Глава 20. Неприятная неожиданность.
Кроме уже знакомого Алексею адвоката Цезаря Моисеевича, в кабинете находился еще один человек, вероятно, это и был босс. Высокий, поджарый мужчина с правильными, классическими чертами лица, умным, но надменным лицом, на вид, примерно, лет шестидесяти, может чуть больше. Одет он был в элегантный, не строгий, костюм без галстука. Единственным украшением которого был ярко-красный шелковый платок «паше», с художественной беспорядочностью торчащий из нагрудного кармана пиджака.
- Присаживайтесь. – Галантно указал он на стул. – Будем знакомы. Меня зовут Виталий Иванович. – Он протянул руку Алексею.
На запястье его правой руки блеснули дорогие швейцарские часы «Патек Филипп Наутилус». Такие часы Алексею уже приходилось однажды видеть на конкурсе «Мужское тщеславие» в Париже и он точно помнил, что цена их начиналась от 180 000 евро. Правда татуированные перстни на пальцах босса немножко портили общую картину, зато не оставляли сомнений, кто перед вами.
- Мне доложили, что вы уже адаптировались на новом месте. Не скучаете по воле? – Виталий Иванович закурил и пододвинул зеленую пачку сигарет «Лаки Страйк» к Алексею. – Курите, мои любимые. Это не те, что у нас в России делают, якобы по лицензии и даже не европейские, это настоящие американские. Приятель присылает.
- Если настоящие, то очень дорогие. – Алексей взял сигарету, со знанием дела понюхал ее, покачал головой и прикурив закрыл от удовольствия глаза. - Только настоящий курильщик может понимать в этом толк. – Выдыхая клубы дыма, изрек он мечтательно. – Замечательный табак. Давно я таких сигарет не курил.
- Я вас пригласил сюда вот зачем. – Словно спохватившись, что отвлекся от намеченной темы, продолжил Виталий Иванович.
- Меня, как акционера банка «Белоярский кредит», конечно же в первую очередь интересует кто будет им руководить. Я понятно обозначил свой интерес?
- Пока не совсем.
- То, что там лежат мои деньги, и я бы хотел, чтобы они были не только в надежных руках, но и еще приносили мне прибыль. Это понятно?
- Безусловно.
- Значит, кто станет руководить этим банком мне не безразлично. Только поэтому я согласился оплачивать розыск убийцы банкирши и ее «хахаля» и тем самым параллельно спасти вашу шкуру. Теперь понятно, зачем вы здесь?
Алексей, подумав, кивнул головой.
- Поскольку я в этих делах не компетентен, мои интересы, как впрочем и ваши, будет представлять известный вам уже мой адвокат. Прошу вас, Цезарь Моисеевич.
Цезарь Моисеевич, похоже, до этого дремавший в глубоком кожаном кресле, вдруг мгновенно ожил, встрепенулся, вскочил и подсел к столу на жесткий кабинетный стул.
- Скажите, Алексей Михайлович, вот вы говорили, что своего отца никогда не видели, а о тетушке даже не ведали? И тем не менее, прожили со своей матушкой тридцать пять лет в одной квартире. Это так?
- Ну да, и что?
- Вопросы пока буду задавать я, если позволите? Неужели за все это время вы не пытались у нее выяснить кто ваш отец, где он, есть ли еще какие-нибудь родственники? Ведь вы же, Алексей Михайлович, профессиональный журналист. Вам свойственно должно быть, как это называется, журналистское расследование. А тут тем более, вопрос касается лично вас. Не понимаю? Поясните.
- Ну да, конечно. Я когда-то пытался разговорить свою мать на эту тему, но видя, с каким нежеланием она отвечает на мои вопросы, оставил ее в покое. Теперь, конечно же, я жалею об этом. Но поздно. – Развел Алексей руками.
- Выходит нам повезло больше чем вам. – Цезарь Моисеевич порылся в портфеле, извлек оттуда пластиковый пакет и достал несколько фотографий. Посмотрите сюда, он разложил фотографии на столе перед Алексеем. Кого-нибудь узнаете?
Алексей склонился над фотографиями и сразу же, ткнув пальцем в одну из них, воскликнул:
- Вот, дворник Степаныч. Он у банкиров Шнейманов работал целых двадцать лет.
- Ну, скажем не двадцать, а чуть более года. – Хмыкнул Цезарь Моисеевич. – А до этого он, примерно, лет двадцать с небольшими перерывами сидел, грубо говоря, в тюрьме. А почему вы выбрали только одну фотографию?
- Потому-что других людей я впервые вижу. – Алексей покосился на остальные черно-белые снимки.
- Это один и то же человек. Только в разное время и в разном месте. Приглядитесь повнимательней.
Алексей стал перебирать фотографии, с удивлением действительно обнаруживая сходство, разница была лишь в возрасте. Вот он совсем молодой, смеющийся, беззаботный юноша, скорее всего студент или молодой инженер. Фотография сделана давно, явно любительская. Вот уже казенная фотография, здесь он же изображен и в фас, и в профиль, наголо стрижен, с неестественно большими ушами и взгляд, взгляд загнанного в тупик волка. Вот он в компании двоих, видимо друзей, вероятно после обильного застолья, в обнимку полуголые, разрисованные лагерными наколками. Действительно это один и тот же человек, никаких сомнения не оставалось. Степаныч.
- Так это он убил Вяземского?
- Пока мы этого не знаем. – Цезарь Моисеевич усмехнулся. – Зато мы знаем точно, что этот человек, ваш отец.
- Вы с ума сошли? – Вскочил Алексей. – С какого перепугу, этот алкаш? Это он вам сказал?
- Нет. Первым это заподозрил профессор. Он разглядел в вас удивительное сходство и настоял на проведении генетической экспертизы. Как мы взяли ваш биологический материал, говорить не буду, это не составляет большого труда. Ну, а про Степаныча и говорить нечего. Вот, пожалуйста, полюбопытствуйте. – Адвокат положил перед ошеломленным Алексеем заключение эксперта (Судебно-медицинской молекулярно-генетической экспертизы). - Читайте.
***
- Мишка, ты что ли? – На опешившего Степаныча с воплями радостного удивления взирал, растопырив руки, незнакомый ему мужик.
- Мы разве знакомы? – Осторожно осведомился Степаныч, на всякий случай озираясь по сторонам.
- Ты же на улице Рудниковской в 5-ом тупике жил? Ты же Мишка Козлов, черт тебя дери? Я тебя сразу узнал. Ленка-то, твоя померла давно уже, а ты ничего, молодцом. Я же Семен. Семен Барсуков. Я там, правда, в те годы недолго прожил, меня потом посадили, а когда вышел тебя уже и след простыл.
- А, это ты, Семен. – Сделал вид, что узнал соседа Степаныч. – Да все пучком. Я ведь тоже потом за колючку угодил, правда, сидел недолго, все образумилось.
- Вижу, как у тебя образумилось. - Кивнул Семен на запястья рук Степаныча. – Пять ходок. Давай где-нибудь посидим, отметить встречу надо. Я угощаю. – Добавил он, видя как при слове отметить, Степаныч погрустнел, мысленно подыскивая повод чтобы отказаться.
В мужике, опознавшего Степаныча, трудно было бы узнать сейчас Федора Семеновича Коршунова, полковника ГРУ МО в отставке. Помятая брезентовая куртка, одетая на несвежую ленялую тельняшку, затасканный, без определенного цвета, берет и кирзовые сапоги, давно не видевшие сапожной щетки. Запястья обеих рук украшали, древние, размытые лагерные наколки, по которым трудно было определить когда и за что отбывал наказание их владелец, а когда он улыбался, во рту радостно поблескивали образцы тюремной стоматологии, «рандоливые» фиксы в таком количестве, что только оставалось удивляться, на чем они вообще держатся.
- Я, смотрю, тебя тоже жизнь не слабо потрепала. – Хихикнул Степаныч. – Ну пошли что ли, раз угощаешь. – Степаныч с завистью принюхался к запаху свежего алкоголя, разившему от Семена.
Затариваясь водкой и закусоном, именно так называл Семен продукты, в супермаркете «Командор», куда они прошли, сопровождаемые пристальными взглядами охранников. Семен предупредил, что хаты у него нет и, по всей вероятности придется либо идти к Степанычу, либо довольствоваться каким-нибудь кустиком в ближайшем лесопарке.
Видя, что по количеству водяры, предстоящий вечер может закончиться в отделении полиции, если они осилят все эти объемы под кустиком, а также стараясь внести соразмерную лепту в этот праздник души, Степаныч успокоил.
- Не ссы, Сема, хата у меня есть. Вот только тачку надо, а то туда не на чем добираться, поздно уже. А пешком далеко. Зато там у меня и переночуешь, как белый человек.