- Ну, и что же такое стрип-данс? - позвякивая ключами, спросил я, когда мы выдвинулись вдвоём из кабинета.
И тут же пожалел.
- Это искусство красиво раздеться. Буду учить ваших девочек красиво раздеваться.
Она стояла рядом в своей облегающей коже и в своей воздушной тунике, улыбалась своей сияющей улыбкой, смотрела на меня открыто и лукаво и, кажется, забавлялась.
Мы вместе собирались идти на сцену репетировать, и я в принципе был не прочь поболтать по дороге и даже немного пофлиртовать, но внезапно почувствовал злость. Прямо в одно мгновение, как только увидел этот красноречивый провокационный взгляд - она явно хотела меня смутить и ждала моего замешательства. И было видно, что от неё не ускользнет ни одно моё движение, даже движение глаз, – всё она увидит и всё прочтет правильно. Я у неё как на ладони.
Я поднял бровь и отвернулся.
- Иди, я сейчас приду, - коротко бросил я, довольно правдоподобно останавливаясь. - Мне надо позвонить, забыл совсем.
Не глядя, я кивнул ей и быстро вернулся в кабинет. И глупо притворил за собой дверь.
Глупо, да.
Подошёл к столу, снял трубку и сел на стол с деловым видом спиной к двери. И сердито замер. Никуда мне не надо было звонить.
Просто есть такие девушки, на которых страшно приятно смотреть, приятно обнимать и при случае целоваться, но с которыми почти не хочется общаться. Получается, Синтия Синицына как раз из таких… жаль… Хотя чего там, я же сразу понял это, с первой же минуты почуял, как увидел. По походке, по осанке. Всё тело её кричало: я тут красавица и всё про тебя понимаю, от меня не уйдёшь.
От таких девушек дружбы не жди. Тёплых отношений будет ноль целых хрен десятых.
Настроение испортилось.
Я повертел трубку в руках. Позвонить пани. Вдруг повезёт и она подойдёт. Она как ручей – смывает всю грязь и, как ручей в жару, восстанавливает силы. Забавно – она даёт мне силу. И независимость. А что даю ей я?
Я набрал номер, ни на что не надеясь.
И вдруг повезло – она взяла трубку, надо же!
И словно солнцем озарило нашу комнатушку, я даже тихо засмеялся – так здорово сразу стало от её голоса, легко, свободно…
Однако, голос у неё был, к моей неожиданности, не радостный, скорее, растерянный.
- Слушай, как же это так? Нора позвонила, мы ничего не поняли. Но пошли, купили что можно... Хотя что там купишь-то, все полки пустые… так, что-то случайно попалось... А вчера как вышли в магазин – это же ужас…
- Я сам хотел тебе звонить, - извиняющим тоном сказал я, - но не смог, закрутился до вечера. Нора обещала вам передать. Она и нам домой позвонила. Своей матери. Попросила и моим тоже передать. Не знаю, что они успели за день.
- А ты что, тоже знал? - вокликнула она удивлённо. - Но откуда, я не понимаю! А мы тогда почему не знали?
- Ничего я не знал, это Нора всё, - сказал я.
- Но она нам ничего не объяснила…
- Ну, - я усмехнулся. – Норхен хорошо знает, что можно говорить по телефону, а что нельзя.
- Но как, я просто не понимаю, - я прямо увидел, как сдвинулись её брови-стрелки м замерли на переносице. - У нас вся кафедра только и гудит. Да что кафедра – весь институт в шоке. И вообще все… Буханка хлеба шестьдесят копеек, а была двадцать… Молоко тоже в три раза. - голос её дрогнул.
- Ну, вы хоть хлеба-то купили? – сочувственно спросил я.
- Да, но… - голос у неё был грустный. – Пропал теперь мой день рождения. Мы хотели в центр съездить накануне, по магазинам побегать, поискать что-то вкусненькое… А теперь всё…
- Не выдумывай, - сказал я. – Ничего он не пропал. Всё будет хорошо. Клянусь. И вообще, - я понизил голос, хотя был в кабинете один – и вообще, я страшно соскучился. Звоню, чтобы это сообщить. Я. Страшно. Соскучился.
Она молчала, и я непроизвольно улыбнулся. Она всегда немного терялась, когда я открыто заявлял о своих чувствах. В ней была какая-то чарующая застенчивость, которая совершенно не вязалась с её храбрым и самостоятельным нравом. И мне безумно это нравилось и буквально сносило голову.
- Я зря позвонил? - я перешёл на интимный шёпот.
- Ой, нет, что ты, это здорово, что ты позвонил! – голос у неё оживился и повеселел. - У нас тут такие новости! Такие новости! Севастополь откликнулся по тёте Оле! Представляешь?
- Да ты что? Правда? И что ты узнала?
Я даже со стола слез и сел нормально на стул. Вся блажь вылетела мгновенно из моей головы.
- Представляешь, она оказалась не тётя Оля, а тётя Лена! – журчала трубка. - Всё остальное сходится! Фамилия, отчество! Она именно Зиновьевна. И возраст подходит! Я уже передала запрос в Севастопольский горком партии, чтобы искали среди бывших сотрудников. Ты представляешь! – звенел торжествующе её голос. – Она на самом деле была! Это невероятно!
- И что теперь дальше? – спросил я, тоже поражённый.
- Дальше должен прийти ответ. Подтверждающий, что такая сотрудница была. Что с ней, где она…
- А ты думаешь, она жива в таком возрасте? Ей уже за девяносто…
- Не знаю. Но вдруг? В общем, надо работать с адресом и местными жителями. Здорово было бы поехать туда сами… всё разузнать, походить там, порасспрашивать…
- Поедем! - немедленно загорелся я. – Полетим! И всё сами узнаем! Давай!
- Нет, - она вздохнула. – Здорово, конечно, но… мне надо в сроки уложиться. Десятого сдавать на рецензию, восьмого печатаем. То есть, до седьмого я пашу и пашу. Всё-таки, это очень ответственно. У нас торжественная конференция. Так что если полетим, то потом, - закончила она. - А сейчас буду задействовать местных поисковиков, красных следопытов. Это быстрее и оперативнее. Собственно, я уже это сделала.
- Ты связалась с севастопольскими следопытами? – удивился я.
- Ну да. Ну, не с самими ребятами, конечно, а с председателем клуба. Ребята должны пойти по адресу и искать соседей, родственников, очевидцев. В общем, они знают, как.
Я покачал головой. Всегда удивлялся, как точно и грамотно она строит свою работу. Не то что я…
- А что-нибудь от меня нужно? – заторопился я. - Чем тебе помочь? Я всё сделаю.
- От тебя…
Она замолчала, а я замер. Вообще забыл, что меня ждут, что пора идти. Ждал ответа и волновался, как школьник.
- От тебя нужно… звонить мне… потому что я тоже скучаю, - тихо сказала она, и я счастливо выдохнул.
- Когда же мы увидимся? - спросил я почти жалобно.
- Скоро уже, - сказала она тоже совсем тихо. – Татка вот допечатает, я оформлю и отдам на рецензию. Куратор, кстати – Олежка наш. В общем, десятого всё отдаю, и уже вечером мы увидимся. А потом, уже после моего дня рождения, с пятнадцатого по двадцать третье у меня будет целая свободная неделя. У нас с тобой будет целая неделя! Представляешь?
- А что будет двадцать третьего? – спросил я.
- С двадцать третьего я опять с докладом, дорабатываю с учётом замечаний и потом, возможно за это время подгонятся ещё какие-то факты. Их надо будет вводить, обосновывать…
- Как сложно и долго, - сказал я.
- Просто это очень ответственно, - повторила она. – Но я очень рада, потому что вот мне такое доверие вдруг, хотя я даже не ассистент, а всего лишь лаборант на кафедре.
- Я понял, - сказал я. – Я понял всю важность и жду, стиснув зубы, десятого числа. Сегодня второе. Время пошло. Я стискиваю зубы.
- Веди себя хорошо, - многозначительно сказала она, и я обрадованно заржал.
Из кабинета я вышел возрождённым – независимым, счастливым и сильным. От полноты жизни я даже прошёлся колесом по коридору, до смерти напугав уборщицу, мирно выходящую с ведром из-за угла.
Радостным галопом я промчался по коридорам, влетел в зрительный зал и тут только притормозил.
На сцене происходило действо. Группа наших девчат была выстроена в шахматном порядке, руководила ими непривычно – вместо Вероники – Синтия. Видно, не стала меня ждать и решила провести какое-то занятие. Стоя ко мне спиной, она меня не замечала.
- Тянемся-тянемся-тянемся, - командовала она увлечённо и тянулась сама гибкой змейкой. - Влево бёдрами пошли, попочку подтянули, всю её в себя вобрали – ягодички свои почувствуйте, вбирайте в себя… теперь вправо тянем попочки, поплыли медленно, тянемся…
Я нерешительно встал в проходе, покачиваясь с пятки на носок. Теперь за кулисы не пройдёшь. Можно, конечно, обойти сцену через фойе, но девочки так сладко тянули попочки, и вообще занятия были так не похожи на наши разминки, что я невольно засмотрелся.
- Желудочком рисуем кружочек… а теперь овал рисуем желудочком… Так, молодцы, хорошо… - неслось со сцены. – А теперь посутулимся. Вот отсюда с шеи, горбимся, горбимся, желудочек рисует кружочки, делаем спину круглой и волной её выгибаем красиво…
Девчат на сцене было человек пятнадцать, все послушно рисовали желудочком кружочки. Я подумал и сел в первый ряд.
- Ручку потянули, красиво себя показываем… - диктовала Синтия. - Заботитимся о красивых линиях… движения медленные, представьте, что на вас смотрит мужчина…
На сцене возникло оживление, заплескались смешки, ряды девчат дрогнули, кто-то откровенно расхохотался – ясно было, что они увидели меня.
Синтия оглянулась.
- У нас мужчина в зале, - не растерялась она. – Девочки, мы позволим ему остаться или попросим уйти?
Я было встал с кресла, чтобы, воспользовавшись суматохой, проскользнуть за кулисы, но на сцене поднялся переполох.
- Славочка, Слава, не уходи! Останься! – дружно заверещали все.
- Славочка, сиди, будешь смотреть на нас! Потом скажешь нам – как?
- Славчик, на меня, посмотри, пожалуйста, красиво? –
- Славчик, а вот так красиво?
- Супер, - сказал, поднимая оба больших пальца и не зная, куда деваться от избытка внимания.
- Две минуты, и мы закончим, - объявила Синтия и похлопала в ладоши.
Она, действительно, быстро завершила занятия коротким спичем и отпустила девчат.
Легко спустилась ко мне вниз и села рядом, лучезарно улыбаясь
- Тестовый урок провела, - сказала она. - Нравится?
- Ничего, - буркнул я, пожимая плечами.
Она засмеялась – конечно, она видела, что я впечатлён.
- Придёшь на занятия?
- Я? К тебе? – я вытаращил глаза.
- Ну да, ко мне, - она смотрела смело.
Она всё время мне напоминала пани смелостью и прямотой, но мне это сходство сразу не понравилось, а теперь нравилось ещё меньше. У пани эта смелость была ясной, озорной и понятной. А здесь я всё время чуял подвох и уставал от напряжения.
- А надо прийти?
Я очень старался не выглядеть грубым – грубить, это уж совсем по-пацански, курам на смех.
- Ну, почему бы и нет, - улыбнулась она почти дружески.
- Спасибо, - сказал я. – Я подумаю. Но я не умею рисовать желудочком. И попочка у меня не та.
- Попочка у тебя не та, - спокойно согласилась она. – Но она то, что нужно. Уж поверь моему опыту.
- Поверю, - согласился я, чтобы не обострять ситуацию и встал. – Идём?
Она осталась сидеть. Всё так же улыбалась и беззастенчиво окидывала взглядом меня с ног до головы.
- У тебя отличное сложение. Редкое, – она смеривала меня взглядом беззастенчиво и профессионально хладнокровно. – Природный атлет. Такие узкие бёдра при таких широких плечах редко встречала. Тебя можно вешать на дверь мужских туалетов.
- Что? – я нахмурился?
- Не рычи, - она расхохоталась. – Это комплимент. Картиночки помнишь на туалетах? Треугольник вершиной вниз, треугольник вершиной вверх… Вот у тебя такой треугольник. В танце отлично смотришься. Можно залюбоваться.
Она встала и близко подняла ко мне улыбающееся лицо. На секунду мы оба замерли.
- Любуйтесь, - милостиво кивнул я, отстраняясь, и первым взбежал по ступенькам на сцену.
продолжение следует