(про Костю и его сестёр - Веру и Юлю)
Не зажигая свет, легче было рассмотреть, что происходит на тёмной улице: во дворе появился женский силуэт — он был хорошо виден благодаря отблеску фар припарковавшейся неподалёку машины. Веру Колосову, одиноко пребывавшую в комнате в этот вечер, эта тень напугала. Прошёл месяц с того ужасного дня — восемнадцатого января, когда исчезла Верина мама — Ольга Аркадьевна Колосова. В глухой местности обнаружили мамину машину, вернее то, что от неё осталось. Тела мамы там не было, но все были уверены, что её нет в живых. Ольга Колосова была неплохой актрисой, а также матерью троих детей. После этого ужасного события сиротами остались: семнадцатилетняя Вера, четырнадцатилетний Константин и восьмилетняя Юлия. Их отец умер четыре года назад после тяжёлой болезни, так что теперь, этим февральским вечером, в квартире находились только трое детей.
Вера села на диван, подперев голову руками не из-за того, что о чём-то мучительно размышляла, а просто так легче, как она считала, было отгородиться от окружающего мира. Она ничего не хотела знать, слышать, видеть, ничто её не интересовало. Ей было одиноко, но в то же самое время общаться с людьми не хотелось. Девочке просто было плохо. Многие говорили, что это было связано со смертью мамы, но сама Вера знала, что это не так. Да, она, безусловно, изменилась после этого, но было что-то ещё. Вера пока ещё не могла точно сказать что это, но она думала, что это со временем пройдёт, она верила в это.
Дверь в комнату приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Вериного брата — Кости:
— И долго ты собираешься сидеть тут одна в темноте? — в следующую секунду его рука скользнула по стене в поисках выключателя, и комнату залил яркий электрический свет.
Вера поморщилась словно от зубной боли, но ничего не сказала; она, вообще, всегда отличалась молчаливостью.
— Пойдём на кухню, выпьем чаю, нечего тебе тут сидеть одной, — сказал брат.
Девочка недовольно на него посмотрела, но опять промолчала. Тогда Константину пришлось подойти к ней, сесть рядом и обнять за плечи. Наконец, Вера неприязненно проговорила:
— Не мешай мне.
— В чём тебе не мешать? Ты же ничего не делаешь, просто сидишь. А это в данном случае вредно.
— Кому? — Вера обратила к нему свои красные припухшие глаза.
— Конечно, тебе. Нужно как можно меньше времени проводить одной, больше заниматься каким-то делом.
Костя по опыту знал, что в таких случаях сестру нужно только убеждать и заставлять.
И в следующую минуту произошла удивительная метаморфоза, всё изменилось на 180 градусов. Вера встала, провела рукой по глазам и, повернувшись к брату, сказала:
— Идём на кухню, я ужасно хочу пить.
Костя удивлённо поднял тёмные брови, но предпочёл за лучшее промолчать, пока Вера не передумала.
В коридоре, прикрыв дверь своей комнаты, Вера шёпотом осведомилась у брата:
— А Юля? Она уже спит?
— Конечно, спит, — ответил Константин голосом на тон выше Вериного. — Она что-то в последнее время устаёт.
В кухне, когда чай был разлит по кружкам, а вазочка с печеньем поставлена на середину стола, Костя начал разговор:
— Я тут в родительской комнате обнаружил мамины программки, парики и всякое прочее театральное барахло. Очень странно, что это оказалось у нас дома, ведь мама работой занималась только на работе, а дома она никогда не говорила о работе. Как думаешь, может, отдать все это её театральным подругам, им пригодится?
Всю эту речь мальчик произнес, не глядя на сестру, он смотрел в упор на гладко выбеленную стену. А если бы взглянул на Веру, то увидел бы, что с первых слов его монолога её лицо потемнело, глаза округлились, а рот открылся.
— Что?! Как ты мог рыться в её вещах, даже после её смерти?! — Вера возбужденно кричала. — Это ничего не значит, что она больше не сможет ими пользоваться.
— Вера, успокойся, — примирительно сказал Костя, он терпеть не мог, когда на него кричали, особенно когда не понимал своей вины. — Я же просто решил с тобой посоветоваться.
Вера как будто не слышала: она увлечённо жевала печенье и запивала его чаем. Но глаза её еще были расширены от какого-то неясного ужаса, будто бы ее брат совершил ужасное преступление.
Через некоторое время Костя как бы невзначай добавил:
— И что тут такого особенного? Я же помимо этого находил еще и папины вещи, вернее я знал, что они остались после него… — мальчик перевел дыхание. — Всякие рыболовные снасти, он же в экспедициях любил порыбачить, фотографии. Я просто не говорил вам с мамой, вы ведь были убиты горем.
— Как ты не понимаешь: то, что родители умерли, ещё не означает, что мы должны трогать их вещи, — Вера, наконец, пришла в себя и говорила осмысленно. — Их вещи должны остаться здесь, ведь мы же их дети.
— Но их больше нет, — брат наклонился к Вере, ему трудно было примириться с этим фактом, мама часто стояла у него перед глазами как живая, но, в конце концов, исчезла, а раз исчезла, то, значит, умерла.
— Но мы их дети и должны продолжать их дело, — продолжала убеждать Костю Вера. — К тому же существует память, мы должны их помнить, а их вещи — это напоминание о них, — Вера запнулась. — Костя, ты же понимаешь, что такое память?!
В последнее время брат с сестрой с трудом понимали друг друга, и непонятно было, кто в этом виноват.
Мальчик и девочка подошли к окну, за которым ничего не было видно — начался сильный снегопад. Вера положила руку на плечо брата и сказала:
— Помнишь, как в тот день, месяц назад, — голос её задрожал. — Тогда был такой же буран, как и сейчас.
Костя испуганно покосился на сестру: ему не понравилось, что она опять начала это вспоминать.
Утром в школе Вера неожиданно оказалась в центре внимания. Ещё до начала первого урока (истории), который вела классная руководительница — Майя Геннадьевна, Веру окружили одноклассники и начали предлагать так называемую помощь. Кто-то приглашал в гости, кто-то хотел понянчить Юленьку, а кто-то даже пожелал дать деньги в долг. Вере была непонятна вся эта суета вокруг неё, и она просто мужественно молчала. Но с первыми трелями звонка всех словно ветром сдуло: к учёбе в их школе все относились с должным вниманием. Сев на свое место, Вера услышала голос Кати Томилиной — соседки по парте:
— Слушай, Вер, ты понимаешь из-за чего весь этот ажиотаж? Вчера же исполнился месяц с тех пор, как вы одни.
Вера посмотрела на подругу и бесцветным голосом произнесла:
— И ты туда же?!
— Куда туда же? В чём дело, Вера?!
Вера молча открыла учебник по истории и тихонько ахнула: нужных страниц параграфа, заданного на дом, там не оказалось — они были вырваны — так в их школе частенько обращались, к сожалению, с учебной литературой. Девочка пробормотала:
— Что же мне теперь делать?!
В этот момент раздался голос Майи Геннадьевны:
— Колосова, к доске.
— О, Боже… — пробормотала Вера и покорно пошла к доске, наспех вспоминая всё услышанное и увиденное по теме урока.
После удовлетворительного ответа Вера хотела вернуться на место, но учительница задержала её:
— Вера, после уроков зайди ко мне.
После окончания занятий Вера вошла в свой класс и увидела Майю Геннадьевну, проверявшую тетради и о чём-то задумавшуюся. Та подняла глаза на свою ученицу и бодрым голосом проговорила:
— Присаживайся, я вот о чём хотела тебе сказать, — голос её звучал как-то смущённо. — Вернее предложить.
Вера чувствовала себя так, будто ей говорили то, что все давно знали, а только она одна не знала.
— Ты ведь знаешь, Вера, наша школа готовится к юбилею, — продолжала классная руководительница. — И каждому классу поручается какое-то ответственное дело.
Тут, наконец, Вера начала понимать суть вопроса, которым её пытались озадачить. А Майя Геннадьевна, между тем, продолжала свой монолог:
— Наш класс должен сделать историческую подборку о школе, — тут голос женщины приобрёл ту особую тональность, с которой обычно говорят учителя торжественные речи. — Подобрать некоторые материалы, немного фактов, потом их опубликуют в стенгазетах. Я же знаю — ты любишь историю, тебе это будет очень интересно.
Вера как-то странно посмотрела на говорившую: раньше она за собой такого увлечения историей не замечала. Неужели другие заметили?! Но она решила пока помолчать, потому что чувствовала, что это еще не всё.
— Я понимаю, одной тебе не справиться. Поэтому… Помогать тебе будет Володя Ишимов, — учительница как-то косо посмотрела на Веру. А Вера уже начала обдумывать сложившуюся ситуацию, которая прямо и непосредственно касалась её.
Володя Ишимов — Верин одноклассник, уделяющий ей слишком много внимания, довольно-таки весёлый, но не очень открытый и понятный для окружающих субъект. Вера обдумывала своё положение: она понимала, что должна что-то ответить, иначе совершится непоправимое. Майя Геннадьевна произнесла:
— Я знаю, он к тебе неравнодушен, — её тон приобрел доверительный оттенок. — Но эта работа пойдёт вам обоим только на пользу, разберётесь в своих отношениях.
Тут Веру прорвало:
— Я не желаю, чтобы кто-нибудь вмешивался в мою жизнь, — Вера просто-напросто уже кричала. — А Вы, Майя Геннадьевна, знаете моё отношение к Ишимову, то, что он ни на шаг от меня не отходит, — девочка всхлипнула. — А теперь Вы хотите, чтобы я еще с ним и какое-то общественное поручение выполняла.
Видно было, что классную руководительницу не удивила такая реакция Веры, она только сказала:
— Я же ничего не навязываю, я просто предлагаю… Попробуйте…
Вера молча встала, взяла сумку и приготовилась уйти: меньше всего ей хотелось сейчас слушать чьи-либо доводы.
— До свидания, Майя Геннадьевна, я пойду, — совершенно спокойно проговорила Вера и вышла из кабинета истории.
Майя Геннадьевна с болью и грустью посмотрела вслед этой девочке.
В коридоре на глаза Вере попался тот самый Владимир Ишимов; он молча подошёл и, протянув Вере тысячу рублей, произнёс безо всяких предисловий:
— Вот, возьми эти деньги. Когда начнём работать над материалами? — то, что Ишимов всегда и везде говорил без предисловий и без ненужных отступлений, пожалуй, и было его единственной положительной чертой.
Вера молча отодвинула Володину руку с деньгами и, глядя ему в глаза, резко сказала:
— Не нужны мне твои деньги, Ишимов, и сам ты мне не нужен. Просто оставь меня в покое, — она повернулась и пошла прочь.
В тот день после обеда Вера отправилась к своей подруге Кате — той самой, с которой сидела за одной партой.
— Проходи, раздевайся, — гостеприимно показала она Вере на вешалку в небольшой прихожей.
Двухкомнатная квартирка была небольшой, но опрятной — везде было прибрано и чисто. Дверь в комнату, расположенную напротив прихожей, была плотно затворена: там лежала Катина больная мама. Но именно оттуда послышался голос, заставивший обернуться девочек к этой двери:
— Катя, кто там пришёл? — раздавался довольно-таки громкий голос Катиной мамы.
Её, казалось бы, простой вопрос произвёл на девочек разное впечатление: Вера удивилась, а Катя, скорее даже, растерялась, можно даже сказать, испугалась.
Тем не менее, Катя осторожно отворила дверь, Вере ничего не оставалось, как последовать за ней. Войдя, она увидела маму Кати, которая лежала на небольшом диване, стоящем в углу. Она болела, болела почти всё время, сколько Вера была знакома с Катей. Болезни были разные, одни хронические, другие одолевали её время от времени, как, например, грипп, которым она проболела полтора месяца и только-только оправилась. Этот же грипп дал осложнение на почки, что приковало еще нестарую женщину почти полностью к постели. Всё это Вера знала от Кати, которая часто бывала у неё, к Кате Вера старалась ходить пореже, чтобы не беспокоить её маму. От Кати Вера знала и другое: она часто говорила подруге, что мама её так много болеет от своей несчастной жизни. Живут они втроём (у Кати есть ещё младший брат — Миша), так как муж Галины Петровны, а Катин и Мишин отец бросил их много лет назад. Сама Галина Петровна родилась и выросла в деревне, с малых лет начала работать, помогая семье, чем значительно подорвала своё здоровье. У неё ещё есть старшая сестра и младший брат. Всю свою жизнь, даже уже будучи серьёзно больным человеком, Галина Петровна помогала своим родным чем могла, а они пользовались этим. Беда Галины Петровны заключалась в том, что она в силу своего уступчивого и мягкого характера никому не могла отказать: часто помогала другим, ущемляя в чём-то себя и своих детей.
И сейчас на Веру смотрела больная, измученная женщина:
— Как ваши дела, Вера? Вы по-прежнему одни или что-то уже изменилось?
— У нас всё по-прежнему, Галина Петровна, — ответила Вера, смутно понимая, что Катина мама имеет в виду под словом «изменилось». Затем она задала самый естественный в такой ситуации вопрос:
— А как Вы? Как Ваше самочувствие?
— Да как видишь, всё лежу, теперь совсем меня болезнь одолела, — с едва заметной иронией над собой произнесла Галина Петровна.
На кухне Катя хотела налить себе и Вере чай, но обнаружила, что его придётся заваривать, и тогда она предложила Вере компот. Вскоре девочки сидели за столом и пили вкусный домашний яблочный компот.
— Вкусный у вас компот, — похвалила Вера. — Кто делал?
— Да это мамина сестра приезжала с мужем и привезла четыре большие банки, вот, мы его и пьём, — зачем-то добавила Катя.
Вера знала, что родственники Галины Петровны не очень-то охотно общаются с ней и её детьми, и потому спросила:
— И часто они к вам приезжают?
— Они были в ноябре и тогда привезли компот и ещё кое-что, тогда уже мама почти не ходила, — шёпотом добавила девочка.
— А на что же вы живёте? — вырвалось у Веры, в следующую секунду она уже пожалела, что спросила об этом.
— А, так вот, выкручиваемся, — обречённо сказала Катя. — Мама ведь ещё какое-то время работала дома, это в последний месяц у нее всё стало так плохо, — с грустью закончила она, бросив скорбный взгляд в сторону комнаты, где сейчас лежала её мама.
Галина Петровна — по специальности бухгалтер, такая профессия позволяла ей большую часть работы выполнять дома, что приносило доход семье.
Кате, видно, не нравился весь этот разговор, потому она, желая его прекратить, сказала Вере:
— Вам-то сейчас ещё хуже: вы же остались совершенно одни.
Вера как-то странно на неё посмотрела, не понимая, зачем Катя сказала эти слова. Но зато она знала и понимала другое, что её подруга совершенно права, только сама Вера это до конца еще не осознала.
Девочки достаточно долго сидели молча: разговор почему-то не получался; наверное, потому, что каждая думала о своём, что-то изменилось в отношениях между подругами. Раньше у них всегда было много общих тем для разговоров, а сейчас они просто не знали, что сказать. Случившиеся в их семьях несчастья, казалось, должны были бы их ещё больше сплотить, а получилось, что они только отдалились друг от друга. Наконец, Катя спросила:
— О чём с тобой говорила после уроков Майя Геннадьевна?
— Ах, она предлагала мне подбирать материал для стенгазеты, — с видимым облегчением нарушила тягостное молчание Вера.
— Значит, и тебе она дала задание к юбилею школы.
— Да, причём выполнять его я должна вместе с Ишимовым, — недовольно произнесла Вера, подчеркнув последнее слово.
— Даже наша классная хочет помочь ему завоевать тебя, — рассмеялась Катя.
— И ничего здесь не вижу смешного, она-то должна прекрасно знать, что я не желаю с Ишимовым иметь ничего общего, — твёрдо сказала её подруга.
— А кто тогда тебе нравится из нашего класса, с кем бы ты согласилась делать эту газету? — задала неожиданный вопрос Катя.
— Дело совсем не в том, что я не хочу общаться с ним как с парнем, а в том, что я вообще не общаюсь с такими людьми, к категории которых принадлежит он.
В это время раздался звонок в дверь, обе девочки его не ожидали и потому вздрогнули. Катя пошла открывать дверь: на пороге стоял её двенадцатилетний брат — Михаил. Катя недовольно ему сказала:
— Опять ты забыл ключи, я же столько раз просила тебя проверять, взял ли ты их с собой.
— Ладно, не ворчи, сестра, — проговорил Миша, одновременно он повесил куртку на вешалку и небрежно сбросил свитер.
— Ну, зачем бросать вещи где ни попадя?! Неужели сложно положить свитер аккуратно на своё место, — укоризненно сказала Катя, подхватив свитер. Вера заметила, что свитер был вязаный.
— А я знаю, почему ты так волнуешься из-за этого свитера, это же ты его вязала, — проницательно проговорил брат. Катя смутилась и тихо пробормотала:
— И какое это имеет значение? С любыми вещами нужно обращаться хорошо.
Вера очень удивилась: она никогда не знала, что её подруга вяжет:
— Хорошо у тебя получилось, а почему ты мне ничего не говорила, что вяжешь?
— Это единственная вещь, которую я связала и именно для Миши, — как-то напряженно произнесла Катя.
— Да ты просто профессионал! — воскликнула Вера, поближе рассмотрев свитер. — Чтобы в первый раз так удачно получилось!
— К тому же он намного теплее моего старого, в котором сейчас уже невозможно ходить, — вмешался в разговор Катин брат. При этих словах Вера как-то сразу сникла, как будто что-то внезапно поняв. Она только сказала:
— Катя, а ты могла бы вязать и продавать связанные вещи, пожалуйста, подумай над моим советом.
— Ладно, хватит тут разговоров, не забывайте, что мама спит, — кивнула Катя в сторону плотно закрытой двери.
Они ещё некоторое время поболтали втроём, а потом Вера стала собираться:
— Ой, уже почти совсем темно, мне нужно домой, — вскрикнула она, подходя к окну.
Вера вошла в гостиную и увидела, что Константин сидит в кресле и читает какую-то книгу. Она подошла ближе и спросила его:
— Костя, чем ты так увлёкся, что даже не заметил, как я вошла?
— Эта книге об Эйнштейне, об Альберте Эйнштейне — великом человеке.
— Ты что так увлекся физикой?
— Причём тут физика?! — недовольно проговорил брат. — Здесь рассказывается о том, как он стал известным человеком, как достиг всего в жизни, о трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться.
— То есть ты хочешь взять его жизнь в качестве примера для себя?
— Ну, почему сразу пример? Но, в общем-то, ты права. Нам ведь всего придётся в жизни добиваться самим, — тихо добавил Костя.
Какое-то время они молчали. Потом Верин брат вдруг доверительно произнес:
— Знаешь, Вер, я много об этом думал в последнее время, а теперь окончательно понял, что я хочу стать драматургом.
— Драматургом? — переспросила Вера. — Почему не писателем, а именно драматургом?
— В пьесах, а потом во время игры в спектаклях лучше всего раскрывается человеческий характер, сущность человека; так проще всего понять, что он из себя представляет.
— Тогда тебе надо стать психологом, — засмеялась сестра. — Вот, уж они как никто изучают человеческую сущность и всё не могут понять.
— Нет, не желаю лезть в человеческие души, — на полном серьёзе ответил четырнадцатилетний мальчик. — Люди только сами с собой могут разобраться.
— Твой выбор связан с тем, что мама была актрисой, играла в театре? — сестра посмотрела Константину в глаза.
— Веришь ли, я вообще про это не думал, признаться, я забыл, что наша мама была актрисой, — совершенно искренне воскликнул Костя, желая, чтобы Вера обязательно ему поверила. — Помнишь, ты не так давно говорила, что мы должны продолжить дело родителей. Я, наверное, как-то даже подсознательно, совершенно неосознанно пришёл к мысли, что должен стать драматургом и писать пьесы.
— Да, так бывает, — в тон ему подхватила сестра, ничего, впрочем, не объясняя.
Но в этот момент их задушевную беседу прервала неожиданно вбежавшая в комнату их младшая сестра — Юля. С криком и плачем она сразу же бросилась к Вере:
— Она… Она опять мне снилась, — всхлипывая, говорила Юля.
— Кто? — спросил Константин. Он понятия не имел, о чём говорят сестры.
— Мама, понимаешь, Костик, так иногда бывает. Ведь Юленька ещё совсем ребенок, ничего удивительного, что смерть нашей мамы отразилась на ней сильнее, — говорила Вера, по всей видимости, не желавшая посвящать брата в Юлины сны.
— Мне снилось, что она идёт по снегу в каком-то лесу… — прерывисто произнесла младшая сестра.
— Успокойся, Юля, всё хорошо, это был просто страшный сон, — гладила её по голове и успокаивала старшая сестра.
— Нет, нет, он был совсем не страшный, — перебила её Юля. — Наоборот, мама была там как живая.
— Успокойся и попытайся заснуть и ни о чём не думай. Знаешь, а ещё лучше — я скоро приду к тебе в комнату, и сегодняшнюю ночь буду спать там, — сказала Вера.
Дело в том, что после смерти Ольги Аркадьевны, так как их осталось трое, каждый из детей занял по комнате. До этого Вера и Юля занимали одну комнату, о чём сейчас и вспомнила старшая сестра.
Костя сидел за партой, лениво водя карандашом по учебнику русского языка. Он не беспокоился, что его могут спросить: по русскому языку в отличие от своих сверстников-мальчишек он успевал неплохо, кроме того, выполнял все домашние задания и чувствовал интерес к предмету. Всё это позволяло Константину спокойно смотреть в окно и любоваться пробуждающейся от затянувшейся зимы природой, да время от времени поглядывать на сотовый телефон, как будто считая мгновения не до конца урока, а до конца зимы. Неизвестно, как долго продолжалось бы в таком ритме занятие, пока дверь кабинета неожиданно не распахнулась, и в класс не ворвалась бы Вера. Не только Костя, но и все находившиеся здесь ребята и учительница уставились на запыхавшуюся Веру, она же обращалась только к брату:
— Костя, Костенька, миленький, пойдём скорее! Там такое случилось!
— Что? Что такое? Что-нибудь случилось с Юлей? — засыпал он девочку вопросами и, не дожидаясь ответов на них, быстро соскочил со своего места и бросился в коридор за Верой, надеясь, что наедине она всё ему объяснит.
— Куда вы?! Постойте! — кричала больше возмущённо, нежели удивлённо, молодая учительница — Анна Вячеславовна, которая не привыкла, чтобы кто-либо так бесцеремонно прерывал её уроки.
— Ну, что? Что случилось? Теперь ты можешь, наконец, мне рассказать, — нетерпеливо взирал на сестру Константин, который уже догадался, что ничего страшного не случилось.
— Что ж, слушай, — проговорила Вера, — но нам надо поторопиться.
В следующие несколько минут Вера поведала брату следующую историю. Она спокойно сидела на уроке биологии, когда неожиданно в класс вошла Майя Геннадьевна — Верин классный руководитель и сказала, что Вере необходимо пройти вместе с нею в учительскую. Девочка хотела узнать, в чём дело, но учительница наотрез отказалась что-либо объяснять и сказала, что Вера всё узнает уже на месте. Долго томиться от неизвестности ей не пришлось; войдя в учительскую, девочка увидела директора школы — Виктора Николаевича Ситникова, также здесь были два незнакомых лица. Рядом с директором стоял высокий статный мужчина лет пятидесяти-шестидесяти, а на стуле у стола сидела светловолосая женщина, ей было не больше сорока пяти лет. Выражение их лиц было совершенно противоположным: если мужчина всем своим видом выдавал добродушного простака, то во взгляде и во всём облике женщины царила высокомерная недоверчивость и настороженность.
Пока Вера недоуменно взирала на визитеров, соображая, что сказать, директор школы быстро заговорил:
— Верочка, ты прости, что мы сорвали тебя с урока, но дело не терпит отлагательств.
— Погоди, Виктор Николаевич, сначала ведь нужно представиться, — басом заговорил незнакомец (голос у него оказался приятным). — Меня зовут Иван Николаевич Пономарёв, я имею честь возглавлять отдел опеки и попечительства нашего района, а это моя коллега — Маргарита Михайловна, которая непосредственно и занимается устройством детей, оставшихся без попечения родителей.
Последние слова он произнёс с нескрываемой гордостью, на Веру же они произвели неприятное впечатление. Она взглянула на Маргариту Михайловну, которая после слов Ивана Николаевича начала победоносно улыбаться, и в глазах её девочка заметила хищный огонёк. От этого Вере стало совсем страшно, и она не смогла вымолвить ни слова.
Затем Иван Николаевич с искренним, как показалось Вере, сочувствием взглянул на девочку и проговорил:
— Мы все знаем, какое несчастье постигло Вас, Вера (он обращался к ней почему-то на «Вы»), Вашего брата и сестрёнку, поэтому мы здесь и собрались…
— Хватит громких слов, Иван Николаевич, лучше сразу к делу, — резким голосом оборвала его нижестоящая коллега, тем самым, подчеркнув свою, вполне вероятно, мнимую компетентность в этом вопросе. — Итак, старшие дети могут быть переданы попечителю, а младший ребёнок под опеку. Про усыновление говорит бесполезно — вряд ли кто решится посвятить свою жизнь трём разнополым и разновозрастным детям. А, вообще, до решения вопроса с вашим устройством вас нужно передать в специализированные учреждения.
Для Веры все эти слова были непонятны, но не разумом, а сердцем она чувствовала, что всё это вторглось в реальность их семьи.
— И эта передача должна была состояться сразу же, как только стало известно о том, что дети остались одни, — тем временем излагала свои профессиональные познания сотрудник органов опеки и попечительства.
Вера слушала, затаив дыхание, но ничего не поняла, для неё эти слова прозвучали как приговор, она смогла лишь тихо сказать:
— Вы ничего нам не сможете сделать, и вообще, почему вы не позвали моего брату и сестру, они тоже должны всё знать! Я сейчас сбегаю за ними.
— Вера, постой! Куда ты? — крикнула Майя Геннадьевна, до этого решившая не вмешиваться, так как просто-напросто уже не знала, чем еще она сможет помочь детям Колосовым. Виктор Николаевич хотел броситься вдогонку, но у него зазвонил сотовый телефон, и он отвлекся на разговор. Маргарита Михайловна сердито фыркнула и отвернулась, всем своим видом говоря: «Я всё, что могла, сделала — теперь обходитесь без меня».
Вера не видела и не слышала всего этого, а если бы даже увидела и услышала, то не остановилась бы: она твёрдо решила привести Костю и Юлю в учительскую. Девочка чувствовала, что без них она просто не справится, скажет или сделает что-нибудь не то. Поразмыслив несколько секунд, Вера решила, что сестрёнку не надо вести в учительскую на встречу с сотрудниками отдела опеки и попечительства; для неё это может быть большим потрясением. А, вот, брата Вера вознамерилась обязательно привести, она полагала, что только он сможет найти выход из сложившейся ситуации.
Тем временем в учительской не молчали. Майя Геннадьевна и директор школы тут же начали возражать работникам органов опеки. Причём, если классная руководительница Веры защищала ребят, то Виктор Николаевич отстаивал честь школы:
— Вы знаете, у нас уже были такие случаи, когда дети оставались сиротами, но потом их благополучно устраивали, чему немало способствовал и наш доблестный коллектив. Мы не допустим, чтобы трое, я подчеркиваю, трое детей остались всеми брошенными, я сам этого не допущу!
— Успокойтесь, Виктор Николаевич, — проговорила Майя Геннадьевна. — Никто не сомневается, что Вы отлично исполняете свои обязанности. Я прошу прощения за поведение Веры, она всегда была ранимой и чувствительной девочкой.
— Самое главное — мы должны помочь ребятам пережить эту трагедию с психологической точки зрения, — убеждал присутствующих Виктор Николаевич.
— Всё это, конечно, хорошо, — вмешалась Маргарита Михайловна, надев маску твёрдой надменности, — но есть такое слово как закон, и по закону эти дети уже через месяц после того, как они остались одни, должны были быть куда-то устроены. А теперь по вашему легкомыслию все сроки уже пропущены.
В этот момент дверь учительской распахнулась, и вошли Вера с Константином.
— Костя, познакомься, это сотрудники отдела опеки и попечительства, — проговорила классная руководительница Веры. — Они пришли вам помочь.
Иван Николаевич и Маргарита Михайловна быстро представились и тут же перешли к делу.
— Ну что ж, раз вы все собрались, то позвольте ознакомить вас со всеми тремя формами устройства детей, оставшихся без попечения родителей, — официальным тоном провозгласила Маргарита Михайловна. Было видно, что инициативу она взяла в свои руки, и её начальнику ничего не оставалось, как покорно слушать.
— Первая форма — это усыновление или удочерение. Если не вдаваться в подробности, то можно сказать, что усыновлённые и удочерённые дети приравниваются в правах к родным детям. То есть, проще говоря, если Вас усыновят, удочерят, то вы обретёте новых папу и маму.
— Но нам не нужны новые родители, — возмущённо высказалась Вера, — для нас наши родители всегда останутся нашими, где бы они ни были.
Костя осторожно и бережно взял Верину руку, как будто бы не хотел, чтобы она продолжила свою речь, но Вера видела, что брат полностью разделяет её точку зрения.
— Ну, что ж, пусть так, но сейчас вы одни, а это недопустимо в нашем цивилизованном обществе, — заявила Маргарита Михайловна.
На мгновенье в помещении повисла тишина — каждый думал о своём.
— Второй способ устройства детей самый распространённый — опека и попечительство. Опека устанавливается над детьми, не достигшими 14 лет, а попечительство следующая форма для детей от 14 до 18 лет. Итак, последней формой устройства детей является приёмная семья. Тогда заключается договор между приёмными родителями и органами опеки и попечительства. Приёмные родители, воспитывая детей, просто выполняют работу за соответствующее вознаграждение. Само собой, что, кроме всего вышеперечисленного, есть ещё соответствующие учреждения для таких детей, но это уже на крайний случай.
Костя, слушая эту женщину, почему-то думал, что этот «крайний случай» как раз и есть их случай, а все формы существуют только в законе, а для него с сёстрами никогда не будут доступны. Самое сложное будет как-то избавиться от этих чиновников. Главное, следить, чтобы Вера не расплакалась, не раскисла, не показала им свою слабость; они должны производить впечатление сильных детей, чего бы им это не стоило. Ведь самое важное для них — это остаться вместе, всегда быть вместе.
А Вера, глядя на Маргариту Михайловну, размышляла о том, что не может она на неё злиться, хотя и не нравятся девочке слова, которые она говорит, в чём-то они ей просто непонятны, но Маргарита Михайловна хочет им помочь, она исполняет свой профессиональный долг.
Маргарита Михайловна специально сделала паузу, чтобы дать всем присутствующим возможность осмыслить происходящее. Сама она пока что больше ничего не хотела говорить — пусть выскажутся остальные, а уж она им ответит.
Первым заговорил Виктор Николаевич:
— Вы понимаете, ребята, что вас никто не бросил, когда вы остались одни. Мы обязательно вам поможем, у вас будет новая семья, но школа вас не бросит.
— Погоди, Виктор Николаевич, — перебил старого друга начальник отдела опеки и попечительства, — школа — это, конечно, хорошо, но большую часть времени ребёнок проводит не в школе, а в семье. И основная наша задача — найти для ребят эту полноценную семью.
— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но мы, по-моему, забыли, что у ребят есть дедушка, — робко заметила Майя Геннадьевна, все как-то странно на неё посмотрели, потому что попросту забыли, что классный руководитель Веры тоже здесь присутствует. Сама Майя Геннадьевна уже начала сожалеть, что сказала это, но, во-первых, она хотела хоть как-то проявить себя, а, во-вторых, самое главное — она сочла необходимым напомнить всем об этом важном обстоятельстве
— Конечно, это так, — смущённо опустил голову директор школы — сам он про это совершенно забыл.
— Дедушка у нас замечательный, и он нас никогда, никогда не бросит. Мы не сироты, какими нас тут пытаются представить, — резко высказался Константин, глядя прямо в глаза одной только Маргарите Михайловне, так как только её одну мог бы винить мальчик, если бы что-то плохое произошло в их судьбе после взаимодействия с органами опеки и попечительства.
Тут стоит отметить, что дедушка Кости и его сестёр — Аркадий Иванович Стрижов — был отцом их мамы — Ольги Аркадьевны. По профессии он был физиком и жил на юге нашей Родины, преимущественно в Сочи. Несмотря на восторженное отношение к дедушке, выраженное в восклицании мальчика, Аркадий Иванович пока никак не выразил своего намерения заботиться об оставшихся сиротами внуках. Следует сказать, что это происходило, скорее всего, из-за преданности Аркадия Ивановича своей профессии, которой он посвятил свою жизнь всю полностью, без остатка, после смерти любимой жены. Этим обстоятельством не преминула воспользоваться Маргарита Михайловна в своей тактике:
— Ваш дедушка, насколько нам известно, полностью поглощен физикой, ведь он даже не приезжает к вам. А это свидетельствует о том, что внуки его не интересуют, или скажу мягче, он не может уделять им столько внимания, сколько требуется для их всестороннего и полноценного развития. Вывод можно сделать только один: ваш дедушка — неподходящий кандидат на роль опекуна или усыновителя, поэтому мы сами устроим вас.
Костя, слушая эту даму из власти, всё больше раздражался — она ему не нравилась: не нравились её слова, её манера говорить, всё её поведение. Она ведь, по сути, за весь разговор, происходивший в учительской, не предложила ничего конкретного, чтобы помочь ребятам. При этом, безусловно, она считает себя здесь самой главной. Подросток посмотрел на сестру — интересно, что она думает о Маргарите Михайловне.
Вера прекрасно слышала всё, что говорили все участники разговора, она не считала нужным вмешиваться, потому что была уверена, что её слова ничего не изменят к лучшему, а ухудшить могут.
Вдруг раздалась реплика Ивана Николаевича:
— Уважаемая Маргарита Михайловна, следуя букве закона, мы должны учитывать, что согласно положениям Семейного Кодекса при выборе формы устройства детей, начиная с десятилетнего возраста, должно учитываться их мнение.
— Иван Николаевич, Вы как всегда верно подкрепили мою речь законодательными нормами, но на этом я думаю, мы вполне можем закончить — нашим подопечным нужно продолжать учебный процесс. А мы с Вами тем временем обязательно устроим Колосовых — это наша задача, — жёстко закончила свое выступление представитель органа опеки.
Вера и Костя первыми хотели выйти из учительской — они спешили не потому, что, действительно так желали продолжить получать знания, а просто их тяготил этот разговор, эти люди, вся эта ситуация, которая свидетельствовала, что их судьба должна измениться, причём без их участия. Но их неожиданно остановила Маргарита Михайловна:
— Погодите минуточку, я хочу вам сказать… попросить вас. Скажите вашей сестре о том, что мы вас не бросим… Обязательно придумаем, как вам помочь. Сейчас очень многим детям мы находим новые семьи. Ей особенно важно знать, что есть… что будет помощь, она ведь ещё ребенок.
Брат с сестрой обернулись на пороге и посмотрели по-новому на женщину из отдела опеки. Впервые за всю их сегодняшнюю беседу она говорила с ними по-человечески.
— Я думаю, этот тайм мы выиграли, — употребив спортивное словечко, заметил Константин. — Ты согласна, Вер? Они, думаю, сейчас надолго от нас отстанут. Мне кажется, они поняли, что мы — сила.
— Может быть, и поняли, — как-то равнодушно проговорила сестра. — А я поняла другое, что мы и вправду никому не нужны, только друг другу: дедушка, как бы сильно он не любил нас, всё же далеко, и у него своя жизнь.
— Неправда, я уверен — стоит нам только позвонить ему, и он тут же примчится сюда, но мы ведь этого не делали, потому что мы можем пока жить и самостоятельно.
— Вот именно, пока, — сделала ударение на последнем слове Вера, — а что будет дальше, я не знаю, мы можем не справиться.
— Не надо сейчас об этом, я же говорил тебе, что пойду работать. А вообще-то, давай поговорим об этом дома, а то перемена скоро кончится, и начнётся урок, — тронул Костя за руку Веру, и не дождавшись её ответа, исчез в толпе школьников, высыпавших в коридор на перемену.
Вера медленно брела по школьному вестибюлю, ни о чем определенном не думая, вдруг она почти столкнулась с Катей Томилиной.
— Вера, а мы тебя все потеряли, думали вас уже совсем от нас забрали, — растерянно болтала подруга.
Вера смотрела на неё и не понимала — говорит она правду или шутит: каждому понятно, что никто их из школы не заберёт просто так в неизвестность, о чём Вера и не преминула сказать Кате.
— Тогда о чём же с вами так долго говорили? — не могла скрыть своего любопытства одноклассница.
— Наверное, о том, о чём говорят эти люди с каждым, кто остался сиротой, — нехотя говорила Вера. Она не хотела делиться ни с кем своими мыслями и чувствами, даже с самой близкой, на сегодняшний день, подругой. Вера не верила, что Катя сможет её по-настоящему понять.
— Ты знаешь, у меня как-то до этого не было знакомых сирот, поэтому, к сожалению, знать, что им говорят, не могу, — вызывающе проговорила собеседница.
— Ну что ж, подруга, — с апломбом парировала ей одноклассница, — у тебя больше и не будет таких знакомых, и тебя больше не будет это интересовать.
— Слишком поспешно, на мой взгляд, ты отказываешься от моей помощи, как бы потом не пожалеть, — внимательно посмотрела Катя на Веру.
— А ты не предлагаешь ничего конкретного, а просто задаешь пустые вопросы, такие же пустые разговоры вели эти люди — просто рассуждали о том, что нам нужно образование, воспитание, и поэтому для этого есть три формы нашего устройства — опека или попечительство, усыновление и приёмная семья, — передразнивала Вера недавних визитёров в их школу.
— Но это же замечательно, — искренне порадовалась за подругу Катя, — что есть так много возможностей вас устроить.
— Да, но Костя решил, что мы должны остаться одни, никакой новой семьи нам не нужно, мы — семья, и мы сами со всем справимся.
— Но это же так глупо отказываться от чужой помощи, особенно в вашей ситуации, вы же всё ещё дети.
— Что же ты, такая умная, постоянно просишь списать домашнее задание у меня?! — раздражённо бросила ей Вера и, повернувшись, пошла прочь.
Катя осталась стоять как громом поражённая: трещина, наметившаяся недавно в их отношениях, похоже, переросла в настоящую пропасть.