Заклятие огнем и мраком
11. И я опять затих у ног...
И я опять затих у ног –
У ног давно и тайно милой,
Заносит вьюга на порог
Пожар метели белокрылой...
Но имя тонкое твое
Твердить мне дивно, больно, сладко...
И целовать твой шлейф украдкой,
Когда метель поет, поет...
В хмельной и злой своей темнице
Заночевало, сердце, ты,
И тихие твои ресницы
Смежили снежные цветы.
Как будто, на средине бега,
Я под метелью изнемог,
И предо мной возник из снега
Холодный, неживой цветок...
И с тайной грустью, с грустью нежной,
Как снег спадает с лепестка,
Живое имя Девы Снежной
Еще слетает с языка...
8 ноября 1907
Из Примечаний к данному циклу стихотворений в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
Заглавия одиннадцати стихотворений, составивших цикл "Заклятие огнем и мраком и пляской метелей", предполагали (в "Весах" [первая публикация в журнале «Весы»] и III1[III1 – [Блок А. Собрание стихотворений. Кн. 3. Снежная ночь (1907-1910). М.: Мусагет, 1912.]]) сквозное связное прочтение:
"(1) Принимаю – (2) В огне – (3) И во мраке – (4) Под пыткой – (5) В снегах – (6) И в дальних залах – (7) И у края бездны – (8) Безумием заклинаю – (9) В дикой пляске – (10) И вновь покорный – (11) Тебе предаюсь".
»
То есть первоначальное название исходного стихотворения – «Тебе предаюсь».
Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
«
З.Н. Гиппиус приводит заключительную строфу стихотворения в подтверждение своей мысли о том, что и в новых стихах Блок невольно остается верен прежнему образу своей лирической героини: «Это неправда, она не отошла. Только новой алостью зарозовели ее когда-то "бледные, снежные одежды"; а поэт думает, что эта – не та, не Она. Еще не знает эту настоящую; в часы старой печали надрывно рвется к старому (...)»(Антон Крайний [Гиппиус З.Н.]. Милая девушка// Речь. 1908 . .N'2 251, 19 окт.)
»
Обратите внимание на дату написания: 8 ноября – «незабвенная дата», 8 ноября 1902 года, ровно пять лет назад, произошло решительное объяснение Блока с Л.Д. И в этом стихотворении, опять же так, как у Ахматовой:
«А так как мне бумаги не хватило
Я на твоем пишу черновике.
И вот чужое слово проступает
И, как снежинка на моей руке,
Доверчиво и без упрека тает…»
…здесь сквозь обращение к Снежной деве проступают слова-моления к той, которой он однажды написал: «…меня оправдывает продолжительная и глубокая вера в Вас (как в земное воплощение пресловутой Пречистой Девы или Вечной Женственности, если Вам угодно знать).».
– «У ног давно и тайно милой»… – Со дня знакомства с Волоховой и года не прошло – где здесь “давно”. И уж тем более ничего “тайного” не было в их публичных встречах.
В.П. Веригина. «Воспоминания»:
«
Блок зашел по обыкновению к нам в уборную [театра Комиссаржевской]. Когда кончился антракт, мы пошли проводить его до лестницы. Он спустился вниз, Волохова осталась стоять наверху и посмотрела ему вслед. Вдруг Александр Александрович обернулся, сделал несколько нерешительных шагов к ней, потом опять отпрянул и, наконец, поднявшись на первые ступени лестницы, сказал смущенно и торжественно, что теперь, сию минуту, он понял, что означало его предчувствие, его смятение последних месяцев. «Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что это именно они и ничто другое заставляют меня приходить в театр».
Влюбленность Блока скоро стала очевидной для всех. Каждое стихотворение, посвященное Волоховой, вызывало острый интерес среди поэтов. Первые стихи ей он написал по ее же просьбе. Она просто попросила дать что-нибудь для чтения в концертах. 1 января 1907 года поэт прислал Волоховой красные розы с новыми стихами:
«Я в дольний мир вошла, как в ложу.
Театр взволнованный погас,
И я одна лишь мрак тревожу
Живым огнем крылатых глаз».
»
Для сравнения…
Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе»:
«
...И вот пришло "мистическое лето". [лето 1901 года] Встречи наши с Блоком сложились так. Он бывал у нас раза два в неделю. Я всегда угадывала день, когда он приедет: это теперь – верхом на белом коне и в белом студенческом кителе. После обеда в два часа я садилась с книгой на нижней тенистой террасе, всегда с цветком красной вербены в руках, тонкий запах которой особенно любила в то лето… Блок отдавал своего "Мальчика" около ворот и быстро вбегал на террасу. Так как мы встречались "случайно", я не обязана была никуда уходить, и мы подолгу, часами разговаривали, пока кто-нибудь не придет.
...Мы все любили Церковный лес, а мы с Блоком особенно. Тут бывало подобие прогулки вдвоем. По узкой тропинке нельзя идти гурьбой, вся наша компания растягивалась. Мы "случайно" оказывались рядом в "сказочном лесу" несколько шагов... Это было самое красноречивое в наших встречах.
...В сумерки октябрьского дня (17 октября) я шла по Невскому к Собору и встретила Блока. Мы пошли рядом. Я рассказала, куда иду и как все это вышло. Позволила идти с собой. Мы сидели в стемневшем уже соборе на каменной скамье под окном, близ моей Казанской. То, что мы тут вместе, это было больше всякого объяснения. Мне казалось, что я явно отдаю свою душу, открываю доступ к себе.
Так начались соборы, сначала Казанский, потом и Исакиевский. Блок много и напряженно писал в эти месяцы. Встречи наши на улице продолжались. Мы все еще делали вид, что они случайны…
»
Блок. Из дневника 18-ого года:
«Любовь Дмитриевна ходила на уроки к М. М. Читау, я же ждал ее выхода, следил за ней и иногда провожал ее до Забалканского с Гагаринской — Литейной (конец ноября, начало декабря). Чаще, чем со мной, она встречалась с кем-то, кого не видела и о котором я знал.»
Блок. Из неотосланного письма. 29 августа 1902:
«…Помните Вы-то эти дни — эти сумерки? Я ждал час, два, три. Иногда Вас совсем не было. Но, боже мой, если Вы были! Тогда вдруг звенела и стучала, захлопываясь, эта дрянная, мещанская, скаредная, дорогая мне дверь подъезда. Сбегал свет от тусклой желтой лампы. Показывалась Ваша фигура…
…Когда я догонял Вас, Вы оборачивались с необыкновенно знакомым движением в плечах и шее, смотрели всегда сначала недружелюбно, скрытно, умеренно. Рука еле дотрагивалась (и вообще-то Ваша рука всегда торопится вырваться).
…Прощались Вы всегда очень холодно, как здоровались (за исключением 7 февраля).
…Вот что хотел я забыть; о чем хотел перестать думать! А теперь-то что? Прежнее, или еще хуже?
…Когда же это кончится, господи?»
…И я опять затих у ног –
У ног давно и тайно милой…
Напомню, первоначальное название исходного стихотворения – «Тебе предаюсь». В корне этого слова не только преданность, но и – предательство.
;