Счастье привалило.
В этот тёплый майский день Неля с удовольствием вошла, наконец, в строгую прохладу своего подъезда. Бухнула о каменный пол двумя полными авоськами продуктов, открыла почтовый ящик, и на неё посыпалось изобилие прессы: Правда, изобилие прессы представляла только тоненькая газета «Вечерний Город», за ней выскочило письмо от подруги и маленькое денежное извещение. Лапка быстро слизнула извещение в сумочку. В голове мелькнуло: «Опять этот козёл прислал три копейки! Такая сволочь! Слов нет! Отказаться может совсем от этих грошей?» Но в сердце зрела надежда: «А может рублей двадцать, или тридцать, а вдруг пятьдесят? Это же ужас, что такое!»
Каждый месяц, открывая почту, Неля льстила себя надеждой на нормальные алименты, но их не было. И само извещение приходило далеко не каждый месяц.
Жили трудно. Неля, сынок четырёхлетка и Нелина бабушка, семидесяти пяти лет от роду. Бабушка получала пенсию сорок девять рублей и пятьдесят копеек. Неля в удачный отчётный месяц приносила сто двадцать. Питались хорошо, а вот одеться, обуться – это изрядно повертеться надо. Неле одной, без бабули и на питание не хватило бы. А за квартиру заплатить, за садик? Это сразу минус из бюджета двадцать пять рублей. Но на кухне колдовала бабушка, с отчаянностью камикадзе любившая Нелю и совершенно порабощённая любовью к правнуку. Она разрабатывала для семьи неземного вкуса меню. И туда входило всё, что должно было оздоровить и напитать витаминами её внучку и правнука.
С этих же сирых доходов бабуля умудрялась откладывать деньги на летний отдых. Летом она брала в охапку правнука и улетала с ним в южный любимый родной город. В середине лета к ним приезжала Неля и домой возвращались все вместе, самолётом. В багажное отделение самолёта отправлялись варенья, соленья, сухие грибы, мёд, короче, много чего интересного и полезного для того, чтобы перезимовать.
Сейчас разобрать сетки, сбегать за малым в садик, буквально через дорогу и через двор. Да! Надо срочно посмотреть, что там прислал этот экс - муж? Чтоб его! Тут у Нели был шкурный интерес. Она тоже копила. А с чего копить? Всё ж в семью? Иногда округляла цифру в алиментах, беря, тасязять, налог с негодяя в свою пользу. Никогда не наглела. Да с чего наглеть? Ну рубль- два. Если алименты попадались совсем нищенские, то только мелочь.
– Неля! Это ты? Я спрашиваю тебя, Неля, это ты? – из кухни доносилось не совсем колоратурное сопрано бабушки.
– Ну я, бабуля! А кто же ещё?
– А шо ты кричишь? Мне это нравится: кричит она мне здесь!
– Бабуля я не кричу! Я думала, что ты не слышишь меня!
– Не волнуйся, доня, я хорошо слышу. И вижу я тоже хорошо. Посмотри на часы! Ты опаздываешь за ребёнком в садик. Он будет сидеть там один как арестант, пока ты возишься. Иди уже! И купи сметану! У тебя есть деньги?
– Откуда? – Неля выгнула изумлённую бровь.
Бабуля протянула рубль. Но не поверила. Оскорблённо напомнила, что сдачу она тратить не рекомендует.
Неля забежала в комнату за паспортом. Схватила сумочку и в подъезд. Сначала на почту, потом в садик и скорее домой. По дороге на почту достала извещение и чуть было не упала в глубокий обморок. Извещение гласило: «сто девятнадцать рублей»! Это было уже за гранью мечты.
Развелись они с мужем около двух лет назад. Сначала алименты были сносные: и тридцать, и сорок, и даже сорок пять, но реже. Чаще всего тридцать: по рублю в день. Но не всё Нелю устраивало. Алименты муж привозил сам. Неля, действительно, не судилась, не рядилась. Инициатором развода была она. Вина в развале семьи давила, а гордость отбивала желание выяснять денежные отношения.
И что она сына не вырастит? Да я вас умоляю! Привёз и спасибо. Но муж имел тенденцию долго возиться с сыночком (его право!), потом опаздывать на последний троллейбус и по законам жанра просился на переночевать. Бабушка его оставляла с превеликим удовольствием, но укладывала не к себе в кровать, а подбрасывала его к Неле на диван, как партизан гранату. Со словами:
– В тесноте да не в обиде! А шо такое, я не понимаю? Ложитесь валЬтом и всех делов!
«Так и положила бы это счастье к себе! Хоть валетом, хоть королём» с ненавистью думала Неля. Но молчала. Притворялась спящей и почти мёртвой. Дверь за бабулей тихо и интимно закрывалась. Муж лежал минут двадцать не дыша, а потом начиналась мука. Длилась она до самого рассвета. И если муж после всех безуспешных притязаний и разочарований валился как сноп, то Неля не могла уснуть пока не услышит, как он бухает дверью, задрожат стены, потом он снова бухает дверью, уже подъездной, и задрожат соседи. И спать-то ей оставалось всего ничего. Но и не уснуть.
В конце концов, с мужем у Нели состоялся, вернее сказать: не состоялся, неприятный разговор. Он сказал, что раз так, то алименты он будет присылать по почте сам, но не факт, что это будут такие же КРУПНЫЕ суммы.
И пошли суммы просто опереточные. Самые крупные двадцать, самые мелкие чаще: Десять и даже девять. Девять, но с копейками, дай Бог мужу здоровья. Неля молчала, ничего не спрашивала, никуда не ходила, не звонила. Лишь бы не лез. Муж, который справедливо ждал покаяния, суровел. Так что морально Неля уже была готова остаться без сиротского мужниного подаяния.
Но сейчас в душе произрастали дивные цветы и пели райские птицы. План тихого вечера нёсся куда-то к псам на съедение.
На почте Неля протянув в кассу паспорт с достоинством великосветской львицы. Аккуратно пересчитала, положила в кошелёчек и побежала за сыночком.
Неожиданные эти деньги тянули её в логово не оправданных и роскошных трат. Сегодня она должна подготовить платформу для эстетического разврата. В садике Неля получила своего белоголового волшебного мальчика, невнимательно поцеловала его в макушку и помчалась с ним домой, конечно, мимо продуктового магазина.
Дома были выяснения. Щи уже на плите. Неля побежала за сметаной.
– Хорошее дело, я вам доложу! Вот это ж какая идиётка! – тихо так, чтобы только правнучек услышал, сказала бабушка и призадумалась.
Прибежала Неля с алыми щеками на счастливом легкомысленном лице, и бабушка поняла, что происходит что-то таинственное с её вероломной внучкой. Какая-то тайна. Это бабулю никак не устраивало.
– А шо вы гулять сегодня не идёте? – удивлённо и с некоторым укором спросила бабушка.
– Какое гулять? Бабуля? На дворе скоро лето, а у меня хвосты. Ты же сама потом будешь орать на меня, как потерпевшая.
– Фи! Какой у тебя жаргон, Неля! Ребёнку нужен воздух.
– Бабуля! Давайте вы с малым погуляете, а я спокойно позанимаюсь. Мне, действительно, просто полный швах, если я не сдам зачёты до конца мая. А тебе тоже нужен воздух, бабуля. За целый день в кухне напрыгалась!
– Я, конечно, пойду с ребёнком гулять, но это совсем не значит, что ты сдашь все хвосты! Но приятно слышать, что ты думаешь за моё здоровье. Шоб я не только попрыгала, но ещё и побегала за этой малой ртутью. – И бабуля лучезарно, но очень коварно улыбнулась.
Только за бабулей и малым закрылась дверь, Неля метнулась к телефону.
– Ирка! Привет! Ирочка, я просто горю! Выручай! Помнишь ту юбочку французскую? Коричневую с редкими букетиками по полю. Ты мне её предлагала. Я хочу её купить.
– Ну, ты даёшь, подруга! Когда это было? Взяли её, наверное. У нас не залежится такая вещь. Хочешь, я гадешку тебе подгоню. Изумительного синего цвета?
– Ирочка! Я не хочу никакую гадешку. Я хочу ту юбку. Дуй прямиком к Тамарке. У неё такие вещи всегда заныканы.
– Ну и езжай к ней. Почему не хочешь? Поссорились? А что такое? И, главное, я ничего не знаю! – Ирка оскорбилась.
– Я всё- всё тебе потом расскажу, Ирочка! Ну, пожалуйста! Только не говори, что для меня.
– Ну, хорошо! Завтра подъеду, попробую.
– Какое завтра, Ира! Сегодня! И сразу ко мне. Деньги у меня есть.
– А деньги откуда? У тебя кто-то завёлся?
– Ирочка! Заводятся тараканы и вошки.
5. – А так же - мандавошки!
– Ты на что намекаешь?
– Я не намекаю. Я предупреждаю. Конечно, завёлся кто-то. А ты всё тихой сапой. И мне ни словечка! Да ну тебя!
– Ирочка, голубушка! Вот поезжай. Приедешь, я всё тебе расскажу.
– Никуда я на ночь глядя не поеду. То же мне- барыня!
– Ирочка! Пожалуйста. Чует моё сердце, что юбка там и меня ждёт. Именно сегодня. А время детское, до закрытия универмага ещё больше двух часов. Я для тебя всё сделаю, что ни попросишь. Хочешь билеты в драму? А в «Глории» столик хочешь?
– Ну ты даёшь, Нелька, я ж тоже не в «Красном кресте» работаю. Что я в театр не попаду или в «Глорию» твою сраную?
– Сраную, не сраную, а с любым количеством гостей, с музыкальными приветами для дам и «посидеть, когда закрыто»? Слабо?
– Ладно! Съезжу. Хотя могла бы просто позвонить.
– Никаких звонить. Тут важен фактор неожиданности. Да, Ирочка! Ещё: малому тоже шоколадного цвета брючки, кримплен гладкий, не жлобский. Лучше финский. Он зацепок не оставляет. Размер тот же, что и джинсы. Помнишь? И бабуле. Ой! Бабуле кофточку шерстяную элегантную, сорок восьмой размер. Цвет какао с молоком. И главное: пуговицы! Пуговицы должны быть гладкие и очень элегантные.
– И где это ты так заработала, солнце моё? Ты посеяла в моём сердце подозрения, преходящие в уверенность и слабую надежду. Денег-то, на стольник потянет.
– Всё есть. Я жду. Езжай быстрее. У меня коньяк есть. У бабули. Она нас угостит. Ты только ей ничего не говори про покупки. Ладно?
– Всё. Мне уже интересно. Я полетела. Жди!
– Ирка! Я так тебя люблю!
Неля быстро разбросала по столу конспекты и учебники. Создав видимость прилежной студентки, полезла по шкафам. Вытянула свитерок, водолазку и маечку шерстяную, а под неё рубашку. Короче, всё, что вполне могло сочетаться с юбочкой.
Где-то через час ввалились усталые и снова голодные бабуля и сынок. Только загремели чашками и блюдцами, раздался звонок в дверь. Как победный горн? Или как похоронный марш? Неля метнулась к дверям, чуть не сбив с ног своё беленькое счастье.
– Ой, Никитка! Ну что ты вертишься под ногами?
– Мамочка! Я писить хочу… и какать!
Неля протащила Сыночка в ванную, бухнула на горшок и думать о нём забыла. Побежала открывать дверь в модную и нарядную жизнь.
Уже по выражению лица Ирки, она поняла, что налёт на дом торговли удался.
Юбочка была та, именно та! Размер в размер. Она легла на бёдра, как влитая и элегантным колокольчиком изящно падала на полколена. Ни убавить, ни прибавить даже сантиметра. Всё, что достала Неля из шкафа подошло. В комнату просочилась бабушка.
Глаза сверкали младым огнём! Во взгляде восхищение, удивление и праведное осуждение.
– Я не пОняла, шо это такое? Хорошие дела! В доме крошки хлеба нет, а тут такое изобилие! В голосе бабули прозвенел трагизм горькой догадки:
– Неля! Откуда у тебя деньги? Откуда деньги? Юбка коротковата. Ты в ней, как прости…Господи, комсомолка.
Неля, сосем забыв про осторожность, встряхнула необыкновенные брюки для сыночка. О! Это было что-то! Шоколадный гладкий кримплен, с вечными стрелочками, сами брючки переходят в нарядную грудку на лямочках. Грудка в коричнево- белую мелкую клетку. Ну кто бы мог подумать, что на свете бывают такие вещи?
И как венец всему этому буйству разврата– пакет, красивый, изящный пакет, который сам по себе был произведением искусства. Такие пакеты не выбросит ни один дурак. Их хранили, стирали и носили в них что-нибудь лёгкое, только, чтобы явить миру этот знак приближённости к благам человечества.
Так вот из этого пакета выпала шерстяная кофточка с пуговицами, вполне может быть, что из самого Эрмитажа. Нет, скорее, из Лувра. Продукт был и самой Франции. Кофточка цвета кофе с молоком и шоколодный блеск овальных пуговиц. И по косичке на каждой груди. Мама дорогая!
– Бабуля! Примерь. Это тебе, моя хорошая!
В этот момент в комнату с рёвом ворвался Никита:
– Мама! Вытри мне попу! Я уже покакал!
– Такой большой мальчик! И не можешь вытереть попу сам!
– Тама бумаги нету. Мама! А что это мне?
Никита протянул ладошку к брюкам. Неля с трепетным ужасом схватила в свою жменьку ладошку сына и повела его вытирать попу и мыть руки. После всех процедур вернулись на сцену.
Бабушка стояла в новой кофте на старый измученный халат. Глаза сделались круглые как блюдца. Бабушка стояла молодая, с красивым лицом в облачке седых волос. Одуванчик на излёте. Неля заплакала.
Никита в брюках выбил слезу у бабули. Ирка плакала от осознания своего волшебного великодушия. Счастливы были все. Цена Иркиному великодушию не зашкаливала. За всё и про всё девяносто семь рублей.
С визгами, хохотом и светлой любовью в сердцах прошли в кухню. Подогрели чай, расселись. Неля отсчитала Ирке сто рублей. Та быстренько смахнула их в кошелёк, щёлкнула сумочкой и взялась за бисквит с чаем.
Бабушкино всевидящее око остановилось на Иркином лице. Лицо транслировало: «А где три рубля сдачи»? Иркино лицо в ответ молчало. Но бабулин взгляд переиграл. Бабушка не любила терять деньги, даже при условии, что они были не совсем благородного происхождения. Нехотя, Ирочка щёлкнула сумочкой в обратном направлении. Неля руку подруги накрыла своей тёплой ладошкой:
– Потом, Ирочка. Всё потом. А сейчас мы выпьем по рюмочке коньячку. И что ты надела такую изящную вещь на халат? Надень своё выходное платье и на него кофточку. Мы тут на тебя посмотрим. Да! И захвати бутылочку коньяку. Она у тебя под постельным бельём в шкафу томится.
– Бабушка без восторга потелепала в свою комнату.
Вышла из неё царевишной с бутылкой армянского коньяка в руках. Бабушка была очень пожилая, но красивая. Праздничная, породистая. Да! Пожилая. Но красивая с молодыми глазами. И покатилось веселье.
– Берта Моисеевна! Вам так идёт этот наряд. Эти сочетания красок! Просто красота необыкновенная! – подлизывалась Ирочка.
Бабушка долго злиться не умела. Да уже и выпито было по рюмочке. Чего мелочиться-то? Сейчас было так хорошо. Бабуля возьмёт свою планку в три рюмочки, и они с правнуком пойдут спать. А девочки пусть поболтают. Одно слово: подружки.
– Вообще-то, Ирочка, это платье я на смерть берегу. Я хотела в гроб лечь в костюме из английского синего бостона. Это что-то. Но Неля против.
– И ничего я, бабуля, не против! В смысле, конечно, не гроба. А в смысле костюма. Там такие плечи у пиджака. Ты не влезешь в этих плечах в гроб! Как ты этого не понимаешь? И, вообще! В гроб собираешься как на курорт. Уже две смены белья не тронутые. Зачем тебе там две? Носи сейчас!
– Я ещё не выбрала, в какое белье облачиться.
– Ну так уже определись!
– Ты думаешь уже пора?
– С тобой невозможно разговаривать, бабуля! Ирка! Наливай ещё по рюмарику. Я же не про то…
– А про что, моя рыба золотая? – бабуля лихо опрокинула рюмочку. Аппетитно хрустнула домашним хворостом и строго заключила:
– Я дам тебе знать, когда определюсь. И - ша!
Через полчаса бабуля расцеловала подружек, и они с правнуком отправились спать.
Девчонки сидели за столом ещё часа полтора. Неля рассказала про крезовские алименты от мужа, про подлую Томку из сувенирного отдела. Ирка про своего сына, который был отпетым двоечником по всем предметам, кроме математики и физики. Брал городские олимпиады, что не мешало ему слыть дворовым хулиганом. Про мужа, который отказывается сына бить потому, что считает, что всё идёт нормально.
Такой хороший и добрый вечер получился. Уже к двенадцати ночи Ирка укатила на такси домой, а Неля отправилась в душ.
Завтра шикарный выходной. В кошельке больше двадцати рублей. Плюс пятёрка, данная бабулей на разврат. Неля брать её стеснялась, но взяла. Подумала: «Завтра вечером отдам. Потом объясню».
А завтра они гульнут с Никитой на славу! И было завтра. И были сборы, Неля стригла своего белоголового пацанёнка. Эту процедуру она никому не доверяла. И был парадный выход из подъезда. Сынок был обут в лакированные ботиночки, в белой крахмальной рубашечке и в брючки! О Боже! Какие это были брючки!
Неля в умопомрачительной юбке и в свитерке, какого ни у кого в их городе даже быть не могло. Ножки обуты в изящные кожаные туфельки в цвет растаявшего шоколадного мороженого.
И был аттракцион в курортной зоне. И гульнули так, что на американских горках умудрились потерять кошелек. Их еле докричались устроители аттракциона. Кошелёк вернули. Они обошли всё, что только возможно. И комнату смеха, и пещеру ужасов, а про качели и карусели и говорить нечего. Перекусили в шашлычной.
Ближе к вечеру собрались домой. Но захотелось мороженого. Бумажек в кошельке не осталось. Там только жалобно звенела мелочь. Посчитали. Выходило: если покупать мороженое, то ехать домой зайцем. Никита маленький, его не арестуют. С мамой сложнее. Рискнули. Поели мороженого, впрыгнули в трамвай, из трамвая в троллейбус и счастливыми зайчиками помчались домой. К бабушке. Никто не арестован. Счастье и удача, они же как приговор.
А дома ждала бабушка с вопросом: «Откуда у тебя такие деньги?»
Неля рассказала правду. Получила оплеуху.
– За что? – спросила обалдевшая Неля.
– У тебя были деньги, а ты у меня пятёрку взяла. Не отказалась, шлейперка! А я ещё удивилась, дура старая: «что-то она больше не клянчит». Я думала десятку будешь требовать. У тут вон, что! У самой денег тьма, а она старуху как половичок трясёт. Нахалка!
– Бабуля! Так я ж для конспирации взяла.
– Ах! Для конспирации! Так давай их мне теперь взад. Я уже всё знаю. Давай!
– Дык у меня и нету! – струсила Неля.
Короче, без второй оплеухи не обошлось. И, вообще, долче вита закончилась. Полгода Неля просидела без никаких алиментов. История простая до гениальности.
В бухгалтерии насчитали с мужа алименты в размере: один рубль и девятнадцать копеек. Отослали квиток на почту. Там сидела молодая, не опытная в семейных отношениях девочка. И поскольку перевод на алименты был оформлен не строго и не пространно, то есть, не прописью, а без затей: «1.19» и всё. Девушка точку после единицы то ли не увидела, то ли не учла. И почта отправила Неле, её златоглавому сыночку и колоритной бабушке счастье в кредит.119 полновесных рублей.
Кредит Неля погашала полгода. Но всё кончается когда-нибудь. Закончилось и это досадное недоразумение. Но послевкусие счастья живет в её душе до сих пор.
А жизнь постепенно вступала в берега. И Нелька ещё замуж вышла. И забыла напрочь, как мелким шепотом копейки считать. Только, жаль, что бабушка этого не знает. А может знает? Ведь знала же каким-то неведомым образом Неля в каком из двух комплектов белье отправить бабулю в последний путь. Видать, дала знать бабуля. Царствие ей небесное!