Крест. Киносценарий. Часть первая

Александр Мисаилов
Лет пятнадцать назад взялся я за работу над этим киносценарием. По разным причинам писательство оного прекратилось. Сегодняшние события, связанные с войной русского мира против неонацизма, против сатанизма укрофашистов напомнили мне о своей недоделке. И я решился на публикацию, ибо тема сценария – война двух крестов. Православного и нацистского. Война двух миров, что представляют эти кресты. Сценарий, в котором сошлись и реальные события из жизни реальных, но разных людей и нечто философское, нечто фантастичное. Но как без художественного вымысла? – никак… Образ главного героя – образ собирательный.

«КРЕСТ»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Бутовский полигон. Зима. Шатким строем под прицелом автоматов движется толпа заключенных. Безмолвие. Едва слышен только скрип шагов по морозному снегу и легкий шум ветра.Общий план с большого операторского крана.

Титр:
 Подмосковье. Бутовский полигон. 1938 год.
(Бутовский полигон можно заменить на подобное место где-то в Екатеринбуржско-Верхотурской епархии)

Где-то недалеко раздался выстрел… Затем ещё один… Ещё выстрел…
Толпа заключенных остановилась. Крупно лица зеков. Испуг, слезы, истерика, ужас и умиление – все спуталось, все смешалось в этих портретах перед встречей с неминуемой гибелью. Вой налетевшего ветра с мелким колючим снегом только усиливает человеческие страдания.
Выстрел пистолета.

- Что, суки, смерти испугались? А супротив советской власти не боязно было?! Вперед, вражины, вперед! – гарцуя перед толпой на лошади кричит старший конвоя и вновь стреляет из пистолета. Хлыстнув нагайкой человека в рясе, он помчался в конец колонны, «раздавая» заключенным удары плетью.

Молодой солдат из конвоя, еще мальчишка, с болью смотрит перепуганными глазами на истекающего кровью священника.
Их взгляды встретились. В ответ на испуг и жалость в глазах мальчишки батюшка сквозь боль ответил ему улыбкой в своем взгляде.

Общий план - словно товарный состав, пошатнувшись, толпа двинулась с места.

Вой ветра смешался с гулом толпы: кто-то молился, кто-то читал Маяковского, кто-то пел интернационал, кто-то причитал в нежелании умирать. Каждый по-своему шел навстречу смерти, и в этом будто проявлялась вера или безверие.
Толпа идет сквозь камеру, стоящую внутри строя.

Молодой конвойный идет вровень со священником. Он вновь взглянул на батюшку и тот ответил ему:
- Ты не бойся сынок, это крест, его до Бога с достоинством донести надо, ничего, как нибудь, немного мне осталось, теперь уж донесу. Вижу душа у тебя светлая, коль слезами на человеческую боль отвечает, тем крест твой тяжелей будет, но ты его не бойся, донесешь, Бог подсобит тебе, не оступись только, а оступившись - вставай и опять неси. Как Христос, поднимался и вновь нес. У каждого здесь в конце концов своя Голгофа. Ты только покрестись…  Петр, покрестись…

Молодой солдат хотел было что-то сказать или спросить, но священник ему не позволил.
- Молчи! Нельзя тебе с заключенными общаться, молчи!

Батюшка, опустив голову и сложив руки, на ходу стал читать Псалом:
«Живый в помощи Вышняго, в крове Бога небесного водворится…»

Солдат резко отвернул свою голову в сторону. 
Намокшие от слез глаза, снег и ветер представили его взору замутненную картину местности и в расфокусе этого пейзажа молодому конвойному привиделся большой крест на холме.

В это время священник, продолжая читать молитву
«…он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы. Перьями своими осенит тебя, и под крыльями его будешь безопасен…»
незаметно подложил в карман солдату крестик и перекрестил паренька.

Отряд заключённых выстроился возле домика, напоминающего баню.

- Первый пошёл! – скомандовал офицер НКВД.
И первый в строю зеков вошёл в этот домик. Через секунды раздался выстрел.
- Второй пошёл!
И всё повторилось.
- Третий пошёл!
Вскоре грузовик, стоявший у заднего выхода из «бани», был загружен телами всех заключённых.

Грузовик трогается и развернувшись проезжает мимо конвойных.
Пётр смотрит на машину с трупами и слышится ему:
«… не приключиться тебе зло, и язва не приблизиться к жилищу твоему. Ибо ангелам Своим заповедает о тебе – охранять тебя на всех путях твоих».

Вой ветра «выносит» музыкальные древнецерковные мотивы.

Солдат достает замерзшими руками из кармана рукавицы и вместе с ними выпадает на снег православный крест.

Лето. Деревенское застолье. Сельчане празднуют возвращение солдата из Армии. За столом наш молодой герой в гимнастерке.

Пьяный баянист отложил в сторону гармонь, и наливая стакан самогонки произнес:
- Вот нет войны, и слава богу. А Петька наш, он можно сказать как на войне отслужил. Да-аа, войска НКВД – они каждый день оборону держат, каждый день врага бьют, за нашу родную советскую власть Петька служил. Сколько их еще предателей да врагов народа землю топчат, ничего, всех вычистим.
Кулаков раскулачили, попов там всяких со своим опиумом извели, троцкистов расстреляли и оставшихся гадов растопчем, что б не мешали нам в светлое будущее дороги прокладывать.
Вобщем, за дорогого товарища Сталина, ура!

Петр видит за спиной пьяного гармониста идущего вдалеке молодого человека в черных одеждах и спрашивает у сидящей рядом матери:

- А это кто пошел, признать не могу?
- Да это,ж, Митька, попов сын, совсем головой тронулся. В рясе отцовской ходит, вона опять поди в церковь разваленную поперся.
- А как же?..
- Да не трогают его. Чего взять-то с умалишенного, с людьми он не общается, будто дар речи потерял, если где поработать подрядится -  так и там слово из него не вытащат. Точно тронулся, как комиссары-то отца его – попа, до бессознания избили, и увезли незнамо куда, ой… да мамку-попадью…
- Что?
- Ну, бросилась он на них когда утварь церковную изымали, так и пристрелил ее один офицер.

Петр опустил голову.

- Мам, а я… я… крещеный?
- Да господь с тобой, Петя, Бога-то нет!

Петр рассмеялся.
- Ты что, что? – изумилась смеху мать.
- Да странно как-то, бога нет, а чуть что – так каждый его вспоминает. Вон и Федор под стакан – то к богу, то к Сталину обращается.
- Петя-я, не надо, ты это брось!
- Ладно, гуляйте тут, а я по деревне пройдусь… - отрезал Петр, вставая из-за стола.

Разрушенный храм. Общий план. Петр обходит храм и слышит еле звучащую молитву.
Петру кажется, что она звучит вокруг – ее читает трава под ногами, она исходит из листвы берез, ее подхватывает шум ветра:
«За то, что он возлюбил Меня, избавлю его; защищу его, потому что он познал имя Мое. Воззовет ко мне, и услышу его…»

Молодой человек останавливается напротив входа. Его взгляд устремляется внутрь церкви (движение камеры вперед на рельсах, или иной прием – будто не только взгляд, но и сам Петр устремляется какой-то неведомой силой внутрь храма).

Петр стоит внутри храма. Перед ним, будто ничего не замечая, сидит читающий молитву Митрий.
Петр стоит молча и оглядывает стены и разваленные своды храма, сквозь которые пробиваются лучи солнца.

- Зачем пришел? – не оборачиваясь спросил Петра Митрий, - что тебе здесь нужно?

Петр присел рядом и глядя в глаза Митрия произнес полушепотом:
- Покреститься хочу, Мить. Помоги.

Искреннее изумление на лице Митрия. Пауза в глазах обоих.

- Д-дак как же это, Петр, без батюшки-то? - тоже вполголоса спросил  Митрий.
- А ты?
- Я-яя?…
- А кто теперь кроме тебя?
- Ну так ведь не просто так, много чего надо, там крестик, купель с водой святою, не просто все…
- А главное, главное что нужно?
Митрий отвечает в полный голос:
- Вера… Веруешь?
- Верую, отец Митрий! - также в полный голос отвечает Пётр.
- Ну какой же я отец Митрий?
- Самый настоящий! Купели говоришь у тебя нет, воды святой? А это что?
- Вода… Дождевая…
- Так не богом ли она создана?!
- Вижу… веруешь…
- Так помоги!
- А крестик?
- Вот! - Петр достал из кармана крест, который тут же засветился на солнце, что пробивалось сквозь полуразрушенный свод.
- Откуда он у тебя? – дрогнувшим голосом спросил Митрий.
- Тяжело Мить рассказывать, но поверь – не украл. …Ну считай, подарили мне его…

Митрий взял в руки крест и посмотрел на него. Лежащий на ладони крест унес Митрия в воспоминания детства – он вспомнил как играл с ним отец-священнник.

Митрий очнулся и вновь посмотрев на крестик, вдруг услышал голос отца, читающего: «Воззовет ко мне и услышу его…»
По лицу Митрия стекает слеза.

- Что ж коли так… Истинно, Бог в простоте… Снимай гимнастерку! И пойдем к алтарю – там больше лужа натекла.

Молодые люди направились к алтарю, а с уцелевших на стенах росписей на них смотрят ангельские и святые лики.

Петр опускает голову перед алтарем, Митрий окропляет его водой, набранной в ладони из лужи.
«Во имя отца, аминь, и сына, аминь и духа святаго, аминь!»
Митрий одевает на шею Петра крест.

Петр поднимает голову над разрушенным куполом и в тот же момент при солнечном свете хлынул дождь.
- Дождик! Грибной? – с улыбкой спросил Петр Митрия.
Тот радостно пожал плечами. В ту же секунду грянул гром.

Оба радостными лицами смотрят на небо сквозь разрушенный свод.
Камера видит их с высоты. Обратная точка – небо глазами Петра.

Небо заволакивает то ли тучей, то ли …дымом. Полуразрушенная церковь становится полуразрушенным домом, который окутан дымом войны.
Гром грозы «обернулся» взрывами артиллерийстских снарядов.
Война.

Сквозь дым проявляются кадры хроники обороны Севастополя (третий штурм).
Титр:
1942 год. Севастополь. 

Хроника, уходя в дым, переходит в оригинальное изображение.

Из дыма крупно проявляется женское лицо – медсестра склонилась над лежащим офицером.
- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант! Господи, что же это? Живой ли?

Петр открывает глаза.

- Боженьки ты мой, жив! – плачет медсестра и пытается поднять офицера, - давай миленький вставай, уходить надо.
- Иди сестричка, … оставь меня, … иди, со мной погибнешь, похож контузило меня сильно, шевелиться не могу… иди… сама спасешься и скольких солдат еще спасешь.

Медсестра лихорадочно роется в полевой сумке.
- Товарищ лейтенант, сейчас перевяжу, кровь у вас, перевяжу и как-нибудь, как нибудь…
Лейтенант теряет сознание.

Не найдя бинтов, медсестра срывает белую косынку и перевязывает Петру голову. Тот вновь очнулся.
- Уходи, я приказываю, уходи! – Петр без сознания роняет голову на руки девушки.

Медсестра нервно мечется, сидя на коленях и глядя по сторонам: «как же это, нельзя тебя так оставлять».
Сестричка увидела рядом лежащий труп рядового солдата и также на коленях поползла к нему.

- Господи, помилуй! – перекрестившись, девушка сняла с трупа гимнастерку и стала переодевать Петра. Достала из карманов документы и положила в свою сумку. Сняв с него гимнастерку она увидела висящий на шее крестик.

- Крещеный!.. Значит выживешь миленький, обязательно выживешь.
Девушка обратилась к небу:
- Господи! Помоги ему, спаси и сохрани!
Застегивая последнюю пуговицу гимнастерки, девушка промолвила:
- Простите меня товарищ лейтенант…   
- Уходи… - простонал Петр.

Толпа русских военнопленных идет по пристани Севастополя под конвоем немецких солдат с овчарками.

Параллельно Петру идет конвойный. Бросив косой взгляд на пленного тот увидел висящий на шее крест. Конвойный решил сорвать дорогой крестик, но Петр перехватил руку солдата и с силой вывернул ее.

Звериный взгяд Петра, испуганное до смерти лицо конвойного.
Петр отпустил руку и спрятал крестик под рубаху.
Конвойный с покрасневшим лицом отвернулся.

Сосед Петра, человек тщедушной наружности, теребит его за рукав:
- Куда нас ведут, а? Нас расстреляют, да?..
- Не бойсь, поживешь еще… Рабочую силу им расстреливать незачем…Отсюда одна дорога – морем, в их фашистскую империю…
- А-аа, это хорошо, значит не расстреляют… хорошо… - мямлил испуганный сосед, - Кузьмой меня зовут-то, - сосед протянул было руку для знакомства.

Петр покачал головой и плюнул соседу под ноги.
Петр перевел свой взгляд на море. Над морским горизонтом светит солнце. Петр прищуривает глаза от яркого света и солнце над морем крестообразно  «расплывается».
Послышался гудок парохода.

Морская волна бьётся о борт идущего судна.

Трюм корабля, набитый изможденными военнопленными. Полумрак.

Петр сидит на полу, в задумчивости склонив голову и обняв ее двумя руками. Он погружен в воспоминания детства.

Деревня. Недалеко от храма на качелях качаются, стоя друг против друга, два пацаненка.

- Мить, а вправду говорят, что твой батька Бога видел? - спрашивает друга Петр. (камера смотрит на Петра глазами Митьки, за спиной которого вверх-вниз небо-церковь-деревня-земля)
- Не-ет, не самого Бога, а Богородицу, Царицу Небесную. Он с ней во сне виделся и разговаривал даже. (работа камеры тем же приемом, за спиной Митьки небо в облаках).
- Ну и чо она ему сказала?
- Говорит, что война к нам придет страшная...
- Да какая война, чего ты брешешь, у нас вон какая Красная Армия сильная. Враки это всё. Не верю я тебе … и … в Бога твоего не верю! - Петр спрыгнул с качелей и пошел, засунув руки в карманы.

Митька качаясь по инерции как будто вслед Петру произнес:
- Ну и дурак! Тоже мне — друг называется...

Петр идет, уткнувшись взглядом в землю и натыкается на батюшку.

- Христос Воскресе, Пётр Павлович! - произнес священник и протянул мальчишке крашеное пасхальное яйцо.

Тут подбежал Митька и шепчет другу:
- Отвечай — Во Истину Воскресе!
Петр плечом оттолкунул Митьку и сказал насупившись:
- Здрасте!
Митька:
- Петь, возьми яичко к празднику!
- Чо мы нищие что ли, у нас своих курей хватает.
- Не верит он в Бога, батюшка! - сказал Митька отцу-священнику.
- А ты не серчай на друга. Придет время — поверит. У каждого своя дорога к Богу. У кого длиннее, у кого короче. Кто-то может всю жизнь проживет безбожником, да перед самой кончиной сердце своё Христу и откроет... А ссорится из-за веры или безверия друзьям совсем не гоже.
- Тять, а можно я Петьку на колокольню свожу позвонить?
- Да конечно! В Светлую Пасху всякому в колокола звонить можно.
- И мне в колокол можно ударить? - как-то виновато спросил Митька.
- Можно, можно!

Друзья стремглав побежали к колокольне.