За несколько лет до знакомства с будущей женой папа отсидел девятимесячный срок в тюрьме за драку в общественном месте, которую судья расценилa как «хулигантство и причинение материального ущерба госучреждению». Он не любил об этом рассказывать, и только однажды поделился со мной преподнесенным жизнью уроком. Я, ещё девчонка, пусть и повзрослевшая, попросила его вмешаться в личные отношения подруги, которую побил её парень. Папа, как обычно, внимательно выслушал меня и покачал головой.
- Доченька, мы не будем этого делать. И я скажу, почему... Тюрьма научила меня многому, но я хочу тебе сказать вот что. Во-первых, муж и жена - одна сатана, что верно для любой пары, даже если они не женаты. А во-вторых, Кристя-джан, запомни. Прежде чем кидаться на чью-то защиту, задай себе вопрос: действительно ли человек нуждается в твоей помощи? Он сам попросил тебя об этом? Если нет - не вмешивайся, потому что это может плохо кончиться для тебя самой.
Я усвоила урок. Разговоры по душам случались между нами не часто - не так, как с мамой, но тем ценнее они были, откладываясь в памяти на всю жизнь.
Это случилось в одном из ресторанов, куда отец любил похаживать со своими кавказскими друзьями. К слову сказать, с двумя из них он, ещё в детдоме, прошёл сквозь огонь, воду и медные трубы, а позже они вместе отслужили в армии. Молодые и симпатичные, не связанные никакими обязательствами, они развлекались, не отказывая себе в главном удовольствии - привлекательных женщинах. Для знакомства лучшего места, чем кабак - с его шумным весельем и танцами под живую музыку в исполнении ВИА, - было не найти.
За соседним столиком сидели трое мужчин и молоденькая женщина с модной высокой причёской бабетта. Она всё время поправляла эластичную сеточку, надетую на пучок жидких волос, чтобы те не растрепались. С виду женщина казалась глуповатой и вела себя развязно: oна всё время вешалась на шею одному из спутников - коренастому, похожему на борова мужчине, болтая при этом без умолку, как будто чувствовала себя обязанной что-то говорить, чтобы развлечь компанию. Болтовня её чаще всего касалась объекта вожделения, который, по мере опустошения бутылки «Арарата», хмурился всё больше.
- …Ну же, дорогой! - воскликнула она, поднявшись с места и встав рядом с боровом. - Скажи им, что ты меня любишь... - Глядя на мужчину с умилением, она погладила его облысевшую голову. - Скажи, что в постели я лучше, чем Валька..., - со светящимися от гордости глазами певуче протянула она тоненьким голосом, как маленькая девочка, просящая своего папочку об одобрении и признании её способностей.
- Да замолчи ты, тварь! - прикрикнул на неё хряк и оттолкнул от себя. Толчок был такой силы, что женщина не удержалась на ногах, пролетела мимо своего стула, неуклюже цепляясь за белую скатерть, и бухнулась наземь рядом с моим отцом.
Сеточка на её голове съехала, и из «вшивого домика», как в Союзе называли бабетту, выпал капроновый чулок, который женщины обычно подкладывали под волосы для создания объёма.
Двое других мужчин, сидящих за столом, разразились хохотом, хлопая в ладоши и стуча себя по коленкам. Несмотря на осуждающие взгляды окружающих, громкое ржание не замолкало из-за молчаливого одобрения борова, на губах которого играла язвительная и самодовольная улыбка.
Отец с друзьями переглянулись и, как обычно, поняли друг друга без слов. Папа помог девушке подняться и попросил находящегося поблизости официанта проводить её в туалетную комнату.
- Эй, ты! - крикнул ему коренастый, угрожающе приподнимаясь из-за стола. - Ты чего трогаешь мою бабу, да ещё и распоряжаешься ею?
Ответом борову был удар в челюсть. Завязалась драка с перевёртыванием столов и битьём посуды. Женщины в зале завизжали, сидящие за соседними столиками повскакивали. Официанты метались в разные стороны, пытаясь спасти от уничтожения мебель и посуду. Исполняемая высокой чернобровой певицей песня «А у нас во дворе» протяжно оборвалась, и раздробленные аккорды гитариста и клавишника плавно сошли на нет.
Виновница потасовки до приезда стражей порядка всё время пыталась вырваться из рук удерживающего её персонала, чтобы подбежать к дерущимся, и такое поведение казалось им странным. Всё стало ясно в отделении милиции, когда она, неожиданно для всех, дала показания против своего защитника, обвинив его в том, что он тайком приставал к ней. И что её друг отреагировал на подобное безобразие, как и полагается настоящему и любящему мужчине. Несмотря на значительные разногласия между показаниями свидетелей, задержанному Лебедеву так и не удалось оправдаться.
В тюрьме ему пришлось не только завоёвывать и отстаивать свой авторитет, но и прилагать немалые усилия, чтобы остаться Человеком и не скатиться до уровня настоящих уголовников. Ведь эта среда навязывала свои правила игры, не соблюсти которые означало дать себя истребить - морально и физически. Папу, с его собственных слов, спасли две вещи: небывалый к двадцати трём годам жизненный опыт и не очень большой срок заключения.
В тюрьме у отца было немало времени для раздумий и переосмысления своей жизни. То, что она, жизнь, по сути своей несправедлива, для него было не ново. Он впервые это понял ещё ребёнком, выглядывая каждый день в окно в надежде, что наконец придёт мама и заберёт его домой. Впоследствии утвердился в этом, когда в детдоме наказание за мелкие детские шалости и проказы несоответствовало их масштабу. Или когда его жестоко избивали на улице члены шайки только за то, что он был чужаком на «их» территории.
Переосмысление этого мира и себя в нём касалось стороны жизни, связанной с поиском ответа на вопрос: «А кому я нужен? Кто будет ждать меня у тюремных ворот в марте 1969 года?» Он жил среди людей, но был безмерно одинок, и иногда его отчаянию не было предела. Он не сетовал на судьбу, нет. Просто не покидала уверенность, что, так как он никому не был нужен до сих пор, то никому не будет нужен и в будущем. Мысль о создании собственной семьи казалась ему невероятной, неисполнимой мечтой, присущей «нормальным» людям, на которую он даже не смел претендовать.