АЙВА. Чавони. Молодость

Ксения Петрова 5
Из цикла ДЕДУШКА ПО ПРОЗВИЩУ АЙВА.

Быль-беседница.



– Было или не было... Было. Точно было!
– Забонзадаги! Избито начинаешь!
– Да, банально.
– Было это уже, слышали!
– Это слышали, а что расскажу – не слыхали.
– Ну-ну, попробуй!
– Тысячу и одну попытку тебе даём. Э-э, нет! Сколько Бобуна нам уже лапши навешал?
– Да большой казан ошитупа приготовить можно!..
– Ну что же, ош шавад! Приятного аппетита, мои драгоценные слушатели!

     М-м-м…

– Гляди-ка, наш сказочник тоже проголодался. Знать, быстрее рассказывать станет, чтобы к плову-то поспеть. – Ехидничала Суфа.
    
     М-м-молодость… Молодость…

– Ах, это! Забонат гирифт... Заикаешься… Извинения приносим.   
– Да… Так чего же тут гадать «было-не было». Конечно, было…

     У кого было, у кого будет, у кого только теперь миндалём зацветает. У Бихи вот прошла…

– Отцвела айва, осыпалась…
– Облысела. Муйрехта…
Суфа запела было, затянула, да осеклась.

     А давно ли в наших садах хозяйкой была Весна? Весна абрикосовая, гранатовая, вишнёвая Весна?..
     Всё чаще старая Гулхонум стала называть своего супруга хамгашта – сгорбленный.

– Да знаем мы, что значит это слово! – возмутилась Суфа.

     Вы, о благородные, знаете, а мои невидимые слушатели не знают. Вот и отвлекаюсь. Вот и поясняю. Для них, стало быть.
     Нет, Айва не был сгорбленным, просто иногда ходил, будто сложенный пополам.
     Потихоньку, не так уж и ровно топала и Гулхонум. Несла свой чомадон…

– Не чемодан! Верно, кошелёк?
- Это чтобы твои "невидимые" поняли.
- Да-да, бумажник, из телячей кожи, новенький…
– ???
– А, в голову не берите…

     Ох, и я моложе не становлюсь. Всё путаю. Так, стало быть, несла старуха кошель. Несла, дыша по уже не раздражающей Айву привычке, дыша через большой открытый рот. Несла, шумно шаркая калушами, поднимающими такую же старую пыль. Подошла к Айве. С открытым ртом, одышкой и крепко сдвинутыми бровями она раскрыла свой тугой хамён. Вытянув толстыми, крепкими пальцами достаточную по её мнению сумму, «госпожа» передала сбережения своему «слуге».
     – На, гулом! Вот и авоську держи. Зелень-мелень набери, да побольше!
     А надо сказать, что Айву-то нашего звали Худобанда – раб Божий в переводе.

- Исмаш ба чисмаш мувофик...

     Воистину имя определяет судьбу человека. Но не о том были мысли нашего согбенного невольника.
     – А что, кампир, много ли у нас денег?
     – У нас?? – удивилась жена. – А это у кого – у нас?! У меняс!
     – У тебяс, у тебяс, – затараторил старик.
     – То-то же – буркнула старуха Айвы, но… Любопытство взяло верх…

– И уж действительно: на что ему, несчастному, деньги? Разве на билет до Того Света! – Суфа тихонько похахатывала. Как, впрочем, и всегда.

     Вы правы, уважаемые, старуха удивилась не меньше вашего.
     – А тебе зачем монеты-банкноты? – сощурила глаза «госпожа», – Чтобы их бар бод рафтан, на ветер, да?!
     – Что ты, что ты! Вот если бы вместе с зеленью на базаре продавалась молодость… – грустно протянул Айва. – Если бы молодость продавалась на базаре, сколько бы она, по-твоему, стоила?
     – Не знаю, воистину не знаю как переварить твои глупости! М-да... Уж за молодость не скажу, а вот на тебе ещё денег. Да бери, бери! Ума себе прикупи. И, знаешь… Хоть несколько волосин. К чему ты мне такой лысый?
     – У кого? Волосы-то у кого купить? – спросил в недоумении старик.
     – У цыган! – отрезала Гулхонум и зашаркала обратно в дом.
     – Ах, так может у тех цыган и молодость для меня найдётся?
     Крепко схватив авоську, не разгибаясь и совершенно забыв про деньги, оставшиеся лежать на суфе, Айва «бросился» на базар…

     Вот вам и Бобо Бихи!..

А наша Суфа оживилась больше обычного. Раз Айва забыл деньги на своей, так и на этой, быть может, какой простачок обронил-оставил… Хоть несколько монет… И все ожидающие плов мгновенно задвигались в поисках «клада», пока полоски их чапанов окончательно не перепутались…

Вот Вам и Суфа!..