Трудный орешек наверное от того и труден, что добыть его порой бывает сложно, а то и просто невозможно. Такой орех у каждого, либо необычайный интерес вызывает; «взглядом поедается», либо тихую зависть к везунчику, которому достанется его вкусить. На этот раз счастливчиком норовила оказаться пушистая, как есть рыжая, белка: лишь только увидела лакомый деликатес, который сам просился занять надлежащее место в ее потаенных, зимних запасниках. Аппетитному ореху уготовано было зародиться удачно и без лишних помех вызреть на самом кончике, самой длинной и самой тонкой ветви орехового дерева, раскинувшего плотное одеяние листвы вплоть до пролегавшей мимо тропинки. По лесной дорожке то и дело сновали рыбаки, ища удачные подходы к берегу реки, протекавшей совсем рядом. Они то и не давали белке возможности вплотную заняться одиноко брошенным орехом, зависшим в аккурат над этой тропой. Чуть было настроится белка, сосредоточится на добыче, а тут шум; опять непоседу рыбака несет на поиски очередного места. Одним из таких рыбаков оказался однажды и я сам. Рыба что-то не клевала, а вот беспокойную белку, сновавшую вверх-вниз по стволу я приметил сразу, как только на берегу расположился. Возникшему любопытству к пышнохвостому зверьку, как раз ничуть не мешало полное отсутствие интереса рыбы к моим снастям, что и позволило мне бесшумно, сохраняя хрупкую тишину, следить за увлекательным зрелищем.
Мало-помалу, угомонились и рыбаки. Прибрежный лес погрузился в упоительный покой и подвижные ушки белки, наслаждаясь возникшей тишиной, ничуть не мешали черным горошинам глаз, держать в поле зрения желанный орешек. Сосредоточив на нем свое внимание, белка скользнула по ответвлению ближе. Замерла, настороженно слушая тишину и вновь, с прежней ловкостью шмыгнула к вершине тонкой ветви, на которой, покачиваясь из стороны в сторону, болтался, крепко державшийся на плодоножке, спелый орешек. Он был единственный в своем роде и поэтому ничто не способно было, в редкие минуты затишья, отвлечь белку от приятного занятия. Я завороженно следил за зверьком, предвкушая его особую победу в битве за урожай. Азарт был схож с той же охотой или рыбной ловлей, который мне самому приходилось испытывать не раз и в эти тревожные, интригующие мгновения кульминации, я очень понимал неистовое стремление зверюшки к обладанию столь значимой добычей.
Ее аппетит нарастал и решимость ухватить наконец-то находку передними лапками возобладала над тяготой томительного терпения. Белка ринулась к ореху… Но столь шаткая, тонкая и гибкая у самой вершинки ветвь, тут же устремилась вниз под тяжестью легкого, пушистого зверька, прогибаясь почти до самой травы, что росла по обочинам тропинки. Обнаружив свое присутствие, белка в страхе, немедля, с силой ухватилась за желанный орешек и, подобно парашютисту, безудержно летящему к земле, стала плавно опускаться к тропе по которой то и дело сновали пугавшие ее доселе люди. Сорвавшись с ветви белка не бросила орешек; она не в силах была сделать этого. Вцепившись в него передними лапками и, мотаясь на гибкой ветви у самой поверхности земли, белка принялась неистово отгрызать, отделять орех от плодоножкики, которая никак не желала с ним расставаться. Видеть мотавшуюся на ветви, упрямую белку было забавно и настолько смешно, что я не удержался и прыснул со смеху, перепугав тем самым никак не ожидавшего шума зверька. Но в это же самое время, ветвь наконец-то отдала белке орешек и та, крепко держа его передними лапками, осталась в неописуемой растерянности стоять на задних, прямо посередине тропы. Глядя на меня, и держа добычу перед собой, она совсем забыла про то, что ей необходимо спасаться бегством. Видимо и в природных устоях есть место своеобразному поведению, братьев меньших, когда удача и награда за смелость, пьянят больше никчемной боязни, и страха за жизнь. Я же, улыбнувшись белке в след, выжидающе и с надеждой взглянул на тихо дремлющий поплавок, тоже искренне радуясь своей будущей удаче…