У нас на даче были соседи, двое милых пенсионеров.
Они очень любили свой участок и все летние дни проводили на грядках. Результаты их деятельности были довольно скромными, учитывая затраченное время. Чувствовалась, что они абсолютно городские люди, потянувшиеся в старости к земле. Крестьянской жилки в них не было, но они старались. Обустраивали свой небольшой деревянный дом, подкрашивали по весне. Привезли из квартиры ковры. (Сыновья с радостью освободили городское жилье.) Их было так много, что хватило и на полы, и на стены, и даже на открытую веранду со ступеньками.
Старики были очень дружны. С утра надевали одинаковые белые панамки с широкими полями и шли на свои десять соток, где все делали сообща. И так же сообща они были глухи. Даже когда стояли рядом, кричали так, что слышала вся округа. Поэтому мы всегда были в курсе их жизни. Знали, как им хотелось вырастить такие же розы, как у соседки слева. Или иметь такую же вишню, как у нас. Они экспериментировали, покупали разные саженцы, но такая крупная сладкая вишня почему-то не рождалась.
Проходя мимо их участка, можно было услышать мнение о себе или догадки о том, чем мы заняты, ибо их шепот был подобен раскату.
Вроде такого.
– Смотри, соседка пошла куда-то, – распрямляется старик.
– Куда ж это она намылилась? – «шепчет» бабушка.
– Вещей в руках нет, значит, не уезжает.
Иду обратно.
– Так это ж она за домашним молоком ходила! На станции рынок собирается к часу. Слышишь, Нина? Аж две бутылки взяла. Четыре литра. Наверное, кашу варить будут. Или заквасят. А может, и псу своему нальют.
– Ишь, дворнягу молоком поить. Хотя он хороший, пусть полакает.
Или так:
– Уходят, калитку закрывают. Может, купаться идут? А кота не взяли, смотри, как переживает, вдоль забора бегает.
Возвращаемся.
– Точно, на речку ходили. Видишь, волосы мокрые.
Так мы и жили под присмотром двух белых шапочек и их добродушное бульканье.
А потом их дом сгорел. Осенью, когда дачники уже разъехались. Сыновья были даже рады – они эту тягу к земле не понимали и не одобряли проживание родителей вдали от врачей. Восстанавливать ничего не стали, просто на следующее лето старики не приехали. Вряд ли бы они вынесли вид уничтоженного дома. Останки ковров до сих пор сиротствуют на земле, зияя черными дырами в красном орнаменте.
Тем временем соседка слева вырастила еще несколько сортов роз. Наша вишня постарела, но еще плодоносит, хотя и не так щедро.
Домашнее молоко у станции больше не продают – всех коров в деревне порезали. Местные говорят, невыгодно держать, корма дорогие.
Любивший молоко пес навсегда улегся под большой камень на краю нашего участка.
И некому больше комментировать мою одинокую прогулку.