С утра заступил в наряд дежурным по роте. Дело обычное, а для меня почти постоянное. Необычным был сам день. Сегодня первая получка у «молодых» стройбатовцев, а это праздник – попойка и разборки. Сама пьянка не так страшна, как пьянка с анашой. Колерованная конопля росла прямо за казармой, узбеки постарались с семенами и уходом. Поэтому забить «мастырку» не составляло никакого труда, а покурить можно даже в казарме, когда нет рядом командиров. Но лучше всего «кейф» ловить на «малине» в сторожке у стукача,где «хмарь» такая, хоть вешай топор, а «паль» шмалят без мастырки.
Анашу – «пластилин» братанам из средней Азии присылали в почтовых конвертах. Их естественно вскрывали особисты, продукт пробовали на «зуб» и опять запечатывали. Ведь официально наркотиков, а потому и наркомании в стране социализма не могло быть по определению. Так и сосуществовали вместе: официальная ложь и «естественная» её защита.
Но сегодня был день особенный – намечалась грандиозная пьянка, а это самое страшное, когда наркотик смешивают с алкоголем, человек превращается в животное, он уже не кайфует – он «торчит», то есть становится полностью неадекватным. Он не слышит слов, не чувствует боли, а с «обмороженными» глазами прет как танк, угрожая выплеснуть на тебя колоссальную энергию, что скопилась в молодом одурманенном теле.
Я все это знал, как таблицу умножения, хотя прослужил всего 4 месяца и по армейскому сленгу был «молодым». Но не это было главной проблемой, так как по возрасту я был ровесником «стариков» (мне шел 21 год), а то, что впервые в стройбат набрали парней оттянувших срок за хулиганку и мелкое воровство. И хотя они приняли присягу и надели военную форму, жить продолжали по понятиям. Внешне все выглядело пристойно, и перевоспитание трудом и политзанятиями должно было оказать к концу службы ощутимый эффект.
После работы старшина открыл ведомость и стал выдавать зарплату. И хотя она была скромной, даже весьма скромной, на бутылку водки или пару бутылок портвейна хватало. Конечно, в магазине военного городка солдату алкоголь никто не продаст (был приказ по гарнизону), но по такому случаю «гонцы» переодевались в гражданскую одежду и без особых проблем покупали нужный товар, прятали его в «нычках», а потом употребляли, когда не было командиров.
После ужина командиры разошлись по домам, их рабочий день закончился. В роте остался молодой сержант – сверхсрочник и я – дежурный по роте. Нам и предстояла нелегкая задача следить за порядком, чтобы «старики» не обижали «молодых» то есть, чтобы «волки» не погрызли «овец».
Рота солдат разделилась на две части: в правую половину казармы с анашой и водкой отправились старики и бывалые, то есть те, кто оттянул срок в лагере. В левую - молодняк с пряниками и сгущенкой. Мы с сержантом остались в служебной комнате посреди казармы.
Я поставил дневального у тумбочки, провел с ним инструктаж и заглянул в правую часть казармы. Там веселье было в разгаре: дым от анаши стоял коромыслом, братаны сидели на койках, а на тумбочках стояли солдатские алюминиевые кружки наполненные алкоголем, слышался негромкий «базар по фени». На меня никто не обратил внимания и я плотно закрыл за собой дверь, чтобы своим присутствие не поломать тот КАЙФ, который испытывала подгулявшая публика,и не прослыть "кайфаломом". Затем заглянул в левую половину казармы, там «молодняк» наевшись сладостей и сгущенки, тоже находился в состоянии эйфории, но тихой и мирной. Им хотелось покоя и отдыха после тяжелого рабочего дня, но они понимали, что в любой момент к ним могли ворваться волки и поиздеваться над ними всласть. И хотя, их было больше, 70 против 30, но оказать даже малейшего сопротивления они не смогут, потому что по природе своей – овцы.
Я прошел вдоль коек, чтобы найти свободную, потому что охранять их покой мне придется всю ночь. Наконец в небольшом кубрике у стены, на втором ярусе нашел свободное место. Но в этот момент времени, за дверью послышался шум и крики, я побежал в коридор. Там у двери стоял сержант и пытался остановить разгоряченных водкой и анашой, стариков. Я стал рядом с ним и начал по-хорошему уговаривать «корешей», но они уже были невменяемы, а главный из них, подошел ко мне вплотную и, ухмыляясь, начал «базар»:
-- Ты че, в натуре, самый блатной здесь, а ну подвинься в сторонку, пока не схлопотал по полной программе. – И ладонью ударил меня по лицу.
В глазах у мня потемнело, но не от боли, а от ярости. Я мгновенно перевел вес тела на правую ногу, слегка присел и, раскручиваясь, боковым правой нанес ему удар в голову. Удар был такой силы, что он винтом закрутился на месте и рухнул на пол без малейших признаков жизни. Кореша сначала дернулись, в попытке бросится на меня, но потом кто-то, потрогав руками лежащего вожака, завопил:
-- Он убил его!
Это сразу отрезвило буйную компанию. Все бросились в рассыпную, но не потому что испугались меня, а потому что боялись быть свидетелями убийства. Я-то знал, что это всего лишь глубокий нокаут и скоро он «очухается» и тогда начнутся разборки по-настоящему с конкретным убийством и скорее всего меня. Поэтому приказал дневальному:
-- Скорее беги за веревкой, его надо связать и изолировать.
Но дневальный так испугался, что выскочил из казармы и дал стрекача в неизвестном направлении, я остался один с молодым сержантом, который понятия не имел что делать в сложившейся ситуации. Да и вариантов было не много. Вызвать патруль строевиков, но они вряд ли приедут, потому что стройбат к ним не относился, а если приедут, то кого брать, если пол роты пьяные и обкуренные анашой солдаты. Они неадекватны и запросто могут отобрать оружие и перестрелять неугодных. Хотя практически это невозможно, так как оружие нам не давали и как им пользоваться, никто не знал. А на каверзный вопрос, а если война то, как же мы будем воевать? Командиры отвечали: оружие отнимите у врага, а захотите жить - научитесь им пользоваться. Сейчас я задумался о своем оружии: у меня профессионально обученные кулаки и знание приемов боевого самбо. У них... Но тут в коридоре раздался крик:
-- Не по понятиям! Молодые оборзели – стариков бьют!
Я выскочил в коридор и попытался преградить им путь в другую половину казармы, но меня подбросили вверх и я на кулаках разъяренной и обкуренной толпы, как на воздушной подушке завис под потолком. Каждый старался достать молодого, поэтому плотность кулаков была высокой, и я благополучно витал «в облаках». А когда они под устали, я грохнулся на грешную землю и попытался подняться, но тут же получил удар в лоб тяжелым армейским табуретом. Это было концом моей неравной схватке с обкуренной толпой и началом блаженного отхода в мир иной...
Крики стихли и в наступившей тишине, я ощутил негу расслабленного тела. После непродолжительного, но интенсивного «массажа» трех десятков кулаков захотелось спать, вокруг было темно и тихо, я откинул голову на «подушку» опустил веки и заснул. Но кто-то внутри меня дал команду: «Открой глаза, проснись, или ты уже не проснешься никогда».
Я попытался поднять веки, но они были тяжелые как гири, и все так же хотелось спать.
-- Открывай глаза.
Я с трудом поднял веки и увидел, что на меня с перекошенным от злобы лицом, с копьем несется один из стариков. Время остановилось... Я смотрел на острие копья и видел как оно медленно и неминуемо приближается к моему горлу. Мне ничего не оставалось, как отбросить голову вправо. Копье, коснувшись моей шеи, впилось в деревянную опору казармы. Тут же опять последовала команда: «Подымайся и бей, ты победишь». Я схватился двумя руками за копье и рывком стал на ноги. Разъяренная толпа била руками и ногами сержанта, который лежал на полу и пытался подняться. Я бросился к нему на помощь, сметая левой и правой всех, кто попадал под удар. Но только я пробился к сержанту и протянул ему рук, как меня снова сбили с ног. Падая, я успел сгруппироваться и подставить ладонь между полом и лбом, так как удары по голове сыпались с такой частотой, что без «подушки безопасности» мой бы лоб не выдержал. Пока меня били по спине и затылку, я «отдыхал» и выбирал момент, чтобы вскочить на ноги. Но в это миг, я вдруг ощутил сильный удар по затылку, это был не удар кулаком, а каким-то предметом. Подушка безопасности мне помогла, я потерял сознание лишь на мгновение, а когда открыл глаза, то увидел перед собой топор. Это был самый дорогой подарок... Но от кого? Я схватил его, вскочил на ноги и заорал со всех оставшихся сил: «Ложитесь на пол, шакалы, щас головы рубить буду!» И размахивая топором, бросился к лежащему на полу сержанту. Они, как стая шакалов, поджав хвосты, бросились в свою половину казармы, а я помог подняться сержанту, и мы закрылись в дежурной комнате. Топор я держал в руках и не мог сообразить, как он оказался в казарме, да еще и упал как подарок. И тут сержант мне объяснил: «Когда нас сбили с ног, то лежа на полу, я увидел как над тобой кто-то занес топор и в момент удара, я успел подставить предплечье своей руки под его руку. Топор выпал, перевернулся, рукояткой ударил тебя по затылку и упал у головы».
-- А где его взяли?
-- И топор и багор, сняли с пожарного щита.
И только теперь я понял, какое «копье» летело мне в горло.
-- Что будем делать? – спросил я.
-- Надо вызывать командира роты, пусть решает.
Послали дневального, через полчаса пришел замполит роты - лейтенант Оганесян, построил тех, кто еще мог стоять, прочитал мораль и дал команду отбой. Потом сославшись на то, что у него больной ребенок ушел домой. Сержант, посидев еще полчаса, сказал, что время его дежурства закончилось и, пожелав мне спокойной ночи, тоже ушел домой.
Я остался один. С разбитыми и опухшими руками, которые не мог даже сжать в кулаки, с постоянным шумом в голове и непонятной слабостью в теле – очень хотелось спать. Подошел к своей койке из шинели сделал «куклу» укрыл одеялом, снял сапоги, поставил рядом с тумбочкой и босой пошел в пустой кубрик. Там лег на койку на втором ярусе, которую облюбовал еще до драки. Руки закинул за голову, чтобы сзади не накинули удавку, рядом положил ремень с медной бляхой, единственное оружие. Очень хотелось спать, но спать – нельзя, шакалы могут напасть в любой момент...
Стал вспоминать былое, когда засыпал с томиком Пушкина А.С., или со сборником стихов С.А. Есенина и не мог себе представить, как можно лечь спать не почитав перед этим любимые стихи. Теперь вспоминая знакомые строки, я уносился в счастливое время, которое, быть может, не вернется ко мне никогда, и я уйду в небытие, не оставив в этом мире: ни наследника, ни сколь заметного следа. Странно, но страха во мне не было даже с горчичное зернышко, была вера в то, что я справлюсь, хотя не мог понять как, ведь я не мог даже сжать кулаки, не то, чтобы махать ими, сил не хватало, чтобы стоять, а ведь надо выстоять в схватке не на жизнь, а на смерть...
Веки сомкнулись сами собой, и я провалился в небытие. Очнулся точно так же- мгновенно, от негромкого вопроса: «Где он?» - слегка приоткрыл веки и увидел, как тот, которого я вчера отправил в нокаут, держит за рукав гимнастерки дневального и спрашивает где я. Дневальный – перепуганный указал пальцем на мою койку.
«Браток» с перекошенным от злобы лицом бросился на меня, с каким-то предметом в правой руке, но я успел ударить его пяткой в голову. Он повалился на пол, а я вскочил с койки, включил свет в кубрике и, что есть силы, заорал: «Рота, подъем!».
Конечно, никто не вскочил и не побежал мне на помощь, но теперь я знал, что убить меня не смогут, так как горит свет и есть свидетели.
-- Ну что, шакалы, толпой на одного!? Есть среди вас, хоть один, который сможет со мной сразиться.
-- Я тебя бить буду. – Не унимался мой «крестник».
Очевидно, он даже не помнил, как вчера несколько минут лежал на полу без чувств. Да и что может чувствовать человек под действием наркотика и алкоголя. Он просто – «торчит» и прет на тебя как танк. Сейчас проспавшись и слегка покурив, он опять почувствовал прилив энергии и возомнил себя победителем. Я же, напротив, еле стоял на ногах, и вместо кулаков у меня были две опухшие кувалды, которые я с трудом поднимал, а бить ногами я не умел, да и не учился этому. Оставалось одно – умело защищаться. Мы пошли в коридор: он шел впереди, я за ним, а за мной еще семеро «шакалов». Возле двери я повернулся и сказал: «Останьтесь здесь, мы сами разберемся». Но они пошли за нами, под предлогом: мы проследим, чтобы все было по-честному.
В коридоре горел яркий свет, и после полумрака казармы, я невольно закрыл глаза и тут же получил сильный удар в лицо. И хотя удар был не нокаутирующий, я упал на пол и на несколько секунд потерял сознание. Очнулся я от воинствующего крика:
-- Ну, что думаешь, я буду ждать пока ты подымешься? Я буду месить тебя ногами, как замес, пока твоя морда не превратится в жопу!
Я с трудом приоткрыл веки и увидел, как его правая нога в кирзовом сапоге летит мне в лицо. Время остановилось: я видел, как медленно приближается к моему лицу кирзовый сапог с железной подковой, а в голове лихорадочно звучит мысль; левой рукой за пятку правой за носок и резкий поворот в право. Я успел захватить его правую ногу и резко повернуть ступню. Он рухнул рядом со мной. Левой рукой я прижал его к полу, а правой стал искать опору, чтобы подняться, и вдруг, нащупал армейский табурет. В голове зазвучала фраза: «Ну, теперь я твою морду превращу в задницу». Левой рукой я еще сильнее прижал его к полу, встал на колени, а правую руку с табуретом занес над его головой. Но в этот момент кто-то из шакалов вырвал у меня из рук табурет и с возгласом: лежачих не бьют, оттащил меня в сторону.
Сил у меня уже не было, чтобы не упасть прислонился к стене. Я понимал, что это самое рискованное положение, одного точного удара достаточно, чтобы припечатать меня к стене. Но я надеялся на свою реакцию. Он в ярости махал руками, пытаясь попасть мне в лицо, но все его удары приходились в стену. Он разбил кулаки в кровь и наконец выдохся, от бессилия завыл и бросился к корешам, что стояли у двери и наблюдали за нашей схваткой. Они дали ему тот предмет, с которым он бросался на меня в кубрике. Я увидел, что это всего лишь амбарный замок. В последний момент перед ударом я успел схватить его запястье и вырвать из рук замок. В отчаянии он заплакал и отскочил в сторону, боясь получить удар по голове. А я с тяжелым замком в руке направился к корешам:
-- Ну, что, схватка была честной, и кто победил!?
Они молча опустили головы и расступились, а я открыл дверь и в очередной раз заорал:" Рота, подъем!" Солдаты вскакивали с коек, а я стоял в проеме двери, и ждал, кто же первый подойдет ко мне, чтобы посмотреть ему в глаза, но прошла минута, другая третья: солдаты направлялись к двери, но потом вдруг вспоминали, что забыли; кто-то пасту, кто-то зубную щетку, кто-то полотенце. Я постоял еще две минуты, а потом услышал команду дневального: «Рота, смирно!» Повернувшись, увидел, что пришел командир роты – капитан Дубовой. Как положено по уставу доложил: «Во время моего дежурства, происшествий в роте не было!»
-- Вольно! – скомандовал капитан, а потом, обращаясь, ко мне сказал: -Докладываешь, что происшествий не было, а фингал под глазом, а шишка на лбу, а кулаки синие, опухшие?
За мной в дежурную комнату, будешь писать объяснительную.