Дневник сэра Эдварда
21 июля, понедельник, полдень
С утра пробовал найти что-нибудь о Дженнифер в тетради Кларка. Ничего. Ни слова. Жаль.
Не могу о ней не думать. Милая девочка с ладной фигуркой. Уж вчера я-то вполне в этом убедился. И сегодня тоже возможность будет.
Но для жены, тем более - жены пятого баронета Монсли, этого мало. Надо будет побольше пообщаться с ней, поговорить, расспросить о ее жизни. И, кстати, поинтересоваться у тети. Она всегда в курсе всех секретов и пикантных подробностей. Если ничего не найдется - можно подумать и о браке. Тем более, что мне этого уже хочется. Молодая девочка, будет покорной и не будет лезть в дела мужа. Опять же, и наказать ее можно, коли что не так.
Только вот, какова она в постели? Это ведь очень трудно проверить до венчания. А потом будет поздно. Не хочется получить жену, воспитанную в викторианских брачных традициях. Иначе говоря - бревно в постели. Да, я резок, даже груб, но я говорю это не в салоне, а в своем дневнике!
Нет, конечно, можно будет ее перевоспитать… Попробовать перевоспитать. Насколько я разбираюсь в женщинах - даже восемнадцатилетнюю неискушенную женщину перевоспитать очень трудно. Есть в них, в женщинах, какое-то упрямство и упертость. Какой-то стержень. Хотя выглядят мягкими…
Однако, где же эта мерзавка? Четверть первого, а я велел - в полдень. Нарывается на сильную порку? Может и нарваться!
Через 2 часа
Записываю, пока все свежо в памяти. Она опоздала, в итоге, на двадцать минут. Личико виноватое.
Прочитал ей строгую нотацию. И за опоздание и за вчерашнее. Подумать только, будущая леди Эдвард Монсли расхаживает без юбки и панталон и подглядывает из кустов! Ну, слов "будущая леди…" я, конечно, не говорил.
Девица стояла с опущенной головой, краснела, кивала, винилась. Кстати, абсолютно не пытаясь отрицать сам факт подглядывания! Ведь я ее на этом не поймал, да и вчера разговор о подглядывании не шел. Это был всего лишь мой логический вывод и он блестяще подтвердился!
Поняв это, я как-то даже успокоился и перестал злиться на глупенькую девицу. Ну, как на нее злиться? Стащить с себя юбку прямо в кустах, забыв, что они не такие уж и густые! А потом бояться выйти на аллею! Про подглядывание я даже не говорю - женщины испокон веков любопытны не в меру. Это пошло от их праматери Евы, такими их создал Господь. А коли Он такими их создал - нам ли, смертным созданиям, вмешиваться?
Но наказать девчонку надо. Наказать и больно и стыдно. А что может быть стыднее для юной девушки, чем прикосновение мужской ладони к ее обнаженным ягодицам? Решено. Отшлепаю ее хорошенько. На первый раз. Не хочется обезображивать этот прелестный задик, со вчерашнего дня стоящий у меня перед глазами, кровавыми рубцами от прута или ремня. А вот равномерная краснота после хорошей шлепки только украсит ее ягодицы. Ну, и я лишний раз их потрогаю и полюбуюсь их идеальной формой.
Голосом, не терпящим возражений, я приказал Дженнифер раздеться, оставив на себе лишь нижнюю рубашку. Я бы с удовольствием избавил ее и от этой детали одежды, тем более, что грудей девушки я еще не видел. Но… "Ничего слишком" - одно из правил рода Монсли. В конце концов, если все пойдет хорошо и не возникнет никаких препятствий, полностью обнаженной я еще ее увижу. И надеюсь, довольно скоро. Жених и невеста могут позволить себе некоторые вольности. Не выходя за рамки допустимого, конечно.
Щеки девушки порозовели. Я ждал, что она станет просит не раздевать ее или еще каким-то образом протестовать, но Джен (буду называть ее так, пока - в уме и в дневнике), только глубоко вздохнула и подчинилась.
Обнажение молодой девушки перед мужчиной, всегда крайне волнительно и возбуждающе. Даже тогда, когда мужчина во всех подробностях представляет, что скрывается под медленно и неохотно снимаемыми одеждами. Не скрою, вчера мне казалось, что я в полной мере насладился обнаженным телом девушки (по меньшей мере - его нижней, самой интересной и привлекательной частью), но сейчас мне снова было интересно следить, как Джен расстегивает пуговки и развязывает завязки, как юбка, лишенная поддержки, падает к ее ногам, обнажая всю их стройность и округлость, как, вслед за юбкой, к ногам падают и ее панталоны (в этот раз она вынуждена была их одеть, дрянная моя девочка!) и уже ничто не скрывает от моих глаз красоту ладного и гладкого тела юной девицы.
Раздевшись и переступив через одежду Джен вопросительно посмотрела на меня, не зная, что ей делать дальше. Вот тут над ее навыками надо работать! Хорошая хозяйка дома не может оставить одежду валяться на полу, ее надо поднять и, аккуратно свернув, уложить. Даже если, собирая одежду, придется нарушить приличия и нагнуться, демонстрируя присутствующим обычно скрываемые части тела - все равно. Порядок в доме есть порядок!
Отметив в памяти этот факт, я поманил девушку к себе, взял ее за руку и уложил на свои колени так, что часть тела, которой в ближайшее время предстояло стать красной и горячей, выпятилась и расположилась под моей правой рукой наиболее удобным образом.
Признаюсь, что к этому моменту я уже был возбужден. Весьма возбужден. Когда Джен навалилась на мои колени всей тяжестью молодого тела, мой орган, находящийся в полной готовности к тому, что сейчас ему, увы, не светило, довольно явно уперся ей в живот. Надеюсь, что она, в силу своей молодости и неискушенности ничего не поняла. Ну, а если и поняла? Что я мог изменить и что я мог сделать?
Моя ладонь легла на прохладные ягодицы Джен и задержалась там. Следовало ожидать какой-нибудь реакции: протестов, жалоб, просьб о пощаде. Но девушка неожиданно пошевелилась и слегка приподняла попу, как бы поудобнее подставляя ее под шлепки. Очень интересно! Хотя, может просто мой пенис, упирающийся в живот, доставлял ей неудобства?
Пауза затягивалась. Наконец, я оторвал ладонь от ягодиц и решительно, хотя и не слишком сильно, шлепнул девушку. Она судорожно вздохнула, но не пошевелилась. На нежной белой коже проступило розовое пятно.
Постепенно порка вошла в свой ритм. Я равномерно шлепал то по одной, то по другой половинке, девушка, вначале только вздыхавшая, постепенно начала постанывать, попа делалась все более красной и горячей.
После примерно трех-четырех десятков шлепков (признаюсь, я забыл о счете, ведь я волновался не меньше Джен) моя ладонь вновь оказалась на ягодицах девушки. И опять она не попыталась протестовать. Теперь попа была горячей и слегка дрожала. То ли от боли, то ли от страха, что я продолжу порку, то ли от иных, неведомых мне, причин.
Я заметил, что Джен, до начала порки плотно сжимавшая бедра, сейчас, вероятно от боли, несколько (и довольно существенно) расширила их. Несколько наклонив голову, я мог во всех подробностях рассмотреть нижние губки девушки, что я не и преминул сделать. Губки блестели! По ним, конечно, ничего не текло (я сразу вспомнил вчерашнюю порку Сьюзи), но признаки возбуждения были налицо!
Я задумался. Хорошо это или плохо с точки зрения будущего брака? С одной стороны, если Джен так наслаждается поркой, мне можно будет заниматься этим с ней чаще и с меньшими трудностями, чем если порка причиняла ей только боль. В самом деле, я сомневаюсь, что уговорить жену в очередной раз подставить ягодицы под ремень или розги, если ей это не нравится, так уж легко, если вообще возможно.
С другой - а если мне понадобится реально наказать Джен за какой-нибудь проступок? Можно ли наказать женщину поркой, если она ей наслаждается? Вряд ли.
Поразмышляв, я решил, что первое преимущество все же важнее.
Все это время Джен лежала на моих коленях, не пытаясь с них встать и только слегка, еле слышно, всхлипывала. Я, поглощенный размышлениями, сразу не обратил внимания на эти всхлипы, а теперь резко обеспокоился. Нет, конечно, то, что девочки (а иногда - и мальчики) плачут во время порки - вполне естественно. Но тут мне вдруг стало жалко девушку и я, довольно резко, поднял ее с колен и поставил перед собой. Из ее глаз действительно стекали слезки.
И тут я совершил поступок, от которого, видимо, воздержался бы по здравом размышлении! Я привлек девушку к себе, посадил ее, прямо голой попой на колено и поцеловал! Сначала в лобик, а потом - в припухшие, покрасневшие глазки. Джен вдруг в голос разрыдалась и обняла меня за шею. Прерывающимся голосом она спросила: "Сэр… Эдвард… вы больше не сердитесь на меня?" и замерла в ожидании ответа.
Вместо ответа я стал гладить девушку по спине. Постепенно моя рука спускалась все ниже и ниже, пока не очутилась на все еще горячих ягодицах, где и расположилась надолго. Я гладил нежную попу Джен, она, не размыкая объятий, прижималась ко мне всем телом.
Мне кажется, что, если бы я оказался в подобной позиции и в подобной ситуации с любой другой девушкой (да вот, хотя бы с Сьюзи или Поппи), то попытался пойти дальше, проникнуть между ягодиц и бедер, потискать грудь, в конце концов. А может, и дать волю своему изрядно исстрадавшемуся пенису.
Но с Джен такое даже не пришло мне в голову. Девушка была так мила, нежна и невинна, что прикоснуться, скажем, к ее задней дырочке казалось мне немыслимым кощунством, потрясением всех основ.
Рыдания девушки постепенно затихли, она закрыла глаза и вдруг приподняла голову, подставляя мне свои губки. Я осторожно и нежно поцеловал их, потом еще раз…
Что происходило дальше, я не опишу даже в дневнике. Нет, абсолютно ничего неприличного и недостойного! Я никогда бы, в этой ситуации, не покусился на невинность Джен или чем-то еще обидел ее! Просто есть вещи, описывать которые на бумаге нельзя. Они должны остаться только меж двух людей и только в их памяти.
Я и сам не ожидал от себя такой сентиментальности и такой щепетильности. Но… так вышло.
Сейчас еще раз все обдумаю и пойду к тете Элинор.
Дневник Дженнифер
21 июля, понедельник, день
О, дневник! Не могу дождаться вечера, сижу на той самой лужайке, на той самой скамеечке, где мой Эдвард наказывал этих девок. Вспоминать об этом не хочется - он мой и дальше должен быть только моим!
Все по порядку. Вначале, когда я зашла в его кабинет, Эдвард был очень суров. Я уже приготовилась к страшной порке и думала об одном - выдержать ее, не опозорить себя мольбами, а то еще и чем-нибудь более стыдным. По пансиону уже разнесся слух, что одна из приютских девушек во время порки обмочилась. Сейчас она куда-то исчезла. Возможно, утопилась, не выдержав позора.
Я бы тоже наложила на себя руки, сделав такое при моем Эдварде… Вот потом, когда мы будем вместе, я, если он очень попросит (мужчины, болтали в один из вечеров девушки в спальне (и откуда они знают такие вещи?), очень любят смотреть на писающих женщин, вот странные люди) я, конечно сделаю это для него, но сейчас думать об этом еще рано.
Вернусь в кабинет. Эдвард сурово выговорил мне. И за подглядывание (откуда он узнал?) и за снятую юбку и за хождение без нижнего белья. Я готова была сгореть со стыда и поклялась себе мужественно перенести и самую строгую порку и все, что он захочет со мной сделать. Правда, я не могла придумать, что же такого он может сделать со мной в качестве наказания. Не это же? Это нельзя, это - только мужу. Ну, может, жениху. Перед самой свадьбой, когда ему уже некуда будет деться. Но лучше - после свадьбы.
Ох, Дженнифер, тебя опять куда-то заносит…
Так вот, самое страшное, к чему я приготовилась и что решила вытерпеть, было то, что мой строгий экзекутор начнет трогать меня везде. Даже там. Или, как тем девкам, засунет палец в попу. И что мужчины в этом находят? Хорошо, что я сходила по большому сегодня утром…
Ничего такого, к счастью, не произошло. Или - почти не произошло. Но об этом позже.
Эдвард заставил меня раздеться, позволив оставить лишь одну короткую рубашечку. Честно говоря, перед поркой я одела ее специально. Она очень тонкая, красивая, вся в кружевах. Если бы я была в обычной пансионной рубашке ниже колен, я не смогла бы показать своему жениху (ну, ладно - будущему жениху), какие у меня стройные и красивые ноги. Впрочем, вчера он их видел. И не только их…
Я стала думать, в какой позе он собрался меня наказывать? И чем? Только бы не тростью! Я видела вчера, какие ужасные рубцы она оставляет! А Эдвард, не раздумывая, взял меня за затылок и заставил лечь ему на колени. Моя голая попа оказалась выставлена вверх! Бесстыдно выставлена!
И кстати, в живот мне уперлось что-то очень твердое! Я сразу вспомнила разговоры пансионерок о мистере Кларке. Так вот - у моего жениха все на месте! И все упирается! И я очень надеюсь, что скоро это будет упираться только в меня! Уж об этом я позабочусь!
Между тем, пока я рассуждала, Эдвард положил мне ладонь прямо на голую попку и не собирался, по всей видимости, ее убирать. То ли о чем-то задумался (о чем?), то ли просто пользовался случаем. Пришлось слегка пошевелиться, напоминая мужчине, что на его коленях лежит не матрац какой-то, а юная, нежная девушка. И эта девушка трепещет в ожидании порки! Заодно я легла так, чтобы моя попа больше выпирала вверх. Стыдиться было поздно, оставалось воспользоваться ситуацией и показать себя будущему жениху во всей красе. Конечно, будь на его месте другой, чужой мужчина, я бы не за что так не сделала. Но он же мне не чужой!
Наконец, Эдвард стал шлепать меня. Кстати, ничего страшного в этом не обнаружилось. Ну, больно слегка, ну, жжет все сильнее, но ничего такого, чего нельзя было бы вытерпеть. Непонятно, почему все, и даже мальчишки, боятся порки? И визжат, как девчонки, при ударах. Да, я сама это видела!
А мне, стыдно признаваться, было даже приятно. Внизу живота потеплело и повлажнело. Я даже слегка расставила бедра. Сама не знаю, почему. Надеюсь, жених этого не заметил.
Эдвард довольно быстро закончил меня шлепать. Я даже не успела все до конца прочувствовать и просто дрожала от возбуждения. Он опять положил мне ладонь на ягодицы и начал их гладить. И опять я не нашла в себе сил протестовать - было безумно, безумно приятно! Боль быстро уходила, оставалось тепло.
Однако, не стоило показывать жениху, как мне понравилась порка. Такое знание - лишнее для мужчин, они станут злоупотреблять им. Я начала слегка, тихо и незаметно всхлипывать. Эх, надо было сделать это пораньше! Приложив немного усилий, я выдавила из глаз слезы. Таким искусством должна владеть каждая девушка…
Мои усилия, видимо, достигли цели. Эдвард поднял меня и поставил на ноги, лицом к себе. Немного полюбовавшись на мой низ живота (это я так думаю, иначе зачем ему смотреть туда, не отрываясь) он посадил меня к себе на колено, прямо голой попой, и вдруг поцеловал. В лоб, а потом в глаза. Я в ответ сделала то, чего сама от себя не ожидала. Я вдруг обняла своего любимого (да, я уже не боюсь говорить так!) и разрыдалась. В этот раз - без всякого притворства.
Не помню, что я еще делала. Кажется, что-то говорила и просила прощения. Эдвард гладил меня по спине, его рука опускалась все ниже и, в конце концов, попала туда, куда мне и хотелось: на мою голую, горячую и слегка саднящую попку. Было абсолютно не стыдно! Мы целовались, что-то шептали друг другу, его рука попадала на места, которые нельзя, как учат строгие воспитательницы, трогать даже самой. Но мне было плевать! Прервать это наслаждение я была не в силах!
Наслаждение, в итоге, прервал Эдвард. Слегка, видимо, опомнившись, он смущенно кашлянул, убрал руку и подняв меня на ноги, велел одеваться и идти в класс. Я его понимаю, ведь он не знал и не мог знать, какое немыслимое блаженство я испытывала от каждого его прикосновения и от каждого поцелуя! Он вполне мог решить, что воспользовался беспомощностью наказываемой девушки, что она дрожит не от вожделения (да, именно так, я не боюсь этого слова!) а от страха, боли или даже отвращения. И, как благородный человек, поспешил прервать свои действия.
Думаю, что если бы я не дала ему понять, что все не так страшно, поцеловав его еще раз и прошептав "Спасибо", он бы скоро начал просить у меня прощения.
Но до этого доводить не стоило. Приведя в порядок одежду, я, не задерживаясь, выскользнула из кабинета и направилась к тебе, мой дневник…