За окном простывший полустанок.
- Наша следом, шмотки собирай,
- говорил художник. – Всё же странно.
Небо - будто чёрная дыра.
Нет, оно понятно, ночь и поздно.
Лес мелькает, словно сам бежит.
Нонсенс, понимаешь? Где там звёзды?
У меня в картине «Вечный жид»
Есть такое. Знать бы, что откуда.
Ты ж писатель. Ты мне и скажи.
- Жизнь - не нонсенс. Если хочешь – чудо.
Как коктейль из истины и лжи,
- отвечал писатель, выпивая.
- Ну, выходим, прибыли. Окей!
Русь моя! Любимая, живая!
Звякнул содержимым турпакет
С красной полосой на белом фоне
И короткой надписью «Магнит».
Заморгал светильник без плафона
На перроне. Звали вдаль огни.
Город Р. заснул под покрывалом
Из тумана с шёпотом осин.
- Знаешь, красота в большом и малом,
А Земля вокруг своей оси
Крутится и будет. Мы беспечны.
Здесь, смотри, церквА как свечи ввысь.
Не дыра вверху, там, братец, вечность.
Бытия, как есть, глубинный смысл,
- завершил писатель, речь толкая.
Фонари погасли. Время – час.
- У меня бутылочка «Токая»,
Предлагаю ужин при свечах,
- хохотнул художник. – Мы у цели.
Дом на них глазел из темноты.
- Может, лучше сразу по постелям?
Просит отдохнуть уставший тыл,
- позевал писатель. – Утро скоро.
- Надо же прибытие обмыть,
- возразил художник, - в этот город.
Мы же фронтом против этой тьмы,
- он махнул по сторонам руками.
- И не пьянки ради, для души,
- постучал в грудину. – Тут вот камень.
Как, скажи, мне с грузом этим жить?
Через время в мареве рассветном
Дом, согретый печкою, затих.
В забытьи писатель спорил с ветром
И кричал кому-то: еретик!
Вздрагивая, хмурясь от обиды.
А художник спал среди берёз,
Грудь сжимая несравненной Фриды.
- Трезвый, - бормотал он. - Я тверёз.
Город просыпался очень рано.
Радио запело. Старый хит.
Частный сектор. Домики с бурьяном.
Надрывали горло петухи.