(предыдущее http://proza.ru/2022/05/24/1650)
Реванш
Не было предела счастью женщин посёлка, обретших право голоса. Когда они до того могли говорить, то обычно в паре делали это за двоих, а тут столько дней молчания! Нет, конечно, плохо, что мужья онемели, хотя… «Теперь узнают – каково было нам! - думали жёны. – С месяц помучаются, а там речь вернётся, коль захотят поболтать. К нам же вернулась. Комплиментов от них всё равно не дождёшься, как и чего-то умного, так что немного потеряем. Думают, раз жена, то, мол, никуда и без того не денется! Пусть помолчат, их не убудет». И говорили:
- Не ной! Я же не жаловалась!
Мужчины переживали свою немоту по-разному. Одни ходили подавленные, сочувственно обмениваясь понимающими взглядами, другие пытались освоить язык жестов – пока не слишком успешно, третьи, кого благоверные не хватились, с горя забрались в подпол и утешались «огненной водой». Пошли скандалы на этой почве. Сказать жёнам всегда было что, а в связи с реальной проблемой – тем более. К тому же, за время молчания накопилось раздражение от непонимания, от невысказанности претензий.
Когда ж всё накопившееся стало выливаться в уши мужей, то не все мужья выдержали это. Пошло рукоприкладство, уходы из дома. Комендант или Полковник с его приближёнными теперь мало что могли сделать, сами страдая в кругу семьи. Счастливые исключения, вроде семьи Пафнутия или Модеста, были редкостью, да и тем теперь пришлось немало выслушать.
Женщин бесила непонятливость мужей, которым «родным языком сказано, что делать!» То, что те могли иметь своё мнение на данное им приказание, всерьёз не принималось. Да и что поймёшь в их мычании! Путного и раньше от них добиться трудно было, а уж нынче…
Женщины, фактически, взяли власть в посёлке. Это, помимо семей, быстро проявилось в том, что жёны раскрыли коварный замысел дежурящих супругов. Те, оберегающие, казалось бы, посёлок от внезапного прихода лешего стали с горя прикладываться к огненным коктейлям! Потом мужчины пытались восполнить нехватку жидкости в бутылках за счёт погребных запасов, за чем и были пойманы. Как только это было обнаружено, возмущению жён не было предела. Сначала разоблачённые дежурные, а потом и все остальные были лишены огненных коктейлей и ходили с железяками.
Доша, онемев, поначалу не среагировал на это, будто замерев внутри. Потом всплыли последние слова Аристарха, что впереди его ждут испытания. Вот, началось, - подумал он.
Затем выяснилось, что то же случилось со всеми мужчинами. Значит, испытание для мужиков. Возможно, женщины своё выдержали? И стали теперь испытанием для мужей?
Продержится ли он…
Сначала Доша терпел «капанье на мозги», как он это называл, со стороны Доры, которой, конечно, было что ему предъявить, включая табуретку и более старые грехи. Женщины не забывают ничего и при случае легко припомнят.
Он без слов подчинялся тому, что она просила сделать, но со временем эти дела, одни и те же, ему надоели, и захотелось перемен. Он предложил супруге покататься на лыжах, но она боялась лешего. Хождение в гости к Пате с Пашей, где приходилось уныло молчать (что – думал он – другу в силу натуры давалось легче) и слушать болтовню супруг, тоже перестало прельщать. Прогулки по улице теперь были возможны только в светлое время, а день был по-прежнему короток. Вечером лишь заступали на дежурства.
Потом жёны решили, что дежурства в тёмное время – это расточительная трата дров на костры. Леший, конечно, залёг в берлогу до весны. Не дурак же он, в конце концов. Раз не является давно, значит, спит до весны. И дежурства были отменены.
Какое-то время было тревожно от того, что никто не предупредит о, не дай бог, появлении хозяина леса, но потом и это прошло.
Иногда Доша с другом катались на лыжах подальше от дома и, забравшись в поле, пытались общаться.
Доша попробовал тому объяснить, что Дора постоянно ставит ему Пашу в пример.
Для этого он привлёк к себе пашино внимание и принялся изображать.
Свою супругу он показал, сначала указав на себя, потом обнял воображаемую женщину (округлив её по груди) и изобразил, что она открывает рот, нечто говоря ему. И говоря, указал он пальцем на Пашу – о тебе. Друг смотрел с интересом, пытаясь понять.
И – поднял вверх указательный палец Доша – она – перевёл палец на воображаемую супругу – вав-вав-вав (говорит) показал он ртом – о тебе – ткнул в Пашу пальцем.
Тот слушал, словно удивляясь, с чего б Доре говорить о нём?
Она говорит – повторил тем же способом Доша – о тебе… в превосходной степени! – Тут он вознёс к небу руки, изображая это.
Паша открыл рот, словно говоря: «Ааа… понятно». И кивнул. После чего стал показывать сам. Повторив жесты Доши, он показал, что его супруга, Пата, то же самое говорит о Доше.
«Да?» - открыв рот изобразил тот.
Паша кивнул, подтверждая. И поднёс палец ко рту, показывая, что эта информация – не для жён.
Тогда Доша захохотал беззвучно, широко открывая рот, улыбаясь и не произнося ни звука. Скоро к нему присоединился друг.
Они не знали о признании (возможно, сделанном самими женщинами), что идеальный мужчина – это муж подруги.
Но если бы дело ограничивалось только этим! За короткое время Доша узнал, что он со своим мужским эгоизмом – садист, получающий удовольствие от мучений жены, ему надо работать в гестапо, он сделал бы там блестящую карьеру (что это за гестапо он спросить не решился, убоявшись худшего в ответ). Если он пытался возражать или уточнять – было ещё хуже, если молчал, значит, не желал обсуждать проблему их взаимоотношений, как пофигист и не любящий её. При этом ему никак не удавалось предотвратить сцену, обязательно сделав (по крайней мере, с точки зрения супруги) роковую ошибку, «показывающую его сущность или сучность».
Дошина с Пашей проблема взаимоотношений с супругами была общей для посёлка, хоть и в разной степени у разных пар. Идеальных отношений не бывает и в идеальных условиях.
Однажды Доша вернулся домой, а Дора чем-то сосредоточенно занималась. Она, услышав его шаги, что-то пробурчала. Не разобрав её слов, Доша подошёл, чтобы спросить (ведь потом будет кричать: «Я тебе говорила! Ты вечно меня не слушаешь!»). В ответ Дора жутко окрысилась на него (иного, более подходящего слова он не подобрал), завизжав:
- Я же сказала тебе, что занята! Не мешай!
Доша только вздохнул и ушёл в другую комнату, куда его отселила жена за плохое поведение и невнимание к её запросам.
Там он принялся ходить от стены к стене, размышляя: как же они раньше жили вместе? И столько лет, раз у них взрослые дети.
Он не мог найти ответа. Кончилась любовь? Не исключено. Но с другой стороны, если б он способен был отвечать, то ссор, пожалуй, было б ещё больше. Так он пока пытается уйти, чтоб не поругаться.
Наивный! Если не дать женщине ссору, которой она жаждет, то дело кончится ещё хуже. Сие будет означать для женщины, что она ему безразлична. Но всё произнесённое в ссоре не раз ему припомнится потом. Поэтому в местах регистрации браков уместнее предупреждать наивных женихов, что (как при полицейском задержании) «всё сказанное вами будет использовано против вас».
Ему в голову не приходило (ибо не помнил того), что в прежней совместной жизни они, практически, не оставались надолго один на один, кроме медового месяца, когда тоже ухитрялись ругаться. Дорин темперамент тому тоже немало способствовал.
Прежде хватало возможностей отвлечься, даже соскучиться друг по дружке:
работа, когда не виделись,
она – во время похода в магазины (шоппинг снимает неврозы),
готовка и уборка дома,
дети и их проблемы,
у него – вопросы по машине (если была),
поломки в квартире,
дача (если есть),
родственники,
у обоих – телевизор с новостями и сериалами,
фильмы в интернете,
компьютерные игры,
соцсети с размещением там фоток своей довольной жизнью рожи, что должно осчастливить глядящих на неё,
наконец, мобильная связь с возможностью всё оплачивать,
и, кстати, деньги – вопрос семейный.
Да и музыка, как ни странно, оказалась очень важной частью жизни, не только создавая праздничное настроение, но и собственный фон, заменяя привычные шумы города. Эта тишина, делавшая столь значимым любой звук, оказалась способной свести с ума.
Особенно, когда перестаёшь общаться с единственным близким человеком.
Надо отдать Доше должное, он попытался найти занятие – полезное для семьи, чтоб отвлечься, занять время и заслужить признательность жены. Но, как назло, в доме всё было исправно, а что придумать для улучшения в новой жизни ему не приходило в голову.
Пока он был погружен в эти мысли, оказалось, что Дора звала его из кухни. Он не шёл, не слыша, и супруга явилась сама с претензиями.
- Ах, ты меня не слушаешь… Говорить уже не желаешь! Не возражай, молчи!
Он глядел на жену, соображая: «Она – нормальная? Или просто дура? Как я мог полюбить такое существо?»
Чувствуя, как в нём закипает злость, Доша, чтоб не убить её, выбежал, не одеваясь, на улицу.
Там он стал бегать вокруг дома, чтобы стравить адреналин и не замёрзнуть, постепенно успокаиваясь. По мере успокоения он начал оправдывать жену. С ним наверняка тоже нелегко. Себя ж со стороны не видишь. На ней дом держится, а он теперь только раздражает. Словно специально, даже снег не шёл который день, чтоб им заняться. Дрова поколоты, растапливать она и сама может. А характер у неё огневой. Чуть что не по ней… Паше наверняка не легче, там её сестрица. Надо будет спросить при случае.
Когда он выдохся и приплёлся к двери, понурив голову, то дверь открылась сама. У порога стояла Дора, раскрыв объятия…
После одной из таких сцен, идя с Пашей вдоль леса на лыжах, Доша остановился и спросил жестами: не хочется ли другу иногда горло себе перерезать или повеситься от отношений с женой? Друг понял, вздохнул и протянул ему руку для пожатия.
Они не знали старой притчи про мужа, обожавшего свою немую жену. Однажды появился врач, который, осмотрев её, сказал, что вернёт женщине речь. Муж не находил слов благодарности.
- Но вы подумайте, - сказал врач, - стоит ли это делать.
- Конечно! – закричал супруг, - Нет вопроса!
Врач совершил операцию, и жена заговорила.
Через две недели муж пришёл к нему, чтобы просить сделать его глухим. Прав был Оскар Уайльд, говоря, что отцов не должно быть ни видно, ни слышно. Это – наилучшая основа семейной жизни.
Между прочим, история о пожелавшем оглохнуть супруге – это не притча. Не так давно весьма пожилая женщина, жившая в долгом браке, пожелала развода, открыв, что с определённых лет муж лишь прикидывался глухим, не желая с ней разговаривать.
Нечто подобное Дошиной истории, в большей или меньшей степени, происходило в каждом доме посёлка.
В результате этих приливов и отливов женских чувств Доша, то спал в супружеской спальне, то изгонялся в соседнюю комнату, где мечтал и одновременно боялся сна с Аристархом.
И однажды сон случился.
На этот раз не было поляны, облака, самого Аристарха, а был его голос, назвавший Дошу, как обычно, Ловцом.
- Ну, что, Ловец, приплыл? – поинтересовался знакомый голос.
- Похоже, - в ответ пробурчал Доша.
- Не особенно хочется постигать женскую психологию?
- А ёё можно постигнуть? – удивился Доша.
Голос рассмеялся.
- Могу сделать женщиной, тогда, правда, перестанешь понимать мужчин.
- Нет-нет, только не это! – испугался Доша, помня, что для Аристарха нет невозможного.
Смех раздался опять.
Отсмеявшись, Аристарх сказал:
- Они, действительно, рассуждают иначе. Напомню тебе, склеротику на прошлое, сказку, которую ты проходил в школе и, как все, мимо.
Слушай сюда и внимательно.
«Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года.
Старик ловил неводом рыбу,
Старуха пряла свою пряжу».
- Что скажешь об этом?
Доша мысленно пожал плечами.
- А если подумать? – не отстал голос.
- Причём тут старики? – спросил Доша.
- Тупой ты, Ловец, и поделом тебе проблемы твои! – не выдержал голос, - Пошевелить мозгами совсем не желаешь!
- Да мне Дора вынесла мозг сегодня, нечем шевелить…
- Не будь твоего чувства юмора, - снизил тон Аристарх, - вообще бы с тобой дела не имел. Ну, напрягись! Ясно же, что эти строки имеют к вам с Дорой отношение.
Доша задумался и неуверенно произнёс, размышляя:
- Жили у моря… в ветхой землянке… Ни хрена себе! Тридцать три года женаты, а он ей даже избу не поставил. В землянке зимой, старикам…
- Вот! Ты не безнадёжен, как сначала показалось. Идём дальше.
«…
В третий раз закинул он невод, —
Пришел невод с одною рыбкой,
С непростою рыбкой, — золотою.
Как взмолится золотая рыбка!
Голосом молвит человечьим:
«Отпусти ты, старче, меня в море,
Дорогой за себя дам откуп:
Откуплюсь чем только пожелаешь».
Удивился старик, испугался:
Он рыбачил тридцать лет и три года
И не слыхивал, чтоб рыба говорила.
Отпустил он рыбку золотую
И сказал ей ласковое слово:
«Бог с тобою, золотая рыбка!
Твоего мне откупа не надо;
Ступай себе в синее море,
Гуляй там себе на просторе».
- Что теперь скажешь? Учитывая предыдущее, подмеченное тобой.
- Ну… дурак старик. Сам упустил шанс.
- Мало того, что упустил, так и о жене не подумал.
- А ведь верно…
- Слушай, что было дальше.
«Старика старуха забранила:
«Дурачина ты, простофиля!
Не умел ты взять выкупа с рыбки!
Хоть бы взял ты с нее корыто,
Наше-то совсем раскололось».
Голос замолчал, ожидая дошиной реакции.
- И старуха дура!
- Тут не соглашусь. Забитая, нищая женщина, вышедшая за неудачника, не построившего ей дом, не давшего детей, загубившего жизнь, она поначалу даже больше нового корыта помечтать не смогла.
- Всё так, - вынужден был признать Доша, - а мне и в голову это не пришло.
- Идём дальше. Старик пошёл просить у рыбки корыто. Получил. Но тут…
«Воротился старик ко старухе,
У старухи новое корыто.
Еще пуще старуха бранится:
«Дурачина ты, простофиля!
Выпросил, дурачина, корыто!
В корыте много ль корысти?
Воротись, дурачина, ты к рыбке;
Поклонись ей, выпроси уж избу».
- Аппетит приходит во время еды? – предположил Доша.
- Избу, дурачина, про которую ты сам говорил!
Доша опустил голову. Дурак я, правда твоя, Аристарх.
- И неплохую избу: «…изба со светелкой,
С кирпичною, беленою трубою,
С дубовыми, тесовыми воротами».
- Вот тут уже старуха, уставшая от своей тяжёлой жизни, поняла, что, имея шанс, придётся жить по-прежнему столь же трудно и бедно придётся и в новой избе… психанула:
«Выпросил, простофиля, избу!
Воротись, поклонися рыбке:
Не хочу быть черной крестьянкой,
Хочу быть столбовою дворянкой».
- Что теперь скажешь?
- Старуха поумнее старика.
- Верно. Но когда сбылось и это, то пожелала ему отмстить за погубленные годы, отослав служить на конюшне.
- Это ещё гуманно… - сказал Доша.
- А вот дальше её занесло… в результате чего потеряла всё.
- Занесло?
- Власть и деньги сводят с ума и не таких, как она.
- И как это случилось?
- Возжелала стать царицей – стала. Тут уже старика вытолкали взашей, чуть топорами не зарубили. Но после, когда придворные льстецы напели ей, что достойна большего и слабая голова закружилась совсем, послала старика требовать от рыбки, чтоб та ей служила на посылках, выполняя все желания. И потеряла всё. Как ты говоришь, крыша у неё поехала или башня отъехала капитально. Так?
- Даа… - протянул Доша, - а всё имела.
- Именно. Это нередкая участь правителей.
- Да, но к чему эта история?
- Простофиля ты, дурачина, выражаясь словами сказки, или ловко прикидываешься им. Я дал тебе первый урок женской психологии, и взгляда на вещи с их стороны. Выводы делай сам. На сегодня с тебя хватит. Не допетришь, как ты выражаешься, сделаю женщиной.
- Только не это! – в ужасе замахал руками Доша.
Старец захохотал.
- Правду молвишь, Ловец! Есть мужская молитва-благодарность за то, что не родился женщиной, есть! Думай, Доша, думай…
И пропал.
(продолжение http://proza.ru/2022/05/26/1438)