АЛЕКСАНДР САПШУРИК - http://proza.ru/avtor/sapshurik - ПЕРВОЕ МЕСТО ПОЧЁТНОГО МАГИСТРА В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 67» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Эти события из детства повлияли на всю мою жизнь. Мы жили в старом скрипучем деревянном доме, окружённом такими же старыми и не менее скрипучими липами. Двухэтажный дом, заселённый доверху, как оказалось, хорошими людьми...
Всё началось с того, что у соседки по подъезду сука по кличке Пальма родила сразу двенадцать щенков. Никто не ожидал этого от немолодой коротколапой толстушки. На удивление, щенки оказались одинаковыми - коричневыми, с белыми мордочками и такими же белыми лапками, напоминающими гольфы. В отличие от моих, их гольфы всегда были чистыми, белоснежными...
Помню, щенки бегали в отдельной комнате, такие добрые и ласковые. Было ощущение, что их вот-вот разорвёт от счастья! Я ложился к ним на пол, и эти неуклюжие толстячки, лезли ко мне со всех сторон, пытаясь вылизать нос, уши и всё, что могут достать. Такая вот искренняя любовь, умноженная на двенадцать.
Не раз я просил родителей взять себе щенка. Мать отказывала мягко, но решительно. Отец с ней соглашался. Хотя и понимал необходимость избавления соседки от такой оравы.
Муж тёти Нюры вечно пребывал в командировках. А у неё были больные ноги. И мне, как соседскому мальчишке, нередко приходилось выполнять её просьбы - в основном в качестве курьера.
Наконец, пришло то печальное время, когда мне принесли стопку объявлений о бесплатной раздаче щенков с просьбой расклеить по городу.
Игнорировать просьбу тёти Нюры я не мог - уж очень хорошо к ней относился. А ещё, хоть и незначительной житейской мудростью третьеклассника понимал, что столько собак в семье не бывает. И каждое объявление, измазанное канцелярским клеем и моими слезами, пристраивал к домам и заборам, словно растянутый во времени приговор своему мальчишескому счастью.
Возвращаясь, заходил к щенкам. Они нюхали мои руки, пахнувшие клеем, а я чувствовал себя их невольным разлучником с семьёй.
Уже на следующий день двор наполнился отчаянным визгом и жалостливым поскуливанием. Горожане, удовлетворённые небольшим размером собачьей матери, разбирали бесплатный товар. Ещё и ворчали, что щенки одинаковые и трудно выбирать.
Я со страхом наблюдал, как тает моя компания. А когда рядом с мамкой остался один щенок, моя детская психика не выдержала. Со мной случилась истерика. Я прибежал к матери бледный, зарёванный и такой несчастный, что она, забеспокоившись за моё душевное здоровье, произнесла короткое, но такое волшебное слово - "Ладно".
Отмывшись от слез, и успокоив стучавшее сердце, я влетел к соседке и увидел мужчину и девочку моих лет, прижимающую к себе щенка. Они уже прощались и уносили его. А моя истерика повторилась.
- Почему? Почему сразу не разрешила, - захлёбывался я словами, почти с ненавистью глядя на мать. - Когда их было мнооого...
Потом я серьёзно заболел. Моё здоровье, сформированное скупым послевоенным детством, не выдержало.
Прервалась болезнь неожиданно. И совсем не от новых лекарств...
Неизвестно, с каким кобелём водила роман Пальма. Только дети пошли экстерьером, видимо, в отца. Примерно так и объяснила свой визит полная дама в ярком пёстром платье и с отказником на поводке, - "У него стали так быстро расти лапы, что теперь он не помещается в машину".
Конечно, она лукавила. Скорее всего, симпатичный пухляш превратился в угловатого подростка, и его разлюбили. Только я нисколько не разлюбил. И мать, обрадованная моим внезапным выздоровлением, начала беспокоиться уже по другому поводу – видя, как я целую лапы своего щенка, только что контактирующие с землёй.
- Я разрешила его взять не для того, чтобы вы валялись в кровати. И не для того, чтобы он заменил тебе уроки.
- Наиграется, охладеет, - успокаивал отец. - Многие берут собак для детей, а потом приходится выгуливать самим.
- Никто и никогда не будет гулять с моим Рексом, - решительно заявлял я.
Так и было. Я откладывал интересную книгу, отказывался от футбола во дворе и даже от обеда, чтобы пойти выгулять свою собаку.
Потом тёте Нюре вернули ещё одного щенка. Примерно, с таким же объяснением. Скорее всего, и по той же причине. А длиннолапый недопёсок уже радостно прижимался к матери суке и самозабвенно играл со мной и Рексом.
Не знаю, что их не устраивало. Да, лапы длинные. Зато ум так и светился в собачьих глазах, а движения худеньких тел выражали такую искреннюю радость, что становилось тепло на душе. Видимо, так считал и мужчина из соседнего подъезда, обрадовавший тётю Нюру тем, что в тот же вечер принял отказника в свой дом.
Потом, щенки стали возвращаться сами. Видимо, наигравшись, люди начинали хуже к ним относиться и дети потянулись туда, где им было хорошо. Природный собачий ум и чутьё позволяли это делать. Кроме двоих возвращённых, самостоятельно вернулись ещё трое. Двое из них - мальчик и девочка, вообще пришли вместе. Хотя соседка сразу двоих никому не отдавала. И как они встретились - оставалось загадкой.
Тётя Нюра уже и не знала, что делать с блудными детьми. К счастью, среди соседей пошли разговоры о её умных собаках. И люди разобрали вернувшихся. Только одного взяли не в наш, а в соседний дом.
За ним, опираясь на трость и осторожно переставляя ноги, приплёлся седой суховатый старик в больших выпуклых очках, похожих на линзы. Его сопровождала молодая женщина, видимо, внучка. Дедушку звали Николай Палыч. Он долго смотрел на собачьего подростка, гладил, заглядывал в глаза. И прямо на месте дал кличку "Верный". Ту, что и определила будущую собачью судьбу...
Дети Пальмы часто гуляли вместе, когда один из хозяев к удивлению прохожих выводил на прогулку всю команду.
И без всяких поводков. Такими спокойными и дисциплинированными были собаки тёти Нюры.
Рекс украсил нашу жизнь, родители никогда не жалели, что взяли его. Мать, приходя с работы, любила пообщаться с ним, прежде чем заняться домашним делам. Он трогательно прижимался к ней, облизывал лицо, как бы смывая с него усталость и озабоченность. Забавно лизал ухо, словно рассказывая, как провёл день. Чувствовал чьё решение сделало счастливой его жизнь. Ещё отец брал его на рыбалку, и мать считала, что забота о нём не давала ему перебирать там со спиртным.
С тех пор, как у нас появился Рекс, я больше не болел. И вряд ли это было случайно.
Как-то, после празднования с коллегами Дня советской армии, отец возвращался домой навеселе. Шумно поднимался по лестнице, с кем-то разговаривая.
- Заходи, Рекс. Холодно.
Я удивлённо смотрел на Рекса. Тот сидел рядом, с неприязнью глядя на мои тетрадки, мешающие, по его мнению, нашему общению. Как он мог быть на улице? В комнату вошёл отец с копией нашего Рекса. Это был очередной возвращенец. Шестой из двенадцати. Деловито прошёл в комнату, спокойно обнюхался с братом и улёгся на пол, раздувая ноздри на запах из кухни...
- Мать, смотри! - крикнул ошеломлённый отец. - Второй Рекс...
Та сразу всё поняла, засмеялась. "Второй Рекс" вглядывался в глаза, переминался на лапах и едва заметно вилял хвостом. Я, как и он, замер в ожидании.
- Ладно, - снова сказала мать. – Будет запасным.
Я бросился её обнимать. Видимо, она что-то предчувствовала, беря в дом вторую собаку.
Их у нас стало двое, таких похожих. У обоих ровный коричневый окрас плотной и упругой шерсти переходил в изумительно белый цвет лап. Одинаковая белая проточина разделяла голову и расплывалась на морде, контрастируя с чёрным кожаным носом. Запасной был таким же ласковым и заботливым, как и Рекс. С этих пор маме нашёптывали уже в два уха одновременно.
Теперь собаки нашего двора отличались только кличками. Мы назвали запасного Макс. Этого различия в двух буквах им вполне хватало.
Отец ездил на рыбалку уже с двумя собаками. Под ворчание приятеля, возившего компанию на машине.
- Товарищ с работы просится, а из-за этих двоих не поместимся.
Рекс и Макс недовольно повизгивали и плющились в ногах у отца, экономя пространство старенького "Москвича".
В майские праздничные дни они опять уехали на речку.
Мама мыла раму, и первой услышала шум на соседней улице.
- Сходи, узнай что там, - попросила меня.
А там уже стояла скорая помощь и милицейская машина, топтались любопытные. Я издали стал вслушиваться в рассказ одного из мужчин сотруднику ГАИ.
- Николай Палыч всегда гулял здесь с Верным. Тихо, машин почти не бывает. А этот летел на всех парах, - ткнул он пальцем в водителя разбитого "Запорожца" и многозначительно щёлкнул себе по горлу. - Вот, Палыч и растерялся. Запнулся, упал на дорогу. А пёс, защищая, прыгнул навстречу машине. Остановить хотел...
- Да, если бы не он, был бы стопроцентный наезд, - деловито осматривался милиционер. - Эх,если бы лобовое из триплекса, а не "калёнка", остался бы пёс жив.
Только теперь я заметил место, куда повлажневшим взглядом смотрел мужчина. Под липой, уже начинающей зеленеть от майского солнца, лежал, уткнувшись мордой в траву, Верный. Когда-то белые "гольфы" стали красными. Кровь была повсюду. Особенно много на разбитом стекле и капоте "Запорожца".
- Дедушка! - рвалась к скорой молодая женщина.
- Пришёл в сознание, - преградил ей дорогу врач. - Повезём в стационар.
- А собаке можете помочь? - подбежал я к врачу. - Он человека спас...
- Это к ветеринару, не имеем права, - покачал головой доктор.
- Всё равно не довезти, - вмешалась медсестра. - И вряд ли уже помогут...
- Верный, - раздался вдруг из машины слабый голос старика. - Где Верный? Где сынок мой?
Услышав его, пёс очнулся. Медленно пополз к машине, оставляя на траве кровавый след. Потом, задрожал всем телом и опять уронил морду на землю.
- Езжайте уже! - попросил гаишник и отвернулся.
Похоронили Верного под старой липой. Слухи о его подвиге разлетелись по улице. Соседи, не сговариваясь, пришли с собаками. Даже тётя Нюра с Пальмой. Было видно, как тяжело дался им поход.
Потом я услышал, как тётя Нюра, вздыхая, рассказывает матери:
- Внучка его приходила. Спрашивала, не отказался ли кто от сына моей Пальмы. Дедушка может не выдержать, если узнает о смерти пса. А его легко подменить. Видит Николай Палыч плохо, сразу не догадается. Собаки умные, поняли бы, что к чему. Верный и тапочки дедушке носил и очки отыскивал. Она их спокойно одних оставляла. Так расстроилась, что отказников больше нет...
Тётя Нюра ушла, а мама подозвала Рекса и Макса. Долго смотрела на обоих, целовала, гладила одинаковые макушки. Потом произнесла с грустной улыбкой:
- Собирайся, Макс, в командировку.
- Хочешь отдать? - разволновался я. - Насовсем?
- Не знаю. Хотя бы, пока дедушка выздоровеет.
Потом мы узнали, что старик поправился и даже стал гулять с Максом. А тот продолжал жить у него. Ни разу не показался ни у нас, ни в компании братьев. Прошло немало времени, когда отец снова увидел его под нашей дверью. Усталого и печального, завершившего своё трудное дело.
Пораженные догадкой, мы поспешили к дому Николая Палыча. А там уже готовились к похоронам...
На Конкурс - Лауреат 67 - http://proza.ru/2022/02/24/1137 Международного Фонда ВСМ