Гл.1
Бывают в конце навигации такие дни, когда налетает с севера холодный ветер. Тогда Эссу начинает штормить. Волны, обгоняя друг друга, катятся против течения, и белопенные гребни их кажутся окутанными паром. Дым, вырываясь из пароходной трубы, подхваченный ветром, обгоняет судно, быстро исчезая в сумеречной дали. Неугомонные чайки, подгоняемые порывами ветра, низко носятся над водой. Там, где в реку кинжалом вонзается песчаная коса, волны бушуют особенно яростно.
Далеко за кормой парохода полная сил волна набегает на берег и , возвращаясь обессиленная обратно, тащит с собой ветки деревьев, сорванные листья, куски древесной коры. И всю свою силу тратит трудяга пароход на эти вползающие на приплеск волны, неутомимо разгоняя речные воды гребным винтом.
Я знаю, как достается эта неутомимость судну. Машина у парохода старая, изношенная. И каждый раз, когда я вижу год постройки, высеченный на медной дощечке, теплею душой. Ровесники! И блестящие от времени махины коленчатого вала, размеренно вращающие винт, кажутся мне гигантскими руками, неумолимо переворачивающими календарь моей жизни, безжалостно срывая с него листья времени...
Но сегодня реку словно выгладили утюгом, ни шороха, ни всплеска. Только на мелководье, по поверхности воды разбегаются пятнышки ряби.
Сейчас пароход завернет в широкую протоку с высоким скалистым берегом, на котором раскинулся город Хатанга.
С верхней палубы "Игарки", уже видно, как отражается в воде гора с разбежавшимися по ней домишками, белая церковь с колоколенкой и сама, выкрашенная в голубой цвет, пристань.
Нос судна уваливается влево, пароход ловко входит в крутое колено поворота и медленно идет к пристани. Раздается продолжительный гудок. "Игарка" сбавляет ход, боцман суетится возле кранцев и пароход доверчиво тычется носом в деревянный причал, застывая неподвижно, словно радуясь долгожданному отдыху.
...В Хатанге, в старом трехэтажном доме рядом с речным портом, я жил в маленькой однокомнатной квартире...
...В прошлой жизни я командовал дизельной подводной лодкой. Не Бог весть, какая карьера, но дослужился до капитана 1 ранга. У меня была семья, дети и красавица жена, все как у людей! Но недаром говорят, красивая жена - общая жена. Когда я уходил в поход, иногда на полгода, моя Ирина не тосковала в одиночестве. Перебирая кавалеров, она в конце- концов нашла того единственного, с которым решила провести остаток дней. Стаж нашей семейной жизни к тому моменту, составлял почти двадцать лет. Как компенсацию за прожитые со мной годы, жена решила оттяпать у меня квартиру, машину и даже дачный участок с маленьким сарайчиком. Все в жизни пригодится! Ее хахаль, подтянул кодлу юристов, которые враз доказали, что я ее бил, изменял и при этом беспробудно пил.
И когда я однажды пришел домой, возвратясь из очередного дальнего похода, на пороге меня встретил мордатый тип в несвежей майке, который мрачно посоветовал убираться по добру, по здорову. Из-за его спины выглядывала Ирина и, гаденько улыбаясь, тоже предложила катиться ко всем чертям.
Может, на моем месте кто-нибудь так бы и поступил. Но я аккуратно достал из кобуры ПМ и предложил им стать лицом к стене, растопырив ноги. Что бы выглядеть, как можно убедительнее, я даже произвел выстрел в потолок. После того, как эти голубки приняли нужную мне позу я несколько раз врезал носком ботинка по отвисшим причиндалам мордатого. Судя по его сдавленному крику, удары пришлись куда надо. Можно было врезать и жене, но я не стал. Женщина все-таки! Хотя, не мешало бы...
Когда меня вязали подоспевшие матросы из комендантского взвода, я жалел только об одном, что был одет в форменные туфли, а не в кирзовые сапоги!
Понятное дело, меня тут же выперли из армии, вернее погнали с флота! Но я ни о чем не сожалел. Если бы ситуация повторилась, я бы поступил так же.
Дети мои как-то сразу слились, став на сторону матери. Я принял это как данность, без особых эмоций, хотя сердце болело невыносимо!
Какое-то время пил горькую, как потомственный русский человек. Потом деньги закончились, и я стал думать, как заработать на корку хлеба.
Особо вариантов не было. Однажды я сел в поезд и оказался в Сибири, в Громове. Городе, расположенном на большой судоходной реке Эссе. Я с трубкой в зубах, как опытный морской волк, нагло приперся в пароходство и предложил свои услуги в качестве капитана. Ни больше, ни меньше! В речном флоте всегда нехватка кадров. На всю реку было только восемь дипломированных специалистов. Да, даже если бы их было сто восемь, все равно это бы не утолило кадровый голод.
Так что в отделе кадров пароходства меня внимательно выслушали, почитали диплом Высшего Калининградского военно-морского училища. И предложили по стажироваться на пароходе "Игарка". Тамошний капитан собирался на пенсию и в случае положительного исхода моей стажировки, я мог претендовать на его место.
Так я оказался на этой древней посудине, таскавшей по реке баржи с пассажирами, лесом или песком.
Через три месяца меня назначили капитаном "Игарки". Когда я в пароходстве получал необходимые документы, поймал на себе заинтересованный взгляд кадровички . Видать, она запрашивала командование северным флотом о причинах моего увольнения со службы и ответ на запрос ее впечатлил!
Началась новая жизнь. Я быстро привык к пароходу, нашел общий язык с командой. Костяк экипажа был опытный, ходил на "Игарке" не одну навигацию, и я не гнушался учится новому делу даже у простых матросов.
"Игарка" была переделана в пароход из буксира. Он имел узкий длинный корпус с отбитой на уровне воды красной ватерлинией. Над палубой возвышалась белая одноэтажная надстройка, на верхнем ярусе которой находился капитанский мостик. На мостике располагались рулевая и штурманская рубки. Штурманская рубка была совмещена с радиорубкой. Справа и слева на надстройке висели, выкрашенные в красный цвет, спасательные круги, на которых белой краской было написано " Игарка". На высоком флагштоке гордо развивался советский военно-морской флаг. Поначалу его пытались содрать, ссылаясь на какие-то параграфы Устава водного транспорта. Но со временем успокоились и отстали. Позади белоснежной надстройки дымила пароходная труба. Жители прибрежных сел рождались, женились, рожали детей, воспитывали внуков и умирали, а "Игарка" все также бурлила воды Эссы старым винтом, появляясь на реке весной с последними льдинами и уходя в док, когда осенью шло сало.
Незаметно летело время и вот сегодня у меня юбилей, закончилась десятая навигация.
...Осенний дождливый вечер казался мне нескончаемым. Отложив в сторону какой-то гламурный журнал с яркими цветными картинками, я курил трубку, забившись в угол старого кожаного дивана.
Темный абажур торшера бросал на пол резко очерченный круг света, остальная часть комнаты скрывалась в полутьме. За широкой, стеклянной дверью, ведущей на маленький балкон, порывистый ветер, завывая, гнал к берегу речные волны и с размаху разбивал их о камни и гравий. По балконному стеклу яростно барабанил дождь, стекая вниз тонкими водяными струйками.
Мебель досталась мне от прежнего жильца, старого капитана, который выйдя на пенсию подался в теплые края, перед смертью, напоследок, погреть косточки. Я не стал ничего менять, только добавил корабельные часы, небольшую коллекцию трубок и макет лодки, которой командовал. Часы я вульгарно спер, а макет мне подарила моя команда, когда я прощался с экипажем. На восточный, катанный из войлока ковер, висевший над кроватью, повесил кортик.
Одиночество не угнетало меня. Общения не хотелось, для моих соседей я был чужой. Весной исчезал и появлялся поздней осенью. Похоже, они и не догадывались кем я работаю.
Я пыхнул дымом, отложил трубку, встал и прошел на кухню. Мой взгляд упал на початую бутылку коньяка. Может сто граммов? Юбилей все-таки! И картошечки пожарить не мешало бы.
И в этот момент в дверь постучали.
Гл. 2
Я подошел к входной двери.
- Кто там? – Спросил не открывая.
За дверью было молчание. Я пожал плечами, постоял какое- то время, потом пошел обратно на кухню. Нерешенный вопрос пить или не пить все еще был актуален!
Стук повторился.
- «Дети балуются?»- Ничего другого в голову не приходило.
Я щелкнул выключателем, осветившим прихожую ярким светом. Повернул ручку замка и открыл дверь.
В дверях стояла стройная девушка, одетая в коричневый плащ с теплой подкладкой, который облегал ее хорошо сложенную небольшую фигурку.
Белокурые волосы сзади падали на плечи, а спереди были уложены в одно из тех замысловатых сооружений, создать которые способны только женщины.
Щурясь от яркого света, на меня смотрели большие голубые глаза, любопытные и слегка удивленные. Темная бахрома ресниц делала взгляд этих глаз еще более выразительным.
- Здравствуйте! Я могу войти? - Тихо промолвила нежданная гостья.
Я на мгновение потерял дар речи. Кто она? Откуда? Зачем пришла? Эти вопросы роем кружили в моей голове. Но ответа я не находил. У меня в этом городе не было знакомых девушек. Тем более таких очаровательных. Я какое-то время стоял молча, стараясь не смотреть незнакомке в лицо.
Пауза явно затягивалась.
- Так я войду? – Снова спросила девушка.
Мне ничего не оставалось, как посторониться, пропуская нежданную гостью.
Девушка сняла мокрый плащ, оставшись в дорогом шерстяном костюме, и глазами стала искать вешалку. Я, наконец, придя в себя, вежливо взял его из рук гостьи и аккуратно повесил на плечики. Она сбросила туфли и вопросительно посмотрела на меня.
- Проходите в комнату. Я вас сейчас напою горячим чаем. – Во мне стал просыпаться галантный светский лев.
Девушка прошла в комнату, с любопытством осматриваясь. Она остановилась возле книжного шкафа, некоторое время молча разглядывая макет подводной лодки, потом посмотрела на кортик и, наконец, присела на диван предварительно расправив юбку.
Я согрел чайник, долил кипятка в заварник, нашел несколько сушек, и все это великолепие аккуратно расставил на покрашенном белой краской табурете, служившим мне журнальным столиком.
Девушка сделала вежливый глоток и посмотрела на меня.
- И так, чем могу служить? – С напускной суровостью спросил я.
- Вы капитан Вежа Егор Ермолаевич? – Спросила незнакомка, аккуратно ставя на табурет чашку с горячим чаем.
- Совершенно верно. С кем имею честь? – Произнес я светским тоном.
- Меня зовут Маша, Маша Нефедова.
Она представилась так, как будто я обязан был знать какую-то Машу Нефедову! Я пожал плечами.
- У меня к вам очень важное дело! – Она подняла на меня свои голубые глаза. - Я хочу зафрахтовать ваш пароход…
Я даже поперхнулся от неожиданности! Ничего себе заявление, зафрахтовать пароход! Поднялся и подошел к окну. Человек меняется со временем. Если бы мне предложили такое лет пять тому назад, я бы не колеблясь, послал просителя ко всем чертям! А вот сейчас задумался. Впереди зима. Пять месяцев одиночества. Почти все капитаны зимой уезжают в теплые края, кто к родне, кто просто погреться на солнышке. Один я остаюсь здесь, потому что мне просто некуда ехать. Может и правда прокатиться в обществе красивой девушки?
Да, я действительно изменился! Новые мысли, взгляды, страсти, печаль и радость. Правда, иногда жаль себя, прежнего. Но невозможно вернуть былое. Да и незачем…
Я закурил трубку и открыл форточку.
За окном все так же бушевала непогода, превратившись в настоящий шторм. Темнота стала гуще, порывистый ветер, вместе с дождем, стучал в оконную раму. Грохот бьющихся о берег волн, стал казаться мне угрожающим.
А, в комнате было тепло. В углу горела печка, иногда потрескивая и салютуя искрами.
- Простите, сколько Вам лет? – Задал я гостье бестактный вопрос.
— Это имеет какое-то значение?! - Маша пожала плечами. – А, сколько вы мне дадите?
Женщина, во всем - женщина!
- Лет девятнадцать – двадцать!
Я явно погрешил против собственной совести, специально уменьшив возраст девушки года на четыре. Какой же мужчина не делал то же самое, отвечая женщинам на вопрос о возрасте!
- Ну, что вы, мне скоро будет двадцать шесть! – И, как все женщины в таких случаях, она внимательно посмотрела мне в глаза, желая отгадать, искренни ли мои слова.
Я выдержал ее взгляд…
- А зачем вам пароход? Тем более в такое время. Навигация закончилась, пароход послезавтра станет в док на зиму. Уже через две три недели река станет. Куда вы собрались по реке? – Если честно, мне было все равно, для чего ей пароход. Я уже для себя почти решил, что никуда не пойду. - Команда завтра получает расчет и уходит в отпуск до весны. Так что. с вашей затеей ничего не получится.
Я долил девушке горячего чаю.
- Я была в пароходстве. Мне сказали, что все зависит от вас. Вы опытный капитан, бывший военный моряк. Трудности вас не испугают! Тем более пароход мне нужен, максимум, на две недели. Я хорошо заплачу вам и команде. Если, конечно, они согласятся на этот рейс. Мы вернемся до того, как река покроется льдом. – В голосе Маши слышались просящие нотки, она даже покраснела. - Пароход пойдет налегке. Пять дней туда, пять обратно. Ну и на месте побудем дня три…
- Позвольте полюбопытствовать, а куда вы собираетесь идти? – Я переставил чашку, плеснув горячим чаем себе на руку.
- Вниз по реке до места впадения Элы. Потом вверх по Эле, километров сто двадцать, до старого заброшенного зимовья. Побудем там дня три и назад.
- А что вы забыли в этой глуши?
- Это… Это личное. – Тихо ответила девушка и опустила глаза…
- Хотите есть? – Неожиданно для себя спросил я.
-Что?!
- Я говорю, есть хотите?
Она удивленно посмотрела на меня.
- Пошли на кухню, картошки пожарим!..
Гл.3
Утром меня вызвали в пароходство.
- Надо помочь человеку. Из области звонили. - Начальник смотрел на меня в упор немигающим змеиным взглядом, словно хотел загипнотизировать и съесть.
- Река скоро станет, куда идти? Тем более машину надо подремонтировать. – Я вяло пытался вразумить начальство. Но безуспешно. Похоже, решение о моём внеплановом рейсе уже было принято.
Поняв, что спорить бесполезно, я мысленно плюнул и пошел к штурманам искать необходимые лоции и карты.
До слияния рек дойти не проблема, тем более по течению. Фарватер известный. А вот, как там, на Эле, я не знал. Говорили, что раньше по ней ходили маломерные суда. Но, вот уже лет тридцать, на этой реке не раздавалось пароходного гудка.
Из команды согласилось идти четыре человека, включая боцмана Дмитрича. Более чем достаточно. Идем без груза, налегке. Людей вполне хватит. Идти будем днем, в эту пору по ночам бакены уже не зажигают, не сезон. По моим прикидкам за две недели справимся…
Времени на сборы было очень мало. В течение светового дня мы загружали пароход углем, смазочным маслом и съестными припасами. К вечеру все было готово. Я оставил на пароходе вахтенного, а остальных отправил по домам собирать личные вещи.
На следующий день, рано утром, «Игарка» отвалила от причала, вышла на середину реки, дала протяжный гудок и, вспенивая винтом холодную, осеннюю воду, двинулась вниз по течению.
Температура была еще плюсовая, но приближение зимы ощущалось во всем. Маша стояла у борта и с любопытством смотрела на проплывающий берег. Фарватер проходил почти по середине реки. Утро было туманное и берег был едва виден. Эсса несла свои воды к Северному Ледовитому океану и чем ниже по течению, тем она становилась шире.
«Куда идем мы с Пятачком, большой, большой секрет?!». У меня в голове все утро крутилась эта детская песенка.
«Пятачок» по имени Маша, похоже, продрог на ветру и вернулся в теплую каюту. Я кивнул рулевому и ушел с мостика. Маршрут известный, пока нечего волноваться!
…Накануне вечером ко мне домой пришел Дмитрич. Он долго переминался с ноги на ногу, пока я не пригласил его на кухню. Дмитрич присел за стол, положив на него свои большие мозолистые руки. Я достал две рюмки, напластал ножом хлеба и докторской колбасы. Первые три рюмки мы выпили молча. После третей. Дмитрич пожевал колбасу и изрек:
- В гиблое место идем, Егор Ермолаевич!
Я недоуменно посмотрел на боцмана.
- Лет тридцать назад там исчез человек. Охотник. Готовил зимовье для промысловиков. Когда партия добралась до места, его там не оказалось. Изба заперта, все на месте, а человека, как и не было. Пропал. Долго искали, следователь даже выезжал. Ничего! Ходили слухи, что охотник тот, шпиёном был!
Дмитрич всегда говорил правильно, но для пущего страха специально «упростил» свою речь.
- С той поры перестали промысловики зимовать в тех местах. Место, говорили, плохое, проклятое. Постепенно изба пришла в упадок и как там сейчас, неизвестно. – Дмитрич выразительно посмотрел на бутылку.
Я разлил водку и подрезал еще колбасы.
- Я к тому, - продолжал боцман, - что надо бы ружьишко прихватить! Мало ли что? По пути зверушку кой-какую подстрелить, да и как прибудем на место, тоже лишним не будет. Мало ли что!
Я согласно кивнул и поднял рюмку: – Ну, давай за успешный рейс!
Когда Дмитрич ушел, я вытащил из шкафа свою двустволку. Пошарил по полкам и нашел немного дробовых патронов. Боцман прав. Дорога не близкая, всякое может случиться. На пароходе у меня имелось кое -что по- серьезнее. Немецкий «Маузер» времен войны. И штык к нему имелся. Отличное оружие, для тех, кто понимает! Я снова посмотрел на двустволку. Беру! Оружия лишнего не бывает…
Собирался я с вечера. Покидал теплые вещи в рюкзак, приготовил непромокаемый плащ. Долго вертел в руках капитанскую фуражку, решая, брать или не брать! Но военная привычка победила. Что это за капитан без фуражки и трубки?! Сунул в карман рюкзака широкий охотничий нож, купленный в Хатанге на базаре. Положил бинокль и пошел спать…
Долго не мог уснуть. Все думал о словах Дмитрича. Похоже, наша Маша не такая простушка, какой хочет казаться!..
…Я сидел на корме под навесом из старого брезента и курил трубку. Все вокруг затихло в ожидании дождя. Было слышно только, как работает паровая машина и периодически постукивает дверка топки. Берега были пустынными. Иногда, правда, попадались, вытащенные на берег лодки, похожие на нахохлившихся в ожидании непогоды воробьев.
Налетел ветер и погнал дым из пароходной трубы в сторону левого берега. По реке, на перерез пароходу, побежали волны. Ветер принес дождь. Он ударил каплями по воде и забарабанил по брезенту. Вокруг потемнело от нависших свинцовых туч.
Я поднял воротник тужурки и натянул на лоб фуражку. Стало ощутимо холодно.
- Можно присесть??
Ко мне не слышно подошла Маша.
Я кивнул и убрал свои широко раскинутые ноги. Мы помолчали какое-то время.
- Разрешите, я помогу повару приготовить обед? - Нарушила тишину Маша.
- А кто сегодня на камбузе? – Я постучал трубкой о парапет, выбивая пепел.
- Федор Дмитриевич.
Я не сразу сообразил, что она говорить про боцмана.
- Помогите, если заняться нечем.
- Почему нечем! – Обиделась она. – Просто я хотела помочь!..
Маша встала и, прикрываясь плащом от дождя, стала спускаться по скользкому трапу на нижнюю палубу…
Я вернулся на капитанский мостик. Приближался вечер и нужно было искать место, чтобы стать на якорь.
Ночью я листал лоции, курил трубку, пуская дым в открытый иллюминатор. Ночь была тихой. Дождь закончился и было слышно, как скрипит якорная цепь и бьется о борт парохода волна. Иногда с берега доносилось уханье филина. Меня терзала смутная тревога. Я попытался понять причину беспокойства, но ответа так и не нашел…
На следующий день погода снова испортилась. Мокрый снег и дождь сменяли друг друга. Серые и холодные речные волны неистово бились о борт судна, обдавая ледяными брызгами палубу.
…Через пять дней мы достигли места слияния рек. Отсюда до Полярного круга было рукой подать. Но мы повернули направо, и пошли против течения Элы. Берега были высокими и крутыми. Вскоре долина реки стала напоминать широкий каньон. Ветер и дождь прекратились, и дым шел прямо вверх, постепенно превращаясь в серое облако, сливающееся с пасмурным небом. Пройдя около шестидесяти километров в верх по течению, пароход обогнул отвесно подымающийся высокий утес, похожий на исполинский палец. Стало заметно, что река понемногу сужается. Карта, с нанесенным тридцать лет назад фарватером, у меня была, но я, на всякий случай, включил эхолот, периодически измеряя глубину реки по курсу движения парохода. Но были случаи, когда эхолот не давал ясной картины, и тогда Дмитрич, с шлюпки, мерил глубину фарватера длинным багром.
Вскоре далеко на горизонте показались горы. Снега, покрывавшие их вершины, ярко белели на темном фоне неба.
Все это время наша пассажирка пыталась нам не докучать. Она помогала на камбузе и старалась не путаться под ногами. Я насколько раз ловил на себе ее странный взгляд, но на предавал этому особого значения.
Однажды, в бинокль на берегу я увидел марала, с любопытством смотревшего на проплывающий пароход. Несколько раз мы спугнули кабанов, вышедших к реке на водопой. Наконец, я решил остановиться днем и поохотится, не забираясь далеко в тайгу.
«Игарка» сбавила ход, повернула налево, и медленно прошла между высокими скалами в небольшую бухту, предварительно измерив её глубину и, бросила якорь. Спустили шлюпку. Маша с Дмитричем и вахтенный остались на пароходе, а я, с двумя матросами. отправился к скалистому берегу. Мы, как можно дальше, вытащили шлюпку на берег и стали искать путь, ведущий наверх. Вскоре, по еле заметной тропе, петляющей в зарослях шиповника, мы поднялись на высокий берег. Тайга примыкала вплотную к реке. Высокие сосны нависали над водой. Я приказал матросам не уходить далеко от берега, и мы разошлись. Вскоре я услыхал два выстрела. Видимо кто-то из ребят наткнулся на дичь. Я сам поднял тетерева, и успел подстрелить его влет. Благо патроны были с дробью. Больше испытывать удачу я не рискнул и вернулся к лодке. Следом за мной появились и матросы, тащившие убитую косулю. Вот только вид у них был испуганный.
- За нами следили! – Сказал запыхавшийся моторист Вадик, держа наизготовку ружье. – Я даже несколько раз видел что-то черное, мелькавшее между деревьями. Нужно уходить отсюда!
Второй матрос кивал и опасливо таращился в сторону тайги.
- Начинается! – Недовольно подумал я. - Ну Дмитрич, сукин кот, его работа! Стращает своими байками команду.
Мы стащили шлюпку на воду и стали грести к пароходу.
Вдруг сверху затрещали сучья, С высокого берега в воду, рядом с шлюпкой упало дерево, вырванное с корнями. Нас накрыло брызгами. Следом раздался рев, переходящий в жуткий протяжный вой. Не вой волка или рев медведя. А, выворачивающий душу на изнанку, рев неизвестной твари. По моей спине пробежал холодок!..