Ася сказала сама, а он только с ней согласился. Высказав все, он хлопнул дверью, а потом Ася услышала, как захлопнулась и входная дверь.

"Мальчишка", - подумала она с долей иронии, и нежности, и любования. Она совсем не злилась на него сейчас, она все ещё находилась с ним во внутреннем слиянии и перехватила его уверенность и прилив сил от того, что ему сейчас удалось высказаться и отстоять свои границы. Злиться она стала позже.

Казалось бы, во сне Гурий сказал ей все то, что она смутно предполагала и то, чего она боялась, но это каким-то волшебным и абсолютно не логичным образом вернуло ей себя, уверило в собственной правоте и дало возможность восстановить прежние отношения с близкими и с миром.

Она нашла недостающую часть пазла и жизнь её крошечными шажочками стала приходить в равновесие. Ася чувствовала, как оживала.

Это с одной стороны. А с другой - ей сложно было смириться с тем, что Гурий решил закрыть дверь. Она продолжала вести с ним внутренний диалог, но все время помнила тот свой сон, в котором он ясно обозначил границы и не собиралась больше их нарушать.

Она давно хотела пойти на психотерапию. Сейчас, кажется, самое время. Темина реанимация, Гурий, хлопнувший дверью, и она абсолютно вымотанная и потерянная в своей жизни.

Часть шестая. Осень и новая жизнь.

Наступившая осень прошла для Аси под знаком психотерапии и музыки. Её психологическое состояние тогда оставляло желать лучшего, но Ася осознала это гораздо позже, спустя несколько месяцев, а, может, даже полгода. Её жизненная перспектива сократилась до одного дня, она полностью пребывала в настоящем моменте. Она погрузилась куда-то глубоко в свои внутренние процессы, включала музыку и все время ходила не вынимая наушники из ушей, занималась простыми домашними делами.

Она думала, почему ей так нужен Гурий. Кроме всего прочего, пришедшего ей на ум, она решила, что общение с Гурием позволяет ей соединиться с какой-то частью себя, которую она не вполне осознаёт и запускает важные для неё внутренние процессы. И тогда она неожиданно вспомнила своё юношеское увлечение группой "Агата Кристи". Её она теперь и слушала постоянно. Вместе с музыкой она проживала глубокие и сильные эмоции и это составляло сейчас основную часть её жизни.

Ася понимала, что в её отношениях с Гурием все совсем не так просто. Она знала, что их так обостряет. Часть чувств, которые она к нему испытывала, были слишком похожи на влюбленность. Ася довольно быстро обнаружила этот феномен. Она прекрасно знала, как она влюбляется.

Ася была удивлена, до сего момента она и представить не могла, что в тридцать лет можно влюбиться в десятилетнего мальчишку. Как вообще такое возможно? Но факт оставался фактом, временами Ася чувствовала себя, как влюблённая десяти-двенадцатилетняя девочка. Её мозг решил все за неё и отказывался работать как-то по-другому. Она не могла понять, как ей с этим быть. И решила просто оставить все, как есть. В конце концов, кого касается, что она там чувствует, это её личное дело. Да и что можно поделать с влюблённостью десятилетней девочки, кроме как её пережить? Она просто не давала этим чувствам выхода, оставила их только для себя. И все же это тревожило её и временами она чувствовала вину за свою влюблённость.

Она совершенно запуталась в ролях и чувствах. Она так много всего разного к нему испытывала, что все это было похоже на туго заплетенный и намертво спутанный клубок ниток, где все переплетено и ничего не ясно. И ей предстояло его распутать.

На  психотерапии она говорила про Гурия. Все, связанное с ним, было для нее не просто историей её взаимоотношений с мальчиком, с коллегами и её подопечными, это было что-то, затронувшее самую сердцевину её личности, что-то, глубинно связанное с ней самой.

Тогда, в прошлом, эмоции её были настолько сильны, что перекрывали все остальное и до сих пор, спустя несколько лет, они хоть и улеглись в значительной мере, но все же тревожили её. Она знала, что, пока не разберётся с этим, не сможет заняться ни чем другим. И в то же время - она осмысляла этот свой опыт и это влияло на все другие её отношения и на жизнь в целом,  позволяло ей расти, выходить из своих внутренних тупиков и обретать  больше энергии и больше целостности.

Ася попробовала рассказать что-то о своих снах, тогда психотерапевт уточнила её запрос  и спросила, чего она хочет от психотерапии. Ася сказала, что хочет, чтобы воспоминания перестали её преследовать и закруглила тему со снами. Они говорили о вещах вполне рациональных.

Как-то психотерапевт спросила её, сколько сейчас лет Гурию? Ася ответила ей.
- И что? - психотерапевт посмотрела на неё выжидательно.

Ничего. Да, он уже не ребёнок и не нуждается в няньке. Ну и что? Разве она по этой причине должна забыть о нём? Ася никак не могла взять в толк, при чем тут возраст? Он же, наверное, остался собой, хоть и повзрослел. Она всегда видела в нём не только ребёнка, она видела в нём личность, единственную в своём роде.

Через три месяца её психотерапия закончилась. Она много Асе дала. Она и музыка позволили ей уложить её прошлое по полочкам и в значительной степени смириться с тем, что его уже не вернуть и не переиграть. Но она не позволила ей забыть о Гурии. Собственно, этого Ася и не хотела.

Ещё до окончания психотерапии ей в голову пришла идея написать рассказ. Творчество и раньше помогало ей переживать жизненные кризисы. И, когда психотерапия подошла к концу, Ася стала писать.

Она писала и ей становилось легче. Ася, как будто бы снова вернула себе то, что когда-то ей так больно было потерять. Она чувствовала себя так, словно Гурий снова был рядом с ней.

Это помогало ей разместить в сознании и оставить на бумаге то, что  никак не укладывалось, пережить и найти всему своё место.

Её отношения с людьми, её самоощущение менялись, она вернула себе свою жизнь и даже больше, гораздо больше - она получила себе новую, лучшую жизнь и новую себя.

За эти несколько лет Ася пережила что-то большое и сильное, целиком захватившее её. Она создала себе прочную привязанность и получила точку опоры вокруг которой смогла сформировать свою идентичность, по-настоящему узнать себя, обрести и принять свою сущность. Она словно прожила всю свою жизнь заново и по-другому, включив в неё Гурия. Все, что с ней происходило, оказалось очень тесно связанно с ним. И она теперь не понимала, как ей быть дальше, потому что Гурия с ней рядом больше не было. Сможет ли она жить без него, без воспоминаний о нем, без того, чтобы не хотеть больше его увидеть, и быть счастливой? Ася сомневалась.

Она сама придумала себе этого волшебного мальчика. Она сама создала грандиозный спектакль, в котором была и главной героиней, и автором, и режиссёром. И даже немного самим этим мальчиком.

Или нет? Ей бы хотелось думать, что и другие люди были соучастниками, что она  была вместе с ними во всём этом. Потому что, если и впрямь она сама себе все придумала, то теперь она осталась одна и, кроме фантазий, ничего у неё нет, как, впрочем, было всегда.

Но что там происходило в реальности, Асе, наверное, никогда уже не суждено будет узнать. Но ей так этого хочется. Ей необходимо это знать. Это то единственное, чего она сейчас действительно хочет. Понять.

Ей хотелось столкнуться с реальностью и найти ответы на свои вопросы. Но Гурий решил по-другому. И она так и осталась парить в невесомости между небом и землёй, теряясь в своих догадках.

Конец.