- Ну, что, Лаврентий, сегодня день примирения и согласия! Ты должен примириться и согласиться с моим выбором! - процитировал я строчку анекдота и грозно взглянул на своего единственного члена семьи - попугая Лавра.
Мой интеллектуально одарённый, охра-зелёного окраса солнечный аратинга посмотрел на меня, перелетел со спинки стула на моё плечо и прошепелявил мне прямо в ухо: "Выборр! Выборр!"
- Вот именно, это мой выбор, и ты обязан его принять!.. Раз уж я его сделал, - немного неуверенно добавил я.
Новое слово так развеселило птицу, что я в очередной раз стал свидетелем его зажигательного танца, сопровождающегося пронзительными воплями. Надо сказать, что все плюсы этой пташки перечёркивал её невероятно громкий и звонкий голос. Я живу на восьмом этаже, и летом, когда Лавр гулял по балкону, его крики были слышны за три двора.
- Вечером к нам присоединится Таня, встреть, уж пожалуйста, её, как джентльмен, а не то мне придётся посадить тебя в клетку, - продолжил я многообещающе.
Вечер, на удивление, прошёл мирно, тихо и как-то по-семейному уютно.
- Кажется, он принял меня, - сказала наша гостья в конце вечера и осталась у нас ночевать.
С той ночи наша с Лаврентием семья пополнилась на одного члена - Таню, женщину с которой я надеялся быть вместе.
Первый раз мы поссорились с Таней где-то спустя полгода.
Была последняя суббота ноября, в воздухе уже вовсю пахло Новым Годом, и украшенный к празднику город призывно и настойчиво манил к себе. Сидеть дома не хотелось однозначно!
- Танюш, а не пройтись ли нам по центру? Зайдём в магазины, посмотрим тебе что-нибудь к Новому Году? А потом в кафе посидим. А хочешь в кино, а?..
- Глупо идти на первый попавшийся фильм! - возразила она. И добавила: - Мне работать надо, ты же знаешь, я готовлюсь к конференции. Иди один, если хочешь.
- Почему я должен идти один, если у меня есть женщина, моя женщина! - ну, разве можно было оставаться спокойным в такой ситуации.
- Прекрати жестикулировать и размахивать руками. Когда ты размахиваешь руками, ты напоминаешь осьминога! - Таня, оторвавшаяся было от экрана ноутбука, снова уткнулась в него.
- Один, один! - вставил свои пять копеек Лавр.
Я резко повернулся и направился к двери.
- И накрой, пожалуйста, клетку полотенцем, он мне мешает, - её слова догнали меня уже в коридоре.
В тот день я долго бродил по городу, пока окончательно не продрог и не завалился в небольшое кафе. Сидел, цедил кофе и думал, думал...
Про несчастную любовь так много всего написано, сказано, что порой сомневаешься, а есть ли вообще счастливая любовь на свете? Нет, не та, которая бывает в конфетно-букетный период. А та, которая должна присутствовать в повседневной жизни с её проблемами и буднями.
И что я вообще понимаю под словами – счастливая любовь? Чтобы всё было так, как мне рисуется в мечтах и фантазиях? Чтобы все мои желания исполнялись, как по мановению волшебной палочки, а спутница жизни была эдакой смесью джина из бутылки и прекрасной принцессы из сказки? Но ведь так не может быть в принципе! Рядом живой человек, а, поскольку идеальных людей в природе не существует, то и любимый человек не идеален. Да, и собственных минусов тоже предостаточно. Значит, для этой самой счастливой любви просто нужно не замечать недостатки друг друга, а сосредоточить внимание на достоинствах? И ещё научиться прощать сразу. Всё вроде и так, но почему-то "осьминог" не давал мне покоя. Мне показалось, что Таня, работавшая психологом, смотрела на меня в тот момент с профессиональной точки зрения, скорее, как на пациента, и "осьминог" - был не что иное, как психологический термин. Не примирившись с "осьминогом", но с твёрдым желанием наладить отношения с любимой женщиной, я вернулся домой.
- Знаешь, - сказала мне как-то Таня вечером в пятницу. - У Лаврентия появилась дама сердца. Это голубиха. Она обычно прилетает часов в девять утра на наше окно, и они общаются через стекло. Ты в это время на работе, а я наблюдаю за их встречами уже пять дней.
- Ничего себе! - я аж рот открыл от удивления. - Ай, да Лавруша!
- Не поверишь, я даже видела один раз, как он начал вырывать кусочки цветной бумаги, которую я оставила на столе, и украшать себя ими, наверное, очень хотел понравиться зазнобе, - улыбнулась Таня.
Утром в субботу (Ура, выходной!) я с нетерпением ждал появления голубихи, встав подальше от окна, но так, чтобы его было хорошо видно, и наблюдал, как Лаврентий весело прыгал по подоконнику.
Таня подошла ко мне, и наши руки невольно переплелись. С той самой ссоры прошло две недели. Мы усиленно делали вид, что ничего не случилось. Таня старалась не работать дома в выходные, и в воскресенье нам удалось выбраться в театр. А я терпеливо и целенаправленно давил в себе "осьминога".
Через какое-то время на наше окно опустился жирный, некрасивый голубь серого цвета с коричневыми и чёрными вкраплениями.
- Это она! - радостно воскликнула Таня.
Лавр мгновенно приосанился, захлопал крыльями, уткнулся головой в стекло и заворковал гортанными, незнакомыми мне звуками.
- Между собой аратинги разговаривают воркованием, я прочитала, - пояснила Таня.
Голубь за стеклом замер и, казалось, внимательно слушал Лавра. Глазки-бусинки не мигая смотрели на попугая, пока тот старательно выводил свои трели. Потом к звуками присоединились кивания головой и перепрыгивания с одной лапы на другую. Перепрыгивания постепенно участились и превратились в сумасшедшие прыжки. Было видно, что мой друг волнуется.
Внезапно голубь, до этого спокойно смотрящий на выступление Лавра, взмыл в воздух, описал в полёте небольшой круг, и раскрыв хвост "бабочкой", стал парить на месте прямо перед оконной рамой.
Лавр резко подался вперёд и начал дубасить клювом по стеклу.
- Эй, ты же стекло разобьёшь! - заорал я и, не соображая что делаю, кинулся к птице и схватил её в руки. В ту же секунду я почувствовал острую боль в указательном пальце. Боль была настолько сильной, что руки непроизвольно разжались.
Попугай тут же устремился обратно к стеклу, но голубь уже улетел.
Я был в шоке от случившегося. За пять лет нашего совместного с Лавром проживания, он ни разу меня не клюнул. Таня обработала ранку зелёнкой и заклеила пластырем.
Попугай упорно продолжал прижимать голову к стеклу и что-то вещать на своём языке.
Ни я, ни Таня его не интересовали.
- Любви, видимо, не только все возрасты покорны, но и видовые отличия, - попыталась разрядить обстановку Таня.
А через две недели был Новый Год. Мы отмечали его вдвоём. Я и Таня. Лавра пришлось отдать Таниной маме в надежде, что новая обстановка как-то поможет ему успокоиться.
С той субботы попугай часами прыгал на подоконнике, ожидая голубиху, которая больше не прилетала, и почти перестал разговаривать. Смотреть на него было больно, и сердце ныло. Чувствовал я себя ужасно, понимая, что виноват, спугнув его зазнобу. Таня периодически капала мне валерьянку и гладила, как маленького, по голове.
Потом, не выдержав накала моего самобичевания и переживаний Лавра, предложила отвезти его на какое-то время к своей маме. Я трусливо ухватился за эту идею, и в самый канун Нового Года попугай был переселён на новое место жительство.
Говорят, пережитое вместе горе сближает. Нас эта история сблизила точно. А ещё, наверное, просто желание быть вместе. "Осьминог" уснул и больше не просыпался. Надеюсь, так и будет.