Чем больше углубляешься в историю первых культур, тем сильнее вязнешь в их поисках бессмертия. Какой- то неведомый Создатель тщательно - любовно обхаживал своих первенцев. Разрабатывал то и это, вкладывал в головки ребятишек мысли, остающиеся за пределами нашего понимания до сих пор.
Может быть, люди обходились без «Куратора». Среди огромных, пока ещё, гостеприимных пространств, появились общины, озабоченные не только добычей пищи, чистотой воды и охраной своей территории. Зачем им были сложные умствования с красивым, даже изощрённым оформлением? Нам не понять.
С шумерами- то, как раз, всё «понятно». Они пришли уже зрелыми, пережившими многое и многих, нахлебавшимися, набившими шишек. Где- то был пройден Путь, собраны опыт и знания.
Месопотамия показалась шумерам удобным местом для создания школ и передачи опыта. Почему у людей, не знавших обжига кирпичей и табличек, возникла эта потребность? Похоже, не нашего ума дело.
Необходимое уточнение. Не знали или не видели надобности? Шумерская керамика поражает. Создавалась она, явно, не без обжига.
Писали дневники, конспектировали богов, пытались понять случившееся, создавали первые истории любви небожителей и царей, набрасывали черновики проповедей, вошедших потом прямиком в Новый Завет. Минуя странности Ветхого Завета.
Может быть, эти люди были первыми выпускниками образовательных учреждений своих создателей? Их зиккураты строились, как ступени, по которым боги могли спускаться для проверки домашних заданий. Наверху ставились уютные домики на случай, если Учитель задержится с проверкой допоздна.
Сколько толкований породила история любви Иннаны и Думузи. В Вавилоне Иштар и Таммуза. Сами шумерские тексты разобраны на части любителями старины, торговцами, солдатами бесконечных войн в этом регионе.
Смысл оставшегося тёмен. Не сразу были разработаны правила для писцов, обязывавшие знать изменение значений слов за последние 500 лет.
И, вообще, какие такие 500 лет, если начало мифа о Думузи относят к тридцатому веку до нашего времени?
В мифе об Иштар и Таммузе находят и Авеля с Каином и Иуду, и Агнца, который жертвой изменил правила посмертия. В Вавилоне Богиня и Пастух меняются сущностями. Теперь он не может умереть совсем, а ей приходиться периодически спускаться в Царство мёртвых.
Очень динамичная история. Иннана и простая девушка, и богиня, и жена, и сестра. Думузи предстаёт в самых разных проявлениях.
Всё делает женщина. Сначала идёт в место, где едят глину и пьют грязь, как смертная или сестра.
Но смертному нет пути в Подземелье, если он жив. Потом богиня появляется там в бессмертном облике, но законы богов не властны в мире без солнца.
Иннана побеждает и выводит мужа. Под конец легенда уточняет время воскрешения Думузи: « Месяц нисан в день весеннего равноденствия».
Перечитайте «Мастера и Маргариту», поведение женщины и мужчины станет яснее. Может быть, Булгаков добирался до вавилонских сказаний? Роман писался долго.
Религиоведы находят прямые аналогии «Песни песней» с любовными диалогами Иннаны и Думузи. Еврейские мудрецы оплакивание Думузи называли мерзостью. Библия полностью отрицает связь с предшественниками. Но через Крит «шумерские» религиозные представления вошли в греческую культуру…
А, может, то было египетским влиянием? Тоже через Крит.
Вавилон уже думал о душе, красотах изложения, о примерах для подражания.
Мне ближе древний вариант истории.
Иннана была богиней любви и войны, кто знает, почему её «наградили» птичьими лапками? Изображение само по себе интересное. Ножки - «вполне себе ничего» заканчиваются крупными лапами большой сорной птицы. Водились там ездовые страусы, а девушка причём?
Баба Яга и её избушка в одном флаконе. Что- то очень запредельное есть в образе, корнями- коготками уходящем, в шумерскую предысторию.
Подходит к нашей чивушке молоденький пастух Думузи и уговаривает провести ночь вне дома. Мол: « Скажи маме, что у подруги ночевала». Богиня согласилась, но ей не понравилось.
Богине с курьими ножками нравится божественный земледелец Энкимду, а родня настаивает на кандидатуре «кроткого» Думузи.
Брат Иннаны бог солнца Уту так и говорит: «О, моя сестра! Становись женою божественного пастуха. Он будет поить тебя свежим овечьим молоком, и его ладони, которыми он обнимет твой стройный стан, будут чистыми и белыми, как сливки, что он станет тебе приносить».
Не хочет Иннана.
Приходит сам Думузи: « Чем я хуже земледельца Энкимду? Неужели он лучше, чем я? Он – владелец канав и каналов, хозяин мотыг и плугов.
Правда, он обещает тебе белоснежное полотно, но и у меня много белых овец. Он сулит тебе темные ткани, но и у меня есть овцы с черной шерстью. Он делает из ячменя опьяняющее душу пиво, но молоко моих овец вкуснее и полезнее. Он предлагает тебе насыщающий тело хлеб и выращенные бобы, а я приготовлю тебе лучшие сорта сыра, вкус которых приятнее меда.
Пунктик на чистоте прослеживается.
Сестра упрямится, брат давит: «Когда я подарю тебе белые простыни?» Имеются в виду свадебные подарки. Строптивая девушка не собирается готовить себе приданное, солнцеликий Уту сам отбеливает и чешет лён, что- то там прядёт и укоризненно смотрит на сестру.
Мать тоже не даёт покоя девушке.
«Мне не люб твой пастух, отвечает дочь, я не хочу носить тонкие ткани из овечьей шерсти, в которые он мечтает одеть меня. Мне гораздо милее земледелец Энкимду, покрывающий землю буйной зеленью, выращивающий спелые колосья!»
Упрямицу уговаривают сделать «правильный» выбор. Определение не моё. У меня полное впечатление, что в мифе запечатлена маленькая трагедия растворения шумерской культуры в семитском окружении.
Утверждают, не насильственном. Кочевники проникали в города, постепенно занимали руководящие посты. Бац! Шумеро-аккадская культура и язык, на котором говорило всё, что тогда умело писать и читать.
О «не насильственном» я ещё выскажусь.
Кто же такой Энкимду? Думузи называет его грязным хозяином мутных каналов и канав, задирается, собирается биться за обладание прекрасной Иннаной.
Не случается войны из- за женщины.
« Зачем нам сражаться? Иннана выбрала тебя, владей ею. Твои овцы будут щипать траву на МОИХ лугах. Твои козлята и ягнята будут пить воду из МОИХ каналов. На полях Урука Я выращу для них зерно. Как свадебный дар Я принесу тебе и Иннане пшеницу, бобы, чечевицу».
Когда я писала о друге Гильгамеша Энкиду, не стала отвлекаться на то, что зверочеловека считают воплощением бога мудрости Энки. А здесь это сравнение просто напрашивается.
Ещё напрашивается укор городским культурам, превратившим земледельца в недочеловека, «говорящее орудие», в немое, выносливое вьючное животное.
Не было такого. Как не было оружия в городах Харрапы. Ибо, не является «естественным» право вооружённого человека, понастроившего зачумлённые города.
А, если сбросить немножко патетики, не простил мудрый и насмешливый «добродушный» Энкимду Иннану. Или не простил «правильного» выбора.
Иннана выходит замуж, Думузи дарит ей украшения, а новобрачная открытым текстом, но на «женском языке» обещает мужу большие неприятности. Думузи не понял, никакие сомнения не омрачили его радости.
Из разных версий гибели бога- пастуха я выберу самую поэтическую.
Налетели навьи ветры. Те самые, что потом разлучат Ивана да Марью. Бездыханный пастух пал на землю.
Но этот вариант уже вавилонский. А в раннем варианте Инанна попадает в Царство мёртвых по собственной инициативе, а не для спасения мужа.
Воинственна и амбициозна была.
Решила древняя Любовь отобрать у сестры Эрешкигаль Подземное царство. Неба и земли маловато показалось.
Интересно, что бы из этого вышло…
Может быть, не надо было бы Орфею и Христу спускаться в Царство теней?
Иннану никто не ждал. Богиня начала ломиться в двери, ругаться и обещать разнести здесь всё, если не откроют добром. Эрешкигаль пожала плечами, велела слуге открыть двери и провести гостью через все врата, соблюдая местные обычаи.
Врат было семь, перед каждыми привратник срывал с завоевательницы украшения- обереги, по слухам подаренные перед брачной ночью счастливым избранником.
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
Вот «разоблачённая ёлочка» предстаёт перед сестрой и подземными судьями анунаками. «Царица ночи» убивает её взглядом, несущим смерть, подвешивает бездыханное тело, как тряпочку, на гвоздь.
«Воскрешенья не будет», писал когда- то Окуджава.
Не по этому поводу, конечно.
Тем бы и кончилась история с завоеванием любовью ещё одного мира, но у богини тоже был слуга.
И очень преданный.
Он бегал от бога к богу до тех пор, пока не нашёл провидца, просчитавшего последствия случившегося.
Никто не собирался помогать Силе, переоценившей свои силы.
Богам уже понравилось жить без греха, не так хлопотно и без последствий. Отсутствие желания у земных обитателей плодиться и размножаться ещё не казалось проблемой. Только бог мудрости Энки понял, что скоро некому и нечем будет кормить беспечных собратьев Иннаны.
Из грязи под ногтями ещё один муж богини создал двух демонов. Они проникли в Царство мёртвых, помогли родить Эрешкигаль. Иннана ещё покровительствовала и роженицам. Без неё роды превратились в бесконечную муку. Платой за помощь было провонявшее тело, висевшее на крючке.
Снова никто уже из подземных обитателей не почувствовал подвоха. Осыпанная тем и этим, политая третьим- четвёртым Иннана, ожила и поспешила на выход. Путь богине преградили анунаки.
Нельзя покинуть Подземелье без замены. Сколько прибыло, столько должно остаться в местных отчётностях.
Богиня выходит из заточения в сопровождении страшных судей Посмертия и тщетно ищет добровольца на своё свой гвоздик в Подземелье.
Желавших заменить её в «месте, откуда нет возврата», не было. Родственники сидели в траурных одеждах, плакали, рвали на себе волосы, посыпали лысинки пеплом. То есть, всё делали правильно.
«Яга Виевна» расстроилась и забежала домой за новыми украшениями. А там сидит Думузи.
За столом, заставленным блюдами с самой вкусной пищей. В лучших одеждах, в отличном настроении. Может быть, молодой муж собирался отпраздновать возвращение, куда- то запропастившейся, блудни жены. Но «блудня» не стала разбираться.
Обидно же.
«Вот он!», с неумолимостью Вия палец с крючковатым грязным ногтем указал в сторону божественного пастуха.
Обычно делается трагическая пауза, потом печально говорится: «Всё понял Думузи!»
Всё понял Думузи и бежал.
«Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла…»
Нет, я не осуждаю Думузи, не придерживаюсь подобной романтики вслед за Лермонтовым. Пастух хотел жить, поступал, как обычный человек. Всякие соображения о верности, долге, жертвенности были придуманы потом.
Естественность, человечность шумерских сказаний даже удивляет. Никаких золотых дождей, похотливых лебедей, пожираний собственного потомства. Всё, как у людей. С одной стороны.
С другой- подробно описаны только украшения Иннаны, упор делается на внутреннее содержание.
А здесь мы стараемся, как можем.
Думузи петлял, как заяц, превращался в лиловых кроликов из «Варвары красы, длинной косы». Да, да, обращался к Энки с просьбой превратить его в какое- нибудь животное. Пастуху даже удалось оторваться и спрятаться.
Место схрона знала только сестра Думузи и друзья. Говорят, сестру страшно пытали, но она не выдала брата. Сдали друзья.
И сидеть бы беглецу в шумерском аду, но его сестра вызвалась заменить брата.
Вот здесь мы утыкаемся в добровольную жертву любящего человека.
Мне кажется, это больше, чем послушание воле отца, но женская цивилизация уже сделала «правильный выбор», за что и поплатилась. Теперь о её роли не принято упоминать.
Есть уточнение. Сестру Думузи звали Гештинана. Снова по созвучию делают предположение, что Гештинана и Иннана, одно лицо. Получается, богиня жертвует собой в любом случае.
А смысл? Стоило ли вести за собой анунаков, чтобы снова стать тряпочкой, повешенной на гвоздь?
Иннана не пожертвовала собой ради мужа. В шумерском Посмертие, как в животе у крокодила. Темно, уныло и постыло.
Здесь и сейчас!
Пока есть силы стать «пятой колонной» в аду и разложить его любовью!
Когда уже хватает мудрости отблагодарить преданных людей!
Пока ещё есть время подойти к любимому человеку, уткнуться носом в рубашку, выбеленную потом, промурлыкать в широкую грудь: « Не виноватая я. Он сам пришёл».
Энкимду простил. Не мужик, что ли? Тамбурины, флейта, танцующая девушка из Харрапы тому порукой. Хочется верить!
Оставшиеся на земле, во избежание путаницы многочисленных жертв и не жертв мифа, праздновали смерть и Воскрешение божественного Пастуха. Иннане «отрастили » лапки Курочки Рябы, дабы держалась за насест, а не «гребла под себя» мыслимые и не мыслимые роли.
А я извиняюсь перед богиней за резкое слово, сказанное в её адрес в одной из статей.
Прости меня, Иннана!
Иначе эту историю прожили в Кемете. И начинается она тем, чем сказки обычно заканчиваются.
Пир!
Слуги Сета приносят саркофаг. Кому он придётся впору, тот и будет его хозяином. Радостное оживление перед гробом. «Мой размерчик», торжествует Осирис. Ложится. Щёлк- щёлк- щёлк- щёлк! Саркофаг закрывается. Подручные Сета прячут гроб в камышах.
Исида с сестрой находят саркофаг. Похоже, женщины побежали на рынок за ингредиентами волшебного зелья. Пока сёстры готовят «живую воду», Сет разрубает тело Осириса на части и разбрасывает куски на все четыре египетские стороны.
И начинается тяжкий Подвиг не жены - не вдовы, превратившей целую страну в надгробный камень своей любви.
Ещё можно сказать, что Египет и есть тело Осириса. Конечно, эта трактовка не так мрачна, но не отменяет женского одиночества, кропотливой работы очередной, чивушки над смыслами религии.
Исида превращалась в птицу, её облик получил подробное объяснение. Правда, не менее озадачивающее, чем лапки Иннаны.
Вдова Осириса собирает расчленённое тело. Там, где она находит части, строятся храмы, образовательные центры, мастерские, в которых уточняются детали египетского отношения к Посмертия.
Каждый усопший египтянин или египтянка расчленяются по образу и подобию Осириса, отпеваются двумя богинями, в роли, которых выступают плакальщицы, погребаются в соответствии с Первым погребением.
После этого умерший представал перед высшим судом. На одной чаше судейских весов лежало сердце человека. На другой - перо истины. У каждого греха был свой ответчик. Когда все ответчики говорили: «Не виновен», чаши уравновешивались, и душа египтянина могла…
Нет, не воссесть рядом с Осирисом. Смертный становился самим Осирисом. И женщина тоже. В посмертье терялось половое различие.
Египтяне имели свой рай. Здесь же, рядышком. Там ждали родные люди. Связь между ушедшими и живущими представлялась естественной частью жизни. Поминали, помнили имя, проговаривали вслух, обязательно его записывали.
Почему две женские цивилизации разно – одинаково прочли одну историю? Наверное, реки, ставшие колыбелью культур, передали им свой характер.
Месопотамия лет на двести начала раньше. Мощные Ефрат и Тигр, не признававшие точных сроков и границ разливов, потребовали объединения сил людей скорее, чем Нил, плавно, по часам разливающийся плодоносными наводнениями.
Шумеры первыми написали миф о Всемирном потопе, занялись астрологическими наблюдениями, пытаясь найти управу земным стихиям. Постоянное вторжение новых народов, столкновение государств оказали влияние на мышление цивилизации в целом.
Египет тоже завоёвывался и захватывал чужие территории, но расцвёл он, когда объединил весь Нил под властью одного царя. До тошноты не любящий перемен Кемет, достигал вершин именно при долгом правлении какого- нибудь избранника судьбы. Ничего не мешало мудрецам разрабатывать глубины мифологии, отношений между людьми…
Пирамиды Кемета символизировали первые островки суши, сотворённые богами посреди бескрайних первобытных вод. Цари страны в них начинали путь к бессмертию. Участие в строительстве усыпальниц было естественным долгом, благодарностью богам за размеренный и предсказуемый ход жизни.
Каверзный вопрос, можно ли считать простых строителей сотворцами богов на новом уровне, думаю, им не приходил в голову.
Или приходил, но ощущался, а не проговаривался.
У египтян собственная гордость.
А, вообще, история Египта - жестокий романс.