Не умереть в Париже продолжение

Ханна Рихтер
В аэропорту я с сожалением отделяюсь от Юры. Он мне кажется ангелом, сошедшим с небес.
Тем не менее, приходится отлипнуть от него, потому что среди встречающих я вижу Озолса. И выражение его лица ничего хорошего не сулит.
Он запихивает меня в машину и по умолчанию везет не в квартиру, а на дачу подчеркивая тем самым, что с этого момента мы с ним чужие.
После исторического удара рукой с кольцом я остаюсь одна с пробитой губой, что само по себе очень закономерно, как бы ставит точку в определенной части истории, которая со мной приключилась. Но остается много неразгаданных, неуточненных, таинственных вещей. И я не собираюсь сдаваться.
Озолс мстительно доставил меня на дачу, а в это время года, в мае, тут, как правило, еще прохладно, еды никакой, из вещей только то, что я брала с собой в расчете на теплый Париж, машина оставлена на стоянке возле работы, деньги на нуле (не грабить же счет ТомА, полиция наверняка до него уже добралась).
«Полиция!»- полыхнуло у меня в мозгу.
Мне ужасно хочется оказаться в городской квартире, в нашем славном двухэтажном особнячке на восемь квартир в тихом центре прямо напротив шоколадной фабрики, от которой всегда идут такие сладостные запахи! Лечь на свою постель и свернуться в позе эмбриона.
Ослепленный ревностью Озолс не в силах был подумать о том, что мне может угрожать опасность, и бросил одну. Я копаюсь во всех шкафах и нахожу курточку, которая выглядит вполне прилично. Когда-то я пользовалась в ней успехом, но три года успеха, согласитесь, это слишком затянувшийся период, поэтому я отправила ее на дачу на случай замерзания. И вот сейчас как раз этот случай.
Я выхожу во двор и вижу, что за массивным деревянным столом на такой же тяжеловесной лавочке сидит мужчина. Безо всякого напряга узнаю в нем Вадима, одноклассника и первого бойфрэнда. Он, конечно, очень изменился с той поры, когда мы целовались везде, где только можно, но я его идентифицирую, поскольку каждый год летом вижу здесь в Юрмале. Теперь он работает в полиции, а кем, я  до сих пор не удосужилась узнать.

- Ну, что, беглянка, - начинает он, - поставили на прикол?

«Это откуда же ему все известно?» – думаю я. Но ответ наползает сам собой.
- Уже и юрмальская полиция в курсе моих приключений, - мрачно бубню я.
- Нет, только я, - радует меня бывший бойфрэнд.- А с припухшей губой ты выглядишь сексапильно.

И я вспоминаю, что ему казались сексапильными во мне странные вещи: повязка на горле при ангине, мешки под глазами после бессонной ночи, мое прихрамывание на левую ногу, когда я неудачно прыгнула с высокого перрона, - да еще много других деталей, которые мне уже и не вспомнить теперь.
- А ты в своем репертуаре, - говорю я в нос, чувствуя, как холод пробирает до костей. – Лучше бы помог в расследовании.
- Ничего не знаю про расследование, - оживляется Вадим. – Видел только, как тебя доставили сюда. Еле сдержался, чтобы не превысить служебные полномочия и не приварить твоему Озолсу.
Лишившись Юры, я стала уязвимой, одинокой. И Вадим для меня сейчас очень кстати. Нескладно, путаясь во времени и связях, рассказываю ему про то, что было в Париже.
Он слушает, как будто что-то припоминая, а потом говорит:
- В каком предместье фирма твоя зарегистрирована?
- В Видземском, - воодушевляюсь я – вот, кто мне поможет,  - Вадим! Пусть он и юрмальский полицейский, но должны же быть у него связи.
Он уходит и через полчаса звонит:
- Так Тома Аньере – твой шеф?
- Да, - горюю я.
- Так он один из фигурантов дела о наркотиках, - просвещает меня Вадим.