Страх

И, как виденье, внешний мир ушел...
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь, и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.
Hа самого себя покинут он -
Упразднен ум, и мысль осиротела -
В душе своей, как в бездне, погружен,
И нет извне опоры, ни предела...
Ф.И. Тютчев

                С древнейших времен – от самого Адама – едва вступив в драму всемирной истории и задумавшись над загадками мироздания, человек испытал страх во всей его многогранности – от душевной тревоги до всепроникающего ужаса, от животного страха до священного трепета. Страх – это спутник человечества на протяжении всей истории – в рамках нашего падшего мира невозможно представить себе идиллическую эпоху, когда люди не испытывали чувство страха и были свободны от него. Человек есть существо, испытывающее состояние страха, трепета, тревоги и ужаса – его охватывает страх, когда он ощущает угрозу жизни, неустроенность и неприкаянность, лишения и скорби наполняют его взволнованную душу тревогами, утрата близких и неотразимость смерти ввергает его в отчаяние и ужас. Но отчего во всех веках человек обречен влачить на себе вериги многоликого страха, отчего ужас заставляет трепетать его сердце и откуда в его душе возникает странное желание и неотразимое искушение искать упоение на краю страшной бездны и пристально вглядываться в невыносимые лики ужаса, сковывающего его мысли и чувства? Во всех народах и во всех культурах добросовестный исследователь обнаружит целую метафизику страха и ужаса, ведь как бы люди не пытались изгнать это переживание из своей жизни и своего сознания, но нет человека, который бы хотя бы раз в жизни не испытал чувство страха, тревоги и трепета. По мысли религиозного экзистенциалиста Кьркегора, есть ужас – это «экзистенциальная тревога», постоянное и безотчетное чувство трепета перед ничто – головокружение у края страшной пропасти небытия, боязнь не только сорваться туда, но и самому броситься в бездну, а есть страх, порожденный конкретными угрозами и опасностями. В своей книге «Самопознание» русский религиозный мыслитель Н.А.Бердяев поясняет, что страх, всегда связан с эмпирической опасностью земного мира, он присущ человеку как чувственному существу, а ужас – обращен к трансцендентному, выходящему за грань чувственного опыта, рационального понимания и эмпирического бытия, его источник – духовный и метафизический, он присущ человеку как духовному существу. Многие философы – от античного философа Демокрита до экзистенциалиста Сартра и современных мыслителей – бились над разгадкой тайны страха, рассматривая его как особую психологическую, социальную и философскую проблему, но мало кто из них возвышался до метафизики страха, как то сумели сделать Иов и Соломон, Паскаль и Кьеркегор, Гоголь, Достоевский и Бердяев. Французский ученый и философ-деист Рене Декарт, занимавшийся физиологическим исследованием души,  полагал, что страх имеет чисто физические причины – его истоки внешние впечатления и пережитые ощущения, имевшие негативный и трагический характер. Но тайна страха намного более таинственней, чем представлялось Декарту, ведь страх таится в неисследимых кладезях души человеческой и является метафизической проблемой, а в тайниках нашей психики дремлют ужасающие и гротескные видения и фантасмагорические образы, наполнившие произведения Босха и Гойи, чье искусство – неисчерпаемая сокровищница темных фантазий и страшных прозрений. Все живые существа, населяющие наш мир – звери, рыбы и птицы – испытывают страх, все они предощущают свой смертный час и трепещут перед смертью, страшатся страданий, но только человек возвышается до метафизического страха – до ужаса, глубинного состояния и переживания, порождаемого способностью осознавать конечность своей жизни и катастрофическое состояние нынешнего мира, лежащего во зле, прозревать драматические коллизии своего существования. Тайна происхождения страха, остававшаяся неведомой и неразгаданной для многих мудрецов мира сего – от античных философов до Декарта и экзистенциалистов атеистического типа, раскрывается на страницах Священного Писания. Библия повествует о том, что первозданный мир Божий был великолепен, а первые люди – Ада и Ева – жили счастливо, имея повеление хранить и возделывать Эдемский сад. Человек вступил в мир Божий как царь, пророк и священник, он был призван служить Богу и исполнять Его святую волю, одухотворить весь видимый мир, возносить к небесам «жертву хваления» – восхвалять Творца от лица всей земли, вкушать от Древа Жизни – быть причастным Божественной Жизни, но он имел повеление от Всевышнего не вкушать плодов с древа познания добра и зла. По разъяснению преподобного Иоанна Дамаскина, эта заповедь была дана человеку как упражнение в верности Богу, а также – как право выбора между добром и злом, ибо, если смысл и цель жизни человека – добровольный союз с Богом и обожение, достичь высшего совершенства и святости, уподобиться Богу и соединиться с Ним, то нарушить заповедь Божию – значит, на своем горьком опыте познать зло и испытать зло – совершить зло и стать злодеем, утратить единство с Богом и потерять святость и райское блаженство. Библейский рассказ о грехопадении дает нам понять истоки трагизма истории человечества и то, как в мир вошло зло – падший Ангел Люцифер, именуемый в Апокалипсисе тайнозрителя и апостола Иоанна Богослова великим драконом, древним змеем, обольщающим всю вселенною, искусил людей «ложной надеждой обожения» и вдохновил их нарушить волю Вседержителя – отважиться на богоотступничество и вкусить запретный плод. По толкованию преподобного Симеона Нового Богослова: «Люцифер, а вслед за ним и Адам, один будучи Ангелом, а другой –  человеком, вышли из своего естества и, возгордившись перед своим Творцом, сами захотели стать богами». Нарушение заповеди Божьей и вкушение запретного плода не дало человеку счастья, могущества и мудрости,  наоборот – человек разорвал свою духовную связь с Богом, потерял благодать Святого Духа, ощутил свою наготу и испытал чувство стыда, попытался скрыться от Бога. Если до грехопадения Адам жил счастливой и блаженной жизнью, не знал печали, тревог и смерти, то после грехопадения он лишился райского блаженства и исказилась вся его природа – он познал скорбь и жгучее чувство стыда, стал смертным и тленным, утратил духовную мудрость и знание Бога, попытался скрыться от вездесущего Творца и найти место, где нет Бога, начал воспринимать Его как грозного и карающего Судью – впервые испытал страх и ужас. В стихах книги Бытия описывается как Бог искал падших людей – Адама и Еву, взывал к ним, призывал к покаянию – отвратиться от зла и вернуться к Нему. Не воззвал Бог с неба голосом громовых раскатов, потрясающих основания земли, ибо жаждал свободной веры и любви и не хотел, чтобы люди почитали Его в страхе и трепете. Когда всеведущий и вездесущий Господь взывал к Адаму – «где ты?» – то Он хотел напомнить ему, что прежде он жил в блаженстве и жаждал Богообщения, а ныне – нарушил заповедь и разорвал связь с Богом, впал в бедственное состояние – предал и оставил Творца своего. Если бы Адам раскаялся и взмолился Богу от всего сердца, то получил бы Божье прощение, но вместе покаянного плача Адам произносит речь самооправдания, обвиняет во всем свою жену Еву и ее Создателя – Бога, а Ева обвиняет змея, и никто их них не пожелал признать свою вину. Как проницательно замечает Бердяев: «Страх есть порождение Богооставленности. Но покинут ли мир и человек Богом, или Бог покинут человеком или миром, во всяком случае Богооставленность предполагает существование Бога… Человек поставлен перед бездной ничто, испытывает страх и ужас, потому что он отделен от Бога. Страх есть результат разорванности, разделенности, отчужденности, покинутости». Не вездесущий и всеблагой Бог покинул мир и людей,  а люди покинули Бога, ибо если бы люди были оставлены Им, то Он не был бы Любовью и не было бы Его Промысла, не было бы пророков и Священного Писания, Сын Божий не пришел бы на землю, дабы искупить грехи рода человеческого, не было бы Церкви и ее святых таинств, не было бы и самой надежды на спасение. 
Страх есть печать падшести, лежащая на всех людях и на всех земных Божьих созданиях со времен Адама, ибо грехопадение – вселенская катастрофа, вся тварь, живущая в материальном мире, покорилась суете и тлению – покорилась не добровольно, а по вине человека – царя видимого мира, стала жалкой и смертной, испытывающей страх перед страданиями и смертью. С печального дня Адамова падения в душах людей воцарилась экзистенциальная тревога, все мы чувствуем страшную рассогласованность мира, трагическое несоответствие идеального и реального, тоскуем о Боге и потерянной мировой гармонии. Все люди – потомки Адама и Евы, мы – падшие создания, и испытываем страх – в том числе и великие полководцы и храбрецы: известно, что Александр Македонский приносил жертвы демону страха, отправляясь на битву, а  римский историк Плиний Старший иронично замечает, что мало кто из гладиаторов не опускает веки, когда перед ним возникает внезапный угрожающий жест, знаменующий неминуемую гибель. Древнегреческий философ Аристотель справедливо писал, что храбрость – это не бесстрашие, граничащее с безрассудством, а победа над страхом, искусство укрощения страха и его преодоления. Страх властвует над миром, лежащем во зле, падший человек одержим страхом – одержим маниями и фобиями, все наше общество и вся наша цивилизация, все государства и их правители с их властью – все зиждется на страхе, люди испытывают страх и используют страх в своих целях, отсюда возникают манипуляции, пропаганда и террор, как стремление управлять массами через страх. В современную кризисную эпоху, когда история развенчала наивные грезы и утопические мечты эпохи Просвещения, на сцену вышла толпа – массы с их безотчетными инстинктами, как точно подметил испанский философ Ортега-и-Гассет, а бурное развитие интеллектуальной мощи человечества и научно-технического прогресса сопровождается духовно-нравственным упадком, все сильнее нарастает тревога за судьбы мира и усиливаются апокалиптические предчувствия – предчувствия вселенской катастрофы, с огромной художественной силой запечатленной в фильме-предостережении русского мастера интеллектуального кино, религиозного художника и мыслителя К.С. Лопушанского «Письма мертвого человека», где показывается не только как эфемерно земное существование человека, но и всей нашей технократической цивилизации. Тайна нашей эпохи – апостасия, современные люди в подавляющей массе своей не понимают, кто они и зачем им дана жизнь, они не могут осмыслить свое существование и историю мира – в их сознании распалась связь времен, а Бог – вычеркнут из их жизни. Мартин Бубер – этот «иудейский Кьеркегор», писал, что современный мир переживает самую трагическую ситуацию –  «затмение Бога», диалектический момент в диалоге человека с Творцом – момент молчания Бога, когда испытывается вера людей и это состояние покинутости и бессмысленности бытия может, как ввергнуть человека в отчаяние, так и побудить его мученически искать Бога – взывать к Нему, как вызвал Иов, отбросить все надежды на мудрость мира сего и обратить их на Всевышнего – быть верным до конца и дождаться того часа, когда мир вновь озарится религиозным светом веры и люди духовно ощутят присутствие Бога и Его таинственное участие в судьбах мира. По исповедальному признанию Мартина Бубера верить в благость Творца и Его провидение в двадцатый век – эпоху «затмения Бога» и страшного духовного кризиса, страшных исторических катастроф и чудовищных оргий насилия – это мученичество, а вера проходит через самые отчаянные духовные борения, муки и сомнения.
                Человек – это мыслящее существо, задающееся вековечными вопросами, уводящими мысль в бесконечность, он – мученик духа и мысли, а его жизнь – паломничество по безднам, всюду он сталкивается с неисследимой таинственностью жизни и смерти, с загадками вселенной – от необозримого звездного неба, вызывающего восторг, изумление и трепет, величественного и грозного блеска молний и огнедышащих вулканов, заставляющего трепетать сердце, до микроскопического атома – бескрайней тайны в бесконечном малом. Со всех сторон человек окружен бездной вселенских тайн, беспокойная и неохватная мысль кружится над неизъяснимыми и ошеломительными Божьими загадками и чудесами, и изнемогает в трагической безысходности, ибо не может постичь всех тайн и разрешить всех парадоксов, и эти тайны становятся не только источником восхищения и молитвенного трепета перед беспредельной премудростью и творческой мощью Бога, перед безмерным величием Творца вселенной, но и вселяют в душу человека невыразимый страх и метафизический ужас. Если немецкий философ и изощреннейший аналитик Иммануил Кант – этот рационалист до мозга костей, в минуту изумления воскликнул, что его восхищает красота и великолепие звездного неба, то французский ученый и религиозный философ Паскаль в момент глубокой задумчивости признался, что молчание бесконечных пространств, в сравнении с которыми наша планета – ничтожная песчинка, вызывает у него неизъяснимый ужас, охватывающий все естество. Религиозный экзистенциалист Паскаль внезапно ощутил, что человек – это маленькая песчинка в грандиозном мироздании, он – мыслящее существо, его мысль – слабая молния, на мгновение блеснувшая в непроглядной тьме истории, а его мыслящий дух хоть и является великой тайной и неиссякаемым источником творческих сил, но по физической форме своего бытия, человек – жалкое и немощное существо, его окружают грозные стихии и силы природы, над ним пылают бесчисленные звезды, созвездия и галактики – со всех сторон он окружен бесконечной бездной бездушной вселенной, ужасающей его своей таинственностью, неизведанностью и неопознанностью. По блестящему суждению преподобного Иустина Поповича, бесконечная таинственность мира становится источником страха и ужаса для человека – наследника печальной мудрости Иова и Соломона, плача рыдающего пророка Иеремии, ибо мысль его утопает в бушующем море бесконечностей: «Всякий человек – пленник тайн, ибо всякий осажден тайнами. Со всех сторон они собираются вокруг него и наваливаются на него. Каждое явление излучает тайну, а каждая тайна – бесчисленное множество тайн. Нет ни одного создания, которое бы не носило в себе тайну. Тайна рядом с тайной, тайна на тайне – так и образовался мир. Человек заключает в себе некую праисконную центростремительную силу, притягивающую ко всему таинственному. И привлекает к себе все тайны, и они устремляются к нему, окружают его со всех сторон. Каждое чувство человека окружено бесконечными физическими таинствами. Из всякой твари во всякий атом человеческого существа смотрят чудесные тайны. И самая маленькая тайна развивается в тайну вселенскую, в тайну бесконечную. Столкнувшись с одной из них, человек сталкивается разом со всем тем, чему нет конца. Последняя тайна всякого явления и всякой твари обвита бесконечностью». Используя выражение философа Г. Померанца, можно сказать, что страх – это открытость бездне: 1) бездне бесконечного пространства вселенной, ужасавшей Паскаля и запечатлевшейся в поэтических строках Ломоносова – «открылась бездна звезд полна. Звездам числа нет, бездне дна...»; 2) державинская бездна вечности, в которую утекает река времен, уносящая народы, царства и царей; 3) бездна тайн, раскрывающаяся в душе самого человека – в сокровенных глубинах его внутреннего мира, о чем повествует Библия и великие поэты и писатели всех времен и народов – Данте и Шекспир, Гоголь и Тютчев, а особенно – Достоевский, охваченный метафизическими, религиозными и нравственными муками, идеями и надеждами, на страницах своих романов разрешающий самые изощренные философские и богословские проблемы – добра и зла, смысла жизни и смерти, теодицеи и спасения. Человек – это существо, сотворенное по образу и подобию Божиему, он осознает себя как уникальную личность, наделенную разумом и самосознанием и не может принять жизнь, если в жизни нет смысла, он задается вопросом о том, какое место он занимает в мире и, как Л.Н.Толстой, испытывает «арзамасский страх» перед лицом бесцельности бытия и разверзающейся бездной неумолимой смерти, ибо, если смерть – возвращение в небытие, исчезновение личности и ее гибель, то и жизнь наша не имеет смысла. Наш утонченный лирик и поэт-метафизик Тютчев, описавший в своих стихах и космическую бездну, открывшуюся уму Ломоносова, и внутреннюю бездну души, о которой писал мистик Мейстер Экхарт и драматург Шекспир, все романтики – от Новалиса и Байрона до Шеллинга, был убежден, что страх начинается там, где под ногами человека пропадает почва и разверзается бездна, угрожающая его существованию, но, намного страшнее метафизическая бездна – бескрайность человеческой души, отдающей себя греху и беззаконию. В поэзии Тютчева ночь срывает златотканый покров дня обнаруживает бездну темного хаоса, дремлющего под благодатным покровом Божьего творчества, являясь метафорой неустроенности и бессмысленности бытия, ибо без Бога и Его творческой силы вселенная перестала бы существовать и обратилась бы в ничто, а жизнь лишилась бы всякого смысла:

На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.
День – сей блистательный покров –
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!
Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и с мира рокового
Ткань благодатную покрова,
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами –
Вот отчего нам ночь страшна!

                В поэтическом мире Тютчева день – образ земной жизни, он – «земнородных оживленье», покрывало наброшенное «на мир таинственных духов», а ночь – вестница смерти, она напоминает всем живущим, что как меркнет день и наступает ночь, так закончится наша земная жизнь и придет смерть, которая по слову другого русского поэта – Г.Державина, есть «трепет естества и страх», она охватывает сердце и наполняет его страхом и ужасом. Грозная тень смерти ужасает нас и леденит сердце – страх смерти свойственен всем живущим в земном мире, она вызывает сильную тревогу и ужас, причиняет тяжелую скорбь. Какой неизбывной грустью веет от слова многострадального Иова, сетующего о смертности рода человеческого: «Для дерева есть надежда, что оно, если и будет срублено, снова оживет, и отрасли от него выходить не перестанут: если и устарел в земле корень его, и пень его замер в пыли, но, лишь почуяло воду, оно дает отпрыски и пускает ветви, как бы вновь посаженное. А человек умирает и распадается; отошел, и где он? Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает: так человек ляжет и не станет; до скончания неба он не пробудится и не воспрянет от сна своего» (Иов.14:7-12). Размышляя о смерти, святой Григорий Нисский замечает, что она – печальное событие, достойное плача, настоящее бедствие и горе вселенной, «в каждом человеке есть какое-то естественное отвращение от смерти», ибо смерть противна нашему естеству – нам невыразимо страшно умирать и расставаться с жизнью – даже с этой земной и скоротечной жизнью, где так много страданий и скорбей. Страх смерти – загадочное и сложное явление. Смерть есть великое таинство, она страшит людей неизвестностью – никто из живущих в материальном мире не знает как он умрет, когда умрет и что его будет ожидать после смерти. Человек страшится не только неизвестности, но и возможности адских мук – загробных мучений, он боится умереть, не осуществив свое предназначение – не реализовав свой талант, свои самые заветные устремления, он боится сгинуть во тьме могилы и не хочет расставаться с жизнью, ее радостями и дарами, разлучиться с близкими людьми. По словам Иоанна Лествичника, смерть явилась в мир как «возмездие за грех» и результат богоотступничества – отступления от верности Богу, идеала святости и богоподобной жизни, «боязнь смерти есть свойство, полученное нашим естеством вследствии преслушания, и трепет смертный есть признак неочищенных покаянием грехопадений». Вся наша жизнь есть приближение к дню смерти и приуготовление к Страшному Суду и вечности, а потому христианин страшится не смерти, а осуждения Божьего и вечной погибели своей души, но если сердце его очищено покаянием и освящено молитвой, то смерть становится для него радостным исходом к Богу, избавление от всех земных печалей и страданий, освобождением и приобретением – она соединяет его со Христом Спасителем – источником вечной и блаженной жизни. Смерть – это апокалиптическое событие в жизни человека, она необычайно остро ставит вопрос о смысле жизни – не отвлеченно, а экзистенциально – «Зачем я жил и страдал, мыслил и надеялся, любил и творил, искал, странствовал, познавал и молился, если повесть моего бытия завершится смертью?». В минуту столкновения со смертью человек осознает, что его жизнь – единственная, уникальная и неповторимая, он испытывает ужас перед конечностью своего существования – глубинный страх перед небытием, ибо жажда жизни и бессмертия свыше вложена в душу человека, а потому он отчаянно жаждет и страстно стремится победить смерть, найти способ спастись от тления и избежать смерти, увековечить себя и обрести бессмертие. Поставленный в трагическую ситуацию между жизнью и смертью человек сталкивается с грозными загадками Божьего мира и начинает философствовать – как страждущий Иов, как рефлексирующий Гамлет, ибо смерть – гений-вдохновитель всех философов и наставник поэтов и мудрецов. По своему призванию человек есть существо философствующее, он стремится осмыслить свое существование, понять самого себя и весь окружающий мир – раскрыть тайны мироздания, отзывающиеся в его душе грустью и восторгом, молитвами и проклятьями, надеждой и ужасом, ибо самые страшные и горькие, самые великолепные и благословенные загадки Божьего мира остаются неприступными крепостями, отчего философствующий мыслитель скорбит и печалится, становится человеком мятежным и ропщущим, отчаянным и страдающим, если не воззовет к Богу – высшему и предвечному Логосу, ко Христу Спасителю, в Котором заключена все сокровищница премудрости и знания. Человек есть до ужаса загадочное существо, он находится на перепутье и водоразделе между двумя мирами – земным и небесным, связует духовное и чувственное бытия в самом себе, его мысль мученически бьется над вековечными и проклятыми, горькими и страшными тайнами, его воля колеблется и метается между добром и злом, его сердце разрывается и распинается в духовной борьбе, оно – сокровенное и незримое миру место Армагеддона, судьбоносной битвы Бога и сил тьмы. Знаменитые мыслители эпохи Просвещения – Вольтер и Дидро, задумывались о том, как обустроить жизнь людей по меркам разума и устранить зло из нашего мира путем реформ и социальных преобразований, освободить человечество от страха и страданий, но человек есть существо не только рациональное, но и иррациональное, он обладает свободной волей и может пренебрегать доводами разума и ориентироваться в жизни не только полагаясь на разум и логику, но и на веру и грезы, на тревожные предчувствия, охватывающие все его существо. Человек есть странное и загадочное существо, он не только пытается освободиться от страха и ужаса, но и жаждет испытать его в полной мере, он хочет взглянуть в лицо страху, а подчас, желает ужаснуться – чувствует упоение в зрелище разъяренного океана и на краю страшной бездны, как писал А.С. Пушкин, ибо «все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья». По блестящему прозрению Аристотеля, через переживание страха и страдания человек может обрести катарсис – очищение души и переоценку ценностей, возвыситься над обыденностью и научиться сострадать, научиться спокойно воспринимать жизненные испытания и горести, радоваться и изумляться жизни. Падший человек есть глубоко несчастный человек, он ощущает себя заброшенным в чуждый и бездушный мир, испытывает чувство неприкаянности и одиночества, живет в постоянном страхе – страхе перед жизнью, полной лишений, скорбей и разочарований, и страхом перед смертью, ее неумолимостью и загадочностью, в страхе перед временем, уносящим все, что дорого нашему сердцу, и в страхе перед вечностью, которую он не в силах постичь и осмыслить, в страхе перед дьяволом и силами зла, жаждущими погибели мира, и в страхе перед Богом, причем сам страх перед Богом может быть благословенным, священным и возвышенным – страх разлучиться с Богом и оскорбить Творца своего, или низким и бесовским трепетом – бегством от Бога, боязнью предстать перед Вседержителем и довериться Ему, страхом узнать горькую истину о самом себе, желание скрыться от Вездесущего. В Апокалипсисе пророчествуется как земные цари, вельможи и сильные мира сего в конце времен  будут пытаться скрыться от Суда Божьего – от лица Сидящего на престоле и святого гнева Агнца Божиего – Иисуса Христа, ибо никто из них не устоит в день Страшного Суда, но пожнет Божье воздаяние за свое нечестие и нераскаянность сердца своего – сердца взвинченного низкими страстями, гордого и превозносящегося: «И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор. И говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца. Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?» (Откр.6:15-17). Преподобный Ефрем Сирин в своих творениях изображает таинственную, грозную и величественную апокалиптическую картину второго пришествия Иисуса Христа и Страшного Суда, вызывающего мистический трепет и священный ужас: «Небо свивается в ужасе, небесные светила падут, как незрелые смоквы со смоковницы и как листья с деревьев. Солнце померкнет от страха, побледнеет луна, содрогаясь, помрачатся светлые звезды в страхе перед Судией. Море, ужаснувшись, восколеблется, иссохнет, исчезнет, и не станет его. Персть земная объята будет пламенем, и вся обратится в дым. Горы растают от страха, как свинец в горниле, и все холмы, как пережигаемая известь, воскурятся и обрушатся. Восстанет Бог на Суд и вознесется над врагами Своими. Ужасом объята будет тварь, и станет как мертвая. Восстанет Бог на Суд, и всякий порядок приидет в расстройство, и нестерпимы будут для тварей гнев и ярость Судии. Восстанет Бог на Суд, и небо и земля разорятся, весь мир разрушится, все красоты его исчезнут. Восстанет Бог на Суд нечестивых и непокорных, и тварь обратится в прах. Кто в состоянии вынести силу Его? Падут пред Ним все высоты, и низринутся все долины; и небо, и земля прейдут и исчезнут как дым! Всю тварь совьет Он и бросит как одежду, чтобы в ярости Своей покарать врагов Своих, возненавидевших Его! Как в ризу облекался Он во вселенную, и теперь во гневе Своем сложит с Себя, чтобы совершить Суд над презрителями. Как разгневанный человек в досаде своей сбрасывает с себя одежды, чтобы отомстить своему противнику, наказать врагов своих, так Судия повергнет всю тварь Свою на нечестивых и мятежных, которые презирали, оскорбляли и уничижали Его. И тварь не стерпит гнева Судии, пламенеющего яростью на врагов и нечестивцев. И перед Ним и окрест Его огонь попаляет и поедает грешных и безбожных. И все те, которые не чтили и уничижали Его, издеваясь над Его долготерпением, как сухие ветви истреблены будут исходящим от Него огнем. Небо омрачится от ужаса! Какой же нечестивец спасется тогда? Море высохнет от страха! Какой же беззаконник останется в живых? Вся земля сгорит! Какой же грешник избегнет наказания?.. Если праведные едва могут остаться живыми среди ужасов Суда, то куда низринутся нечестивые и грешные? И пламенные Серафимы не отваживаются умолять о помиловании при виде огненного прещения (угрозы), но стоят в страхе и трепете и безмолвствуют, как мертвые. И святые не просят о пощаде, потому что восходит дым гнева Его, и содрогаются они от опасения сгореть вместе с грешными. Когда Царь во гневе совершает суд над врагами Своими, тогда гнев Его на злых угрожает и тем, которые стали бы за них умолять Его о милосердии. Судия восседает на огненном Престоле, окрест Его море пламени, и река огненная течет от Него, чтобы подвергнуть испытанию все миры. И в людей вложил Он огонь Свой, чтобы не попалил их оный огонь, когда воспламенит Он всю тварь и будет очищать ее как в горниле. Если этот огонь сохраняется теперь и не утушен грехами, то сохранившие в себе этот огонь спасутся от оного страшного попаления. А если в ком утушен он грехами и не сохранен святостью жизни, то все таковые для того огня, от которого сгорит мир, будут то же, что солома. Царь сходит со Своего места, чтобы совершить Суд над землей, с великим страхом и трепетом сопровождают Его воинства Его. Мощные чины эти приходят быть свидетелями грозного Суда, и все люди, сколько их было и есть на земле, предстают Царю. Сколько ни было и ни будет рожденных на свет, все приидут на это позорище, чтобы видеть Суд. Изыдет трубный звук, чтобы пробудить тех, которые во гробах, и по гласу последней трубы восстанут все мертвецы. По мановению Сына Божия, скорее нежели во мгновение ока, все умершие соберутся на место Суда. Ужасом объята будет смерть, и изблюет всю свою добычу, и не оставит ни одного мертвеца, не представив его в Судилище. Земной персти повелено будет отделить прах умерших, и не останется ни одной пылинки, которая бы не явилась пред Судией. Кто поглощен морем, кого пожрали дикие звери, кого расклевали птицы, кто сгорел в огне, - в самое краткое мгновение времени все пробудятся, восстанут и явятся. Кто умер во чреве матери и не вступил в жизнь, того сделает совершеннолетним то же мгновение, которое возвратит жизнь мертвецам… Равными воскресит Творец сынов Адамовых; как сотворил их равными, так равными же пробудит и от смерти. В воскресении нет ни больших, ни малых! И преждевременно родившийся восстанет таким же, как и совершеннолетний. Только по делам и образу жизни будут там высокие и славные, и одни уподобятся свету, другие – тьме. Там праведные высоки и имениты делами правды, а злые – и худы и низки за свою порочную жизнь. Там добрые, по повелению Судии, будут отлучены от злых, и первые вознесены на небо, а последние низринуты в бездну; одни войдут в Царство, а другие отыдут во Ад».
                Со времен грехопадения человек разорвал свою связь с Богом и высшим миром, он стал падшим – испытывающим страх и ужас, страх есть горестное последствие греха, но  вместе с тем, для падших людей страх – гарант бытия, чувство опасности помогает им избежать гибели, экзистенциальная тревога не позволяет довольствоваться мимолетными благами материального мира, а священный ужас побуждает изменить свою жизнь и отвергнуть соблазны и искушения, задуматься о смерти и вечности, взмолиться Богу и искать спасение. Религиозный иррационалист и экзистенциалист Лев Шестов был убежден, что страх – это чувство «беспочвенности»,  человек ощущает, что лишился всех опор в жизни, он не может опереться ни на славу, власть и богатства, ни на искусство, науку и философию, находясь в драматичном положении Иова и Екклесиаста, ему открывается, что нет ничего прочного и незыблемого в здешнем мире – везде разверзается зияющая бездна и бушует разъяренный хаос, и это побуждает его обратиться к Богу, искать в Нем надежду, распрощаться с мещанским комфортом и ощутить таинственность Божьего мира. Глубоко прав Мартин Бубер, вслед за Соломоном и Кьеркегором, настаивавший на том, что начало веры есть страх Божий, а венец – любовь, страх Божий – врата любви, ибо тот, кто не боится Бога, не страшится оскорбить Творца своего и навеки разлучиться с Ним, тот не любит живого Бога Библии и пророков, он впал в самообольщение и прелесть – возлюбил создание своего ограниченного рассудка и разгоряченного воображения, а не библейского Бога: «Тот, кто начинает с любви, ни испытав сначала страха, любит кумира, который сотворил себе сам и которого легко любить, но не действительного Бога, первоначально страшного и непостижимого. Если же впоследствии человек, как Иов или Иван Карамазов, замечает, что Бог страшен и непостижим, он ужасается и отчаивается, если только Бог над ним не сжалится, как над Иовом, и не приведет его к любви к Себе». В христианстве Бог не таит, а открывает человеку всю безграничную мощь Своей любви – в Своей крестной жертве, в красоте сотворенной природы, в Церкви и ее таинствах, в Священном Писании и Священном Предании, в тайнах промышления Своего о мире и каждом создании – к сожалению, как иудей Мартин Бубер не мог во всей полноте воспринять Новозаветное Откровение о том, что Бог есть не только Личность, но и Любовь, для него Бог Библии – Бог скрывающий Себя и вечную любовь Свою к творению, но как прекрасный знаток религиозной психологии, он совершенно верно заметил, что истинная вера начинается с ощущения страха – человек ощущает свою незащищенность, упорядоченный мир, окружавший его рушится и терпят крушения его нравственные идеалы – ни в чем не находит он утешение как страждущий Иов, и ожидает великого чуда – явления Божиего: «Вся религиозная реальность начинается с того, что библейская религия называет «страхом Божьим». Он приходит, когда наше существование между жизнью и смертью становится непостижимым и жутким, когда всякое ощущение безопасности разбивается о тайну. Это не относительная тайна того, что недостижимо только для данного состояния человеческого знания, но что непознаваемо в принципе. Это сущностная тайна, непостижимость которой принадлежит к ее собственной природе». На протяжении всей жизни мучавшийся проблемой теодицеи Кьеркегор, акцентирующий внимание на книге Иова и размышлявший о подвиге веры Авраама и жертвоприношении Исаака, ужасался, что Бог может оказаться неправым – несвятым и неправедным, но мученическая вера его, закаленная философской рефлексией, зиждилась на убеждении, что «любовь Господа всегда больше нашей любви», и именно в том, что Бог есть Любовь, заключено величайшее Богооправдание: «Разве тебя не охватывает ужасный страх, когда хотя бы на одно мгновение в душе твоей рождалась мысль, что ты можешь оказать правым, что не воля Божья будет мудростью, но собственные твои планы, не мысль Божия будет любовью, но собственные твои чувства? И разве не было твоим высшим блаженством сознание того, что пред Богом ты всегда не прав – это не мудрость, которую ты должен признать, не утешение, которое смягчает твою боль, не временная замена чему-то лучшему; о нет, это радость, внутри которой ты одерживаешь победу над собой самим, и над миром, это твое наслаждение, твоя хвалебная песнь, твоя мольба, это доказательство того, что любовь твоя счастлива, как может быть счастлива только любовь, которой мы любим Бога».  Страждущий Иов мучается от того, что живой Бог пришел в противоречие с его самыми заветными нравственными идеалами, но когда Бог является Иову из бури начинает задавать ему вопросы, рассказывать притчи и загадывать загадки, то потрясенный страдалец понимает, что Бог превосходит сферу идеальности – Он выше всех идей и идеалов, Бог Сам задает идеалы – в том числе высочайший идеал Бога,  но и он – лишь тень Божия и та путеводная звезда, что ведет нас к живому Богу, бесконечно превосходящему все сущее и мыслимое в Своем предвечном совершенстве. Немецкий поэт и мистик Рильке в своих «Дуинских элегиях» писал, что священный ужас испытывает человек перед Богом, ибо вокруг Него – «страшное великолепие», более того – каждый Ангел великолепен и грозен, прекрасен и ужасен в своем величии; а в одном из писем своих Рильке парадоксально заявляет, что «прекрасное – это та часть ужасного, которую мы можем вместить», что напоминает мысль, высказанную Достоевским в романе «Братья Карамазовы» о том, красота – это таинственная и страшная вещь, великая и непостижимая сила и загадка. По высказыванию архимандрита Киприана Керна, «Божественная Литургия есть великое и страшное действие, сами высшие Ангелы – «безмолвно склонившись, ужасаются Херувимы и Серафимы, закрывающие свои лица и в священном трепете поющие, вопиющие, взывающие и глаголющие: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф». Таинственную и трисвятую небесную песнь огнезрачных и солнцеликих Серафимов удостоились слушать ветхозаветные пророки – пламенный Исайя, пророчествующий о Христе Искупителе, тайнозритель Иезекииль, узревший престол Господень, несущийся на четырех животных – льва, крылатого человека, тельца и орла, знаменующих высших Ангелов и изображающих четырех евангелистов, провидец Даниил, видевший предвечного Бога – Ветхого днями, восседающего на высочайшем престоле, окруженном тысячами тысяч и тьмами тем Ангелов, и новозаветные апостолы – Павел, вознесенный на третье небо и слышавший неизреченные глаголы Ангелов, и тайновидец Иоанн Богослов, на острове Патмос удостоившийся величайшего Божественного Откровения и созерцавший Божественную Литургию, совершающуюся на небесах. Если блаженные небожители – огнекрылые Серафимы, непрестанно молящиеся Богу и славящие Творца, благоговейно предстоят Всемогущему и не смеют дерзать на Всесвятого, закрывают крылами лица свои, то с каким же священным трепетом и благоговением мы – смертные и многогрешные люди, полные низких страстей и обуреваемые несметными грехами и пристрастиями, обитающие в мире лжи и зла, должны предстоять пред Всевышним и славить Творца неба и земли, прославлять Единородного Сына Его, так возлюбившего нас, что пришедшего на землю и взошедшего на Крест – принявшего голгофские муки и смерть ради нашего спасения, и Святой Дух, образовавший Церковь с ее таинствами и освящающий нас Своею благодатью, дающий нам познать Бога и жить святой, безгрешной и духовной жизнью. Святитель Игнатий Брянчанинов предостерегал, что любовь к Богу есть высший дар Святого Духа, она не имеет ничего общего с мечтательностью и разгоряченным воображением, но стяжается через подвижничество – верность Богу и догматам Его святой Церкви, через борьбу со страстями и участие в таинствах, через исполнение евангельских заповедей – любви к ближнему и врагам, через освобождение души от памятозлобия, через смиренномудрие и руководствование Евангелием и святоотеческими книгами, хранящими душу от желания чудесных и мистических видений Христа, Богородицы и Ангелов, льстящих самолюбию и разжигающий гордыню в сердце, и эта евангельская любовь – духовна и в отличие от возбужденного мечтательства не доводит верующего до исступления, но погружает его в молитвенное молчание, мир, покой и радость во Святом Духе.  Непостижимое, невыразимое и несравнимое величие Божие вызывает в сердцах самих Ангелов чувство священного трепета и благоговения, и чем более очищает свою душу человек и возвышается до Богопознания, тем глубже полагает он в основании жизни своей страх Божий – начало премудрости и источник добродетели. И если сравнить нашу жизнь с великим морем, то покаяние – это корабль, страх Божий – кормчий, а любовь – заветная пристань, ибо тот, кто не имеет страха Божиего никогда не обретет и любви к Богу, но лишь совершенная любовь изгоняет всякий страх, она – достояние всех, вошедших в Царство Небесное и достигших высшей цели – обожения, тех, кто до конца верны Богу и никогда не разлучатся с Ним.