Общий план (панорама) скадинавского ландшафта. Зима. Панорама останавливается на лагерных бараках.
Титр:
Норвегия, лагерь для военнопленных. Декабрь 1943-го.
Съемка внутри барака-столовой.
Пленные едят баланду. Напротив Петра за обе щеки уминает Кузьма.
- Петруш, а хорошо, что мы с тобой евреями не родились, да?
- А какая разница кем родиться?
- Ну как же… Вот были бы евреями и не жили б уже. Давно бы в печах сгорели. А тут вот живы еще.
- Не жизнь это Кузя, а каторга душевная. На немцев вкалываем, а значит против России наши руки работают.
- Да брось ты Петь, не будет больше России.
- Чего несешь, дурак!
- Да ладно. А хорошо еще, что солдатики мы стобой были простые, а не какие-нибудь там офицеры или коммунисты, а то бы давно уж повесили, и до Норвегии бы не повезли!
Нагнувшись Кузя продолжил полушепотом:
- Тут давеча, офицеры в лагерь приехали, форма у них странная, а говорят по-русски. Похоже от Власова. В Армию свою вербовать будут, вот и давай к ним, коль о России-то болеешь. Вижу вон и крестик свой все носишь, стало быть за попов, а то и против советской власти в душе-то?
- А ты в мою душу не лезь, сучонок! – Петр схватил Кузю за грудки.
- Но-но, полегче, мы между прочим из-за твоего крестика чуть не погибли, там, в Севастополе, когда-ты конвойному руку-то скрутил, а он ведь и перестрелять нас мог за это.
- Да лучше б застрелил! – Петр бросил на стол ложку и вышел на улицу.
Кузя схватил его тарелку и стал доедать пайку Петра.
Натура. Военнопленные на плацу лагеря.
- Итак, у вас есть выбор. Закончить свою жизнь на этих каторжных работах или вступить в Русскую Освободительную Армию и вернуться домой героями-победителями и строить новую Россию и новую жизнь. Победа над большевиками близка, освобождение от Сталина освободит нашу родину!
Кто принял решение стать верным солдатом нашей справедливой Армии – выйти из строя, три шага вперед!
Кузьма вышел из строя.
- Тварь! – бросил вслед Петр.
Офицер подошел к Петру и с силой ударил поддых. Петр согнулся и из под одежды свесился крестик.
- За оскорбление солдата Русской Освободительной Армии тебя следует наказать более сурово.
Офицер увидел свисающий крестик.
- О-о! – он поднес ладонь к крестику, - странно, что ты так себя ведешь, Петр Павлов, ведь тебя так зовут? Знаю-знаю, здесь среди всех только один человек крестик носит. По правде сказать я то на тебя больше всех надеялся, да видать не угадал…
Дорогая вещь между прочим, простолюдины таких в России испокон веков не носили. Неужели дворянского сословия будешь или священного сана отец твой? Так вдвойне не понять почему России послужить не хочешь.
- Предательство это, а не служба, а родину предать – все равно, что душу продать. И не дворянин я вовсе, чтоб на вашу поганую агитацию уши развешивать.
- А кто же будешь ты, Павлов Петр, уж не комиссар ли, что чужим крестиком свою задницу от виселицы спасает.
- Человек я русский!
- А я тогда кто?
- Гад ползучий.
От нового удара Петр упал навзничь.
Натура, лесоповал.
Петр с напарником пилят дерево. Поодаль Кузя обрубает как-то нехотя, с одолжением ,сучки поваленного дерева.
- Кузя-то, так и ошивается возле власовца, докладывает подлец о каждом из нашего отряда, - полушепотом говорит напарник Петра, - в общем предатель он, все понятно.
- Да уж, сука редкостная, - ответил Петр и обернувшись посмотрел на Кузю. Тот воткнул топор в дерево и присел на ствол отдохнуть, достал пачку сигарет.
- Вон вишь какие гонорары за свои доклады получает и не стесняется. Солдат русской освободительной, ети его мать. По всему видно он евреев продал. Вчера опять троих расстреляли.
Глаза Петра налились кровью и злобой.
- А ну-ка, Вань, подруби с той стороны! – сказал Петр вставая и беря в руки рогатину.
- Ты что?
- Давай, давай, давно ли врага на передовой били? Так и здесь бить будем! – Петр уперся рогатиной в дерево. Напарник подрубил остаток ствола.
- И-ыыть! – упирается в дерево Петр.
- Ну, пошла милая, - навалился рядом напарник.
Дерево у пня хрустнуло и повалилось.
Услышав шум обернулся Кузя. От страха папироса выскочила у него изо рта, он закричал…(крупно лицо) и в тот же миг дерево обрушилось на него.
Столовая комната начальника лагеря.
Офицер-власовец нервно ходит по комнате:
- Я не считаю этот случай несчастным, убит солдат русской освободительной Армии, накануне он был завербован официально, вот его заявление.
- Да, мы тоже потеряли хорошего иформатора, – ответил начальник лагеря.
- Тем более. Нужно провести расследование и виновных наказать… рас-стре-лять!
- Обязательно, только давайте это сделаем после Рождества, тем более что виновники нам уже известны. Вы не нервничайте, садитесь, кушайте.
- И кто же? – изумился власовец, присаживаясь за стол.
- Тот на кого вы надеялись, изучая личные дела и расспрашивая о поведении пленных.
- Хм, Петр Павлов? Хорош богомолец, на убийство пошел. Да, странный тип, с точки зрения человеческой натуры не поддается пониманию.
- Тем и опасен.
- А кто с ним?
- Напарником был Иван Дорогин. Этот тоже под подозрением всегда ходил. В последнее время я стал ощущать в лагере какое-то беспокойство, мы чуть не вышли на лагерное подполье, да вот не успели, Кузьму они вычислили быстрей, чем мы их.
- Так и расстреляйте на хрен всех подозрительных!
- Вы офицер, видимо забыли свой русский народ. Эдак весь лагерь перестрелять можно, здесь любого можно подозревать. Я вам скажу по секрету: то что вы кушаете приготовлено евреем.
Изумление на лице власовца.
- Да, знаете ли, отменный оказался повар и кулинар, а вкусная пища – моя слабость знаете-ли. Так что ж, изволите лишать себя этого удовольствия, расстреляв одного еврея?
- Да уж, только Павлова действительно после Рождества, и по тихому - не нужно вам великомученников. Смута может пойти. Это у нас завсегда пожалуйста.
В соседней комнате за дверью разговор подслушивает повар-еврей.
- Да-да, кое-что о русских я знаю. Я тут решил устроить им рождественскую елку, так и для отвода глаз пойдет, мол ничего не случилось, никто не наказан, даже праздник устроили с выходным. Я даже пару бочек пива заказал, у вас ведь русских без спиртного и праздник не праздник. Пусть они будут довольны новой властью.
- Отличная мысль!
- По коньячку? – начальник лагеря позвонил в колокольчик.
Задний двор барака-столовой.
Петр разгружает с машины мешки с картошкой.
Во двор вышел повар-еврей и столкнулся с Петром. Мешок картошки упал и рассыпался.
- Что ж ты поваренок косолапый! – вспылил Петр.
Оба сели подбирать рассыпанный картофель.
- Не кричи, я специально, разговор есть… - шепотом заговорил повар, - знает начальство, что вы на Кузю дерево то специально уронили.
- Ну?
- Что ну! Расстреляют Вас, сразу после Рождества, тикать вам надо!
- Да куда отсюда утикешь-то?
- Куда-куда! В лес, в горы! Слышал я разговоры офицеров за обедами – из соседних лагерей бегут люди, и не каждого найти могут. Местные их где-то прячут, подпольное движение у них в Норвегии есть. А еще говорили - из наших пленных, что из лагерей бежали, какой-то Новобранец чуть не целую армию сколотил. Диверсии всякие устраивают. Как партизаны воюют.
- Как же это новобранец и целой армией руководит, ты что?
- Да фамилия у него такая!
… Петь, а на Рождество начальник с этим власовцем праздник хотят всем устроить, доброту свою показать. Вот под шумок бежать и надо.
- Успеем ли на Рождество?
- Слышал я все. Не тронут Вас до праздника, смуты не хотят, а уж опосля, договорились они, что мол по тихому вы сгините. Петь, только я с вами побегу…
- Чего так?
- А ты думаешь легко мне? – чуть не заплакал повар, - вон смотри, - он взял гнилую картошку в руки, - вас гнилью кормить приходится, а они на семге с форелью жируют, да лучше б я на лесоповале грыжу зарабатывал! А теперь вот сказал тебе все и … коли сбежите, так меня сразу под расстрел…
- Ладно, все, дуй на кухню, обкумекаем твою идею, - Петр взвалил на плечо мешок собранной картошки.
Повар хотел было помочь.
- Иди уже!
Строй пленных заходит в барак-столовую из которой доносится игра на губной гармошке.
Вдоль стен барака столы. На столах – картошка и открытые банки с тушенкой.
Посреди барака стоит наряженная ель.
У бочки с пивом стоит повар-еврей, раливает пиво в кружки и раздает входящим заключенным. Последними заходят Петр и Иван Дорогин.
Губная гармошка стихла.
- Братья! – с рюмкой коньяка обратился к пленным офицер власовец, - этого праздника давно уже нет в России, но мы русские люди не должны забывать, что у нас отняли большевики. Мы вернемся в Россию и установим там новый порядок. Этот праздник, который вам любезно устроил начальник вашего трудового лагеря пусть станет первым днем в вашей новой жизни. Своим трудом вы заслужили это скромное удовольствие. Но вы можете заслужить и большего, если поверите в новую власть… Гуляйте братцы! – власовец опрокинул рюмку и в тот же миг заиграл лагерный оркестрик.
Пленные набросились на еду.
Повар присел рядом с Петром и Иваном.
- Уходить надо незаметно, по одному, за поросятником я уже все подготовил, - прошептал повар, - как раз за кучей с дерьмом. Там вонь такая – и собаки след не возьмут. Тяните кто первый, - повар вытащил из кармана две спички, - мне все равно последним идти, пока пиво не кончилось, а то хватятся – и беда всем.
Петр вытянул длинную спичку.
- Значит первым пойдешь. За рекой в лесу все встретимся, - сказал повар и вышел из-за стола.
Общий план ночного лагеря. Из барака-столовой пробивается свет, доносится музыка и шум.
- Хороший человеческий материал подготовил для германской империи товарищ Сталин, как это не парадоксально… - произнес власовец, - за четверть века советской власти души людские разорил, сломал то, что укреплялось тысячью годами и Святой Русью звалось. Вон посмотрите на них – кружка пива и перед любым барином шапку заломить готовы. Опустоши душу – и делай с человеком что хочешь. Лепи кого для твоей власти надобно.
- Я бы с вами не согласился, все таки этот народ загадка страшная.
- Откуда вам немцам знать про мой народ, о каких-то загадках рассуждать, чушь все это гоголевская.
- Ну да, вы же дворянского происхождения, видели только как перед вами шапки покорно заламывали. А смуты, бунты всякие, что из века в век на вашей земле были.
- Так от пустоты в душах и были, а что вы Емельку Пугачева да Стеньку Разина за героев считаете? Бандиты они и души вокруг себя бандитские собирали.
План скотного двора. Петр пригнувшись, почти на четвереньках огибает кучу с поросячьим дерьмом и проползает через дыру в колючей проволоке.
Барак-столовая, захмелевшие пленные за столами. Иван вылезает из-за стола и изображая подвыпившего кричит:
- Эй, братцы, чего носы повесили, какой-никакой а праздник, можем себе позволить! А ну давай барыню!
Оркестрик заиграл и Дорогин пустился впляс. Из-за столов стали вылезать пленные и вот уже целая гурьба пляшет как может. Иван Дорогин в этой толпе незаметно юркнул в дверь на улицу.
- Я думаю завтра, на больную голову половина этого быдла вступит в Армию Власова, - произнес офицер-власовец.
- Вы лишаете меня рабочих рук! – ответил начальник лагеря.
- Нет, я пополняю Армию верными фюреру солдатами!
- Что ж пора заканчивать с этим балаганом, пойдемте-ка ко мне, отметим по человечески, с рождественским пирогом! Офицер, усилить охрану и через час всех по баракам, - сказал начальник лагеря проходя к выходу, - мы идем ужинать, - обратился он к повару, - давай на кухню, гуся готовить.
Начальник лагеря протолкнул повара в дверь.
- Продолжим наш разговор в более приятной обстановке, - обратился начальник лагеря к власовцу.
Натура. Ночь. Противоположный лагерю крутой берег реки.
- Где ж его черти носят? – спросил Иван, вглядываясь в ночную тьму.
- Лучше б ангелы несли… - ответил Петр.
- А-аа, ну да ангелы… - сказал Иван, - а ты в них веришь? – спросил он шепотом.
- Верую.
- А я уже совсем с толку сбился во что верить. Я уже никому не верю и не во что.
- Это плохо.
- Что плохо. Вракам верить?
- А голова тебе на что, сердце, душа? – чтобы враки от истины отличить сумел.
- Сердце, душа… - скажешь тоже. Придет смерть – и все и конец всему, как будто ничего и не было.
- Плохо, пропадешь так без веры, и впрямь ничего от себя кроме праха не оставишь.
- Да ну тебя, и так душа ноет…
- Вот видишь, значит есть она у тебя, коли ноет.
- А-аа! – Иван махнул рукой и отвернулся.
Столовая комната начальника лагеря.
Начальник лагеря и власовец за ужином.
- Вот не могу в толк взять, - произносит подвыпивший власовец, - вы тут о загадках русской души рассуждали… Откуда у вас это и зачем вам эти бредни… Я вам как дворянин говорю, да, можно сказать бывший барин – если за четверть века Сталину удалось весь русский мир наизнанку вывернуть, то сказки все это про «русский и дух и русью пахнет» - пшик, значит не было ничего такого за последние тыщу лет. Ни этого духа, ни придуманной кем-то Святой Руси.
- А Сталинград, а Севастополь? Полгода, три больших штурма – так словно зубами держали. Тот же Павлов. Севастополь уж оставили – горстка солдат осталась, погибель верная – а они все воюют.
- Да, русский народ лишен рационального мышления. Вот увидете - завтра будет очередь в армию Власова записываться.
Натура. Ночь. Скотный двор лагеря.
Повар-еврей подбегает к поросятнику.
Проход конвоя. Немецкая речь:
- Пробежал кто-то.
- Где?
- Да показалось, к поросятнику кто-то пробежал, проверим?
Конвой побежал к поросятнику, подбегая к двери конвойный вскинул автомат:
- Кто там, выходи стрелять буду!
Дверь заскрипела и из поросятника вышел перепуганный повар с маленьким поросенком в руках:
- Я вот поросеночка, господам офицерам, приготовить просили, молочного поросеночка к празднику, хер-офицеру закусочка.
- О-оо! Свинка, гут! – конвойный почесал поросенка за ухом, - хорошо кушать готовить, хорошо! – конвойный весело погрозил повару пальцем.
Наряд отправился восвояси. Обомлевший повар с поросенкам в руках, тяжело дыша прижался спиной к стене. Выбросив поросенка, он побежал к навозной куче.
Берег реки. Снегопад.
- О! Наконец-то идет косолапый! – сказал Петр.
- Где? – вскочил Иван.
- Да вон вишь к берегу точка движется.
- Не вижу, снег то какой метет…
- Это хорошо, снег нам в помощь, собаки след не возьмут.
Проваливаясь в снегу и постоянно оборачивась, к реке идет повар.
- Господи ты боже мой, куда ж я со своими ногами больными побежал, не уйду ведь далеко, господи лишь бы ребята дождались, вместе как нибудь, один пропаду, не уйду… - причитает повар.
Скотный двор лагеря. Подвыпивший немец играя на губной гармошке проходит мимо поросятника. Зайдя за угол, и приготовившись справить малую нужду, он услышал хрюканье поросенка. Оглянувшись по сторонам, бросив свое дело, он пригнувшись и расставив руки в стороны начал искать свинку – «гут, свинка, гут!».
Поросенок хрюкнул под ногами и бросился наутек. Немец следом. Поросенок забежал за навозную кучу. Немец подскользнулся на дерьме и упав в навоз, увидел перед собой дыру в колючей проволоке забора, через которую выскочил поросенок. Немец начал стрелять.
Противоположный берег реки. Петр и Иван всмартиваются вдаль – там повар уже подошел близко к берегу. Вдруг завыли сирены и лагерь осветился светом прожекторов, залаяли сторожевые собаки.
- Твою так! – вырвалось у Петра, - засекли!
- Уходим Петя, уходим, давай в разные стороны, теперь каждый сам за себя - вместе наверняка пропадем.
- А поваренок?
- Что поваренок, Петя! Ему уже не помочь, самим спасаться надо.
- Так как же…
- Ну как знаешь, я побёг.
Барак-столовая.
- Что это, - сквозь шум сирены спросил себя один из заключенных, - неужто убег кто?
Все заключенные в бараке оцепенели.
- Побег, - произнес тот же заключенный и закричал: - бегите братцы, бегите, я их задержу.
Заключенный бросился на конвойного, влепил ему железной кружкой в лицо, и вся толпа вышла из оцепенения. Начался мордобой. Пленные стали наваливаться на конвойных, пытаясь отобрать оружие. Рождественская елка повалилась. Кто-то сорвал с окна дерюгу, бросил на елку и поджог. Пленные стали выбегать на улицу и расстреливать бегущих по тревоге немцев. С вышек раздались пулеметные очереди.
Столовая комната начальника лагеря.
- Что это? – вскочил из-за стола власовец.
- Побег! – одевая портупею закричал начальник лагеря, - вот вам и человеческий материал, полковник!
Горящая барак-столовая. Военнопленные лежат ничком в снегу, окруженные цепью автоматчиков и овчарок.
К месту происшествия подбегают начальник лагеря и власовец.
- Что, Йохан, что?! – кричит начальник на офицера.
- Побег, ушли трое, их преследует два наряда с собаками.
- Почему только два наряда, их же трое ушли.
- Извините, тут такое началось не до беглецов было.
- Хорошо, навести порядок и три, три! поисковых группы отправить в лес.
- Так ведь…
- Да ночь, да снегопад сильный, ну и что! У меня до этого Рождества был самый спокойный лагерь, я на хорошем счету у начальства. Найти! Четыре, пять поисковых групп, но найти, взять живими или мертвыми.
- Павлов… - спокойно сказал власовец.
- Что?
- Бьюсь об заклад сбежал Петр Павлов и, наверное ваш любимый повар, еврей, которого вы пожалели из-за своей слабости к вкусной кухне.
- А черт! Павлова – только живым. Тихоня-богомолец, вот главный в их подполье!
Противоположный берег реки.
Петр еще не убежал, он всматривается и видит как повара нагоняют спущенные с поводков овчарки.
- Все, конец… прости поваренок… - сказал Петр со слезами и удалился в лес.
На том берегу овчарки рвут выбившегося из сил поваренка.
Подбежал немецкий конвойный и выпустил в спину повара автоматную очередь.
Тишина. Камера с убитого повара поварачивается в сторону противоположного берега – в сторону ушедшего Петра. Метель заволакивает кадр безмолвного леса.
Ночной лес. Пурга. Выбившись из сил, сквозь напирающий метелью снег, падая и поднимаясь, двигается Петр. Вой волков.
- «… на руках понесут тебя, да не преткнешься о камень ногою твоею…» - Петр падает в снег.
Лежа повторяет: «на руках понесут тебя…»
Поднимая голову Петр видит в нескольких метрах перед собой волка.
Крупно звериный оскал. Общий план – лежащий в снегу Петр перед которым собралось несколько волков. Петр поднимается в полный рост и говорит:
- На аспида и василиска наступишь…
Из последних сил кидает в волка шапку-ушанку и кричит:
- Попирать будешь льва и дракона!
Волки разбегаются. Петр подбирает шапку и продолжает движение.
Немецкие овчарки, проваливаясь в снегу, пытаются взять след.
- Черт подери этих беглецов, эдак и сами в лесу сгинем, - говорит напарнику из поисковой группы немец.
Собаки, что пытались взять след заскулили и легли в снег.
- Все! Бесполезно, возвращаемся в лагерь!
- А приказ начальника? – вопрошает другой солдат.
- Что приказ? Ты жить хочешь? – ну накажут нас, так не до смерти же, а тут пропадем, если сейчас же не развернемся, смотри – лыжню как заметает! Все уходим пока не поздно!
Петр продолжает движение, падает и видит перед собой огоньки жилища.
- Люди… - почти беззвучно говорит его заснеженное и обветренное лицо, - люди! - зовет Петр и теряет сознание.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.