Феликсу Регаме
Ну вот и всё. Закончена работа,
Колосья сжаты. Собран урожай.
Прощай труды, что до седьмого пота;
Наточим сноповязки - и прощай...
На жёлтом поле будто бы насмешкой
Средь стерни зеленеет поросль нежная.
И на рассвете собралося стадо
Идти на поле нежную ту зелень
Из-под ковра иссушенных остей
Добыть, коли так надо...
И люди порой тратят силы, время,
Чтоб мозг добыть из трубчатых костей.
Вот урожай свезли. Теперь крестьянам
Пора в дорогу с песнею в селенья
Альпийские свои. Спустился рано
Со склона пастушок. В горах от зноя
Он летнего спасался; ныне пеньем
Работников он на дороге стоя
Приветил и вскричал им на прощанье:
"Друзья, в путь добрый!" - искренне желанье...
Вернулся пастушок: король вершин
Ещё вчера, а ныне цезарь пашни;
И на равнине словно господарь
Со свитой, с церемонией, как встарь:
Рожок ему - оркестр, простолюдины -
Бараны, а собаки - двор всегдашний.
Пока рожок его ещё не стих
Добавлю я ещё к картине штрих:
Мессир Алиборон (несёт багаж)
Напев родной заслышав и пейзаж
Увидев милый сердцу, в пляс пустился.
... Во время оно, прошлою зимой -
На Сретенье - сидел на валуне
Жан-пастушок у поля, погружен
В раздумья о той сказочной стране,
Где снег и вереск, горы и отроги,
Откуда этой осенью пришёл;
И будучи наедине с собой
От мыслей тех он задремал немного...
Собаки же его, три сенбернара
Достоинств и повадок совершенных
За стадом бдили: обходили вкруг
Пределы очертив для легковерных
Баранов и овец, дабы отара
Рассеяться не смела. Если вдруг
Овца границу эту перейдёт,
Пролают грозно псы ей в свой черёд,
А не поймёт и далее потрусит -
Изловят быстро и курдюк прикусят.
Как грубо так с овечкою посметь!
И вот, хоть молод, но надежды полный,
Барашек (кровь, что раскаленна медь)
Вскочил, заблеял, в стаде смуту поднял:
- Доколе, - говорит, - терпеть
Доколе как в тюрьме мы в поле,
Доколе мы в хлеву - в неволе,
Хозяин нам - едино! - смерть!
Ведь мы не курим и не пьём,
Мы никогда с ума не сходим
И всё, что нужно нам - свобода,
Трава, покой и водоём.
Не метим мы в цари природы
К чему нам над вселенной власть?
Ужели в этом жизни сласть?
Нам миг лишь нужен, полноводный!
Я против! Наша ли вина,
Что человеку не дана
Шерсть мягкая, в мороз не мёрзнуть?
Он нас слабей! Ему позор!
И нас в загоне держит вор!
Восстанем же, пока не поздно
Он расточает сладки речи,
Но знаем мы его любовь!
Ворует подлый человече
Сегодня - шерсть, а завтра - кровь!
Вот так Робан, проблеяв по-овечьи,
Ругал нас (перевод на человечий),
В то время волк, пробравшийся кустами
К оратору поближе, - вот подлец! -
Завыл, загавкал яростно: "Канальи!
Они за всё заплатят, наконец!"
В безумии перемешалось стадо -
А волку-подлецу того и надо;
Но радость его только миг продлилась
Ведь сенбернары вовсе не дремали
И зверя, вмиг настигши, разодрали - Порядок и покой восстановились.
Робан же, наш неистовый трибун,
Увиденным обрадован едва ли:
- О, Боже мой, мы ж не за то стояли!, -
- в главе его носился вихрь дум, -
- был прав отец мой бедный, слишком рано
Сатрапов упразднять и сторожей,
Иначе волки нас сожрут, ей-ей:
И только идеалом государства
Признаем мы республику, и вот
Иль пёс, иль волк венчается на царство
И вместо воли нам террор и гнёт.
Был прав отец мой бедный, слишком рано...
Какая демократия баранам?
Картина идеальна, право слово,
Однако и стара, как шар земной;
А будет ль нам предложено иное?
Спросите поскорее у Ватто,
Чья жизнь - один лишь творческий запой
И кисть его не ведала другого.
Он мир тот идеальный обустроил
Одним мазком; в шёлк нежный обернув,
Всё то, что устареть должно потом.
На бреге, что Линьоном был омыт,
Средь париков, трюмо и пуфов зальных,
Пастушек и овечек пасторальных,
Где небо - роза, злато и лазурь.
Нет места волку. Здесь ему не жить,
В той пасторали милой, где ягнята
И овцы так паслись непринуждённо,
Где стражи-псы так безмятежно спят.
И амарант всё также вдохновленно
Улавливает ветер и мотивы
Аккордеона... Лишь один вопрос:
Бредут стада средь пастбищ и лугов,
Фронтонов белых, крыш, трав и цветов,
Бескрайних далей пашни и покосы,
Покой и благорастворенье тут...
Но не на бойню стадо ли ведут?