Каблуки не давали ускорить шаг, и Люся мысленно ругала себя за нежелание носить бескаблучную обувь, напоминающую галоши. Как назло сегодня — в пятницу — ее задержал на работе начальник, а воспитатели не раз выговаривали недисциплинированной мамаше за опоздания.
С мужем Люся рассталась год назад. Их разлучил город. Город, где она с детства мечтала жить, чтобы не просыпаться от петушиного пения, не слышать мычание коров и окающую речь односельчан. Хотелось работать в офисе, пить кофе из пластиковых стаканчиков и заказывать на ужин пиццу.
Когда-то Люся с Романом — влюбленные и счастливые — приехали в город учиться. Поженились на третьем курсе, и когда родился Федя, Люсина мать на время забрала его в деревню — пусть родители-студенты получают образование.
Разногласия в семье возникли после окончания университета. Роман звал жену назад. Мать уговаривала: «Где родился, там и пригодился». Люся не соглашалась. Рома устроился экономистом на мебельную фабрику. Люся — менеджером в фирму по изготовлению пластиковых окон. Она считала себя выше коллег на голову — у многих не было высшего образования, но рабочий день у всех заканчивался в одно время.
Люся взлетела на второй этаж детского сада и замерла. Ее поджидала делегация: заведующая, воспитательница, две нервные женщины, мелкий мужчина, Федя и два мальчика.
Заведующая – корпулентная дама с черными усиками, пригласила всех в кабинет. Взрослые расселись на стульях. Детей суетливая воспитательница пристроила возле стола.
— Полюбуйтесь, Людмила Федоровна, — грозным тоном начала заведующая, — ваш сын опять избил ребят!
Федя виновато опустил голову со следами царапин на щеках. «Противники» головы подняли, демонстрируя синяки: у одного под правым, у другого под левым глазом.
— Людмила Федоровна, встаньте, пожалуйста, пусть родители избитых детей на вас посмотрят.
Люся поднялась. Воспитательница сжалась и слилась со шкафом, возле которого ютилась на детском стуле.
Заведующая, сверкнула глазами:
— Вы знаете, что группы переполнены. Мы сделали вам — деревенским жителям — снисхождение, приняв Федора. Но сын ваш агрессивен!
Люся едва сдержала усмешку. Под снисхождением, видимо, подразумевался конверт с круглой суммой.
Феде было жалко маму до слез. Дать бы этим ябедам по шее!
— Простите, — несмело уточнила Люся, — девочек он тоже бьет?
— Этого еще не хватало! — Загалдели мамаши. — У нас дети интеллигентные! А ваш увалень деревенский только и умеет кулаками махать!
Воспитательница за шкафом не дышала. Заведующая раздувала ноздри и постукивала пальцами по столу. Разбираться откуда растут ноги у детского конфликта она не собиралась. Инцидент должен быть улажен прямо сейчас, на месте.
Люся переминаясь на высоких каблуках, не зная, куда деть руки. Мужчина вдруг сочувственно кашлянул. Как по команде из ее глаз потекли слёзы, а Федя забубнил просьбу о прощении. Пострадавшая сторона извинения приняла и «преступников» выпустили на свободу.
На улице Федя уныло забормотал:
— Мам, прости. Я, правда, больше не буду.
— За что ты избил мальчиков?
— Я не избил! Дал в глаз — да и все. Сами виноваты! Они дразнятся! Говорят, что я — деревенщина запечная.
Люся задумалась. Мальчишки — дети, они повторяют слова взрослых. Но разве она виновата, что родилась не в городе? Она с детства мечтала вырваться из деревни. Жить в многоэтажном доме, покупать продукты, пусть сто раз химические, зато красиво упакованные. Работать в офисе за компьютером. И что теперь? Квартиры своей нет, а жить на съемной — не медом намазано: то нельзя, другое нельзя. Соседи до сих пор не здороваются.
— Девочки тебя тоже дразнят? — Люся переключилась на сына.
— Не-а. Они меня играть зовут. Они в куклы играют, а я у них водитель.
Люся вздохнула — зря они с Ромой выбрали «крутой» детский сад, сын там пришелся не ко двору. Она потянулась за телефоном. Пусть муж приедет и пропесочит Федю, как следует.
Романа она не видела давно. Даже начала подумывать: не пора ли присмотреться к другим мужчинам. Люся помнила, как разрушалась их семья и винила в этом мужа. В последнее время тот приходил с работы злой. Жаловался на ботинки, в которых каменеют ноги, «удавку» на шее. Его широкие, как лопаты ладони нескладно торчали из узких рукавов пиджака. В городе, как в одежде мужу было тесно и нечем дышать. Однажды он объявил: еду домой, в деревню. Фермерство у него пошло сразу. Рома — мужик хваткий, к тому же с высшим экономическим. Выстроил дом, купил машину, но переезжать к нему Люся отказалась.
«В деревне сейчас хорошо, — подумала она. — Соловьи поют». При всей нелюбви к родному краю она признавала: такого виртуозного соловьиного пения не услышишь нигде. Неплохо было бы отправить Федю на лето к матери. У него там друзья. Настоящие, не как в саду. Но деревня есть деревня. Отчим слова без мата сказать не может. Потом красней за сына.
Рома явился по первому зову. Федя запрыгал, заметив в окне знакомый внедорожник. Вот бы папа забрал его на все лето! Его и котенка Кузьку, который уже несколько дней пищит в подъезде, а мама не разрешает его даже погладить. Говорит, что на нем живут блохи. А никаких блох нет. Федя сам видел, когда угощал его колбасой.
Отец с сыном долго гуляли по городу, и за ужином Федя клевал носом. Проводить воспитательные беседы было бесполезно.
— Оставим до завтра, — предложил Рома.
«Значит, останется ночевать», — подумала Люся и почему-то покраснела. Расстилая постель, испытывала неловкость, словно в чем-то виновата. Пока муж громко фыркал в ванной, Люся легла и притворилась спящей. Он прошлепал босыми ногами по полу, улегся рядом. Опершись на локоть, внимательно рассматривал знакомую родинку на щеке жены. Капли с его коротко стриженых волос упали Люсе на лицо. Она вздрогнула и открыла глаза. Рома наклонился, поцеловал жену в ложбинку между плечом и шеей. Люсино тело отозвалось, низ живота приятно заныл.
«Это потому, что у меня давно не было мужчины», – торопливо, будто оправдываясь перед собой успела подумать она и подставила губы для поцелуя. Хотелось целоваться долго и нежно — так, как они делали давным-давно, перед свадьбой. И позже, когда появился Федя. И вдруг перестали.
Потом они лежали молча, прижавшись друг к другу. Люся провела пальцем по плечу мужа, наткнулась на шрам. Некрасивый рубец — привет из юности. Однажды в клубе заезжая городская шпана попыталась установить свои порядки, но деревенские парни этого не допустили. Рома получил удар ножом. Драчун.
Утром до Люси донеслось Федино сопение:
— Они первые.
— Рассказывай.
— Мы с Даней играли в гонки. Даня сказал, что уедет на лето к бабушке в деревню Починок. Я сказал, что у нас деревня Голубки. А Сашка с Мишкой стали смеяться: голубки-дураки.
— Саша с Мишей, – поправил отец. – Что дальше?
— Я сказал, что они сами дураки. А они стали дразниться, что я из деревни дураков. А у нас хорошая деревня. Никаких дураков там нет. Правда, папа? Они же там не были. А врут еще. Я им за это и отвесил. Будешь ругать?
Люся представила, как муж потирает переносицу, собираясь с мыслями.
— Ты прав, сын, — раздался его голос. — Мужик должен грудью стоять за Родину. Нельзя позволять над ней глумиться, даже если это маленькая деревня. Конечно, сначала стоит попытаться объяснить на словах, но в крайнем случае можно — и по шее.
Днем Роман уехал, прихватил упакованного в коробку Кузю. Жену не позвал, и ее это почему-то задело.
Вечером шел дождь. Стоя у окна, Люся наблюдала, как капли скатываются с листьев на самый край и падают вниз. Как с Роминых волос прошлой ночью. Вдруг остро, до звона в ушах, почувствовала — за этот год она ужасно соскучилась по мужу. Федя спал. Люся достала пачку сигарет. Курить ей не нравилось, но в городе, казалось, курили все. К горлу подступила тошнота, в висках застучало. Может, права мама: где родился, там и пригодился? Люся затушила сигарету. Долго и задумчиво разглядывала уличные фонари, огни рекламы, светофор на перекрестке. Отойдя от окна, достала из шкафа чемодан на колесах, с которым когда-то приехала покорять город. Город ее не принял, или она не смогла принять город. Уверенными движениями Люся принялась складывать вещи. Она не бежит. Она сделала выбор. Осталось уволиться, отказаться от «снисхождения» в детском саду, и сдать ключи квартирной хозяйке.
В деревню они приехали к вечеру.
— К столу, к столу, – захлопотала она, – Романа пока дома нет. Смотри, окошки темные.
Отдернув занавеску, Люся нашла глазами дом мужа. Свет в его окнах вспыхнул неожиданно. Давно забытым жестом она сдернула «дежурную» куртку, сунула ноги в галоши и выскочила за дверь. На улице залаяла собака. «Грей — тети-Валина овчарка», – подумала Люся. Все родное и знакомое. Даже пень посреди тропинки, который она ловко перепрыгнула, несмотря на темноту.
Рома не слышал, как вошла жена. Он сидел напротив телевизора спиной к двери и ел тушенку из банки. Большой, сильный мужчина в большом полупустом доме.
Она подошла к мужу сзади, обняла и прижалась к его спине. Ромины волосы пахли дождем. Люся потерлась щекой о макушку мужа. Это ее Рома. Это ее дом.