В затерянном городе

Анастасия Гурина
Написать тебе, что ли?
Изнемогая от отчаяния, опустошения, сплина и одиночества. Моля о том, чтобы услышал, увидел, подтвердил, что я есть, я существую.

Но что я тебе скажу,? Дежурно спрошу "Как дела?" Или осторожно зайду издалека, чтобы признаться.. в чем? В преступлении? Чувствах? Или это одиночество и невозможность выплеснуть настоявшееся вино нерастраченной любви?

Жизнь, словно судно дальнего плавания - я отпустила уже давно штурвал, перестала следить за обрушивающимися на меня, событиями, перестала реагировать на людей, их отсутствие, уроки и несбывшиеся ожидания.
Перестала подводить итоги, строить планы, фиксировать важные и не очень, события, вести дневник.

Так что же мне тебе сказать? Парень мне один нравится, глаза у него серые, или зелёные, один черт, грустные, как я люблю, сдавшиеся немного.

И хочется подойти к нему и вот, как есть, все рассказать, а потом думаю: "зачем?" И, как-то оцепенение сразу накатывает, и все эти аргументы "против": может, он женат, или не нужен ему человек, или нужен, но не ты, или, да что там, услужливый мозг на основании прожитого опыта до утра перечислять может все возможные варианты.

И ты сразу, осунувшись, и поджав хвост, как та побитая псина, устраиваешься в углу на тряпке и хвостом так нервно подергиваешь. А глаза грустные-грустные.

Я даже историю его жизни придумала. Жил, мечтал, потом перестал мечтать, потом перестал жить. Безысходностью попахивает. Смердит, я бы даже сказала.

Это Германия так ломает людей? Или просто люди такие мне попадались, надломленные, с потухшим огнём внутри. Смотришь в него, а там, в клетке грудной, сердце раз в вечность колотится едва слышно, будто не понимает, зачем. И так тебе тоскливо от этого становится, так грустно. Где эта широта, свежий ветер свободы, грёзы, через край, бьющие, смелые, жадные, глаза горящие, и безрассудство, когда жалеть не о чем, а страху в сердце нет места? Может, нормально это, и мне тоже предстоит погасить огонь бунтарства и вечной свободы?

Я бы написала ему, правда. Или подошла бы и в лоб спросила, и что? Дальше-то что с этого? Может, лучше ему так и оставаться неосязаемым образом, едва уловимо вплетенным в мои строки, тонким флером наполняя сердца случайно забредших в мои мысли, путников, порождая в голове у каждого свои вопросы.

Как часто мы могли создать историю, но из-за страха отказывались от неё?
О чем мы будем жалеть в конце не так прожитой жизни?
Кого захотели бы вернуть хоть на одно мгновение, обнять просто чтобы, в глаза заглянуть снова, и сказать, как любите до сих пор?
Что изменить, если бы нам дан был такой шанс?
Почему страх корректирует историю нашей жизни? Делает её выцветшей, без интересных поворотов сюжета и чувства полноты прожитых лет?

Вопросы, которые мы зададим себе слишком поздно.
Или, это малодушное: а может, и не нужны нам были те возможности? Может, они бы приняли роковой оборот, и кто его знает, чем бы оно закончилось? Кто знает, но точно не вы.

Мне жаль тех людей с потухшими глазами, жаль себя, скованную холодом, сидящую на кухне где-то в затерянном городе - крохотной точке на карте, пишущей эти строки, чтобы хоть как-то игнорировать одиночество.

Жаль, что эта история рушится на глазах, словно декорации в заброшенном театре. Жаль, черт возьми, автора, который пишет эти грустные человеческие жизни-истории. До зубовного скрежета, сжатых кулаков и выступающих вен на лбу.

Мы пришли в этот мир, но так и не научились писать истории. А это уже смешно. Жизнь свою не можем привести во что-то удобоваримое и так же бессмысленно, не поставив точку в конце, умираем.

Я бы написала ему? Конечно же, нет. Самые лучшие истории - не написанные, об этом все знают.