Крест. Киносценарий. Часть вторая

Александр Мисаилов
Трюм корабля.
- Эй, эй! - теребит Кузя Петра, - уснул что ль в своих молитвах-то.
- Чего тебе? - очнулся от воспоминаний Петр.
- Там … это... один помирать собрался, то бредит, то в сознании... если нет попа - позовите говорит кого... молитву перед смертью почитать. Ты ведь знаешь поди молитвы-то?
- Да так...немного. Пойдем... - вздохнул Петр.

Сделав несколько шагов, Петр нечаянно задел стоявшую гармонь.

- Эй, осторожней! Инструмент все-таки музыкальный! - я с этой гармошкой ого-го по войне пошагал, еле уговорил фрицев с собой взять.
- Прости, браток, прости... - ответил Петр.

Солдат взял гармонь:
- Эх, прощай Родина! - и заиграл полонез Огинского.

Под хриплый голос гармони Петр пробирается к умирающему сквозь людей, изможденных войной, пленом, ранениями и духотой трюма.

В кадре — лица солдат. На каждом лице — свой отпечаток судьбы и жизни. За кадром — всё той же гармонью звучит полонез «Прощание с Родиной».
 
Пётр склонился над умирающим. Звук гармони приглушается...

- Что-то не похож ты на священника... Молитвы-то знаешь какие? Пора мне заупокойную петь... - прохрипел умирающий пленный.
- Да Господь с тобой, грех говорить такое, мы еще повоюем!
- Да отвоевался я... и против немцев... и против своих... отвоевался. Ох не простит меня Бог...Исповедаться бы мне перед кончиною... А я тебе мил человек, все расскажу, может через твою душу и дойдет моё покаяние до Него...
Отступился я от Бога, в комиссары пошел, поверил в мировую революцию с наганом... Ох и натворил я ради светлого будущего...
Исповедь умирающего микшером, будто воспоминание, переходит в хронику Гражданской войны, красного террора, раскулачивания и расстрелов.  Эту исповедь зритель не слышит, но видит. Усиливается звук гармони. Музыкальная обработка «Прощания с Родиной» звучит в унисон этим кадрам...

…Кадры хроники микшером возвращают нас в трюм корабля, музыка стихает, лица солдат, что окружили умирающего и слушают его исповедь.

- Наказал нас Господь, - продолжает почти шептать умирающий пленный, - всех наказал, весь народ... войной этой страшной. И по-делом... мне в первую очередь. Думал, вот, помирать так в бою, то за революцию, то за Сталина... А оно вон как позорно-то вышло — в плену, на чужбине окочурюсь, да не в земле, а в морской пучине гнить неприкаянно. А коли выживешь, солдат, поставь после войны свечку за упокой души моей грешной. Авось и дойдет до Бога покаяние моё...

Солдат со слезами на глазах жестом руки позвал Петра наклониться поближе.
Петр склонился. Солдат едва приподнялся, взял дрожавшей рукой свисающий на шее Петра крестик, поцеловал его и тут же, уронив голову, скончался.

Петр закрыл ладонью глаза усопшего и тихо замолвил заупокойную.
Лица рядом стоящих солдат. Люди друг за другом склоняя головы, снимают пилотки...

- Эта, как её... земле бы надо придать его по традиции... - и вправду ведь рыб кормить будет... не хорошо это, всё ж таки покаялся человек — промолвил один из солдат.
- Нашел человека! - захорохорился Кузьма, - вон каких страстей-то понарассказывал про себя... Зверюга! - пусть рыб и кормит. У нас мельница была — так вот такие же с наганом пришли...
- Заткнись, ты! Не тебе теперь душу его судить! А вот где земли-то взять — посреди моря взаперти сидим... - сказал один из пленных.

Петр, сидевший на полу рядом с умершим, видит перед собой ноги стоящих солдат, обутых во рваные и грязные сапоги.

- Разувайся! - сказал Петр, снял с себя сапоги и начал соскабливать с них землю.

- А ты, Петя, гроб ему еще закажи у фрицев! - съехидничал Кузя, и тут же сзади из толпы получил подзатылину от рослого солдата.
- Плащ-палатку свою отдам, - давай Петр, делай все как положено! - сказал рослый, снимая с себя плащ.

Пётр, сидящий возле умершего, рядом тряпочка на которую Петр крошит кусочки земли, ладони солдат насыпают рядом холмик с землёй, соскаблённой с сапог.
Морской горизонт. Палуба корабля. Несколько пленных, стоящих рядом с лежащим на палубе и завернутым в плащ-палатку телом умершего солдата.

- Шнеля, шнеля! - немецкий солдат толкает автоматом в бок пленных.
Солдаты поднимают тело и сбрасывают его за борт.

Пётр поднимает глаза к небу и от света прищуривает их.

Деревенское небо, что видит с колокольни юный Пётр.
Робкий звон колокола.
- Ну-ка, неумёха, дай я! - слегка оттолкнул Петра Митька и взялся звонить.

Панорама местности с высоты колокольни, праздничный перезвон.
Радостное лицо Петра, осматривающего с колокольни деревенскую округу.

Петр подходит к одному из колоколов и ударяет в него.

Митька оглядывается и кричит:
- Ты что! Это же набатный колокол, не трожь его!

Митька пытается остановить раскачавшийся колокол и кричит:
- Он только во время беды звонит!

Но набат успевает ударить вновь (крупно колокол).

Звон набата сливается с взрывами авиабомб, что падают в море близ идущего судна. Сигнал тревоги на корабле. Петр открывает глаза и видит в небе советские самолеты.

- Наши! Наши, ребята! - закричал Пётр, - давай, давай сюда, мозила!

Самолет заходит на второй круг.

- Давай, давай! - кричит в небо Пётр, - не бойсь, топи вместе с нами, всё равно сгинем как собаки!

Немцы выгоняют из трюма военнопленных. Палуба наполняется людьми.

Лица людей, смотрящих в небо.

Самолёт делает ещё один круг над судном. Кабина лётчика. Пилот смотрит вниз. Палуба наполненная пленными с высоты самолета (глазами лётчика). Среди толпы сверху виден гармонист. Сквозь гул самолёта доносятся звуки гармони.

Гармонист на палубе играет и поёт «... а смерть придет — помирать будем!»

Самолёт улетает прочь.
Полумрак трюма.
Пётр сидит рядом с гармонистом.

- Эх, сколько мы с ней, боевой подругою по войне протопали. Как жинка родная она мне! - произнёс гармонист, поглаживая гармонь.
- Учился где? - спросил Пётр.
- На гармошке-то? Да не-ее... Не поверишь — поп перед войной подарил. Чудной человек. То в молитвах непрестанно ходил, а то как на свадьбах начнет на гармони наяривать, да напьётся ещё в хламину...У нас под Рязанью вся деревня музыкальная была, весёлая! Все почитай гармонисты да балалаечники. А дед мой на ложках деревянных такие кренделя выкидывал... о-ооо. А девки-то знаш какие голосистые! Господин Пятницкий двоих прибрал к себе в ансамблю, в Москву увёз. Есененская деревушка от нас недалече...Слыхал про такого поэта? Тоже считай из нашинских. Жаль пришибли молодым бедолагу. Да... любил парень деревню.

- Спит ковыль. Равнина дорогая,
И свинцовой свежести полынь... - Пётр зачитал стихи Есенина.
Гармонист с удивлением посмотрел на него, взял гармонь и заиграл что-то печально в тему. Петр продолжает под тоску гармони читать:
Знать, у всех у нас такая участь,
И пожалуй всякого спроси -
Радуясь, свирепствуя и мучась,
Хорошо живется на Руси?

Гармонист продолжая свой наигрыш, заглядывает Петру в глаза. Крупно глаза Петра, в которых отражением всплывает в кадре есенинская Русь.
За кадром звучат стихи с гармошкою печальной.
Последним кадром этих «дум» о России — «синеокая» гладь озера.

Трюм корабля. Пётр дочитывает:
Но и всё же, новью той теснимый,
Я могу прочувственно пропеть:
Дайте мне на родине любимой,
Всё любя спокойно умереть!

Общий план (панорама) скадинавского ландшафта. Зима. Панорама останавливается на лагерных бараках. 

Титр:
Норвегия, лагерь для военнопленных.  Декабрь 1943-го.

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ