Типичные мифы СМИ 2000-х
1. В 90-е демократы разграбили страну, разорили крупнейшие предприятия, народ обнищал.
Ответ: Народ ощутимо стал жить лучше, лучше одеваться, лучше питаться, приобретать товары более высокого качества – автомобили, электронику, дачи. Так кого разграбили? Народ или партийную номенклатуру, которая привыкла именовать себя «народ».
2. Раньше все предприятия принадлежали народу. Теперь – кучке олигархов.
Ответ: Раньше ничего не принадлежало народу. Все принадлежало партийной верхушке – политбюро, ЦК, секретарям обкомов и т.д. И этим они управляли настолько плохо, что народ жил в нищете.
3. Гиганты советской индустрии, которые стоили сотни миллиардов, продали «за гроши».
Ответ: Стоимость в сотни миллиардов определяли советские экономисты, как стоимость всех затрат, которые «вбухали» в их строительство. Реальная рыночная стоимость их, которую можно определить суммой предполагаемой прибыли от их деятельности, в тот момент и составляла «гроши». А некоторые «гиганты» – например, ЗИЛ, АЗЛК – не стоили ничего, т.к. не могли принести ничего, кроме убытков. Кстати, превращение гигантов индустрии в нули происходило не только в России, но и во многих странах. Например, в США оказались заброшенными автомобильные заводы Детройта в результате кризиса, которые так и не восстановились позднее. Это, к сожалению, нормальное явление развития экономики. Так всякий рост сопровождается не только нарождением нового, но и отмиранием старого – это закон природы.
НЕМНОГО ПРЕДИСТОРИИ
19 ноября 1986 г. был принят закон об индивидуальной трудовой деятельности. Закон разрешил индивидуальное предпринимательство в сфере производства товаров народного потребления и бытового обслуживания. Был установлен запрет на применение наемного труда. Допускалось лишь выполнение вспомогательных работ по договору. От того, кто решил заняться индивидуальной трудовой деятельностью, требовалась масса справок и разрешений.
В 1987 г. Горбачев и его окружение начинают использовать для обозначения советского социализма термин "командно-административная система", понимая под этим "деформацию" идеальной марксистско-ленинской модели.
В 1987-1988 гг. Горбачев и его единомышленники стали употреблять понятие "общечеловеческие ценности". Признав в качестве общечеловеческих ценностей рынок, плюрализм, правовое государство, они говорили, что в СССР необходимо утвердить "социалистический рынок", "социалистический плюрализм", "социалистическое правовое государство".
30 июня 1987 г. был принят закон о государственном предприятии (объединении), который предусматривал переход предприятий на хозрасчет и самофинансирование. Предприятия получили право самостоятельно расходовать свою прибыль, остающуюся после расчетов с государством. Допускались две модели хозрасчета. Первая из них предусматривала формирование прибыли после выплаты заработной платы работникам на основе нормативов. В этом случае величина прибыли, полученной предприятием, сказывалась лишь на размерах премий. Зато основная зарплата была работнику гарантирована. При второй модели хозрасчета зарплата зависела от полученной прибыли.
26 мая 1988 года был принят Закон СССР «О кооперации в СССР», разрешивший кооперативам заниматься любыми не запрещёнными законом видами деятельности, в том числе и торговлей. Данный закон стал важной вехой на пути становления предпринимательской деятельности, так как в соответствии с ним кооперативы получали право использовать наёмный труд. В настоящее время 26 мая — день принятия закона — отмечается как День российского предпринимательства.
1 июля 1988 г. был опубликован закон о кооперации, существенно расширивший возможности предпринимательства. Однако производственные кооперативы столкнулись с большими трудностями из-за сохранявшейся государственной монополии на сырье и ресурсы. Успешнее всего они действовали в торговле и общественном питании. Кооператоры самостоятельно устанавливали цены, которые превышали государственные в несколько раз. Многие кооперативы занялись посреднической деятельностью, сводившейся к скупке и перепродаже продукции государственных предприятий.
25 мая - 9 июня 1989 г. состоялся Съезд народных депутатов СССР, на котором демократическая оппозиция оформилась в рамках высшего законодательного органа как прообраз парламентской фракции. Численность Межрегиональной депутатской группы (МДГ), как назвали себя оппозиционеры, быстро достигла 15 % делегатов съезда.
5 февраля 1990 г. состоялся расширенный пленум ЦК КПСС, на котором Михаил Горбачев заявил о необходимости введения поста президента СССР с одновременной отменой 6 й статьи Конституции СССР о руководящей роли КПСС и установлении многопартийной системы (6-я статья конституционно закрепляла руководящую роль КПСС в жизни советского общества).
14 марта 1990 г. был принят закон "Об учреждении поста президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР".
9 октября 1990 г. был принят закон СССР "Об общественных объединениях", признавший наличие в стране многопартийности.
22 января 1991 г. началась последняя советская денежная реформа, получившая название "павловской" в честь ее создателя, министра финансов, а впоследствии премьера правительства СССР Валентина Павлова. В ходе реформы был осуществлен обмен 100- и 50-рублевых купюр на купюры нового образца. Проводился он в течение трех дней, суммы обмена были жестко ограничены. Из обращения было изъято всего 5% той суммы, которая считалась избыточной.
ИЗ ИСТОРИИ АЗЛК
Дата основания:1975 г. В 1996-м закрыт по причине банкротства завода-владельца. С 2016 по 2020 год в помещениях здания расположен Музей восстания машин. В начале июня 2021 здание бывшего музея АЗЛК в Текстильщиках обнесли забором и начали подготовку к реконструкции или демонтажу, о деталях этой реконструкции или проектах общественности не сообщалось. В январе 2022 года начался снос здания... Все плохо. Заброшенный знаменитый в прошлом советский автозавод. Работает только та часть, где Рено. Остальное сдается в аренду под что угодно: от складов до поликлиник
КРУШЕНИЕ СТАРОГО. РОЖДЕНИЕ НОВОГО
Для меня лихие 90-е начались в 1989 году, когда появились первые кооперативы. В этом году я сделал технико-экономическое обоснование (ТЭО) проекта внедрения автоматизированной системы управления (АСУ) на предприятии, где работал мой друг. Я впервые сделал эту работу в свободное от основной работы время. Это ТЭО являлось первым стандартным шагом по разработке и внедрению АСУ. Я планировал привлечь к ней не штатных сотрудников, а еще двоих из других организаций, которые реально были необходимы. По стандартам СССР ее должны были делать человек 5 в течение 6-12 месяцев. Стоила она 12000 рублей, цена по тем расценкам пустяковая.
Получилось так, что я сделал эту работу один (остальные как-то сами собой отпали) за 2 месяца. Сделав работу, я обратился в … комсомол по ее оформлению. В то время именно комсомол возглавил идеологически чуждые ему коммерческие кооперативы, которые начали загребать приличные деньги, обналичивая подобные работы. Во главе комсомола всегда стояли жулики, но что они так быстро и нагло изменят своему старшему брату КПСС и начнут спекулировать солидными деньгами, практически ничего не делая, меня изумило. Они изобрели схему обмена договоров и актов о выполненных работах на получение денег на счета в банках с последующим обналичиванием. Я рассчитывал получить 30%, то есть 3600 рублей – по 1200 рублей на человека – приличные деньги (в то время мы считали справедливым только распределение поровну). Каково же было мое удивление, когда мне выдали на 5000 больше – 8600 рублей! Признаюсь, когда я получал эту сумму, мои руки задрожали. После десяти лет нищеты получить сумму более тридцати окладов – это испытание. Хотя мне казалось, что я отношусь к деньгам довольно равнодушно, я ходил несколько часов словно оглушенный пыльным мешком и все время трогал карман, чтобы убедиться, что они там. Расплатившись и оставив себе около 6200 (какой черт поровну, остальные же ничего не сделали!) я только после этого немного успокоился.
Произошедшее произвело на меня довольно сильное впечатление. Во-первых, я увидел, что можно не привлекать к работе людей бесполезных, без которых можно обойтись (а таких, как правило, было много, но так было принято). Можно создавать коллективы только из толковых специалистов, не взирая на должности и звания (часто люди с высокими должностями и званиями приглашались только для получения утверждающей подписи).
Во вторых можно делать работу намного быстрее, исходя из реальной необходимости.
В третьих, получать серьезные деньги на руки вместо малопонятных безналичных на расчетный счет, которым заведовала приближенная к директору компания экономистов. Эти безналичные деньги воспринимались, как некая обязательная мистерия чиновников, мало влияющая на твою зарплату. И вдруг – это твои живые деньги.
Я начал соображать, в чем капитализм действительно лучше социализма. Они – капиталисты - делают только минимально необходимую работу минимальным количеством людей в минимальные сроки. Выгода только на примере моей работы была минимум в 10 раз! Я уж не говорю о том, сколько работ у нас делалось просто ненужных, ради галочки. Были настоящие мастера ставить такие работы в план и протащить на совещаниях, которые частенько ради этого и собирались. Стоимость проекта возрастала многажды, но серьезно это никого не волновало, наоборот, чем дороже стоил проект, тем солидней он выглядел в глазах министерства, тем больше премии, тем больше наград. Чем хуже для дела – тем больше премия.
Кстати, немного о том, чем социалистическая экономика отличается от рыночной? В сущности одним – способом формирования цены. Социалистическая экономика затратная – это цена затрат на производство, она определяется суммой затрат на создание чего угодно: от автомобиля до автомобильного завода. На первый взгляд логично. А на второй – нет. Дешевый автомобиль может бегать лучше затратного. За первым будет стоять очередь, а за вторым … тоже должна быть очередь. Неотъемлемое свойство социалистической экономики советского типа – очередь. Кушай боже, что нам не гоже. Что мы, зря что ли завод строили? Гиганта индустрии? И вот уже кипит работа «гиганта» индустрии, к примеру, фабрики «Скороход». Как мне рассказывал член комиссии по определению состояния складов московского региона, он пришел в ужас, когда увидел, что склады просто забиты продукцией этой фабрики. Ее никто не покупал, но они старались изо всех сил, перевыполняя план. Вперед и только вперед, к победе коммунизма!
В рыночной экономике цена определяется покупателем, сколько заплатит, такая и цена. И плевать ему на твои затраты, на то, что это гигант индустрии. Чем выше спрос и ниже предложение, тем цена выше и наоборот. То есть цена не зависит от затрат на произведенный товар, в реальности наоборот преимущество имеет тот, у кого затраты ниже. Поэтому в рыночной экономике существует постоянное стремление к модернизации производства с целью уменьшения затрат, в то время как советская социалистическая экономика поощряла расширение производства и увеличение затрат. Чем они выше, тем больше фонды на зарплату, премии и прочие приятности. На спрос вообще никто не обращал внимания, считалось, что его правильно рассчитывают в высоких кабинетах социалистические экономисты. На деле же спрос определялся «с потолка» самым примитивным образом. Разбалансировка спроса и предложения была чудовищной, одни предприятия работали на пределе возможностей и не могли насытить рынок, другие гнали (и, между прочим, тоже из-всех сил) продукцию на свалку. И это безобразие называлось экономикой?
С другой стороны в «высоких кабинетах» понимали, что предприятия должны идти в ногу с прогрессом и модернизироваться. И «сверху» присылали приказы о внедрении прогресса. С этой целью и было создано конструкторско-технологическое бюро (КТБ) при главке метрополитенов Министерства путей сообщения (МПС). Основная задача – разработка автоматизированной системы управления (АСУ) метрополитеном. В то время управление метрополитеном было диспетчерским, то есть каждой линией метро управляли 4 диспетчера по количеству технологических служб: движения поездов, электроснабжения, эскалаторная и служба ЭМС (поддержки бытовых условий и условий эксплуатации в норме). Мне досталась служба электроснабжения. Первое, что я сделал, пошел к диспетчеру спросить, что ему нужно автоматизировать, чтобы улучшить его работу. Перед ним был диспетчерский щит, на котором отображалась схема электроснабжения, и на столе большой цветной телевизор, использовавшийся, видимо, в качестве дисплея, с клавиатурой. Телевизор был выключен и как-то немного отодвинут в сторону, чтоб не мешал. Я его спросил, для чего этот телевизор. Он искоса посмотрел на меня:
- А че? Включить?
- Да нет. Я просто хотел узнать, для чего он предназначен.
- А…а, - сказал он. – Я думал, опять начальство притащилось. Это какая-то АСУ. Приехали, включили, полно народу набежало, картинки показали разные, восхищались, мол, отличная работа, бумажки подписали. И ушли. Когда ушли, я выключил, еще сгорит, а мне отвечать.
Так я познакомился с первой внедренной – по документам – АСУ. Я не поленился и полез в архивы. Оказалось на этом диспетчерском пункте внедрено уже восемь АСУ. Восемь! А результат – несчастный, отключенный, чтоб не сгорел, телевизор. Но премии получили все. Так осуществлялось внедрение новой техники «сверху», по советски. Это так, к слову.
Итак, 9 февраля 1989 года я положил на сберкнижку 6000 полновесных советских рублей. И я помню, как сделал свою первую покупку замечательной очень теплой куртки на маленьком рынке в Ленинграде. Меня поразило, что она была точно впору, хорошо и добротно пошита и сравнительно недорога. Рынок начал привозить зарубежные товары вместо уродливых отечественных, и я был очень доволен покупкой.
Но рынок быстро накачивался наличностью благодаря кооперативам и цены росли стремительно. Уже через полгода на моей сберкнижке осталось меньше половины. Правда, я получил две приличные премии в 89-90 годах по 1000 рублей и в 1992 – 1700.
К концу 1991 года на сберкнижке осталось 371 рубль. Полки магазинов тоже были пусты, я всерьез думал удрать из Москвы в губернию. И когда Е. Гайдар сказал, что товары в стране есть, я, честно говоря, ему не поверил. Мало ли что говорят академики, мы привыкшие им не верить. Но со 2 января 1992 года стал действовать указ Ельцина, который назывался «О мерах по либерализации цен». Пункт первый его гласил:
1. Осуществить со 2 января 1992 г. переход, в основном, на применение свободных (рыночных) цен и тарифов, складывающихся под влиянием спроса и предложения, на продукцию производственно-технического назначения, товары народного потребления, работы и услуги.
Государственные закупки сельскохозяйственной продукции также производить по свободным (рыночным) ценам.
То есть фактически разрешали спекуляцию, купил дефицит по дешевке и продавай за сколько хочешь. И что тут началось. По площадям и улицам стали ходить подозрительные люди с котомками и, недоверчиво оглядываясь, предлагать всякие дефицитные товары. Никто не верил, что спекулировать теперь разрешено, опасались подвоха. Но подвоха не было и с каждым днем спекулянтов становилось все больше. Когда я подошел к одному из них, он, приоткрыв полу пальто и выразительно щелкнув по горлу, сказал шепотом: «Пиво есть». Ничего себе, до этого я уже год его не видел. «По чем?» - недоверчиво спросил я. «Три рубля». Почти в 10 раз дороже – вот это цены! Но сам факт, что товары появились, внушал оптимизм. А вечером, выйдя из метро, я увидел девушку, продающую свитера собственной вязки. Было холодно, дул ветер. Она замерзла и посиневшими губами почти шептала: «Теплые свитера, восемьдесят рублей, теплые свитера …» Дороговато, но свитер мне был нужен, я взял его, стал рассматривать, мне он показался тонким. «Наверно, не очень теплый», - сказал я. «Что вы, - сказала она, дрожа на ветру. - Это чистая шерсть, очень теплый!» Я взял скорее из жалости. Но свитер оказался замечательным, тонким, но очень теплым. Двадцать лет прослужил он мне, и я всегда с благодарностью вспоминаю эту девчушку, которая не стала жаловаться на козни правительства, а взялась за вязанье.
События развивались стремительно. Наше КТБ перевели из подчинения Министерства путей сообщения (МПС) в подчинение мэрии города Москвы. Мы восприняли это с воодушевлением, полагая, что городу метро важнее, чем какому-то главку всесоюзного министерства, для которого это объект второстепенный. Надеялись, что будут поступать деньги за выполняемую работу. Но сильно просчитались. В мэрии в то время был бардак, пришло много новых людей, не понимающих важности и, главное, стоимости эксплуатации метро. Казалось, что метро работает как бы само собой и стоимость 5 копеек за поездку должна это окупать. На деле метро было убыточным, работники стали разбегаться, станции, еще недавно поражавшие своим великолепием и чистотой, становились грязными и пыльными, поезда ходили все реже. К счастью в мэрии относительно быстро стали понимать угрозу остановки метро. Финансирование стало наращиваться, специалисты – уникальные - понемногу возвращаться. Но ни о какой АСУ тогда речи быть не могло, дай бог финансировать то, что есть, какая там модернизация. 31 марта 1992 года КТБ как государственная структура перестало существовать. Руководство КТБ пыталось преобразовать его в акционерное общество, предлагая сотрудникам выкупить акции либо уволиться. Что такое акции и кой черт они нужны, мы в то время понятия не имели, подавляющее большинство уволилось. Надо отметить, что наше руководство поступило честно, и из оставшихся на счетах средств выплатило уходящим приличные деньги – 2017 рублей на человека.
С этой суммой я и казался на пороге новой неведомой жизни. Увлекала неведомая в то время возможность зарабатывать, не подчиняясь никому. Сам себе хозяин! Но это же и пугало. Надо искать, кому нужны твои работы, кто за них готов платить деньги. И надо становиться экономистом, научиться считать деньги, научиться изучать законы. Страшновато.
Надо сказать, что в то время страшновато было многим от руководства министерств, руководства заводов до рядовых работников. Правда, страхи руководителей сильно отличались от страхов рядовых сотрудников. Рядовые опасались перебоев с зарплатой или увольнения, тогда как руководители опасались не справиться с сильным желанием украсть что-либо со своего завода. Еще бы, если раньше они распоряжались некими абстрактными суммами на расчетных счетах предприятия, на которые нельзя было ничего купить, то теперь на эти деньги можно было приобрести все, чего душа пожелает. А суммы то по сравнению с личными сбережениями фантастические. И пользуясь правом подписи финансовых документов, они начали грабить собственные предприятия. Очень распространенной была схема задержки зарплаты. Под благовидным предлогом зарплата задерживалась на пару месяцев, на эту сумму закупалась дефицитная продукция, например партия детской одежды, она реализовывалась с большой прибылью, потом зарплата выплачивалась, а прибыль доставалась руководству. Работникам объясняли, извините, мол, банки (заказчики, подрядчики, черти, дьяволы) подвели. Другой распространенной схемой была продажа негласных дефицитных запасов предприятия. Дело в том, что почти все предприятия в условиях тотального советского дефицита правдами и неправдами старались «достать дефицитку». Например, для электростанций большим дефицитом были кабели 6-10 КВ для собственных нужд. На них можно было выменять практически все для ремонтных или других работ. И многие стали продавать их по заоблачным ценам, положив в карман приличные деньги. Но лафа закончилась быстро, оказалось, что дефицита реального нет, он образовался только в результате отсутствия свободного рынка. Так же произошло со многими другими дефицитными товарами, например, детской одеждой. Купили на задержанную зарплату сотрудников одежду, а реализовать не смогли. Тут уж начались реальные разборки рабочих со своими начальниками, стало не до жиру. Рынок стало трясти в связи с неопределенностью спроса-предложения. Люди становились миллионерами за один день, чтобы разориться за две-три недели. Нормальное явление при становлении рынка на обломках социалистической экономики. Но, пожалуй, главным способом грабежа своих предприятий стала продажа их продукции через собственные малые предприятия. Продукция, например, нефть, продается за гроши фирмочке, которую возглавляет жена (сын, зять, внук, черт, дьявол), а они уже реализуют по рыночной цене. Разница в цене фантастическая и доходы сына-зятя-внука тоже. Народ грабили в первую очередь высоко поставленные «коммунисты» с помощью советских специалистов в экономике.
В связи с этим меня умиляют рассуждения советских экономистов по поводу дальнейших приобретений некоторых крупных предприятий так называемыми «новыми русскими». Например, завод им. Лихачева продавали за 4 млн. долларов, тогда как по их оценкам он стоил в 1000 раз дороже. Но это по оценкам затратной советской экономики, в которой стоимость определялась как стоимость затрат на создание завода плюс стоимость дальнейших ремонтов и модернизаций. А рыночная его стоимость? Известно, что производительность труда в рыночных странах на порядок (примерно в десять раз) превышала советскую. Значит, из семидесяти тысяч рабочих мест надо было сделать семь тысяч, т. е. кардинально переделать всю технологическую цепочку, кардинально поднять качество продукции и определить рынки сбыта. Проще говоря, 90% и более оборудования продать по цене металлолома, закупить новое и практически построить заново. Так его рыночная привлекательность была оценена в нуль, завод разорился.
В 1995 году в правительстве был составлен список предприятий, которые официально заявляли себя банкротами, т. е. они не способны платить налоги, зарплаты, поддерживать уровень производства. В него вошли более 800 крупнейших предприятий страны! Чья заслуга? Ельцина? Черта с два, заслуга советской экономики и ее бездарного руководства. Предприятия, которые были выкуплены частным бизнесом, наладили свое производство, и уже через несколько лет их стоимость увеличилась на несколько порядков. А другие? Как правило, обанкротились и перестали существовать. Например, заводы АЗЛК, ЗИЛ.
Но вернемся к нашим баранам. 1992 год я считаю годом реального поворота к рыночной экономике. Представьте себе громадный корабль, который шел на восток, вдруг резко поворачивает на запад. Корабль резко кренится на борт, срываются с креплений грузы, штурвал с трудом удерживается от перегрузок, люди бестолково мечутся по палубе и кричат от страха, почти никто не понимает, что надо делать. И вот это ощущение беспомощности, не понимания, что происходит, я хорошо помню. Цены стремительно скачут вверх, я понимаю, что от денег надо быстро избавляться, закупая хоть что-нибудь полезное. Когда узнаю, что знаменитый универмаг «Москва» завтра работает последний день, снимаю последние деньги и лечу туда. Толпы людей, шум, гвалт, очередюги, и хотя я не очень шустрый, но закупаю целый ворох одежды и обуви на все деньги.
Ну, а дальше-то что? Как деньги зарабатывать? От потенциальных возможностей захватывает дух. Попробовать себя в профессии, связанной с моим увлечением живописью? Заманчиво. В Москве проходят шумные выставки художников-модернистов, которые еще недавно были под запретом. Интересно! А литературные опыты? Ведь нет цензуры! Только пиши, радуйся. Чтобы печататься, не надо быть членом Союза Писателей – это же восхитительно! Но быстро пришло понимание, что творчеством ничего не заработаешь. Я помню, как на книжной ярмарке очень известный писатель сам лично продавал свои книги, но все, и я в том числе, проходили мимо (о чем до сих пор жалею). Жизнь обрывала несбыточные мечтания, покупателей на творческую продукцию в то время не было. Рынок оказался еще более беспощаден, чем советская действительность. Основным способом заработка в первые рыночные годы была торговля. Заманчиво – купить за дешево и продать за дорого. Толпы мешочников помчались за границу, закупать. Стихийно росли многочисленные рынки, где можно было купить хоть черта, чего в СССР мы и в глаза не видели. Я знал парня, который за один день заработал пять миллионов рублей (около $ 500000 по тому курсу). Он свел покупателя и продавца на сделку в 100000000, и они честно заплатили ему пять процентов как посреднику. Но уже через месяц он стал нищим. Пару неудачных сделок – и привет. Мои друзья инженеры занимались черт те чем, один травил тараканов, и от заказов не было отбоя. Хорошо зарабатывал, между прочим, не сравнить с окладом инженера. Охотиться на тараканов мне не хотелось, а попытка торговли с треском провалилась. Осталось вернуться в основную профессию.
Надо сказать, что до начала рынка у меня намечался довольно приличный профессиональный подъем. Должность – главный инженер проекта, пригласили в авторский коллектив по разработке справочника метрополитенов для инженеров, в котором были многие доктора наук, главные инженеры. Очень солидная компания. Возглавил авторский коллектив весьма уважаемый в отрасли человек, который мне симпатизировал. Все складывалось хорошо, и тут рыночная реформа. Ее цель – деньги, которые нужно зарабатывать, а не получать от государства. Деньги, деньги и еще раз деньги. Экономика мгновенно превратилась в хаос, прошлые приоритеты пропали, остался только один – деньги. Оказалось, что самое трудное заключается не в выполнении работы, самое трудное – ее продать. Найти заказчика, который ее купит. На первый план выходил вопрос качества, ибо не качественный товар никому не нужен. Отношение к труду менялось кардинально. Я помню, что в новые открывающиеся магазины не принимали советских продавцов, которых трудно было отучить от советских привычек обвешивать, обсчитывать и пр., оказалось, что легче обучить новых, чем переучить старых «спецов». Приглашали молодых, не испорченных советским отношением к работе, как к отбыванию повинности. Перестраивалась психология людей. Я помню, как был не просто удивлен – изумлен, когда в маленьком магазинчике, куда я часто заходил, со мной впервые в моей жизни поздоровались продавцы. Я еще оглянулся, может это не со мной, но больше никого не было. Удивительно. Оказалось, что привычное хамство продавцов не является свойством русской натуры, а приобретается вместе с отношением к работе. Я еще помню советский лозунг: «Покупатели и продавцы! Будьте взаимно вежливы!» Никто и не думал. Но пришел рынок, и лозунг сняли за ненадобностью. Его величество «продавец» менялся на его величество «покупатель».
Конечно, первое, на чем можно было заработать – продажа того, что в советские времена было дефицитом. И я с приятелями организовал магазин. В маленьком арендованном помещении мы продавали дефицитные продукты, которые доставали всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Это длилось недолго. Приятели переругались, магазин достался одному, самому богатому, а вскоре и вовсе перестал существовать. Но этот опыт многому научил. Главное, нельзя заниматься чем попало, даже если это сулит быстрые деньги. Нужно и в рынке оставаться профессионалом, т.е. инженером. Хотя для инженеров в начале 90-х наступили трудные времена. Почти не было заказчиков на инженерные работы, к тому же количество инженеров в СССР было явно избыточным. Все научно-исследовательские и проектные институты лишились заказов и пресмыкались с протянутой рукой. Лишь малые островки еще реально работали. Таким островком был «Нижегородметропроект», который разрабатывал проект новой линии метро. Проект нужно было довести до конца, не смотря на все потрясения экономики. Мы начали работать с ними, и потом потребовалось продолжение. Старая организация – КТБ ЦМетро – разваливалась, мы почти все уволились, но потребность в продолжении работы была. Уже появились конкуренты, но я решил воспользоваться старыми связями и предыдущими наработками и предложить свои услуги. Для этого надо было скорректировать документацию в той части, которую я считал ошибочной, разработать новый план работ и новую реальную (рыночную) смету, которая была на порядок ниже старой. И попытаться перезаключить договор на новую коммерческую фирму, которую организовал мой институтский товарищ. Новая фирма имела мудреное название, смысл которого можно перевести, как «морская пучина». И вот с новой документацией и новым договором от этой «морской пучины» в самом конце декабря я поехал в командировку в Нижний Новгород. Не знаю что именно, но серьезно скорректированные смета и план работ, которые я разрабатывал уже с учетом рыночных условий, и хорошее взаимопонимание с главным разработчиком проекта Николаем Дмитриевичем П., сыграли свою роль. Договор был заключен. Это была победа. Я позвонил еще пятерым бывшим сотрудникам и пригласил их на работу. Они согласились. Итого в работе должны были принять участие 7 инженеров, бухгалтер и директор «морской пучины» - итого 9 человек. Вместо 30 по прежней смете. Кроме того работу предполагалось сделать в 2-3 раза быстрее. Зарплату положили всем поровну – 20000 рэ.
Но заключение договора еще не гарантировало оплату. Получив некую сумму вначале, платежи прекратились. Мы получили зарплату за 3 месяца и зависли. Между тем выполнение работы, которое должно было вестись гораздо более эффективно, чем прежде, буксовало. Людей с опытом работы кроме меня не было. В основном были молодые специалисты, недавно окончившие ВУЗ. Они считали себя специалистами, но толку от них пока было мало, их надо было еще учить многому. Я предполагал, что работу они будут делать в основном дома, так как оборудованных рабочих мест у нас не было. Мы пользовались тремя рабочими столами «чужой» организации, на которой мы располагались, понятие договора аренды еще не пришло. Но молодые считали, что пока у них нет рабочего стола и определенного графика присутствия, они делать ничего не обязаны. Очень советское воспитание – я пришел, отсидел сколько надо, - плати. А что ты за это время реально сделал, не важно, я старался. Переломить такое отношение к работе оказалось чрезвычайно трудно. На удивление. И пока я раздумывал, как их учить, ситуация разрешилась скандально. Они, узнав сумму договора, предъявили претензию на повышение зарплаты. Я был возмущен, получив зарплату за три месяца и не сделав ничего… В разговоре с организатором этого «бунта», он мне сказал: я тебе не верю.
- Не веришь? – ответил я. – Не работай. Никогда не работай с тем, кому не веришь.
Это было что-то новое, не советское. И я уволил четверых. Это было трудное решение, как оставшиеся три инженера могут сделать работу, которую раньше делали 25? Ведь в составе проектной документации есть множество чертежей, которые требовали больших трудозатрат. А у нас всего три рабочих стола. Осталось уповать на компьютерную технику. В то время она была сравнительно мало развита, пора настольных компьютеров только начиналась. Но возможности их в проектировании были гигантские. Кроме, разве, чертежей, с которыми в то время были сложности. У меня уже был опыт в разработке программ для больших (по размеру) ЭВМ, и я примерно представлял их возможности. Но с малыми настольными ПК дела не имел. Мы обзавелись одним ПК, и я принял на работу одного программиста. Ее звали Ольга.
Первый же опыт разработки программы для проекта оказался удачным. Настолько, что я выписал Ольге солидную премию, так как планируемые затраты на ручную работу в этой области были намного выше. Это, кстати, показало, насколько эффективно материальное поощрение при выполнении работ. Но оставался нерешенным вопрос с выполнением чертежей. И он разрешился неожиданно легко. На очередном совещании в Нижнем Новгороде Николай Дмитриевич поставил вопрос о разделении работ между ими и нами в сторону увеличения их доли. Он сказал жестко: мы делаем 60%, вы – 40%. Дело в том, что в связи с существенным сокращением смет ему не хватало финансирования для своих работников. У них по-прежнему было такое же количество сотрудников, что и в прежне время. Я задумался, мысленно прокручивая в голове, какие работы отдать им, а какие нам. Молчание длилось минут пять, потом я сказал: да. Я видел, что он вздохнул с облегчением, он предполагал, что меня придется долго уговаривать. Мы разделили работы так, что нам не нужно было делать никаких чертежей, у них же кульманы стояли за каждым рабочим столом. 1993 год мы завершили успешно, сдав всю проектную документацию в соответствии с планом работ.
Но с оплатой работ дело обстояло плохо. Она поступала крайне нерегулярно и не в тех объемах. Финансовая дисциплина, подточенная тотальным воровством чиновников, стремилась к нулю. Это было одной из самых больших бед 90-х. Для ускорения работы я начал привлекать сотрудников метрополитена по решению вопросов, которых они знали лучше проектировщиков. Это компенсировало отсутствие в штате некоторых сотрудников у нас, к тому же эти работы были временные, и увеличивать штат сотрудников на временные работы было нецелесообразно. Привлечение высококвалифицированных людей метрополитена к тому же облегчало понимание проекта при его будущем внедрении. В целом они работали быстро и очень эффективно. Но нашелся один, я бы сказал, мерзавец, который погубил нашу работу. Самоуверенный, постоянно подчеркивающий свою роль в принятии решений, свою значимость, он был уверен в своей непогрешимости. Ну и черт с ним, думал я, лишь бы работу делал. И вовремя не заметил его прохладного отношения к порученной работе. В своей карьере он метил высоко, как минимум на должность главного инженера метрополитена, а то и повыше в Москве. Мое обращение к нему он расценил как слабость нашей команды, которая не может решить ряд вопросов без него. И вот, когда проект входил в решающую стадию, он узнает, что в Москве уже внедрена одна АСУ на самой короткой тогда линии. И он отказывается принимать нашу разработку, поскольку в Москве уже внедрили ранее. Разработка конкурентов была оформлена, как работу целого института во главе с доктором наук со всеми полагающимися советскими регалиями. Где мы – «морская пучина» - и где головной институт комплексной автоматизации с солидными подписями и печатями? Мерзавец настаивал, чтобы работу передали им. Собрали совещание, на котором я присутствовал. Мой конкурент, невысокий пожилой доктор наук, смущенно, как бы извиняясь, пожал мне руку. Мол, видите, я тут не причем и против вас ничего не имею. И это было абсолютной правдой, мы – как инженеры – всегда были нацелены на решение сложных инженерных вопросов и приучены к сотрудничеству. Но не к утоплению друг друга. На совещании решили посмотреть, как работает новая система, и когда приехали на диспетчерский щит, я сразу увидел, что она уже морально устарела. Долгие годы разработки (нормальные по советским меркам) и внедрения привели ее в это состояние. Я сделал несколько замечаний, на которые доктор наук (очень порядочный человек) согласно кивнул, но мерзавец был восхищен. Ему хотелось пышности и званий, ему казалось, что он на пороге новой должности в Москве. По итогу совещания договор с нами был разорван и передан институту. Представитель мэрии даже предложил оплатить авансом приличные деньги институту, которые предназначались нам. Но осторожный доктор наук отказался.
Однако дальнейшая судьба проекта была печальна. При внимательном его рассмотрении инженерами нижегородского метрополитена были вскрыты многочисленные недостатки. Часть технических средств уже была снята с производства, привязка к реалиям требовала серьезной корректировки и, главное, автоматизируемые функции были значительно ограничены по сравнению с нашими. Проект АСУ завис, к тому же главный инженер Нижегородметропроекта Николай Дмитриевич П. отказался продолжать работу по этому решению. Заменить его было не кем, и работы просто остановились. Видя, что ввод в строй новой линии под угрозой, мэрия стала давить на исполнителей, и они продолжили проектирование без всякого АСУ на давно устаревшей технике. Мерзавец не получил повышения по службе, напротив его прокатили при назначении на открывшуюся вакансию в руководстве. И поделом.
Итак в 1995 году мы остались без договора и без денег. Хотя я помню, как звонил кому-то в мэрии и требовал оплатить выполненную ранее работу. Я в ярости грозил обратиться (к кому в то время?) с жалобой и т.п. И к удивлению это подействовало, просто чиновники еще опасались воровать столь крупные суммы, и мы получили еще не уворованные остатки. В итоге мы получили что-то около $11000. Это было кое-что для ухода в «свободное плавание». Но чем далее заниматься, кому мы теперь нужны? На душе было тревожно.
Я помню, как мы с Ольгой приезжали к чиновнику мэрии Москвы, которому понадобилась разработка программы. Чиновников было два, оба какие-то плюгавенькие. Из разговора я понял, что от нас требовалась разработка программы, за которую нам будет заплачено 4 000000 рублей, и акт о выполненной работе на 10 000000. В ходе уклончивого разговора я понял, что собственно программа им не нужна, нужны показушные «картинки» на мониторе для отчета, а в остальном нам предлагался «честный распил» десяти миллионов. Я отказался, за что получил выговор от Ольги. Но когда я объяснил ей суть договора, предложил ей подписать от своего имени, она тоже отказалась. Извините, «товарищи», но это не для нас. «Товарищи», кстати, очень удивились – отказаться от 4 миллионов? Распилили они без нас, но судьба во всяком случае одного из них наказала. В то время практиковался совершенно открытый грабеж в аэропортах. Вы выходите из дверей зала, вас плотно окружает «толпа радостно встречающих людей», вытаскивают у вас все деньги из карманов и, предупредив ножичком, чтоб не жаловался, отпускает на волю. Да и жаловаться некому, сотрудники милиции на это время благополучно исчезали. Так и ограбили этого чиновника, который носил с собой приличные суммы, опасаясь хранить их дома – жена – и в банке – МВД. Бедный человечек, его ограбили, он был очень расстроен.
Но вернемся к нашим баранам. Я поставил перед собой задачу не увлекаться никакими делами, кроме инженерных. Поэтому на вырученные деньги мы купили собственный настольный компьютер. И чуть позднее – автомобиль б/у, «Жигули» 5 модели. Оба эти средства хорошо послужили нам для работы.