Подводя предварительные итоги, не могу похвастать какими-то добрыми поступками глобального характера, но, что я смело готов записать на свой счет — это спасение рядового Ганушкина.
Ганушкин был родом из Петрозаводска. Хилый, ничем не примечательный юноша, отличался одним удивительным свойством – он без колебаний поддерживал самые авантюрные начинания и не боялся нести за них ответственность. Нас вместе таскали к командирам, где мы довольно лихо изображали из себя идиотов, но, как я заметил, у Ганушкина это получалось даже лучше, чем у меня. Обратив внимание на способного юношу, я поинтересовался у него, кто его родители, и обнаружилось, что воспитывался юноша без отца, мамой художницей, которой он, вероятно, и был обязан своим артистическим даром.
Однажды, он спросил у меня совета, как ему побыстрее съехать с армейских шконок в уютную домашнюю атмосферу, и я посоветовал ему «косить под дурака». Мы в это время стояли на плацу с табуретками в руках, ожидая команды зайти в клуб для проведения политбеседы.
- А как это? – неожиданно заинтересовался мой товарищ по службе, - Ты приведи пример, чтобы наверняка?
Взгляд случайно "выцепил" командира части – холеричного подполковника, вошедшего в ораторский раж по поводу предстоящего мероприятия, и мое воображение неожиданно заработало с удвоенной скоростью.
- Ну, вот, мы сейчас будем заходить в клуб, а ты возьми и грохнись перед командиром части на колени вместе с табуреткой.
- И, что? Это поможет?
- Не сразу, но, главное, - ты обратишь на себя внимание. Дальше будешь действовать по интуиции. Что тебе на ум взбредет, то и вороти. Можешь даже обоссаться. Тут важно, чтобы никто тебя не заподозрил. Ни в коем случае ни с кем не общайся – тебя обязательно сдадут. Если решишь «косить» – иди до конца. Но и перебарщивать не стоит. Пары причуд в день будет вполне достаточно.
Сказав это, я тут же забыл о своих словах, но, когда мы поднимались в клуб по лестнице, Ганушкин действительно рухнул на колени перед стоящим в пролете командиром, чуть не задев его табуреткой.
Командир был неприятно поражен. Ганушкина подняли на ноги, долго трясли за плечи, заглядывая ему в глаза, и затем отправили в роту приходить в чувство.
Шли первые дни службы, и на следующий день нам предстояло подшивать погоны и шевроны на новенькое обмундирование. Я заметил, что у Ганушкина это получалось из рук вон плохо. Он усиленно корпел над своими нашивками, пока я не посоветовал ему плюнуть, и пришивать так, как есть, что он и сделал. На построении Ганушкин затмил всех: его погоны были пошиты вкривь-вкось, шеврон болтался на одной нитке, кокарда и та завалилась набок.
Вскоре меня посадили на гауптвахту, где я просидел две недели, и почти сразу перевели в другую часть, обнаружив в моем личном деле заметку о склонности к смутьянству и необходимости особого за мной присмотра начальства.
Месяца через три часть и вовсе расформировали, и большинство моих бывших сослуживцев прибыло вслед за мной. Как выяснилось, в подразделении произошла массовая драка русских с кавказцами, в ходе которой несколько человек получили ножевые ранения, а один даже оказался в реанимации. Там, в больнице, они встретились с Ганушкиным, которого комиссовали по причине умственной отсталости еще до случившейся драки.
- Ну ты, Ганушкин, и придурок! - не удержался один из раненых.
- Сами вы дураки! – неожиданно отозвался боец, на секунду выйдя из оцепенения, и тут же погрузившись в него вновь.
Но тут версии рассказчиков расходятся. Никто из них точно не мог подтвердить, сказал ли он эти слова на самом деле, или им послышалось.
P.S. Невероятно, но пятилетку спустя, чувак таки получил свой "ТЭФИ" за операторскую работу за первый цикл серий телевизионного проекта "Последний герой".