В первый миг я почувствовал что-то вроде возбуждения, как если бы разгадал некую сложную задачу и заслужил за это одобрение, но в следующий – подумал, что, на самом деле, откровенно говоря, ничего я не разгадал, и моя одобренная Орбелли реплика, вообще говоря, ничего нам не даёт, да и сама по себе мало, чего стоит.
- То есть, профессор, вы пытаетесь узнать, что может быть общего у Карла Ленца и Шерлока Холмса?,- скептически попытался уточнить я. – Ну, и как?
- Если бы мне удалось это сделать, - проговорил Орбелли устало, - возможно, на этом моя миссия и была бы счастливо закончена. Но кое-что, действительно, одинаково у того и другого. Раннее разочарование в отце и ранняя потеря матери, например. Страстное, почти маниакальное стремление во что бы то ни стало скрывать чувства за невозмутимостью, граничащей с холодностью, и при том чувства сильные, острые. Стыдливость, особенно в вопросах сексуального аспекта. Есть и более конкретные вещи: оба пробовали наркотические препараты и подпадали под их власть, оба страшно боятся щекотки и так же неконтролируемо возбуждаются от неё.
Я невольно прикусил язык, чуть не спросив, как он узнал об этом в случае Ленца.
- Но самое интересное, - продолжал Орбелли, - что и у того, и у другого имеются довольно выраженные способности к суггестии . То есть, фактически и тот , и другой, могли бы сами выступать в роли Мармората.
- Как? И мальчик? – не сдержал удивления я.
Орбелли посмотрел на меня насмешливо:
- С вами, например, доктор, он расправился бы в мгновение ока, приди ему в голову хоть попробовать – хорошо, что у него не было такой возможности. Он вымотал меня, сопротивляясь, хотя я даже не агрессировал – мы только прощупывали друг друга. Притом, заметьте, я – не Мармората, - он произнёс это с лёгким самодовольством.
- Полагаете. Мармората попросту мог не справиться, - с сомнением предположил Вернер.
- Нет, он справился. В обоих случаях.
- Но у мальчика-то, кажется, память на месте, – вмешалась Рона.
- Она не отсутствует, - строго поправил Орбелли. – Но это не значит, что в неё не вмешивались. В конце концов, как я понял, Шерлок тоже искренне считал себя плотником о`Брайаном – нет?
- Не искренне, - заспорил я. – Совсем не искренне.
- Шерлок – увлекающийся человек, - задумчиво проговорил Орбелли. – Если он, как вы говорите, Уотсон, предложил профессору своё сотрудничество, он может, действительно, увлечься их работой. И точно так же он мог увлечься своей ролью подопытного.
- Бог знает, что вы такое несёте, профессор! – рассердился я.
Но Орбелли невозмутимо покивал головой.
- Я понимаю, в это трудно поверить, но я вам наглядно продемонстрирую это на мальчике. Потому что он, видите ли, такому подвержен в ещё большей степени. Я и сам замечал такое раньше: жертва агрессии – будь то забитая жена, силой удерживаемый заложник, запуганный ребёнок – нередко со временем становятся как бы на сторону своего обидчика, и даже в полиции выгораживают его. Это психологический феномен, объяснения которому я пока не нашёл. Может быть, это даёт какое-то ложное чувство справедливости, собственного достоинства – не знаю. В любом случае, мальчиком попользовались негодяи, а он сделался союзником этих негодяев, и совершенно искренне. Поэтому и у нас есть все шансы заполучить его в союзники – совершенно искренне.
- А может быть, - задумчиво проговорила Рона, - это и есть то общее, о котором вы говорите? И мой отец, и Карл Ленц подвержены такому… такому насильственному переносу симпатии на агрессора, а? Может быть, их поэтому и не убили?
- Подозреваешь в профессоре сантименты? – скривился я и пояснил для Орбелли. - Я помню Сэлби Сатарина ещё по Афганистану, ещё по тому времени, когда он служил своим однополчанам мальчиком для утех и вызывал только брезгливую жалость. Так вот, жалость ушла…
- Я подозреваю их не в профессоре, - тихо сказала Рона. – Ты рассказывал о слепом человеке на кладбище. Он ведь тоже был с ними.
- Оруэлл? Он и слепой именно потому, что был с ними не всецело.
- А сам этот …. Арчивелла?
- Марморта, - поправил я. – Арчивелла умер.
- Может быть, тоже не всецело?
- Пасечник разбил голову до смерти, - напомнил я. – Готье зарезан в лесу.
- Отец Ози застрелен в голову, - всё так же тихо продолжила она. И я додумал недосказанное: «это – война».
- Юношеская вера в лучшее, - прокомментировал Вернер с непонятным выражением.
- Возможно, спасёт мир, - подхватил Орбелли. – Не выходите из себя, доктор. Шерлок небезразличен не только вам. Но тем меньше у нас оснований кидаться в бой, очертя голову, непонятно, с кем.
- И даже непонятно, где, - сказал Вернер. – Я почти уверен, что плавучая лаборатория используется всё-таки только для препарирования лягушек. Основная база, думаю, спрятана куда хитрее.
- Давайте, я опять переоденусь мальчиком. – предложила Рона, - и порыскаю в Инвернессе – может быть, кто-то видел фургон, он ведь там бывает регулярно.
- Порыскаешь, - кивнул Вернер. – Но не одна. Орбелли, вас ведь пока никто не видел…
Старый цыган медленно и значительно кивнул.
- Но Мармората же знает вас в лицо! – запротестовал я.
- Ну и что? Мы виделись в совершенно другом месте, и не помню, чтобы я рассказывал ему о связи с Шерлоком.
- Зато здешний цыган, уж наверное, рассказал об этом.
- Если и рассказал, то не больше того, о чем сам знает. А знает он немного.
- Ну, хорошо, - сдался я. – И что вы предлагаете? Отправитесь на разведку вместе с Роной, она переоденется мальчиком, вы – не знаю, кем, и начнёте расспрашивать всех встречных, куда фургон возит людей для опытов? И третий же расспрашиваемый пустит вам пулю в живот – не предполагаете такой развязки?
- Я не допущу такой развязки, - веско поправил Орбелли. – И, кстати, вы оба будете неподалёку – если хотите, вооружённые до зубов. У нас не так много времени на подготовку провокации, в лучшем случае – пара дней.