http://proza.ru/2022/03/24/190
И выпало же вороне счастье родиться белой. Именно она, ослепительной белизны птица, по всем орнитологическим признакам обязанная быть антрацитово-черной, с гортанным криком безысходности, рухнула с небес к оголенным женским ногам. Оттопырив крыло с кровавой метиной, ворона раскрыла клюв, такой же белый, как и оперение, прокаркала что-то издевательское и мстительно ударила им по ярко-красному ногтю ноги девушки.
Но, подняв голову, раненая птица стушевалась. Над ней склонилось доброе девичье лицо альбиноса под длиннополой шляпой. Все в нем было великолепно белым: длинные пряди волос, кожа, брови, ресницы, кожа лица, тусклые глаза и губы. И только ногти, красные ногти на руках и ногах, выглядели нелепо. Именно они, по мнению белой вороны, нарушали привычное равновесие. Немного подумав, ворона клюнула большой ноготь другой ноги этой редкой человеческой особи. Правда, слегка, по-матерински, для острастки. Пусть эта незнакомка знает, что красный цвет, злой цвет крови, не должен уродовать привкусом боли белоликое великолепие.
Стараясь не причинять страданий раненой птахе, женщина осторожно пропихнула руку под беспомощное птичье тельце и бережно перенесла бедолагу в просторную клетку с питьем и зерном. В этой клетке раньше жила чудом выжившая синичка, найденная окоченевшей на ступеньках дачной веранды. Правда, позже, соблазненная весенним песнопением залетного кавалера, теньковка нашла свое птичье счастье, вывела потомство и, в знак признательности, частенько ублажала слух бывшей хозяйки звонкими трелями.
Ранка вороны вскоре зарубцевалась, но пробитое крыло отказывалось помогать взлету. Как только не исхитрялась ворона, чтобы взмыть в зовущую высоту: и разбегалась, подбадривая себя скрипучим рыком; и пыталась оттолкнуться от кучи песка, желтого как манящее солнце; и пикировала с рук кормилицы, рассчитывая на силу здорового крыла. Окончательно убедившись в безуспешности своих попыток, белая ворона петляла по-заячьи в травяных заводях и следовала по пятам за хозяйкой.
Теплая пора, как ей и положено, пролетела мгновенно. Когда начался сезон нудных дождей, ворона заметила перемены в настроении своей белолицей подруги. Та часто читала полученное письмо и плакала. При этом, ее чудесный лик неприятно краснел, а соленые капли, сползая по щекам, оставляли влажный след на льняной скатерти. А по зиме женщина слегла от странной хворобы. Эта хвороба, с упорством мощной помпы, выкачивала из девушки силы, норовя добраться до самого донца.
Навалившаяся слабость сцепила женские веки сонной немощью, отбивая желание бодрствовать. Птичья клетка подолгу оставалась нечищеной, а голод и жажда вновь вошли в прежний быт белой вороны. Не понимая, что заставило действовать птаху, голод или страх за подругу, но нелетающая птица однажды взбунтовалась. Сильным клювом она стащила с оголенных женских ног одеяло и начала долбить им по глянцевым алым ногтям. Чуть позже, переместившись к подушке, упорная ворона, сначала слегка поглаживала лоб и щеки девушки здоровым крылом, а потом перешла к более действенному массажу. Спящая красавица пробудилась от бесцеремонных шлепков и оплеух и ласково погладила ворону. Попыталась встать. По тошнотворному головокружению и слабости в ногах, поняла, что зимняя летаргия затянулась во времени. Глянув на запущенную клетку без питья и еды, ощутила стыд перед оголодавшей птахой-целительницей и заставила себя стряхнуть с век остатки липкого сна.
От своей прикипевшей немощи женщина отделалась только к весне, когда солнечные лучи щедро напитали теплом проснувшуюся землю; когда белая ворона, кособоко заваливаясь, освоила приемы взлета; когда выболевшая женская душа запустила механизмы обновления; когда половицы веранды заскрипели под тяжестью шагов желанного гостя.
В этот миг в сиреневых кустах раздалось зазывное скрипучее карканье черного, как смоль, крылатого кавалера. Белая ворона заметалась в своем убежище, пытаясь откинуть сильным клювом щеколду. Женщина открыла дверцу клетки и выпустила птицу на волю.