Мистика в жизни Пушкина

Аркадий Ялынычев
Исследователи заметили, что современники, хорошо знавшие Пушкина, свободно высказывались об отдельных эпизодах из жизни поэта, но не решались объяснять его личность, столь неожиданными казались порой мотивы и поступки Пушкина. Взять хотя бы его склонность к суевериям…

Пристрастие к приметам и гаданиям Александр Сергеевич не только не скрывал, но всячески демонстрировал, отсюда многочисленные свидетельства о суеверности поэта, оставшиеся в записках и воспоминаниях современников. Преданием стала знаменитая история с визитом к немке Александре Кирхгоф, известной в 1810-е гг. в Петербурге гадалке, у которой пытались узнать о своей судьбе Е.А. Баратынский и М.Ю. Лермонтов и которая предрекла (незадолго до восстания декабристов) смерть генерал-губернатору Петербурга М.А. Милорадову (1771-1825). Зимой 1817/1818 г. (по другим данным в 1819 г.) у Кирхгоф побывал с другом Пушкин, первоначально отнёсшийся к услышанным пророчествам с недоверием. Но когда прогнозы один за другим стали сбываться (сначала Пушкину предложили сменить место службы, со временем последовали две ссылки), поэт всерьёз задумался о «третьем предсказании»: «На 37-м году берегись белого человека, белой лошади или белой головы».
 
С тех пор Пушкин с подозрением относился ко всем светловолосым мужчинам. Считается, что в 1830 г., например, опасаясь «белой головы», Пушкин отменил свою поездку в Польшу, где в то время случилось восстание. В «Московском вестнике» он опубликовал злую эпиграмму на начинающего писателя А.Н. Муравьёва (1806-1874), которому благоволила хозяйка известного в Петербурге литературного салона княгиня З.А. Волконская. Когда Муравьёв попытался выяснить причину такого недоброжелательства у С.А. Соболевского (1803-1870), приятеля Пушкина, он услышал в ответ историю о гадалке, предсказавшей Пушкину смерть от высокого белокурого молодого человека.
«Пушкин довольно суеверен, - продолжал Соболевский, - и потому, как только случай сведёт его с человеком, имеющим все сии наружные свойства, ему сейчас же приходит на мысль испытать: не это ли роковой человек? Он даже старается раздражать его, чтобы скорее искусить свою судьбу. Так случилось и с вами, хотя Пушкин к вам очень расположен». В XX в. литературоведы установили, что среди поэтов круга Пушкина шла острая полемика по поводу поэтического дебюта Муравьёва, и едкая эпиграмма Пушкина метила в его патронов и сторонников. Мистическое объяснение этого жеста служило «официальной» версии, удобной для самого поэта, которому в то время запрещалось открыто вступать даже в подобные дискуссии.

Пушкинисты предполагают, что мистификацией была и знаменитая история с зайцем и декабристами. В декабре 1825 г. находясь в ссылке в Михайловском, опальный поэт принял довольно экстравагантное решение. Александр Сергеевич накануне восстания на Сенатской площади (о подготовке которого он не знал) собрался инкогнито в сопровождении своего дворового Архипа съездить в Петербург к Рылееву (тот вёл несветский образ жизни, и визит Пушкина, таким образом остался бы незамеченным) и через сутки вернуться в Михайловское. В 1933 г. биографы Пушкина нашли любопытный документ – «въездную визу» в Петербург на двух дворовых людей, в приметах которых узнавались Архип и сам Пушкин. Этот документ искусно подделал сам Александр Сергеевич. Значит его решимость повидаться с друзьями и понять, что же происходит в столице, была велика. Однако перед самым отъездом случилось стечение нескольких дурных примет: на пути в Тригорское и обратно ему дважды перебежал дорогу заяц, слуга, с которым следовало ехать, внезапно заболел, во дворе Пушкину повстречался священник. «Суеверный» поэт остался в Михайловском.

Об этой загадочной истории, спасшей Пушкину жизнь, поэт рассказал в письме (не сохранившемся) брату Льву, а затем она стала широко известна в кругу его друзей. Так ли сильно довлела над Пушкиным власть примет? Или глубинным чутьём гения поэт просто почувствовал опасность момента и, не желая быть втянутым в политическую смуту, сознательно отказался от поездки?

Ответ подскажет, возможно, другой факт из биографии Пушкина. Когда на жизненном горизонте поэта появился Дантес (белокурый, в белом мундире, на белой лошади), Пушкин доселе мнительный и подозрительный в мелочах, нигде и никому ни разу не обмолвился о полним совпадении с предсказанием.  1836 г., похоронив мать в Святогорском монастыре, Пушкин тут же купил место для собственной могилы. Очевидно интуиция гения подсказала Александру Сергеевичу, что его час близок, и, возможно, поэт принял решение не бороться с судьбой, а по-христиански предать себя в руки Провидения.