Май 2022 года. Санкт-Петербург.
Я хозяин небольшого фотоателье в Питере. Над дверью моего ателье вывеска «Художественное фото. Выезжаем для съёмок на торжества».
Почему же люди обращались ко мне в ателье, когда сегодня нет проблем сделать фото самому, да хоть телефоном? Но мои фото, в отличии от любительских, получались живыми. Я ловил моменты, когда человек не позируя, думал о чём-то, о своём. Тогда он не контролирует гримасу своего лица, положение тела, рук.
Сегодня я еду на отпевание мужчины в церковь при Смоленском кладбище.
Я обрадовался вызову именно на это кладбище, находящееся в Василеостровском районе Питера. С этим кладбищем, если так можно выразиться, связано всё моё детство. Неподалёку от него жила моя старенькая бабушка, и когда я у неё гостил, то мы с ней ходили туда гулять, как в парк. Тогда Смоленское кладбище, действительно, имело вид запущенного музея под открытым небом. Там уже давно никого не хоронили. Мы усаживались с бабушкой на скамеечку около какого-нибудь старинного памятника, и она мне рассказывала сказку или историю из своей жизни. Позже, уже в школе, мы с одноклассниками ходили на Смоленское кладбище готовиться к экзаменам. Рассаживались прямо на земле или на могильных плитах, и зубрили билеты...
Я оценивающе, как фотограф, рассматривал присутствующих на похоронах гостей...
Получится замечательное фото мальчика лет десяти с мечтательной улыбкой на лице. Его руки чуть согнуты в локтях, ребёнок словно держит древко невидимого знамени.
Серёжа был племянником человека, лежащего сейчас в гробу посреди церкви со свечой в руках. Мальчик всегда очень завидовал пацанам своего класса, которые ходили на демонстрацию «Бессмертный полк» с фотографиями на палочке своих прадедов, а у Серёжи прадедушка не воевал. Как объясняли мальчику родители, что его прадедушка в это время добывал уголь в Воркутинской шахте. И добавляли, что дед был тогда репрессирован, но позже стал лицом реабилитированным. Серёга не знал значений этих слов, но спрашивать не стал. А друзьям объяснял, что фото прадеда нет, потому, что он на фронт пошёл воевать, а не фотографироваться. Теперь же, как думал мальчик, ему очень повезло, ведь его умерший дядя Саша немного повоевал в Чечне поваром, и его фото теперь можно смело носить на палочке, как фото героя войны.
А вот ещё интересный типаж: крупный мужчина в вельветовом затёртом пиджаке и галстуке «бабочка». Руки сложены в замок под животом, лицо розовоё, выдающее в нём немало пьющего человека. Взгляд устремлён в землю. Про такой взгляд, можно сказать «глядит внутрь себя».
Иннокентий Вениаминович был поэт, рассылающий в разные печатные издательства свои стихи под новой для него фамилией. Ну, согласитесь, что если подпись под строками «Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье...» будет не Пушкин, а Полусёров, это же совсем поменяет атмосфэру того времени. Но при этом, мужчина не хотел полностью предавать память предков и сохранил часть своей девичьей фамилии. Теперь он звался Полуэртов Иннокентий Вениаминович.
Но если быть до конца честным, то поэт не имел никакого отношения к покойнику и даже к его жене, и пришёл-то он сюда исключительно за вдохновением. Но если уж быть ещё более честным, то печатали нашего поэта редко, а кушать-то его тело каждый день хотело. Поминки, была вторая и основная причина, по которой он присутствовал сегодня на похоронах этого, не бедного при жизни, как поэт надеялся, человека. Почему сегодня? Да всё очень просто. Таких «поэтов» было много при Смоленском кладбище и они, чтобы не создавать ажиотаж, словно «сыновья лейтенанта Шмидта» из вечной книги «Золотой телёнок», поделили дни месяца между собой. У Полусёрова интервал посещения покойников составлял тринадцать дней. Сегодня был его день. Одного взгляда на усопшего хватило поэту для вдохновения, и он теперь повторял в голове, чтобы не забыть, строки, которые родились только что.
Уходят из жизни друзья навсегда
и мысли у гроба приходят тогда -
Не стройте вы планы о том и о сём,
живите вы просто сегодняшним днём.
И нужно сегодня, что видишь, любить,
а завтра ведь просто же может не быть.
Из гостей, ближе всех к гробу стояли друзья, покинувшего этот мир.
Меня, как фотографа, заинтересовал мужчина с явно натренированным на скорбь лицом и телом. Он стоял по стойке «смирно», опустив руки по швам и прижав их к бёдрам. Голова его была склонена вниз и в бок. Двигались лишь его губы, он сейчас словно повторял молитву за, отпевающим покойника Батюшкой.
Виктор Иванович Панкратов, учился с покойником с первого по второй класс, но их объединяло кроме этого ещё и членство в одной партии. Да собственно, он и приглашён-то был на тризну, как представитель партии. Виктор Иванович стоял и вспоминал, как покойник в первом классе описался прямо на уроке. От такого воспоминания, он даже внутренне улыбался. Но улыбался не долго, поскольку, как говориться «вспомнил «А», захочется тебе и «Б»». И тут нашему мужчине невыносимо захотелось сделать то, что в первом классе, на уроке, сделал покойный. И теперь уже все мысли были направлены лишь в одну точку его тела. От этого, выражение лица Виктора Ивановича стало ещё более скорбным. Но нельзя же было плюнуть на всё и убежать сейчас в туалет. Он же всё-таки был представителем главной партии страны. И мужчина мужественно терпел. Одна мысль его поддерживала сейчас, что он, пусть и с мученьями, но стоит, а... И Виктор Иванович посмотрел в центр зала.
Ещё внимание моё, как фотографа, заслужил мужчина в чёрной водолазке, обтягивающей его беременнообразный живот. Коричневые брюки удерживались под животом, как мужчина, очевидно, считал, на талии, ремнём. На голове он носил большую лысину, окаймлённую, венком, крашенных в чёрный цвет волос.
Соломон Маркович был единственный близкий друг покойника. Они вместе ходили с ним петь в хор при бывшем доме пионеров.
И Соломон действительно пострадал из-за ухода друга. Соломон Маркович сейчас стоял и вспоминал их общие застолья. Усопший очень любил икру, севрюжку копчёную, но особенно охотно он ел щи. Тут мысль мужчины прыгнула от покойника к щам, от щей тех, что любил усопший, к щам, которые сварила сегодня его жена Соня. Он представил, как после окончания этого спектакля он вернётся домой. И тут уже он возьмёт горбушку мягкого чёрного хлеба, натрёт её чесночком, отрежет кусочек замороженного солёного сала, намазанного горчичкой, нальёт в рюмку хорошей водки, поставит перед собой тарелку кислых щей со сметаной и будет поминать друга, как положено.
Соломон Маркович улыбался.(внутренне).
Но тут ход его мыслей прервал голос безутешной вдовы:«Соломон, скажи пару слов в напутствие моему мужу так, как ты умеешь это делать.»
Соломон Маркович сделал один шаг в направлении лежащего друга и заговорил... Вся его двадцатиминутная речь, если коротко, сводилось к одному «Дождись там, пожалуйста, нас, друг».
И тут Батюшка, своим, хорошо поставленным голосом, словно ведущий со сцены «Дворца съездов» во время концерта посвящённого святой для всех Россиян дате, произнёс:
- А сейчас, с прощальным словом, выступит друг покойного из глухого башкирского села, который воевал вместе с ним за свободу нашей родины в Чечне.
Мне, как фотографу, был интересен этот немолодой человек в современной военной форме без погон. Мужчина был коренаст, кривоног, мужественное скуластое лицо, глаза с прищуром. Он стоял и мял в руке военный головной убор.
Ишбулды стеснялся своего неправильного русского языка, но сказать другу он что-то был обязан. И он сказал:
- Саша, друг, мы, твои друзья по роте, всегда завидовали тебе, ты был единственным горожанином, да ещё и ленинградцем. Да и потом ты жил хорошо, богато. А я вот первый раз в Питере. Спасибо тебе, Саша, что меня пригласили на твои пОминки - смачно, ударением, выделив в этом слове букву «О», как делал это в телевизоре один московский депутат, Ишбулды продолжил, – а ещё, я передаю тебе привет от наших ребят: Аляма, Газима, Замира. Мы все из одного села и они скидывались мне на поездку сюда. А на днях, я с ними, как в том кино, «В бой сходят одни старики», по просьбе президента нашего, снова встали в строй и идём воевать за родину. А что нам ещё делать? Не умею я много говорить. Остальное скажу тебе при встрече, - и мужчина смахнул кулаком с широкой щеки, льющиеся градом из его глаз, скупые мужские слёзы.
Одна женщина, которая всё время держала под своим носом кружевной платочек, так поддалась эмоциональной речи оратора, что невольно хлопнула два раза в ладоши. Все зрители и даже Батюшка, посмотрели с удивлённым осуждением на даму с платочком. А она была, на мой взгляд, фотографа, очень фотогенична. И я просто должен был сделать снимок её лица, её рук, её спины.
Женщина была худощава, большой, с горбинкой, прозрачный, если смотреть на него близко и со стороны, нос. Глаза женщины скрывала, доходящая до горбинки носа вуаль от аккуратненькой шляпки. Чёрная кофточка и узкая, ниже колен, юбка, с разрезом позади, доходящим почти до выпуклости её попы.
Александра Павловна, была подругой вдовы ещё с самой юности. Но иногда подругой и мужа вдовы. Когда он был ещё жив. Что же вспоминала сейчас женщина? Ах, лучше бы уж этого и не знать её подруге, теперь вдове.
Закончить миниатюру я бы хотел тем персонажем, с которого должен был начаться повествование.
Ведь я же ни слова не сказал о вдове почившего. Писать о её лице сегодня, было бы кощунством. Это лицо убитой горем женщины. Но ведь человек состоит не только из одного лица, поэтому опишу лишь её ногу. Одета женщина была в чёрный строгий брючный костюм. Так вот, в обхвате, её нога, в промежутке от колена до выше, была толще, чем талия ей подруги Александры Павловны в районе попы.
Мария Сергеевна до 24 лет занималась спортом. Как покойный муж хвастался ею, говоря, что она мечет ядра. Покончив с ядром, Маня полностью посвятила себя воспитанию собаки и мужа.
Я приблизился к гробу, чтобы запечатлеть на фото усопшего и склонённую над ним вдову. Тут я, невольно, услышал фразу Батюшки, произнесённую шёпотом и обращённую к вдове:
- Мадам, я вас прошу, плачьте, пожалуйста, в сторону. Не ложитесь всеми своими грудями на усопшего, вы раздавите столик под гробом. И, уважаемая, вы можете сказать, отчего скончался ваш муж? Мне это нужно знать для молитвы.
- Батюшка, никто не мог даже на него такое подумать, ведь он вернулся живым с одной из наших ненужных войн, а тут умер после небольшой семейной ссоры от обычного сотрясения мозга - и чуть слышно добавили - головного.
На фото из интернета, церковь на Смоленском кладбище.