ВЕТЕР ПЕРЕМЕН (Часть II)
ЖИЛИ У БАБУСИ ТРИ ВЕСЁЛЫХ ГУСЯ...
Вы не знаете, что такое гусь! Ах, как я люблю эту птицу!
Это дивная жирная птица, честное, благородное слово.
Гусь! Бендер! Крылышко! Шейка! Ножка!
Вы знаете, Бендер, как я ловлю гуся? Я убиваю его, как тореадор, - одним ударом.
Это опера, когда я иду на гуся!
-Бендер! Он гуляет по дороге. Гусь!
Эта дивная птица гуляет, а я стою и делаю вид, что это меня не касается.
Он подходит. Сейчас он будет на меня шипеть.
Эти птицы думают, что они сильнее всех, и в этом их слабая сторона.
Бендер! В этом их слабая сторона!.. Теперь нарушитель конвенции почти пел:
- Он идет на меня и шипит, как граммофон. Но я не из робкого десятка, Бендер.
Другой бы на моем месте убежал, а я стою и жду.
Вот он подходит и протягивает шею, белую гусиную шею с желтым клювом.
Он хочет меня укусить. Заметьте, Бендер, моральное преимущество на моей стороне.
Не я на него нападаю, он на меня нападает...
Из романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой телёнок»
Жизнь в колхозе текла ни шатко и ни валко.
Днём мы работали, а вечером сидели на завалинке перед бараками и наблюдали через забор просёлочную дорогу, по которой периодически прогуливались местные жители. Особое оживление в наших рядах наблюдалось при появлении представительниц прекрасного пола.
Вот идут по дороге две деревенские дивчины, поглядывая, как бы ненароком, на наш лагерь, и когда они уже поравнялись с нашей завалинкой, как вдруг слышат: «Вон та красивая, ну та, что с краю!» Смотрят девочки друг на друга с недоумением, а из-за забора в этот самый момент раздаётся дружный курсантский хохот. Девки краснеют и в спешном порядке ретируются в сторону своей деревни.
По субботам у нас был самый настоящий «банный день». Ходили мы в общественную баню со всей её традиционной атрибутикой — шайками, мочалками и хозяйственным мылом.
А по воскресеньям отправлялись в «город».
В деревню выходили группами, чтобы избежать столкновения с местными алкашами, которые жрали самогон и жаждали набить кому-нить морду «по синеве».
В один из таких дней мы отправились на прогулку в деревню.
Поскольку папиросы у нас закончились, то первым делом мы направились в сельмаг.
Каково же было наше удивление, когда обнаружилось, что из продажи исчезли абсолютно все сигареты и папиросы. Пришлось довольствоваться махоркой, которая продавалась здесь в изрядном количестве. Набрав в магазине махорки и пряников, мы свернули с просёлочной дороги и углубились в частный сектор.
Несколько раз мы срывали яблоки, которые росли на ветках, свисающих из-за забора.
Соблазна проникнуть в чужой сад у нас не было, ибо яблоки мы уже воровали и были пойманы бдительным хозяином. Правда, в тот раз нам просто повезло, ибо хозяин сада оказался сердобольным человеком. Когда он поймал нас на воровстве, припугнул нас внушительного вида берданкой, а потом, когда разглядел, что мы заезжие «морячки», расчувствовался и отпустил нас с миром, разрешив при этом сорвать столько яблок, сколько мы сможем унести.
Рассматривая местные достопримечательности и жуя трофейную «антоновку», точь-в-точь, как хулиган Квакин из гайдаровского «Тимур и его команда», мы вышли к окраине леса.
На опушке, перед самым лесом, паслись гуси.
«Гуси-гуси! — Га, га, га! Есть хотите? — Да, да, да!»
Гуси были очень важными: с длинными шеями, белоснежными перьями и жёлтыми клювами.
Прав был старик Паниковский! Гусь — птица дивная! Крылышко! Шейка! Ножка!
Мы остановились и завороженно смотрели на гусей. А меж тем гуси приближались к нам, издавая шипящие звуки. Они явно было настроены агрессивно, давая нам понять, что мы вторглись на их территорию. Один из гусей приблизился к нам вплотную, и вдруг Лэбан схватил его за шею, прижал к себе что есть силы и вприпрыжку помчался в лес.
Не дожидаясь, когда в нас начнут палить из берданки, мы устремились вслед за ним.
Бежали мы что есть духу, до тех пор пока силы не покинули нас.
Первым на траву упал Лэбан, потом Стэп, а за ними и я. Лэбан опустил гуся на траву. Не давая птице возможности прийти в себя, Лэбан снял с себя голландку и набросил её на птицу. Лежали тихо, прислушиваясь ко всем шорохам. Мы ждали, что вот-вот из леса выскочит хозяин или хозяйка несчастного гуся и набросится на нас. Но ничего подобного не произошло. В лесу было тихо-тихо. Сквозь шелест ещё не опавшей листвы раздавалось щебетание птиц и карканье ворона.
— А на хрена ты гуся схватил? — нарушил тишину Стэп.
— Сам не знаю, представил его зажаренным на вертеле и схватил, — признался Лэбан.
— Если кто-нибудь из местных видел, что мы утащили гуся, нам конец! — повернувшись к Лэбану лицом, сказал я. — Ты это хоть понимаешь?
— Да никто не видел, не ссы! Мы его зажарим на вертеле и сожрём. А перья и кости закопаем в лесу. Никто ничего не докажет!
После чего Лэбан схватил несчастную птицу и ловким движением руки свернул ей шею…
Гусь лежал на траве бездыханный. А из моих глаз покатились слёзы.
— Зачем ты убил птицу? Что она тебе сделала?
Лэбан ничего не ответил, он молча взял бездыханного гуся и принялся его ощипывать.
Я отвернулся, чтобы не видеть, как белая птица превращается в груду из мяса и костей.
Через полчаса Стэп притащил сухие ветки, выложил из них костёр, а Лэбан, покончив с ощипыванием и разделкой птицы, соорудил что-то вроде вертела.
Затем Лэбан принялся зажаривать гуся.
Мы со Стэпом молча сидели и курили, наблюдая, как Лэбан медленно вращает вертел над костром.
Стояла чудесная осенняя погода.
Над нашими головами шумел жёлтой листвой маньчжурский орех. В синем небе медленно проплывали вечные странники — облака.
Дым от костра струился над нашими головами, и при каждом дуновении ветерка он менял своё направление, обдавая нас ароматом жареного мяса.
От запаха мяса у меня разыгрался зверский аппетит.
И вот наконец Лэбан сообщил о том, что дичь приготовлена.
К моему огромному стыду, я не смог отказаться от куска предложенного мне мяса птицы.
Поедая безвременно павшую от рук Лэбана птицу, я представлял себе, что мы — лихие разбойники, живущие в лесу, подобно Робину Гуду и его «лесному братству».
И вдруг я поймал себя на мысли, что оправдываю перед самим собой свой же безнравственный поступок по отношению к несчастной птице.
Так я съел гуся…
Покончив с трапезой, мы сгребли опавшую листву из-под деревьев. Соорудили каждый себе постель из жёлтых листьев и, удобно расположившись у костра, дружно заснули.