Марта:
- За минуту можно прожить целю жизнь. Можно или нет?
Шкавир:
- Перед смертью.
Марта:
- Верно.
Егавар:
- Или за утренним чаем.
Даже чай попить просто так, нормально, невозможно, если
и запах его, и форма чашки, и ложечка… - всё навевает
ассоциации, будто жизнь промелькнувшая под перестук колёс
опять перед тобой проносится… И это не перед расстрелом,
не за минуту до смерти… Десять минут, как минимум, у меня есть...
В этот раз снова освободилась для меня кухня, а точнее –
местечко на уголке стола, где я могу попить чай. И я начинаю
свой фрагмент вот уже двухлетнего танца на цыпочках, стараясь
ничего не задеть в этом нагромождении коробок, тюков и проводов,
в узком проходе среди которых мой спальный мешок и голубой
бушлат "Радон", подаренный когда-то отцом Алины, родившей мне дочь Ангелу...
Голодать я стал меньше, количество картофелин теперь не подсчитываю,
Нат Серна может не переживать, как раньше, прислав из далёкой своей
страны материальную помощь, которую я потратил на поездку к
умирающей маме и покупку очередного терабайтника-накопителя
для моих творческих съёмок…
Я достал коробку с чаем из сетчатой металлической корзинки, которую
для меня так нагло вынес из «Магнита» Славер, охранник одного ЧОП,
в свой выходной, когда помогал купить мне продукты, оплатил, проводив
меня до подъезда. Я эту корзинку хотел сразу же вернуть, но он сказал, что
позже. И она мне пришлась в моей Конуре – удобно хранить продукты…
Но всё равно верну…
И вот запах барбариса... Вспомнился запах ирисок из детства...
Картинки пошли, будто обрывки старой киноленты... Это как ярлыки
с пакетиками чая на столе, а вернее - ярлыки на рабочем столе
компьютера: нажмёшь значок – потянется ниточка от ярлыка к
пакетику с продуктом воспоминаний. Откроется папка с файлами,
текстами… осколками в сундуке скупого рыцаря, которые остались
от предыдущей жизни.
Это уже предпоследний пакетик из коробочки, что положила мне
15-летняя Полина, когда я возвращался из Перми, самого лучшего
и необычного санатория, в Москву… И мне дорого было, что она
назвала меня своим самым лучшим другом, почти отцом… Своего отца
она ненавидит...
Вспоминаю и своего отца… маму… Они любили нас, своих детей...
Память возвращает в детство, мы тогда заезжали к кому-то в гости,
то ли в Орле, то ли в Кургальджино в Казахстане, то ли в Конотопе…
Угощали там леденцами барбарисовыми, запах волшебный остался в памяти.
А теперь жизнь всё стремительнее несёт тебя к финалу, мелькают новые
кадры, накапливается всё больший жизненный опыт, знания, люди,
впечатления… И думаешь: вот эта человеческая сущность, наполненная
огромной жизнью, образами, воспоминаниями, должна однажды уйти в
небытие. И этот Край всё ближе ощущается. Как говорила однажды Таша,
актриса, когда у неё умерла мама: «вот и последняя перегородочка,
отделявшая меня от смерти, исчезла…»
Моя мама ещё не умерла, ей исполнилось 92, в прошлом году я с
пробитой ножом рукой, опираясь на трость,
а в другой руке чемодан, всё же дотащился до Макарьевки на Алтае,
мамка стала оживать, проявила обычное материнское беспокойство:
а Люда тебя не встретила? Та с усмешкой ответила: не маленький,
сам добрался.
А за год до этого она сидела на автобусной станции
в посёлке Алтайский, встречала меня, обняла. Теперь сестра резко
изменилась… Наш род обнулился, горько сказала она… Это касается
её напряжёнки с братьями... Нас шестеро. Один умер, Володя, Вовочка,
но я его всё равно считаю живым. Рассказ "Аллергия на смерть" как
раз о смерти Володи, о том, как всё происходило...
Правда, за столом в Макарьевке сестра и брат даже слушать не стали,
когда я замолвил словечко об этих воспоминаниях. Ну, что поделаешь...
А мамка повеселела после моего приезда, мы её усаживали в
инвалидную коляску и выкатывали на лужайку перед домом. Она
напевала иногда, потом долго смотрела на качели и сказала:
покачаться хочу… вот поднимусь… И тихо улыбалась…
А тогда, в глубоком детстве я посасывал конфеты-барбариски,
хотя не любил сосать леденцы: я был нетерпелив и всегда их
разгрызал заживо, они не успевали опомниться под моей жаждущей
зубной эмалью. И вспоминал, как останавливал мамку, когда она
хотела купить мне конфет «подушечки», обсыпанных порошком какао:
«мам, у нас же мало денег». Уже тогда я понимал, что при нашей
большой семье, а мама была кавалер двух медалей «Мать-героиня» -
серебряной и золотой – она родила семерых детей… - понимал, что
надо экономить на удовольствиях, для семьи нужна только
необходимая еда.
Но однажды не выдержал такого моего внутреннего аскетизма, каюсь.
Причём ради совершенно бесполезной на тот момент вещи. Это был
трансформатор. Малюсенький. Мы тогда зашли в радиомагазин в
областном городе Хабаровского края, я под стеклом витрины
увидел миниатюрный трансформатор для транзисторного приёмника.
Я уже подрос и увлекался радиотехникой, мне нужно было купить
какой-то копеечный резистор. Но тут я увидел этот великолепный
трансформаторчик. Он так меня впечатлил, он так был красив,
что я, не зная его точного предназначения - на бирке было
написано: согласующий трансформатор, - и что он должен
согласовывать, мне тогда было неведомо, однако я вцепился
влюблённым взглядом фанатика в эту совершенную и очень изящную
конструкцию.
Медные проводки аккуратно были припаяны над янтарной обмоткой,
на которой проставлен номинал чёткими малюсенькими цифрами и
буквами. Сердечник из слоёных тонких металлических пластинок,
плотно прилегавших друг к другу, тускло поблёскивал своими
рёбрышками.
Мать увидела этот мой влюблённый взгляд. «Сынок, эта штучка
тебе нужна?»
А там цена невероятная для меня – 1 рубль 40 копеек. Это
запредельно для нашего семейного бюджета, я считал. Это не
резистор за 6 копеек. Я молчал… Опустил голову…
Мамка увидела цену, вздохнула, достала из-за пазухи кошелёк.
В те времена деньги можно было сохранить от воровства именно
в таком укромном месте, уже был случай, когда мамку пытались
обворовать на вокзале в городе Асино Томской области, когда
мы в очередной раз переезжали, из Томской области в Хабаровский
край. Мать прикорнула, вздремнула, уложив нас всех детей рядом,
пока отец ходил там где-то, договариваясь о контейнере с нашими
вещами.
И тут один местный воришка, забежавший в вокзальное помещение,
выдернул сумку из-под головы матери, побежал, женщины закричали,
разбудили мать. И как раз появился отец, он сразу метнулся вслед
за воришкой, тот нырнул под стоящий товарняк, отец догнал его
между двух формирующихся составов, тот обернулся, и оказалось,
что он не один. Там стояли ещё двое его дружков. Щёлкнули ножи.
Но эти местные воришки не знали, с кем они имеют дело. Взмах
«варкухой» - запястьем сустава – и первый воришка летит через
рельсы, нож - в другую сторону. Отец был одним из лучших
драчунов в своей деревне Крапивка Орловской области. Правда,
первым он никогда никого не бил. Всегда старался успокоить,
уговорить. Его даже в другие деревни приглашали на разборки,
стенка на стенку, он всегда мог остановить драчунов, никогда
ни одного проигрыша не было, даже когда на него нападали с
коромыслом или со свинцовым зубастым кастетом. Тогда отец
превращался в молниеносного берсерка, это я потом узнал,
что это такое. И тот кастет, оставивший шрам вскользь
на темени отца, снятый с руки нападавшего, которого отец вырубил,
долго хранился у нас дома, пока мы не подросли
и не стали его примерять. Тогда отец переплавил его на
охотничьи пули…
…и вот уже у второго нападающего с ножом трещит рукав, он
своим растерянным лицом утюжит щебень, лезвие ножа звенит
о рельс… Третий кидается наутёк, отец успевает дать ему
подсечку, тот летит и кувыркается, бьётся о шпалы,
украденная у мамки сумка отлетает в сторону… Потом
выяснилось, что в ней не было кошелька, одни только
сцаные пелёнки младшего ребёнка, а кошелёк мать всегда
прятала за пазуху…
Марта:
- Какой прекрасный слог! Читаешь, словно смотришь кино,
всё так живо, словно происходит с тобой.
Егавар:
- А теперь она в радиомагазине отсчитывает рубль сорок,
всю жизнь помню эту сумму, мне немного стыдно, что
трансформатор для того цвитекторного приёмника, что я
собирал, паял, мне был не нужен. Но я готов любоваться
и рассматривать со всех сторон эту совершенную
радиотехническую конструкцию, мечтая, как этот трансформаторчик
будет сердцем моего будущего транзисторного приёмника,
который я соберу позже… И продемонстрировать одной девушке...
А пока я готов повесить этот трансформатор себе на шею, как
папуас - амулет…
…И сейчас, полвека спустя после тех событий, я готовлю
себе барбарисовый чай. Наливаю в стеклянный электрочайник
воду из крана с отфильтрованной водой, отсчитываю 15 секунд,
этого достаточно для одной чашки. Казяйка всегда напоминает,
что я не должен расходовать воду, надо экономить, а в чайнике
вскипячённую один раз воду нельзя кипятить во второй раз –
это будет яд, так её научили где-то. Я не спорю. Бесполезно.
Поэтому воды надо наливать ровно столько, сколько войдёт в
чашку. И не так часто за день, Казяйка строго следит за этим,
и даже сколько воды я сливаю в туалете... Платить дорого...
А недавно слышал крики из-за двери соседа, жена истерила, что
он слишком много воды в туалете сливает, денег нет платить...
Значит у многих так...
Ставлю чайник на подставку, здесь тоже заморочки, Казяйка
всегда выдёргивает вилки приборов из розеток – для экономии,
чтобы лишнюю копейку не накрутило, кто-то ей сказал. Поэтому
поставить чайник на подставку и включить было бы слишком просто,
но тут тоже нет лёгких путей. И я с трудом, вслепую, шарю в щели
за микроволновкой, нащупывая вилку электрочайника, пытаясь
воткнуть её в розетку, стараясь не попасть пальцем в оголённый
штекер, а то долбанёт током. Балансирую, изогнувшись, и стараюсь
не упасть.
Конечно, у меня в Конуре есть свой маленький электростакан,
Шоня как-то купила, когда приезжала из Таганрога играть Котэссу
в моём Булгаковском фильме. Но в ужасающей тесноте,
скорчившись над табуреткой, трудно получить удовольствие от чая,
да ещё барбарисового. И воду надо носить через все эти коридоры
и наставленную обувь, об которую я вечно спотыкаюсь. Поэтому для
меня иногда небольшой праздник - сделать себе чаепитие на уголке
стола, на кухне, распрямившись…
Включаю этот шикарный с голубой подсветкой электрочайник, он
начинает уютно шкворчать, весёлые бурбалки пляшут за прозрачными
боками. Это я его купил недавно, накопил. Предыдущие три за пару
лет сгорели. Я ей, Казяйке, объяснял, что нельзя выдёргивать
вилки из розетки так часто – они разбалтываются и плохо контачат,
происходят броски тока, от которых электрочайники перегорают.
Но она плохо понимает физику, она верующая. Верит не только в
Бога, но и во все бабушкины приметы. А также во всё, что услышит
от кого-то такого же плана «образования», кого она считает
авторитетом для себя. Хотя ведь молодая совсем, у неё дочь
первоклассница… И я слышу из-за стенки моей Конуры, как
Казяйка частенько повторяет дочери: «думай своей головой!»
Да, думать своей головой всем полезно…
…Начинаю вскрывать пакетик чая. Нахожу риску на краю, надрываю.
Край отрывается косо, вскрывается только один уголок. Надо было
сразу отрезать ножницами – они тут же на кухне, торчат в стойке
с ножами. Но Казяйка и на ножницы наложила запрет – они тупятся
от пакетов, придётся покупать новые, ими можно резать только
укроп и петрушку. Но укроп и петрушку она покупает сушёные,
ни разу не видел свежей зелени у неё. Все шкафы забиты
сушёностями и крупами, как на подводной лодке.
Я всё же совершаю великий грех перед Казяйкой и иконой Троицы
на стене, на которую она молится по утрам, - вынимаю из стойки
шикарные ножницы и надрезаю до конца конвертик с чаем, иначе
внутренний пакетик вынуть невозможно. Чайник весело вскипел,
отключился. Я опустил пакетик в пиалку, это пиалка 92-летней
Капы, Капитолины Павловны, мамы Оли, светлая ей память…
Я забрал пиалку с могилы Капы, где
было и блюдце с блинами поминальными, что оставила мне Оля,
я тогда опоздал даже на похороны из-за той разбитости руки,
которую накануне вечером повредил об голову Валерия Шечкина,
бывшего куратора галереи ОСТ, попытавшегося полезть на меня.
Это когда он оскорблял девушек на выставке, а я вступился,
другие художники как-то опешили, и мне пришлось разбить
свои костяшки об его башку…
И я потом крестился рукой с засохшими бляшками на суставах,
сначала в церкви, за упокой души Капы, которая всегда
молилась за меня, а теперь я на её могиле… Над головой
печально каркала одинокая ворона, сидя на дереве, потом
снялась и улетела в небо…
«Пиалка? Ты знаешь такое слово?» - послышался вдруг
ехидный голос из вацапа, это была та самая сумасшедшая
Галя-Маргарита, что так очаровалась нашей съёмкой в
Булгаковском доме, горячо возжелала принять участие:
я буду лучшей Маргаритой! - кричала… А потом наступил
ковидный карантин, она заболела этим вирусом, тяжело
перенесла, теперь упрекает, что её соблазнили на
дьявольщину, в результате чего она пострадала… Ещё
одна "верующая" в собственную чушь.
Я ничего не стал отвечать ей, мне показался этот
вопрос несколько глупым и даже слегка кощунственным,
что… Она тогда написала: я тебя блокирую, ты не против?
Нет, конечно...
…и я прижал ярлык чайного пакетика пальцем к столу,
чтобы не скользнул в чашку, наливаю кипяток в пиалу;
вспомнил, как Капа, она ещё и прабабушка Василисы,
пила из неё чай. А я разговаривал с Капитолиной
Павловной, выводил на многие воспоминания о довоенном
детстве, о том, как они ездили из Ульяновска на жатву,
спали в сараях на соломе. Была у них весёлая студенческая
жизнь… До Отечественной войны… Другие события…
Живых свидетелей того времени остаётся всё меньше,
поэтому они очень ценны. Планировал и с мамкой моей
так же побеседовать, когда приеду к ней на Алтай…
Расспросить её обо всём, что она помнит… И приехал
потом, да, разговаривал, перебирал оставшиеся письма
деда Дениса, который с радостью писал когда-то, что
Павел, это мой младший брат, которого забрали в
Академгородок в физматшколу, станет, наверное,
профессором… А научный руководитель в ТГУ, где
Павел защищал свой диплом, назвал его вторым Ломоносовым…
И вот теперь семейный, мамкин альбом с пожелтевшими
фотографиями… Можно целую книгу наговорить по этим
фото, да всё как-то некогда, всё время повседневные
дела, куда-то бежать надо, что-то делать, остановиться
некогда…
Мамка всегда только работала и работала ради своих детей,
ничего себе не оставляла, только старенький альбом с фото…
А сейчас она слабая и немощная, как-то даже говорила, что
не хочет такой жизни, привыкла быть сильной, держательницей
Рода, вокруг которой собирались дети и внуки. А теперь умереть
бы побыстрей, сколько мучиться можно… И даже показала ребром
ладони, как она чиркает по венам...
Но нельзя, сказал я мамке, нельзя! Ты как центр
нашей родовой вселенной, как матка в пчелином улье, у
тебя 20 внуков, палаточный город на твой 80-летний
юбилей раскинулся перед твоим домиком. Брат Николай
по моей просьбе расписал фанерные листы с датой события:
08.08.08 – 80 – то есть 8 августа 2008-го года маме
исполнилось 80 лет. Эти листы были укреплены на
фронтоне домика матери, вся Макарьевка потом видела,
многие спрашивали, узнавали…
И ещё одна моя мечта была – собрать для мамки бутылочный
эээ… как бы это назвать... ксилофон такой - подвесить их
за горлышки на перекладинку, налить разное количество воды
в каждую, чтобы звучали разной тональностью, и сыграть
ложками, как когда-то мама в молодости играла. И пела в клубе.
И с детства на гитаре научилась играть, её отец Денис,
наш дед, научил… Они тогда всей семьёй собирались и
играли: на гитаре, мандолине и балалайке. Пол в
украинской хате был земляной, но чисто убран,
посыпан песочком и покрыт половиками… Это было на
черниговщине, Коропской район, село Горохово…
Брат Николай ходил по Макарьевке и собрал пустые
бутылки, уехал. А я так и не сделал этот бутылочный
"ксилофон" для мамки... То одно, то другое...
А на юбилее тогда мамка сказала весело: ну, 80-летие
отметили неплохо, а вот 90-летие надо сделать ещё лучше!
И никто тогда не предполагал, каким оно станет, это
90-летие. В первую очередь для меня… Нет, нет, само
90-летие прошло прекрасно, хотя и не так грандиозно,
как 80-летие. А моторчиком всего процесса оказалась
маленькая Василиса, которую я привёз покорять алтайские
горы… И Кирилл какой молодец, мой самый лучший племянник
и крестник к тому же, какой круговорот событий он устроил:
и арбузы для бабушки, и караси в ванной, и ёжик для Василисы,
и качели гигантские, и домик на дереве, и поездки на
бирюзовую Катунь, он на своём микроавтобусе возил, и
водяная мельница там…
А потом и брат Николай приехал, Василиса, раскрыв рот,
смотрела, как он играет на якутском комусе… А потом он
провожал нас с Василисой, рассказывал анекдоты,
Василиса звонко падала от смеха, особенно про червяка
на рыбалке, анекдот этот потом в Москве рассказывала,
начала сразу же, как с поезда пересели в машину,
нас встретила её мама Аня и её знакомый тренер по боксу…
Я в тот момент ещё не знал, зачем она его пригласила…
…Струя воды из вскипевшего чайника весело булькала и
наполняла пиалку Капы, я прижимал ярлык, чтобы он не
шмыгнул в чашку, как бывало не раз, такая вот подлянка.
Иногда наливаешь – всё нормально, а то вдруг переворачивается
пакет под водоворотом струи из носика и затягивает за собой ярлык.
А вкус бумаги в чае мне не нужен. Я великий эстет. И иногда
думал, чтобы к ручке чашки прикрепить какую-нибудь эстетичную
блямбочку с прорезью, чтобы в неё вкладывать нить ярлыка
перед наливанием кипятка.
Я делал иногда следующее – обматывал в один оборот нитку с
ярлыком вокруг ушка чашки, но всё это тягомотно – потом
разматывать, когда пакетик надо выбрасывать, когда чай
настоится. Координация у меня не очень хорошая из-за
инвалидности, поэтому всё это меня раздражает и портит
настроение. Ещё и подставлять надо что-то под капающий
пакетик, я терпеть не могу капли на столе и вид самого
мокрого пакетика, он портит мне восприятие самого чаепития,
пронизанного запахами, ассоциациями, воспоминаниями.
Поэтому я обычно подставляю под пакетик столовую ложку и
несу его в мусорный пакет, с глаз долой. Кстати, я
не пользуюсь чайной ложкой – она слишком мала для удовольствия
чаепития. Но на блюдце, как древние купчихи, я тоже не люблю
выливать чай. Вспоминается материнское, на суржике, слово –
«бовтать» - «нечего бовтать заваренный чай»… То есть делать
его помоями, переливая из одного в другое…
И я в качестве маленького блюдца использую столовую ложку.
Только выбрал облегчённый вариант – из тонкого материала.
Хотел найти вообще круглую ложку – типа маленькое блюдце
на ручке. И даже использовал раньше, пробовал, керамические
ложки, но они оказались громоздкими для моих изящных
«искусств» в чаепитии…
…насыпал из прозрачного пакетика немного сахара в пиалку,
накрыл зелёной крышечкой, пусть потомится чаёк барбарисовый,
станет насыщенным… И вспомнил, как одно время, когда я
учился в шестом классе, помогал отцу на запарнике готовить
корм для скота. Это было пограничное Луговое Амурзетского
района в Хабаровском крае… Засыпали в широкие квадратные
поддоны комбикорм, заливали горячей водой, потом опускали
толстые шланги, по которым подавался пар.
И вскоре получалась запаренная смесь, которая по своему
аромату нравилась даже мне. И особенно ароматна была
запаренная витаминная зелёная мука, этакий чай для коров.
На агрегате по изготовлению витаминки я позже работал, там
привозилась свежая трава, мы её высушивали во вращающейся
цистерне, внутри которой, как в самоваре, была нагревающаяся
форсунками труба. Если кто-то видел бетономешалку на грузовике
на улице, то это нечто подобное, только с нагревом для быстрой
сушки. Потом эта высушенная вкусно пахнувшая трава перемалывалась
в порошок и прессовалась в гранулы, запах и нам самим очень
нравился, не только коровам, которые просто балдели от неё…
…Чай заварился, прошло минут семь, я принёс ватрушку и
бутербродик с паштетом, что вчера мне передала Татьяна
Блаженная - я её так называю. Ей 66 лет, она всё время
то болеет, то на операциях, то ходит по церквям, молится.
Познакомились как-то в интернете, на одном сайте общения.
Не знакомств, как подковырнул меня кто-то, а именно общения,
обсуждения тех или иных жизненных или религиозных вопросов.
Так и называется – Обсуждайка.
Слово за слово, общались какое-то время, я ей рассказал о моей
так называемой диссертации в кавычках - на тему любви, - которую
я начал писать как-то, отвечая на вопрос маленькой Василисы,
которая на тот момент пошла учиться в лицей, а я там снимал… Она
и назвала мою работу "диссертацией"...
Татьяна Блаженная одна из первых пришла ко мне
на помощь, когда я оказался выброшенным из поезда
жизни, в котором мы так счастливо ехали с Василисой,
возвращаясь с Алтая, она схватила меня за указательный палец,
когда я что-то рассказывал соседке Жене по купе, нахваливал
мою Олетту, которая уже приготовила мои вещи на выход,
собрала родственников и боксёров в помощь, опасаясь
моей реакции, памятуя моё десантное прошлое… Глупость,
конечно…
Хотя я её понимаю… Дело было в другом… Она была так
поражена моим неожиданным поступком, которому я
придавал совсем другое значение, а ведь она и сама
обговаривала эту тему в начала нашей совместной
жизни, у неё тогда было другое отношение, но прошло
7 лет с той поры…
И опять всё крутится одно и то же, опять вспоминаю,
как Василиса свесилась со второй полки, где было
моё место, на которое она любила забираться, хотя
её мама запретила вторую полку. Но мы маму и не
огорчали. Только разок пришлось, надо же было отчёты
маме Ане посылать, что и как происходит с Василисой,
как я исполняю её доверенность, которую она на меня
оформила… И когда мы поднимались на вершину в алтайских
горах, я снял Василису на смартфон, как она карабкалась
на скалы, я ей подал руку, а другой снимал… Её мама Аня
потом жалобно сказала в смартфон: не надо так больше…
А больше мы и не поднимались в горы, мы тогда притащили
оттуда «голову шамана» - такую корягу удивительную, - а
теперь ехали в поезде, Василиса долго держала меня за
поднятый палец, будто прощалась навсегда…
В этот раз Татяна Блаженная передала мне пластмассовую
бутыль бульона, несколько банок с рагу из баклажанов с
картошкой, солянку, рыбу под приправами, плов, творожок
и варенье оригинальное – из кабачков… И вот в руках
бутербродик с паштетом и ватрушка, с которыми
я пью свой утренний чай…
весна 2020 г.