Комсомолец Мишка Войтына получил 12 рублей 74 копейки за публикацию стихотворения в заводской газете. 12 рублей 74 копейки - сумма сама по себе значительная, если такую получать каждый день, но совершенно недостаточная, чтобы приобрести на неё нечто памятное, типа часов «Ракета», или плаща из ткани «Болонья», достойные первого гонорара. Однако, пропустить знаковое событие будущий литератор не мог. Всегдашние жертвы приступов его поэтического дара Вовка и Лёха, по совместительству соседи по комнате в общежитии, где обретался молодой поэт, предложили гонорар пропить, на что любимец Аполлона легко согласился.
Для торжества выбрали самое приличное заведение посёлка при заводе, стремительно превращающегося в город (про то даже фильм сняли с Шукшиным и Белохвостиковой в главных ролях) — пивную с романтическим названием «Бригантина».
Пиво в заведении появлялось в выходные дни, в остальные пивная прикидывалась рабочей столовкой. Зато в выходные и праздничные «Бригантина» брала на борт полные трюмы романтиков мужского пола и уносила их в страну пивной пены подальше от хронического безденежья, идиотов-начальников, капризной жены и ненавистной тёщиной дачи. Пивная гудела от мужских голосов, кафельный пол по-корабельному кренился, в окна блестела байкальская вода, свежий ветер пах морем.
Известно: «Пиво без водки, деньги — на ветер!» Попутно заскочили в «Стекляшку», у новенького с иголочки торгового комплекса, после чего одна пола, видавшей виды Мишкиной куртки, заметно затяжелела.
Взяли по две кружки. Столик выбрали у окна, загородили спинами драгоценную бутылку — в заведении запрещено распивать крепкие напитки. Выпили. Застучали по мокрому пластику столов плотными тушками вяленого омуля. Закусили. Закурили. Табачный дым упал на кафельный пол. Люди вокруг стали симпатичнее.
Посетители курили свирепо. Обрывки чужих разговоров мешались с дымом. В кружках убывало, дым подымался выше, слова звучали громче, постепенно подбираясь к главной теме воскресного общения — ты меня уважаешь?
Как сторона проставляющаяся, поэт надеялся, что речь пойдёт о его стихах, но любвеобильный Лёха говорил только о том, как, кому и в какой позе недавно вдул, и кому скоро вдует, а рыбак Вовка, пространно рассуждал о лесках, крючках и поклёвках. Никому Мишкино творчество не было интересно. Поэт поскучнел лицом.
Несколько раз Мишка пытался вернуть разговор в интересующее его русло. Безуспешно.
Поэт дал себе слово впредь не читать своих стихов приятелям. Плебеи, что они понимают! Стало жаль бездарно потраченного первого гонорара и времени. «Лучше бы девчонок в кино сводил,- думал раздосадованный поэт,- те, если не слушают, на другое надеяться можно. Вон, как Лёха живописует. Боккаччо отдыхает».
Мысли молодого поэта легко переключились на женскую тему: «Вот скажем, если бабы похотливые сучки, как утверждает Лёха, чего же всегда ломаются? Или это, чтобы замуж выскочить? А вышла - не лужа, останется и для мужа, выходит для этого дела я не там искал? Но, как можно от собственного мужика и детей на сторону бегать? Стрёмно это, с замужней мутить - всё равно что из чужого корыта хлебать. Муж что, слепой что ли? Как бы я поступил, если такое со мной случилось?»
Поэт надолго задумался, мысли беспомощно увязли в любовных многоугольниках. Он хотел многих, но женщинам в подобном праве отказывал.
Такая вот неравноценная геометрия.
Мишка посмотрел на красивое Лёхино лицо с прямым носом, твёрдыми губами, гривой волос, как у Врубелевского демона, и легко представил приятеля в роли коварного разлучника. «Я бы его убил, а потом её и себя»,- решил поэт.
Пред мысленным взором молодого поэта немедленно предстали три мёртвых тела в общей луже крови: два мужских, одно женское. Будущая жена была красивой блондинкой, похожей на одну французскую актрису. Рыбак-Вовка в этой сцене отсутствовал. Изощрённое чтением французских романов воображение увидело тела голыми. Трупы лежали в картинных позах на широкой кровати. Собственный Мишкин труп был самым невзрачным — с бледной, синеватой кожей и худыми ногами.
Поэт помотал головой. Постыдное видение исчезло.
Негромко скрипнула входная дверь, впустив в прокуренный трюм «Бригантины», воздух с улицы и нового посетителя. Табачный дым, к тому времени укрывший выпивох по самые плечи, заволновался.
Вновь прибывший затарился «Жигулёвским» (пена белой шапкой подымалась над краем кружки, кренилась, хотелось отхлебнуть, чтобы не пролилась) и осмотрел зал в поисках свободного места.
Чем-то мужчина привлёк внимание нашего поэта. Нет, ни внешностью, внешность посетитель имел самую заурядную: средний рост, ни худ, ни толст, обычное лицо, какое сотню раз в день встретишь; скорее, выражением на лице, больше подходящим для трагического героя, чем заурядного посетителя пивной.
Человек наткнулся глазами на Мишкин взгляд, увидел свободное место за столиком друзей, шагнул вперёд:
- Можно?
- Конечно,- пожал плечами поэт,- имеете право, место не куплено.
Человек неловко приткнул свои кружки. (Белая пена перевалилась за край и пролилась тонкой струйкой по неровному стеклу)
Лёха, в красках расписывающий подробности своих любовных подвигов, наконец, заткнулся.
По неведомой причине Михаил проникся симпатией к новому посетителю и был рад возникшему молчанию - надоело скучное Лёхино хвастовство. Ни одной книжки не прочёл, а туда же — знаток женских душ. Казанова недоделанный!
Новичок жадно, словно хотел залить жар, снедающий его изнутри, влил в себя первую кружку и невидящими глазами уставился в стол с неприглядными остатками рыбьих тушек. Лицо его было хмурым и растерянным. Вторую кружку мужик тянул без страсти, надолго застывал в неподвижности, гонял желваки, беззвучно шевелил губами, продолжая разговор с неведомым собеседником. Опущенные глаза, понурые плечи, кривящийся рот делали мужика жалким.
Мрачная физиономия нового соседа подействовала на друзей. (Ни хрена себе, попили пивка, расслабились!) Михаил уже пожалел, что вновь прибывшему нашлось место за их столом.
Парни избегали смотреть на скорбящего соседа, вдумчиво грызли остатки омуля, допивали пиво. Молчание затянулось и стало неловким. Надо было уходить, но впереди маячила бесконечно долгая трудовая неделя. Не хотелось уносить с собой дурное настроение. Оно надо?
«О рыбалке бы Вовка заговорил, что ли»,- подумал чувствительный поэт, но вместо этого ляпнул:
- Извините, может лезу не в своё дело, но вижу - у Вас горе. Вы потеряли кого-то?
Мужик оторвал взгляд от стола. Минуту молчал, всматриваясь в лица друзей. Потом его словно прорвало.
- Вот!- сказал, почти выкрикнул он, достал из кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги, развернул, трясущимися от волнения руками припечатал к столу.
Листочек был обыкновенный - в косую линейку с неровно оборванным краем.
- Вот,- повторил незнакомец уже обычным голосом и толкнул бумагу в сторону друзей.
По форме и виду канцелярское заявление: шапка справа, ниже содержание, внизу подпись с расшифровкой, число, месяц, год.
«Я такая-то (фамилия, имя, отчество) Заявление. Впредь обязуюсь...»,- выхватили Мишкины глаза слова, написанные круглым женским почерком. «Ничего особенного»,- решил было поэт, но странное выражение Лёхиного лица заставило читать дальше: «...обязуюсь никогда больше не изменять своему мужу...»
Охренеть! Парни переглянулись, стараясь не рассмеяться. Анекдот! Такого документа они представить не могли.
Первым не выдержал Лёха.
- Ты, веришь этой… (он собирался сказать « канцелярской отписке», но в последний момент поправил на «этому документу»),- спросил Лёха с плохо скрываемой гнусной ухмылкой,- веришь, что ОНА больше не обманет?
- Я надеюсь!- выдохнул обманутый муж и закрыл лицо ладонями.
В общаге парни долго ржали над легковерным рогоносцем. Надеется он! Олух!
Прошло немало лет. Сменился век. Мишка стал членом СП, издал десяток книг под звучным псевдонимом Войт. Неоднократно был женат. После краха коммунизма ударился в религию.
На встречах с читателями известный поэт и прозаик любит вспомнить случай с беднягой-рогоносцем, взявшим с жены письменное обязательство впредь не изменять. В каждом новом пересказе история всё меньше похожа на анекдот, хоть публика по-прежнему смеётся.