Дорога была как зеркало. После недавнего дождя отражала абсолютно всё, вплоть до мельчайших деталей. Высотные дома – большие ящики со множеством световых индикаторов. Уличные фонари – одноногие цапли, вытягивающие свои шеи, чтобы дать как можно больше света. Кудрявые тополя, отряхивающие капли холодной прозрачной влаги со своих давно не стриженных шевелюр. Всё это дорога копировала с инженерной точностью и выдавала более красивую – блестящую версию.
- Только бы он услышал. Только бы он понял. Лишь бы поверил. – повторял Андрей, давя в пол на педаль акселератора. В дорогом кожаном салоне запах кофе смешался с запахом мужского парфюма. К нему временами примешивался запах прохладной свежести, какая обычно всегда бывает после дождя. Андрей ехал по ярко освещённым улицам, мимо элитных супермаркетов и дешёвых продовольственных палаток. Мимо автобусных остановок, вдоль трамвайных путей и высоковольтных троллейбусных линий. Его автомобиль то летел по широкому шести полосному проспекту, то нырял во дворы с лёгкостью заправского пловца – чемпиона. Петляя по переулкам, почти не сбавляя скорости, снова выныривал на трассу и нёсся дальше, маневрируя обгоняя остальные – слишком медлительные машины. Андрей родился в этом городе. Он в нём рос. И город рос вместе с ним. Он вместе с ним взрослел, вместе с ним менялся. Поэтому, когда Андрей стал сэйвером, он уже точно знал, что не будет ничего менять, ничего переделывать и перестраивать. От слова «совсем». Город сам знает, что для него лучше и не делает ничего ненужного. Настоящий сэйвер это понимает и никогда не вмешивается в городскую череду событий, лишь изредка корректируя те или иные нюансы. Такие, например, как общий шум в децибелах или яркость уличного освещения в люменах. Он этот город любил, он его обожал всем сердцем. Он знал в нём каждый закоулок, каждый светофор и каждую скамейку. Он был его неотъемлемой частью и город был частью его. Поэтому ему стало по-настоящему страшно, когда он понял: город устал, город жил на последнем издыхании. Город не спал восемьсот семьдесят пять лет, четыре месяца, девятнадцать дней и девятнадцать часов – с тех пор, как его предал последний сэйвер. Его надо отпустить, иначе он погибнет – принесёт себя в жертву людской алчности.
- Только бы он услышал, только бы он понял, лишь бы поверил. – твердил Андрей словно заклинание, судорожно теребя кнопку вызова лифта в самом высоком здании этого города. И потом ещё целых пять минут стоял в ожидании переминаясь с ноги на ногу. Андрей знал, что если город уснёт, то его (Андрея) миссия автоматически упразднится. И он разделит судьбу других несостоявшихся сэйверов, доживая свой век в темноте и в тишине, при полном забвении, на задворках цивилизации. Но видеть, как город отработал свой ресурс и умер было куда невыносимее. Хотя в последнем случае Андрею дали бы другой город, не менее прибыльный, учитывая его послужной список.
Знающий путь видит в темноте. Андрей понял это только теперь, стоя на крыше самого высокого здания и глядя вниз, на огни города. Такие теплые, такие родные и близкие. Они, будто сказочное поле с россыпью бриллиантов излучали ласковый свет творения. Этот свет проникал в душу. В самые глубины тёмного подсознания и уходил дальше – во вселенную, оставляя после себя крохотные искорки, которые со временем должны были разгореться и стать чем-то большим. Чем-то не умещающим в себе ни единого представления о пространстве и времени. Сейчас ему придётся вырвать это из себя с корнем. И вместе с остатками любви закинуть как можно дальше в чёрную дыру забвения. К горлу подступил ком. С трудом сдерживая накатывающие слёзы Андрей крикнул: «Спи!» И сам удивился своему слабому просевшему голосу. Нет. Так не пойдёт. Он просто огромный, ему надо громче. Слёзы уже невозможно было сдержать, да и не хотелось. Срывающимся навзрыд голосом, набрав полные лёгкие воздуха, Андрей закричал, как только мог: «Свободен! Свободен! Отпускаю!» Упал обессиленный на колени, с надеждой вглядываясь вдаль.
И город услышал, и город понял. А затем случилось чудо – город поверил. Он пробурчал что-то невнятное громкоговорителем железнодорожного вокзала. Потянулся стальными линиями высоковольтных проводов. Зевнул всеми пастями метрополитена. Его огни начали гаснуть. Сначала потихоньку, как бы неуверенно. Но потом, по мере возрастания всё быстрее и быстрее. Звуки стихли все. Осталось только слышно падающие капли вновь пошедшего дождя. Последним погас фонарь на крыше самого высокого здания, где был Андрей - "Спасибо". Стало темно. И тихо.
Забвение.